Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад.
Глава XXXVI. Приключение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад. Глава XXXVI. Приключение (старая орфография)

ГЛАВА XXXVI.
Приключение.

Шестьдесят лет тому назад, в Шотландии обедали в два часа, и мистер Джильфилан двинулся в путь около четырех часов прекрасного осенняго дня. От Кэрнврекана до Стирлинга считалось восемнадцать миль, и он расчитывал достигнуть места назначения к двум часам ночи. Поэтому он напрягал все свои силы и бодро шел во главе отряда, время от времени посматривая на Вэверлея, как бы желая вступить с ним в спор. Наконец, он не устоял против искушения, и приостановив свой скорый шаг очутился подле нашего героя; несколько времени он молча ехал рядом, и потом неожиданно спросил:

-- Можете вы мне сказать кто этот господин, который стоял подле кэрнвреканского лэрда, в черной одежде и с напудренной головой?

-- Это пресвитерианский пастор, ответил Вэверлей.

-- Пресвитерианец! повторил Джильфилан презрительно; скажите лучше, несчастный эрастианец, или прелатист. В своих проповедях они пытаются стращать и утешать людей, но все у них выходит безжизненно, безсмысленно, неувлекательно. Вы вероятно в том же стаде воспитывались?

-- Нет; я принадлежу к англиканской церкви.

-- О! это почти одно и то же, воскликнул Джильфилан; но пословице: "кулик кулика видит издалека". Кто бы мог подумать, что прекрасное здание шотландской церкви, воздвигнутое нашими отцами в 1642 г., будет обезображено плотскими стремлениями настоящого времени? Ах, кто бы мог сказать, что дорогая резьба святилища будет так скоро уничтожена?

Наш герой не счел нужным отвечать на это сетование, подтвержденное глубоким вздохом некоторыми из присутствовавших. Мистер Джильфилан решил, что если Вэверлей не желает спорить, так все же может слушать, и продолжал свою иеремиаду:

сделки и тому подобные нечестия, - не следует, говорю я, удивляться, что вы, сер, и подобные вам несчастные люди стараетесь воздвигнуть новый Вавилон нечестия, как во времена кровавых гонений святых мучеников. Я уверен, что если бы вы не были ослеплены милостями и наградами, службою и удовольствиями, суетностью и наследствами нашего грешного мира, я мог бы доказать вам словами священного писания в какую грязную ветошь вы слагаете ваши верования; я мог бы доказать вам, что ваши стихари, ризы и пр. только полинявшие обноски великой распутницы сидящей на семи холмах и пьющей из чаши омерзения {Пресвитериане черпали из апокалипсиса самые бранные сравнения и применяли их к католической церкви, которую они не называли иначе, как великой распутницей, а папу викарием диавола или самим диаволом.}. Как? вы глухи, гады. Ода вас завлекает своими чарами, сбывает вам свой товар и опьяняет вас своей чашей разврата.

Неизвестно как долго продолжал бы военный богослов свою обличительную речь, в которой он не щадил никого, кроме разбросанных представителей горной расы, как он называл горцев. Предмет был обширный, а оратор обладал здоровым голосом и хорошей памятью; весьма вероятно, что он только в Стирлинге кончил бы свою проповедь, если бы не обратил внимания на разнощика, который присоединился дорогой к отряду, и с необыкновенной добросовестностью вторил вздохами словам почтенного мистера Джильфилана.

-- Кто вы такой, любезный? спросил он.

-- Бедный разнощик; иду в Стирлинг и прошу у вашей милости позволения воспользоваться покровительством вашего отряда, столь драгоценным в такое смутное время. О, ваша милость необыкновенно искусно объясняет самую сущность сокровенных... да, сокровенных и трудно понимаемых причин, вызвавших в нашей стране умножение отступников от чистой церкви христианской. Да, ваша милость касается самого корпя зла.

-- Друг мой, начал мистер Джильфилан более мягким голосом, - не называйте меня вашею милостью; я не хожу по селам и городам, по рынкам и пастбищам, заставляя поселян и пастухов ломать передо мною шапки, как делает маиор Мельвиль из Кэрнврекана, и называть меня лэрдом, капитаном или вашею милостью. Нет, мое маленькое состояньице возрасло, с благословения Божьяго, до двадцати тысяч марок, но с ним не возрасла гордость моего сердца; и я не люблю, чтобы меня звали капитаном, хотя этот титул дан мне в предписании графа Глепкерпа, достойного искателя евангельской истицы. Пока я жив, пока у меня будет хоть один грош в кошельке и капля крови в жилах, я буду все тем же Габакуком Джильфиланом, стоящим мод знаменем учения, признанного некогда славной шотландской церковью до её вступления в сделку с проклятым Ахапом.

-- Вы правы, друг мой, вы правы, весело воскликнул Джильфилан, который любил такую лесть. - Вы правы: мои стада настоящей ланкастерской породы, и подобных им не найдете на Кильморских фермах. Вслед за этим он начал длинное разсуждение о достоинстве своих коров, которое вероятно так же мало интересует читателя как и нашего героя; но потом снова возвратился к богословским вопросам. Разнощик был очевидно менее посвящен в духовные предметы; он только вторил словам Джильфилана глубокими вздохами, и время от времени вставлял уместное замечание.

-- Какая благодать была бы для несчастных, ослепленных папистов, сказал он, - если бы Господь послал в их страну, которые я недавно посетил, такой светоч духовного просвещения! Я посетил, по делам своей маленькой торговли, и Московию, и Францию, и Голландию, и Польшу, О! как бы ваша милость была огорчена, если бы вам пришлось побывать в их церквах, где услышали бы пение, и говор, и звуки органа на хорах; они там и суботы не признают {Пресвитериане празднуют суботу вместо воскресенья.}, и в праздничные дни предаются игре в кости и языческим пляскам.

Слова разнощика навели мистера Джильфклана на разсуждение о Книге Развлечений, о завете, о протестантах и возстании виггаморов, о вестминстерском собрании богословов, о кратком и пространном катихизисе, об отлучении Торвуда и об убиении архиепископа Шарпа. Последний предмет навел его на вопрос о законности самообороны; он сказал по этому поводу много дельного и разумного, чего нельзя было ожидать по предшествовавшим его разсуждениям, и привлек даже внимание Вэверлея, который до тех пор почти не слушал его и был занят собственными мыслями. Мистер Джильфилан коснулся также вопроса, насколько законно поступает частный человек, когда является карателем общественного зла, и погрузился в подробное обсуждение поступка Джэмса Мичеля, выстрелившого в архиепископа св. Андрея, за несколько лет до его убиения Магусом Муиром; но в это время неожиданное событие положило конец его красноречию.

Последние лучи заходящого солнца угасали на горизонте, когда отряд стал подниматься по крутой тропинке, глубоко врезавшейся в скалистую покатость горы. Местность была довольно открытая, но поросла густым вереском, и представляла много неровностей; местами чернели овраги, наполненные хворостом, местами возвышались небольшие холмы, покрытые приземистым кустарником. На вершине горы, к которой направлялись путешественники, виднелся густой лесок. Авангард отряда, составленный из самых здоровых и сильных людей, значительно опередил остальных и успел скрыться на противоположном склоне; Джильфилан, разнощик, Вэверлей и приставленные к нему солдаты приближались к вершине, а ариергард безпорядочно тянулся за ними на большом разстоянии.

особенно потому, что обнаруживал явное невнимание к богословским истинам, исходившим из уст его, и он довольно резко заметил разнощику, что не намерен ждать и терять время из за-безполезной собаки.

-- Товита! воскликнул мистер Джильфилан с необыкновеным жаром. - Сказка о Товите и его собаке языческая выдумка и апокриф {Апокрифы, по мнению пресвитериан, языческие романы.}; упоминать о них может прелатист или папист. Я начинаю думать, что я в вас ошибся, любезнейший.

-- Очень может быть, спокойно заметил разнощик по тем не менее я позволю себе еще раз окликнуть мою бедную Баути.

На последний сигнал последовал неожиданный ответ: шесть или восемь горцев выскочили из-за кустов и бросились на узкую тропинку, потрясая своими мечами. Джильфилан не потерялся при виде непрошенных гостей; он крикнула. громким голосом: "Меч Господа и Гедеона" 1 обнажил свой палаш, и вероятно постоял бы за святое дело так же доблестно, как некогда его предшественники при Друмклоге; но разнощик выхватил с быстротой молнии ружье у солдата, стоявшого подле него и нанес красноречивому проповеднику камеронского учения такой сильный удар прикладом по голове, что он упал замертво. Последовало общее смятение, во время которого один из воинов Джильфилана выстрелил на удачу и убил лошадь под нашим героем. Вэверлей очутился под нею и получил тяжелое увечье, но два здоровых горца тотчас высвободили его из опасного положения, подхватили под руки и потащили в сторону от тропинки. Они бежали очень скоро, увлекая за собою и поддерживая Эдуарда, который мог разслышать за собою еще несколько выстрелов. Как он узнал впоследствии, то были воины Джильфилана, к которому подоспели ариергард и авангард. При виде такого подкрепления, горцы поспешно отступили, предварительно уложив меткими выстрелами нескольких волонтеров. После непродолжительного обмена выстрелов, камеронцы, опасаясь вторичной засады и очутившись без вождя, решились подобрать раненых и продолжать путь в Стирлинг, отказавшись от намерения отбить похищенного пленника.