Черная стрела.
Часть первая. Два мальчика.
Глава VII. Закрытое лицо

ГЛАВА VII
Закрытое лицо

Они проснулись на рассвете; птицы еще не пели, а только чирикали в лесу; солнце еще не взошло, но на востоке небо было покрыто красивыми разноцветными полосами. Полуголодные, измученные от усталости, они лежали неподвижно, испытывая чувство восхитительной истомы. Внезапно до слуха их донесся звук колокольчика.

- Колокольчик! - сказал, вставая, Дик. - Неужели мы так близко от Холивуда?

Спустя немного времени раздался звук колокольчика, но на этот раз несколько ближе; и с этих пор он продолжал звучать отрывисто в утреннем молчании, приближаясь все ближе и ближе.

- Что бы это могло значить? - сказал Дик, который проснулся совсем.

- Это идет кто-то, - ответил Мэтчем, - колокольчик звенит при каждом его движении.

- Я сам понимаю это, - сказал Дик. - Но для чего? Что делает он в Тонсталльских лесах? Джек, - прибавил он, - смейся надо мной, если хочешь, но мне не нравится этот глухой звук.

- Да, - сказал Мэтчем, и дрожь пробежала по его телу, - в нем есть что-то печальное. Если бы не наступил день...

Но как раз в это мгновение колокольчик зазвучал быстрее и отчетливее, потом издал громкий, нестройный звук и замолк на некоторое время.

- Тот, кто идет с колокольчиком, как будто бежал некоторое время и потом бросился в воду, - заметил Дик.

- А теперь он снова пошел тише, - прибавил Мэтчем.

- Нет, - возразил Дик, - не так уж тихо, Джек. Этот человек идет очень скоро. Он или боится за свою жизнь, или спешит по какому-нибудь делу. Разве ты не замечаешь, как быстро приближаются шаги?

- Они совсем близко, - сказал Мэтчем.

Мальчики стояли на краю ямы, а так как она находилась на возвышении, то перед ними открывался вид на большую часть прогалины вплоть до окружавших ее густых лесов.

При дневном свете, очень ясном, хотя небо было серо, мальчики увидели тропинку, извивавшуюся белой лентой среди дроков. Судя по ее направлению, Дик решил, что она должна более или менее прямо вести к Моот-Хаусу.

На тропинке показалась белая фигура, вышедшая с опушки леса. Она остановилась немного, видимо, оглядываясь по сторонам; потом медленно, согнувшись почти вдвое, пошла через вереск, приближаясь к месту, где находились мальчики. Колокольчик звенел при каждом ее шаге. Лица у фигуры не было; белый капюшон, в котором не были даже прорезаны дырочки для глаз, закрывал голову; неведомое существо, по-видимому, ощупывало дорогу палкой.

Смертельный ужас охватил мальчиков.

- Прокаженный! - проговорил Дик слабым голосом.

- Нет, - возразил Дик, - разве ты не видишь, что он совсем слепой? Он ощупывает дорогу палкой. Будем лежать смирно; ветер дует в сторону тропинки; он пройдет мимо, не сделав нам вреда. Увы, бедняк, нам следует пожалеть его!

- Я пожалею его, когда он пройдет мимо, - ответил Мэтчем.

Слепой прокаженный прошел уже полпути до них. Взошло солнце и осветило его закрытое лицо. До своей отвратительной болезни он был, видимо, высокого роста и даже теперь шел уверенной походкой сильного человека. Печальный звон колокольчика, стук палки, покрывало без дырочек для глаз на лице, сознание, что он не только приговорен к смерти и страданиям, но навсегда осужден не прикасаться к ближним, - все это наполнило ужасом сердца мальчиков, и с каждым шагом, приближавшим его к ним, мужество и силы покидали их.

Незнакомец поравнялся с ямой, остановился и повернул лицо прямо в сторону мальчиков.

- Святая Дева, защити меня! Он видит нас! - слабым голосом сказал Мэтчем.

- Тс! - шепнул Дик. - Он только прислушивается. Ведь он слеп, дурачок!

Прокаженный смотрел или слушал; как бы то ни било, он простоял несколько секунд на одном месте. Потом он пошел дальше, но снова остановился, повернулся и как будто взглянул на мальчиков. Даже Дик смертельно побледнел и закрыл глаза, точно мог заразиться от одного взгляда прокаженного. Но вскоре зазвучал колокольчик, и на этот раз прокаженный без малейшего колебания прошел остальную часть маленькой прогалины и исчез под сенью леса.

- Он видел нас, - сказал Мэтчем, - я готов поклясться в этом!

- Вздор! - возразил Дик, который несколько оправился от страха. - Он только слышал нас. Он сам боялся, бедняк! Будь ты слеп и ходи постоянно во мраке, ты сам испугался бы, если бы хрустнула ветвь, или зачирикала птица.

- Дик, добрый Дик, он видел нас, - повторил Мэтчем. - Когда человек прислушивается, он поступает не так, как этот, а совсем иначе. Он видел, а не слышал. У него злые намерения. Вот послушай, ведь колокольчик не звонит больше.

Действительно, то была правда. Колокольчик не звонил больше.

- Да, мне не нравится это, - сказал Дик. - Да, - крикнул он, - мне очень не нравится это. Что бы это могло значить? Идем скорее!

- Он пошел к востоку, - прибавил Мэтчем. - Добрый Дик, пойдем прямо на запад. Я вздохну свободно только тогда, когда повернусь спиной к этому прокаженному.

- Ты слишком труслив, Джек, - возразил Дик. - Мы пойдем прямо в Холивуд, т. е. по крайней мере настолько, насколько я могу вести тебя, и, значит, на север.

Они поднялись, прошли по камням через реку и начали взбираться на противоположный берег, который подымался более круто к опушке леса. Местность стала очень неровной: поминутно встречались то бугорки, то впадины; деревья стояли то отдельно, то группами. Становилось трудно выбирать дорогу, и мальчики шли несколько наугад. К тому же они устали от вчерашних усилий и недостатка пищи и тяжело тащили ноги по песку.

Взойдя на холмик, они вдруг увидели прокаженного, который переходил дорогу по впадине в нескольких стах футов впереди них. Колокольчик безмолвствовал, палка более не стучала по земле; он шел быстрой, уверенной походкой зрячего человека. В следующее мгновение он исчез в маленькой роще.

При первом взгляде на прокаженного мальчики спрятались за кустиком дрока и продолжали лежать там, пораженные ужасом.

- Наверно, он преследует нас, - сказал Дик, - наверно. Ты видел, он придерживал рукой язычок у колокольчика, чтобы он не звонил? Ну, да помогут нам все святые и да научат нас! У меня нет сил бороться с заразой!

- Что он делает? - проговорил Мэтчем. - Что нужно ему? Кто слышал, чтобы прокаженный стал преследовать несчастных лишь по злобе? Ведь колокольчик у него именно для того, чтобы люди могли избегать его? Дик, тут скрывается что-то более серьезное.

- Неужели ты будешь лежать тут? - крикнул Мэтчем. - Пойдем назад на открытое место. Там нам удобнее; он не может подкрасться неожиданно.

- Я не могу, - сказал Дик, - мое время пришло; он может случайно пройти мимо.

- Ну, так натяни мне твой арбалет! - вскрикнул Мэтчем. - Будь же мужчиной!

Дик перекрестился.

- Неужели ты хочешь, чтобы я стрелял в прокаженного? - сказал он. - У меня рука не подымется на это... - Нет, - прибавил он, - будь что будет! Я буду драться с людьми, но не с призраками и прокаженными. Я не знаю, кто это! Но небо защитит нас от того или другого.

- Ну, - заметил Мэтчем, - если таково мужество мужчины, то что он за жалкое создание! Однако, если ты ничего не хочешь делать, то будем лежать смирно.

Колокольчик отрывисто звякнул.

- Он не удержал язычка, - шепнул Мэтчем. - Святые угодники! Как он близко от нас.

Дик ничего не ответил; от страха у него чуть не стучали зубы.

Скоро они увидели между кустиками кусок белой одежды; затем из-за пня высунулась голова прокаженного; казалось, он пристально оглядел окрестность, прежде чем удалиться. Для напряженных чувств мальчиков весь куст как бы ожил от шороха листьев и треска ветвей; оба они ясно слышали биение сердца друг друга.

Внезапно прокаженный с криком выскочил на ближайшую прогалину и побежал прямо на мальчиков. Громко крича, они бросились в разные стороны. Но их страшный враг живо догнал Мэтчема и схватил его так крепко, что он не имел возможности сопротивляться. Мальчик испустил отчаянный крик, раздавшийся далеко в лесу, и судорожно забился; потом члены его ослабли, и он упал без чувств на руки человека, который его схватил.

Дик услышал крик и обернулся. Он увидел, как упал Мэтчем, и бодрость духа и сила вернулись к нему. С криком сожаления и гнева он снял свой арбалет и натянул его. Но прежде, чем он успел выстрелить, прокаженный остановил его, подняв руку.

- Погоди стрелять, Дикон! - крикнул знакомый голос. - Погоди стрелять, безумный смельчак! Неужели ты не узнаешь друга?

Прокаженный положил Мэтчема на землю, снял с лица капюшон, и перед Диком явились знакомые черты сэра Даниэля Брэклея.

- Сэр Даниэль! - вскрикнул Дик.

- Да, клянусь мессой, сэр Даниэль! - сказал рыцарь. - Ты что же это вздумал стрелять в своего опекуна, плут? Но вот этот... - Тут он прервал себя и спросил, указывая на Мэтчема: - Как имя его, Дик?

- Я зову его мастер Мэтчем, - сказал Дик. - Разве вы его не знаете? Он говорил, что вы его знаете.

- Да, - ответил сэр Даниэль, - я знаю этого мальчика, - и усмехнулся. - Но он потерял сознание, и, правду сказать, было из-за чего. Да, Дик? Ведь я напугал вас до смерти, не правда ли?

- Да, сэр Даниэль, напугали, - сказал Дик, вздыхая при одном воспоминании. - Ну, сэр, извините, я, право, охотнее встретился бы с самим дьяволом и, по правде сказать, дрожу еще до сих пор. Но что заставило вас одеться так, сэр?

- Что заставило? - сказал он. - Хорошо, что ты напомнил мне об этом. Что? Я прятался в своем собственном Тонсталльском лесу ради спасения жизни, Дик. Мы поспели не вовремя к сражению - как раз, чтобы принять участие в бегстве. Где все мои славные воины? Клянусь мессой, не знаю, Дик. Мы были смяты, выстрелы градом падали на нас; я не видел ни одного человека в одежде моих цветов с тех пор, как трое упали у меня на глазах. Что касается меня, я добрался невредимым до Шорби и, помня о "Черной Стреле", достал себе эту одежду и колокольчик и тихо пошел по дороге к Моот-Хаусу. Никакое переодевание не может сравниться с этим; звон этого колокольчика напугает самого храброго молодца в лесу; все они бледнеют, когда слышат его. Наконец я дошел до тебя и Мэтчема. Я плохо видел через капюшон и не был уверен, что это вы; главное, по многим причинам я был удивлен, встретив вас вместе. Кроме того, я боялся открыться на полянке, где должен был идти медленно, постукивая палкой. Но взгляни, бедняга начинает оживать немного. Глоток хорошего вина с Канарских островов подбодрит его.

Рыцарь вынул из-под своей длинной одежды большую бутылку и начал растирать виски и смачивать губы мальчика, который постепенно начал приходить в сознание, переводя тусклый взгляд с одного на другого из стоявших перед ним людей.

- Ободрись, Джек! - сказал Дик. - Это был вовсе не прокаженный, а сэр Даниэль! Посмотри сам!

- Проглоти-ка хорошенькую порцию вот этого напитка, - сказал рыцарь. - Это придаст тебе мужества. Потом я дам поесть вам обоим, и мы отправимся все трое в Тонсталль. Должен признаться по совести, Дик, - продолжал он, раскладывая на траве хлеб и мясо, - я не могу дождаться времени, когда буду в безопасности, в четырех стенах. С тех пор, как я в первый раз сел на коня, мне никогда не приходилось так плохо; в опасности моя жизнь, и имение, и средства существования, и в довершение всего меня преследуют эти лесные бродяги. Но я еще не сдаюсь. Некоторые из моих молодцов сумеют пробраться домой. У Хэтча десять человек; у Сельдена - шесть. Да, мы скоро снова станем сильными; и если мне удастся купить мир у счастливого и недостойного лорда Йорка, мы с тобой, Дик, будем снова людьми и станем опять разъезжать верхом.

- Сельден, - запинаясь пробормотал Дик, - Сельден... - Он снова остановился.

Сэр Даниэль опустил рог с вином, не попробовав его.

- Что такое? - крикнул он изменившимся голосом. - Сельден? Говори! Что с Сельденом?

Дик запинаясь рассказал о засаде и избиении приверженцев сэра Даниэля.

- Клянусь моей правой рукой, я отомщу за это! - вскричал он. - Если мне не удастся, если я не пролью крови десяти человек за каждого из моих слуг, пусть отсохнет эта рука! Я сломал этого Декуорса как тростинку, разорил его; я сжег кров над его головой; я выгнал его из этой местности. Неужели же он снова вернется, чтобы оскорблять меня? Ну, Декуорс, на этот раз плохо придется тебе!

Он помолчал некоторое время; лицо его продолжало подергиваться.

- Ешьте! - вдруг вскрикнул он. - А ты, - прибавил он, обращаясь к Мэтчему, - поклянись мне, что последуешь за мной в Моот-Хаус.

- Клянусь моей честью! - ответил Мэтчем.

Мэтчем дал требуемую клятву; сэр Даниэль спустил капюшон на лицо и приготовил колокольчик и палку. Это ужасное переодевание возбудило до известной степени чувство ужаса, пережитого его спутниками. Вскоре рыцарь поднялся на ноги.

- Ешьте скорее, - сказал он, - и быстро следуйте за мной в мой дом.

С этими словами он пошел к лесу, и вскоре звук колокольчика стал отсчитывать его шаги. Мальчики сидели, не дотрагиваясь до еды, и слушали, пока колокольчик не замер медленно вдали, на вершине холма.

- Итак, ты идешь в Тонсталль? - спросил Дик.

Они спешно поеди и отправились по тропинке, которая шла по возвышенности, среди леса, где большие буки стояли в одиночку среди зеленых полянок, а птицы и белки резвились в их ветвях. Два часа спустя они спускались уже по другую сторону и среди верхушек деревьев увидели перед собой красные стены и крыши Тонсталльского дома.

- Здесь, - сказал, останавливаясь, Мэтчем, - ты простишься со своим другом Джеком, которого никогда уже больше не увидишь. Ну, Дик, прости ему все, что он сделал дурного, как он со своей стороны, радостно, с любовью прощает тебя.

- Почему? - спросил Дик. - Ведь мы оба идем в Тонсталль; я думаю, что буду видеть тебя там, и даже очень часто.

- Ты никогда больше не увидишь бедного Джека Мэтчема, - ответил мальчик, - он был так труслив и надоедлив, а все же вытащил тебя из реки; ты не увидишь его больше, Дик, клянусь честью! - Он открыл объятия; мальчики обнялись и поцеловались. - Знаешь, Дик, у меня дурное предчувствие, - продолжал Мэтчем. - Ты увидишь теперь нового сэра Даниэля: до сих пор все удавалось ему, и счастье сопутствовало ему; но, я думаю, теперь, когда его постиг злой рок и жизни его могут грозить всякие случайности, он окажется плохим господином для нас обоих. Он может быть храбр в сражении, но у него лживые глаза, у него в глазах страх, Дик, а страх жесток как волк! Мы идем в его дом. Святая Мария да выведет нас оттуда!