Сент-Ронанские воды.
Часть первая.
Глава V. Письменное красноречие

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Скотт В., год: 1828
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Сент-Ронанские воды. Часть первая. Глава V. Письменное красноречие (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА V.

Письменное красноречие.

"Как отвечать?.. Где письма от тебя?.."
Приор.

Желая вполне удовлетворить любопытству наших читателей, мы, хотя и не без труда, между старинными манускриптами отыскали копии с трех посланий, врученных Нелли Троттер для достовления Францу Тиррелю. Вот что содержало в себе первое из них:

"Г. Винтерблоссом от. имени Лади Пенелопы Пенфатер, Сира Бинго и Лади Винк, Лерда и Мисс Мовбрай Сен-Ронанских и от всего общества, находящагося в гостиннице при водах, извещает Г. остановившагося в трактире Мег Дод, в старой деревне Сен-Ронанской, что для всех их весьма приятно будет видеть его в своем кругу столь часто, как позволят ему обстоятельства; общество нашло необходимым сделать сие приглашение от имени всех членов своих: ибо по правилам, принятым от него, в общество могут быть допускаемы только те, которые поселятся в новой ресторации - но на сей раз оно решилось сделать исключение во уважение талантов Г.... который наверное, узнавши короче всех членов общества, решится переменить свое местопребывание и изберет для сего новую гостинницу, или который нибудь из небольших наемных домиков, также принадлежащих к ней, Г. Бинтерблоссом с своей стороны, желая услужить Г. рекомендует ему домик, называемый Лиллипуталь, на что если решится Г..., то благоволил бы ему Г. Винтерблоссому прислать верную мерку с своего роста, ибо и прежний хозяин сего домика, Капитан Ранлетрей, потому только решился выехать из него, что кровать в спальне была слишком коротка для него. Г. Винтерблоссом впрочем надеется со временем более и более приобрести себе дружества Г..., к которому он имеет честь пребыть с полным уважением" и проч.

Письмо сие было написано со всевозможною аккуратностию и строгим соблюдение правописания; почерк руки был похож на почерк исправного Клерка, между тем как слог письма некоторым образом показывал и характер Г. Президента Винтерблоссома.

Другое письмо составляло разительнейший контраст с важностию и дипломатическою точностию предыдущого - оно было совершенно в новейшем вкусе: классические цветы красноречия, которые Г. Шатерлей с величайшею тщательностию собирал на прежнем Университетском поприще своем, смешанные с дикими, так сказать, цветками плодовитого воображения Лади Пенелопы, видны были почти на каждой строке. Вот его содержание:

"Группы Дриад и Наяд, соединенные при целительных водах Сен-Ронанских, с удивлением узнали, что молодый Аполлон, обладающий двумя раскошнейшими подарками природы, то есть даром Поэзии и Живописи, случайно поселился в соседстве их; иногда бродит по лесам их и мечтает под говором струй ручья кристального, и не думая с своей стороны воздать должную признательность божествам и хранителям мест сих, он до сих пор еще медлит явиться пред ними - и извещается чрез сие, что одно только скорое повиновение может испросить прощение ему; в противном случае, кисти его да потонут в Лете и звуки сладкострунной лиры да не отдадутся в потомстве!

Postscriptum. "Обожаемая Пенелопа, коея прелести и добродетели давно уже сопричли ее в число богинь, в новой ресторации при освященных водах обыкновенно раздает всем нектар и амброзию, что простые, смертные на бедном языке своем называют чаем и пирожками, в следующий четверг в восемь часов вечера как сама богиня, так и все музы будут находиться в полном собрании; почему чужестранец и приглашается разделить удовольствие общества.

Secundum postscriptum. "Один надменный пастух, не довольствуясь скромною хижинкою под соломенною кровлею и стремясь к большим приобретениям, оставляет ее на сих днях.

"И так вы видите, что место есть свободно --

"Росполагайтесь, коль угодно....

Tertium postscriptum. "Наша Ирида, в семицветном костюме своем возседающая на колеснице, наполненной существами подводными, которую обыкновенные смертные называют Нелли Троттер, рыбною торговкою, привезет нам ответ ваш на высокое приглашение."

Это письмо было написано также с довольною аккуратностию и Италиянским почерком. На печати изображены были лира, палитра кисти - одним словом, все принадлежности романического вкуса.

Характер третьяго письма был совершенно противуположен двум первым. Литеры в нем были большие, кривые, одним словом, показывали в писавшем не больше как школьника; впрочем, так как оно кажется нам достойным полного внимания наших читателей и Даже может служишь образчиком каллиграфии, то мы и решаемся скопировать его от слова до слова.

"Государь мой!

"Жак Мовбрай ударился со мной обзаклат што сом которова убили вы в прошлой четверк, весил около дватцати фунтов - я спорил што не более двенадцати - ну. А как охотник были вы сами, то вы и решите спор наш - или пожаловав к нам, или написав к нам; не босьте быть нам в тягасть - заклать наш об дюжине бутылак шампанского, которые мы и должны распить в следующий понедельник. Пожалоста приходите - я и Мовбрай надеемся што вы полюбите нас. Ваш покорной услужник Винко-Банк Баронет Блок-Гальской.

"Посылаю вам несколько удочков привезенных мне из Индии и червячков наловленных моими людьми: надеюсь што это будет приятно вам."

Прошло три дня, а ответа на все три приглашения не было никакого. Впрочем любопытство приглашавших таинственного незнакомца не только не уменьшалось, но даже возрастало еще более, не смотря на то, что каждый довольно громко говорил о неучтивстве незнакомого гения и о его неумении жить в свете.

Между тем Франц Тиррель, к великому удивлению своему, так как и все философы, начал находить, что он никогда не бывал столь уединенным, как в то время, когда он был один, В небольших уединенных прогулках своих, сообразовавшихся, может быть, с состоянием его духа, он иногда встречался кой с кем из жителей при водах, всегда внимательным и испытующим взором смотревших на него; но он пропускал это обстоятельство обыкновенно без внимания, будучи слишком далек от того, чтобы полагать себя предметом всеобщого внимания; но это было так, как уже известно нашим читателям. Лади Пенелопа и прочия дамы свиты её, Г. Винтерблоссом на своей маленькой серой лошадке, Г. Шатерлей в своем всегда черном платье и панталонах цветом воронова глаза, одним словом, все особы общества при новооткрытых водах с некоторого времени перестали думать обо всем другом "кроме незнакомца в старой деревне; куда бы ни пошел он, его везде, так сказать, следили и старались с ним сблизиться; в про, гудках его по горам нежные романсы обыкновенно уведомляли его о близости самой богини мест! сих; хотел ли он уединишься в лесу - звуки флейты Шатердеевой раздавались не вдалеке от него; садился ли он с удочкою в руке на берегу реки - Сир Бинго или кто нибудь из друзей его непременно всегда как нарочно, нарушали его уединение.

Усилия, которые употреблял он для избежания сих, так сказать, преследовании, приобрели ему наконец название мизантропа в нашем обществе, где за чайным столиком всякой рассказывал, что ему удалось видеть, иногда даже многое прибавляя и от себя; не забыты были ни малейшия подробности: его лице, платье, места прогулок - обо всем было перетолковано более тысячи раз - но интересность незнакомца чрез сие ни мало ни убавилась. Таинственное поведение его еще более возбуждало любопытство - это обыкновенная черта людей, встречающаяся почти во всех обществах: что имеет вид тайны, как не желать проникнуть того? Одним словом, любопытство возрасло до такой степени, что, выключая одного человека, всякой ничего столько не желал, как увидеть в кругу своем незнакомца; особенно дамы изъявляли на счет его участие свое: оне безпрестанно спрашивали одна другую: точно ли незнакомец мизантроп? всегда ли он был мизантропом? - какая причина его мизантропии, и нет ли какого нибудь средства излечить его от оной?

Один только человек, как мы сказали выше, не принимал, большого участия в этом деле - и этот человек, не желавший знакомства с нашим Тиррелем был Лерд Мовбрай чрез одного почтенного человека Жана Парнера, ткача для всего околотка, иногда тихонько от всех занимавшагося и охотою в запрещенных местах и также рыбною ловлею, а следственно не редко встречавшагося и с незнакомцем, и даже иногда, указывавшого ему хорошия места для ловли, узнал он, что мнение Сир Бинго относительно веса пойманного сома было гораздо вероятнее и ближе к истине, нежели его - следовательно заклад был проигран - чего весьма не хотелось Мовбраю, ибо до сих пор он видел в Сир Бинго такого человека, который некоторым образам искал всего в нем и почти боялся иметь собственное свое суждение. Лерд Мовбрай опасался, чтобы выигранный заклад, дав Сиру некоторым образом преимущество над ним, не переменил совершенно положения дел и не подал сему последнему мысли, так сказать, оперишься и полететь на собственных крыльях своих, чего не мог снести, Мовбрай по некоторым видам.

Он желал, чтобы незнакомец продолжал быть для всех тайною, а следственно, чтобы и заклад его не был проигранным; он даже старался всеми силами препятствовать соединению с ним, представляя его в виде весьма непривлекательном для общества; тем, которые более других желали познакомиться с ним, он напоминал о посылке трех писем к нему и о его невнимательности даже и ответить на оные, что без сомнения, прибавлял он, не показывает в нем ни благородного происхождения, ни хорошого воспитания.

Но хотя все видимости были против него, хотя это весьма справедливо, что он любил уединение и убегал многочисленного общества, впрочем должно признаться, что наш Тиррель совершенно не заслуживал упреков в незнании политики и законов учтивости, ибо он не получал ни одного из трех писем, посланных к нему" Нелли Троттер, отчасти из боязни явишься на лице к своей товарке Мег без рисунков, которые она вверила ей, отчасти от того, что вино и сон выгнали у нея совершенно из головы обещание, данное ею обществу при водах, поворотила свою тележку мимо старой деревни прямо к Скат-Раву, где было её жилище и где она отдала все три письма первому попавшемуся ей деревенскому мальчишке для доставления их при первой, по её словам, акказии, к постояльцу трактира старой её приятельницы Мег Дод - от чего и случилось, что письма уже через несколько дней попали наконец в руки Франца Тирреля.

Чтение сих посланий отчасти объяснило ему особенное участие и любопытство, с которым обыкновенно смотрели на него соседние жители при водах, встречаясь с ним в прогулках его. Видя из писем, что его уже довольно знают, ибо говорят и об его талантах, и разсудив, что уединенная жизнь в самом деле должна возбудить все любопытство их, Тиррель расчел, что роль его может сделаться довольно смешною, решился написать к Господину Винтерблессому ответ в довольно обыкновенном тоне: он изъяснил ему о позднем доставлении к нему писем, сожалел сердечно, что не мог отвечать на них ранее, и извещал, что он намерен завтрашний же день придти обедать со всем обществом их, присоединяя, что он весьма сожалеет о невозможности, по причине слабого здоровья, своего душевного разстройства и обстоятельств, в которых он находится, чаще пользоваться сею честию во время пребывания своего в этой стране; он также просил никак не безпокоиться о приискании ему комнат при водах, ибо он весьма был доволен настоящею своею квартирою. - В особенном небольшом письмеце к Сир Бингу извещал он его, что почитает себя весьма счастливым, будучи в состоянии услужишь ему на счет точного и определительного веса в пойманном им соме; ибо он записан обстоятельно в журнал его. - Чорт бы его взял и с его журналом! думал сам с собою Лерд Сен-Ронанский: какая аккуратность - все надо писать - прямой гений! В заключении письма прибавлено было, что хотя решение сего спора и было в пользу только одной стороны, впрочем он желает, чтобы как выигравший, так и проигравший с удовольствием выпили спорное вино, и что он с своей стороны извиняется в том, что не может с ними участвовать в этом. В конце страницы был приложен точный и подробный вес пойманного сома.

Обрадованный сим письмом, Сир Бинго торжествовал свою победу в выигрыше заклада; твердил всем вообще и каждому порознь, что он никогда не ошибается в суждениях своих; кричал громко, что Тиррель был бравый молодец, с которым он надеется в последствии времени познакомиться получше; между тем как Лерд, посбавив спеси своей, про себя от чистого сердца посылал к чорту незнакомца и не находил другого средства заставить молчать своего противника, как признав себя побежденным и назначив день для выставки проигранного вина.

Все общество микроскопически разбирало ответ Тирреля Г. Винитерблоссому; во всяком слове старались найти что нибудь чрезвычайное, во всякой простой и обыкновенной мысли находили таинственный и скрытный смысл, над которым без милости ломали головы свои. Г. Прокурор Микклеван, перечитывая в шестый раз письмо незнакомца и дошедши до того места, где он с сожалением представляет причины, препятствующия ему чаще пользоваться компаниею при водах, с особенным ударением и значительною миною произнес слова: обстоятельства, в которых он находится... и потом, как бы сделавши какое-нибудь большое открытие, важным взором своим окинул все общество.

"Чорт бы его побрал! "сказал он: "он предпочитает дымную кухню этой старой Мег всему нашему обществу!"

Доктор Квасклебен, также в свою очередь надевши на нос большие очки свои, не преминул анализировать каждый пункт ответа, столь интересного для всех, и также дошедши до этого же места в письме, остановился на словах: по причине слабого здоровья. "Г-м!" сказал он, снимая очки свои и кладя их в зеленый софьянный футляр: "г-м! по причине слабого здоровья!... Он не совсем глуп - чувствует, что болен, но не знает того, что болезнь его не есть обыкновенная и что против нее трудно сыскать врача; впрочем, может быть, это какая нибудь и хроническая болезнь... может быть, следствие подагры, или чего нибудь подобного сему, но его желание удаляться от общества его потупленные глаза, неправильная походка, безпокойство при виде кого нибудь подходящого к нему... Г. Винтерблоссом! прикажите, чтобы ко мне принесли ныне же все старые журналы. Ваше приказание держат их всегда в шкафу за замком мне всегда крайне не нравилось."

-- Но, Доктор! вы знаете, что ето необходимо. В нашем обществе столь мало людей, занимающихся чтением, что без сей предосторожности все как старые, так и вновь получаемые журналы или бы распропали, или были передраны.--

"Очень хорошо, я не спорю; впрочем прикажите их все принести ко мне: помнится мне, за несколько времени перед сим я читал там нечто относящееся к безопасному обхождению с безумными: вы знаете, что такие случаи довольно небезопасны. Мне хочется еще повторить там кое что... горячешная рубашка с неразрезными рукавами, кажется, есть в моем багаже.... а там увидим, что нужно."

- Бедный молодой человек! говорили оне: ежели справедливо то, что подозревает Г. Доктор! Кто знает, от чего это случилось с ним? Он сам упоминает впрочем в письме своем о каком-то душевном разстройстве - бедный молодой человек!

Таким-то образом, благодаря изобретательному духу общества Сен-Ронанского, простая записка в осьмую долю листа была истолкована на сто различных манеров. Думал ли бедный Франц Тиррель, то из нея извлекут заключение, лишавшее его по словам одних состояния, по словам других разсудка, а по заключению некоторых и того и другого вместе!

Одним словом, столько говорено было pro et contra, столько различных идей и догадок сообщено было от одного другому о его мизантропии и причинах оной, что не знали, как бы дождаться следующого дня, в которой обещался придти он; а когда настало это время и все общество по обыкновению сошлось в столовую, натурально часами двумя ранее обыкновенного, то разговоры у догадки и сомнения о таинственном незнакомце дошли до такой степени возвышения, что некоторые даже начали сомневаться, на ногах ли, или на руках войдет он в комнату.

начало почти сомневаться, тот ли это незнакомец, которому приписали и мизантропию и гения, и странности, и даже сумасшествие, ибо физиономия незнакомца была довольно привлекательна, да" же выразительна, платье, если не в последнем вкусе, по крайней мере таково, что не уступало ни одному костюму и самых кавалеров при Сен-Ронанских водах, не смотря на то, что он жил в негодном трактире старой деревни и это всех прослыл за чудака по своей странной и уединенной жизни.

Между тем, как он с неподражаемою ловкостию раскланивался с обществом и рекомендовал себя, толстая кора предубеждений спадала с глаз каждого, к кому относился он, ибо всякой с удовольствием видел в нем благородное и приятное обращение, заставлявшее стыдишься тех мыслей, которые о нем имели прежде; одним словом, каковы бы ни были происхождение и настоящее состояние Тирреля, каково бы ни было место, занимаемое им в обществе, в собственной особе его было что-то такое, что невольно располагало к нему душу каждого и заставляло видеть в нем приятного и вместе благородного человека.

.Во-первых он поблагодарил Г. Винтерблоссома за учтивое приглашение его таким тоном, из которого Г. Президент должен был понять, что гость сей не незнаком с наукою жить в большом свете; далее самым учтивейшим образом извинился он пред всею компаниею, что был столь долгое время предметом лестного для себя внимания их и не мог до сих пор лично засвидетельствовать своей признательности. Наконец мало помалу он начал ознакомливаться с каждым и каждою из общества, не показывая во всех приемах своих того робкого и застенчивого вида, с которым появляется в блестящее общество какой нибудь новичок, прячущийся, подобно сове, в первое дупло, чтобы скрыть свои недостатки и неумение обращаться с отборным кругом; напротив того, по его обращению и благородному тону можно было заключишь, что, находясь даже и в вышнем и еще благороднейшем кругу, он не был бы не на своем месте. В разговорах с Лади Пенелопою он приноравливался к романтическому тону письма Г. Шатерлея, как бы твердо зная, что он не проиграет в этом случае. "Мне чрезвычайно жаль," говорил он Шатерлею, "что я не мог присутствовать в назначенное вами время при Юноне и собрании Нимф её; но в этом случае виноват не я, а ваша Ирида, не доставившая мне в надлежащее время небесного послания вашего; по край ей мере," прибавил он "я очень возхищен тем, что послание сие, хотя поздно, но дошло до меня, без чего в жизни моей не достало бы многих щастливых минут, которыми наслаждаюсь я в настоящее время."

Тиррель с благородною скромностию отклонял от себя титло поэта х говоря, что когда он читал знаменитые произведения поэтов своего времени, то всегда краснел, при одной мысли дерзновения стремиться в след за ними.

"Если вы решительно хотите скрыть от нас таланты свои, Г.. Тиррель" сказала Лади Пенелопа это мы все будем смотреть на вас не иначе, как на человека, желающого обмануть нас и лишить удовольствия иногда полюбоваться вашими прекраснейшими произведениями; конечно., может быть, вы имеете какие нибудь особенные причины. Впрочем, мы уже некоторым образом знакомы с вашим гением.."

" - Да, да, - прервал ее Г. Винтерблоссом - и я могу сей час же представить улику против обвиняемого, - с сими словами он вытащил из своего портфеля рисунки принесенные Нелли Троттер и которыми он овладел с того времени. Рисунки были весьма тщательно сбережены ибо Г. Президент давно обладал искуством наклеивать картинки на толстую двойную бумагу от чего даже неприметными делались самые сгибы от складывания их вдвое или вчетверо; это искуство наклеивания далось г., Призиденту почти столько же, как Мистрис Беэр, старинной приятельнице моей, которая, не смотря на то, что не умела читать, всегда таким образом подклеивала издание старинного Шекспира, выпечатанного in folio.

"Прекрасно! вот вам " закричал Г. Прокурор, делая из себя смешную гримасу и потирая толстые руки свои.

-- Если вы столько снисходительны, - сказал Тиррель, - чтобы дать название картин подобным безделкам, то я должен признать себя побежденным. Я привык заниматься от скуки этим мараньем, а между тем хозяйка моя Мистрис Дод недавно дала мне заметить, что чрез такия безделки я могу обезпечить и содержание моей жизни, на что, кажется, едва ли я и не решусь."

в свой портфель, как бы боясь, чтоб незнакомый артист не положил цены за них; Лади Пенелопа смешалась и не знала совершенно, что ей делать. Надлежало оставить нежные взгляды и короткость обращения, которые она уже позволила себе в разговорах с Тиррелем, и взять на себя вид важности и покровительства, что естественным образом было весьма не легко сделать в одну минуту. Г. Прокурор ворчал себе под нос: "Обстоятельства дел его! вот они и оказываются. Впрочем, я всегда сомневался в нем."

Сир Бинго также шептал на ухо приятелю своему Лерду Сен-Ронанскому: "Скверная, разбитая в ногах кляча и ничего более! Впрочем, это весьма досадно! Кто бы не подумал, что это лошадь хорошей породы?"

"Двадцать пять гиней держу, что это неправда! я даже готов об этом спросить его самого."

-- Отвечаю тебе двадцать пять гиней, только если ты в продолжение десяти минут сделаешь это. Но не горячись, Бинго, ты не так храбр. Да и посмотри, как у него сверкают глаза, как у гончей собаки, завидевшей зайца; ты не решишься подойти к нему.--

"Кончено," сказал Баронет голосом, хотя не столь твердым, как прежде, впрочем с видимою решимостию: "надобно поступать осторожно в сем деле. Со мной есть деньги," присоединил он: "Винтерблоссом будет у нас порукою заклада."

-- Со мной нет денег, но я прикажу расплатиться с тобой Микклевану, если ты выиграешь.--

"Хорошо; только, чтобы он не замедлил: я не люблю, когда меня из моих денег водят за нос..."

-- Из твоих денег!... Прежде надобно выиграть их; а еще до тех пор, любезный друг мой Бинго, я надеюсь увидеть, как этот чудак раскроит тебе череп толстым кулаком своим. Послушай: не лучше ли будет снестись с ним Капитану Мак Турку? Наперед говорю, что ты наживешь себе хлопот на шею - поверь, что я не хочу зла тебе: переменим лучше заклад на пять гиней; ну, хочешь? Я сей час напишу доверенность Микклевану?--

"Пишитеж и провалитесь к чорту! Вы стали пятиться, Лерд, я это вижу" и с сими словами он начал подходить к Тиррелю, раскланиваясь и рекомендуя ему себя.

"Государь мой!.. Я... я имел честь... писать к вам..." вот единственные слова, которые охриплое горло его и туго стянутый галстух позволили слышать как Тиррелю, так и всему обществу.

-- Провалиться бы ему во ад! - думал сам с собою Мовбрай: - кто бы мог ожидать от него такой рыси? Я думал, что он еще в десять минут не сберется с духом - и при сей мысли он механически вынул большие серебряные часы из своего кармана.

голосом Тиррелю о рыбной ловле, об охоте, вообще как о занятиях, хотя и приятных, но не совсем благородных и свойственных человеку образованному; твердил об удовольствии нового и лестного для Него с ним знакомства, о нелепом предположении иных, что Тиррель не имел никаких занятий другого рода, и наконец, уже собравшись несколько с духом, он осмелился сказать ему довольно явственно: "я... я говорю и утверждаю, Г. Тиррель, что вы рождены в нашем, то есть в благородном кругу, а что занятия ваши... "

-- Если вы говорите на счет охоты и рыбной ловли, Сир Бинго, то я всегда был, да и теперь даже, большой охотник заниматься этими обоими удовольствиями --

"Следовательно вы иногда занимаетесь делами и другого рода?"

-- О каких делах другого рода говорите вы, Сир Бинго? Я не имею удовольствия понимать слова ваши.--

"То есть, Г. Тиррель, то есть вы... кто нибудь... что нибудь значите в свете" сказал поминаясь, как уставший гусь, то на той, то на другой ноге, бедный наш Сир Бинго.

"Так, совершенно так, Г. Тиррель, никакого прямого участия," насилу мог выговорить заикающийся от страха Баронет, ибо тон, с которым Тиррель сделал ему последний вопрос свой, был ему столько же не по вкусу, как и рюмка кислого вина, которого он не мог перпешь от природы: "я.. я только утверждал, что вы бравый молодый человек, и даже ударился об заклад, что вы не принадлежите к числу людей, всегда занимающихся ремеслами, о которых мы говорили с вами, - вот и все тут

-- И вы ударились с Лердом Мовбраем, как кажется мне?...

"Так точно, вы угадали, и кажется, в этом нет ничего худого?"

было не отвечать вам. Вы точно правы, я не рожден и не воспитан ни для одного из сих состояний; а если иногда и занимаюсь чем нибудь подобным... так это единственно для своего удовольствия: мне кажется, теперь я совершенно удовлетворил вашему любопытству?--

"Благодарю вас, Г. Тиррель! И так Мовбрай проиграл!" вскричал Баронет, ударяя себя по груди и с торжествующим видом смотря на своего противника.

-- Еще одну минуту, Сир Бинго! - сказал останавливая его Тиррель: - я имею нечто сказать вам: я чрезвычайно уважаю заклады - это есть особенная черта, или, так сказать, привилегия Англичан - они бьются всегда, о чем им вздумается, и никто не думает им препятствовать. Но и я, кажется, уже с своей стороны довольно показал, что меня не льзя обвинять в желании противоречить национальным обычаям; почему теперь и осмеливаюсь уже просить вас не выбирать впредь предметом для закладов ваших ни меня, ни поступков моих.--

"Чорт меня возьми, если я решусь еще когда нибудь на это!" подумал сам в себе Баронет, начав разсыпаться перед ним в извинениях, от которых уже освободил как его самого, так и Тирреля звук колокольчика; возвещавшого время обеда.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница