Похищенный.
XXIX. Я вступаю в свои владения

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Стивенсон Р. Л., год: 1886
Категории:Детская литература, Приключения, Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XXIX. Я вступаю в свои владения

Алан некоторое время тщетно стучал в дверь: удары его только будили эхо в доме и окрестностях. Наконец я услышал стук осторожно отворяемого окна и понял, что дядя иа своем наблюдательном пункте. При недостаточном ночном освещении он мог видеть только фигуру Алана, вырисовывавшуюся темным силуэтом на ступеньках; трое же свидетелей были совершенно скрыты от него, так что честному человеку в собственном доме нечего было бы тревожиться. Несмотря на это, он долгое время молча смотрел на посетителя, и когда заговорил, то в голосе его слышался страх.

-- Что это? - спросил он. - Ночь - не время для порядочных людей, а с ночными птицами у меня нет дел. Что вас привело сюда? У меня есть мушкетон.

-- Это вы, мистер Бальфур? - отвечал Алан, отступая и вглядываясь в темноту. - Обращайтесь поосторожнее с мушкетоном: будет скверно, если он выстрелит.

-- Что вас привело сюда? И кто вы такой? - злобно спросил мой дядя.

-- Я не намерен сообщать свое имя всей округе, - сказал Алан. - А что меня сюда привело - это дело другое и касается вас более, чем меня. И, если вы желаете слушать, я положу это дело на музыку и пропою его вам.

-- А что это такое? - спросил дядя.

-- Давид, - отвечал Алан.

-- Что? - воскликнул дядя явно изменившимся голосом.

-- Сказать вам его фамилию? - спросил Алан. Последовала пауза. Затем дядя с сомнением в голосе прибавил:

-- Мне кажется, лучше будет впустить вас в дом.

-- Безусловно, - сказал Алан, - но вопрос в том, пойду ли я. Вот что я вам скажу. Мне кажется, что нам лучше обсудить это дело здесь, на пороге, или нигде. Предупреждаю вас: я так же упрям, как и вы, и притом я джентльмен более высокого происхождения.

Эта перемена тона смутила Эбеиезера. Подумав некоторое время, он сказал:

-- Хорошо, хорошо, что надо, то надо, - и затворил окно.

Он очень долго спускался по лестнице и еще дольше открывал запоры, вероятно раскаиваясь в своем решении на каждой ступени и перед каждым болтом и засовом. Наконец мы услышали скрип дверных петель, и дядя мой осторожно вышел. Увидев, что Алан отступил на один или на два шага, он сел на верхней ступеньке, держа наготове мушкетон.

-- А теперь, - заявил он, - помните, что у меня в руках мушкетон и что если вы приблизитесь иа шаг, то будете убиты.

-- Это очень вежливо сказано, - заметил Алан.

-- Ну, - отвечал дядя, - ваше поведение не обещает ничего хорошего, и я должен быть наготове. А теперь мы понимаем друг друга, и вы можете рассказать о своем деле.

-- Если вы такой догадливый человек, - сказал Алан, - то, без сомнения, заметили, что я гайлэндский джентльмен. Имя мое к делу не идет, но страна моих родственников находится недалеко от острова Малл, о котором вы, вероятно, слышали. В тех местах погибло судно, и когда на следующий день мой родственник искал вдоль берега деревянные обломки корабля, то наткнулся на полуживого юношу. Он привел его в чувство, а затем вместе с другими джентльменами отвел в старый, полуразрушенный замок, где с тех пор и содержит его. Мои родственники - народ довольно дикий и не такой щепетильный насчет закона, как некоторые известные мне люди. Узнав, что юноша благородного происхождения и приходится вам родным племянником, мистер Бальфур, они попросили меня зайти к вам и переговорить с вами об этом. И, предупреждаю вас, если мы не сойдемся, вы его вряд ли опять увидите, так как мои родственники, - наивно прибавил Алан, - очень бедные люди. Дядя прокашлялся.

-- Для меня это довольно безразлично, - ответил он. - Я всегда был недоволен им, и я не считаю своим долгом вмешиваться в эту историю.

-- Ну, ну, - сказал Алаи, - я вижу, чего вы добиваетесь: вы притворяетесь, будто он вам безразличен, для того чтобы мы назначили за него меньший выкуп.

-- Нет, сэр, - сказал Алан. - Ведь кровь не вода, черт возьми! Вы из одного стыда не покинете сына своего брата. Если вы это сделаете и это станет известным, вы, думается мне, будете не очень-то любимы в вашей стране.

-- Я и так не особенно любим, - отвечал Эбенезер. - И, кроме того, я не понимаю, как это может стать известным. Я рассказывать не буду, вы и ваши родственники - тем более. Это праздная болтовня, мой милый.

-- Тогда Давид сам расскажет, - сказал Алан.

-- Каким образом? - резко спросил дядя.

-- Очень просто, - сказал Алан. - Мои друзья держали вашего племянника у себя, пока была надежда получить за него деньги, но, потеряв ее, они, без сомнения, отпустят его на все четыре стороны, будь он проклят!

-- О, мне это тоже безразлично! - отвечал дядя. - Меня это не особенно огорчит.

-- А я думал иначе, - сказал Алан.

-- Почему? - спросил Эбенезер.

-- Ну, мистер Бальфур, - отвечал Алан, - у каждого дела могут быть только две стороны: или вы любите Давида и заплатите, чтобы освободить его, или у вас есть причины не желать его возвращения, и тогда вы заплатите, чтобы мы оставили его у себя. Очевидно, вы не желаете первого. Значит, вам желательно второе. Очень рад. И я, и друзья мои получим за это славные денежки.

-- Я не понимаю вас, - сказал дядя.

-- Не понимаете? - спросил Алан. - Так слушайте: вы не хотите, чтобы мальчишка возвращался. Что с ним надо сделать и сколько вы за это заплатите?

Дядя не отвечал и беспокойно ерзал но ступеньке.

-- Слушайте, сэр! - закричал Алан. - Помните, что я джентльмен. Я нощу королевское имя и не такой человек, чтобы уйти с пустыми руками. Или вы дадите мне ответ вежливо и незамедлительно, или же, клянусь вершиной Глэнко, я проткну вам брюхо своей шпагой!

-- Эй, любезный, - воскликнул дядя, вскочив на ноги, - подождите минутку! Что с вами? Я обыкновенный человек, а не учитель танцев и стараюсь быть вежливым, насколько это возможно. А ваши дикие слова позорят вас: "Проткну брюхо!" Как бы не так! А чего же я буду ждать со своим мушкетоном? - проворчал он.

-- Порох и ваши старые руки перед блестящей шпагой в моих руках то же, что улитка в сравнении с ласточкой, - сказал Алан. - Прежде чем ваш трепещущий палец найдет курок, эфес моей шпаги будет торчать в вашей груди.

-- Эй, любезный, да разве я спорю? - возразил дядя - Говорите что хотите, поступайте по-своему - я не буду перечить. Скажите только, что вам надо, и увидите, что мы отлично поладим.

-- Верно, сэр, - сказал Алан, - я требую одной откровенности. Короче говоря: хотите вы, чтобы парня убили или чтобы мои родственники продолжали его содержать?

-- Боже мой, - воскликнул Эбенезер, - разве можно так выражаться!

-- Убить или сберечь? - повторил Алан.

-- О, сберечь, сберечь! Без кровопролития, прошу вас.

-- Как хотите, - сказал Алан, - но это будет дороже. Содержать его затруднительно - это щекотливое дело...

-- Вы слишком щепетильны, - насмешливо произнес Алан.

-- Я человек принципа, - просто сказал Эбенезер, - и, если за это надо платить, я заплачу. Вы забываете, кроме того, что мальчик сын моего брата.

-- Хорошо, - сказал Алан, - теперь уговоримся о цене. Мне нелегко назначить ее, и сперва хотелось бы узнать некоторые подробности. Мне нужно знать, например, сколько вы заплатили Хозизену, когда в первый раз сбывали юношу с рук.

-- Хозизену? - закричал дядя, застигнутый врасплох. - За что?

-- За похищение Давида, - сказал Алан.

-- Это ложь! - воскликнул дядя. - Его никогда не похищали. Тот, кто сказал это вам, солгал. Похищен! Он никогда не был похищен.

-- Если он этого избежал, то не по моей вине да и не по вашей, - сказал Алан, - а также и не по вине Хозизена, если только ему можно верить.

-- Что вы хотите сказать? - воскликнул Эбенезер. - Разве Хозизен рассказывал вам что-нибудь?

-- Ах вы старый негодяй, да как же я мог бы иначе это знать! - воскликнул Алан. - Мы с Хозизеном компаньоны, мы делим прибыль. Теперь вы сами видите, как вам может помочь ваша ложь. И, должен вам откровенно признаться, вы сделали большую глупость, посвятив его в ваши личные дела. Но теперь поздно жалеть: что посеешь, то и пожнешь. Вопрос вот в чем: сколько вы заплатили ему?

-- Разве он не говорил вам? - спросил мой дядя.

-- Это мое дело, - отвечал Алан.

-- Хорошо, - сказал дядя, - мне все равно: чтобы он ни говорил, он все равно лгал. Я скажу вам чистую правду: я дал ему двадцать фунтов. И, чтобы быть совершенно честным, прибавлю: сверх того он должен был получить деньги за продажу мальчика в Каролине, так что, в сущности, вышло бы немного больше, но, как видите, не из моего кармана.

-- Благодарю вас, мистер Томсон. Этого вполне достаточно, - сказал стряпчий, выступая вперед. Затем учтиво продолжал: - Добрый вечер, мистер Бальфур.

-- Добрый вечер, дядя Эбенезер, - сказал я.

-- Славная сегодня ночка, мистер Бальфур, - прибавил Торрэнс.

Мой дядя не отвечал ни слова, продолжая сидеть на ступеньке, точно окаменев.

Алан тихонько вынул из его рук мушкетон, а стряпчий, взяв его под руку, стащил со ступеньки, повел в кухню и усадил на стул у очага, где огонь был потушен и горел один только ночник. Мы все последовали за ним.

Мы глядели на дядю, чрезвычайно радуясь своей удаче, но не без некоторой жалости к пристыженному старику.

-- Ну, ну, мистер Эбенезер, - сказал стряпчий, - не падайте духом: я обещаю вам, что мы удовольствуемся немногим. А пока дайте нам ключ от погреба. Торрэнс принесет нам старого вина, которое мы разопьем по поводу этого события. - Затем, обратившись ко мне и взяв меня за руку, сказал: - Мистер Давид, желаю вам всего хорошего в вашем новом положении, которое, я уверен, вы вполне заслужили. - Потом он шутливо обратился к Алану: - Поздравляю вас, мистер Томсон, вы очень искусно вели дело, но одного только я не мог понять: как вас, собственно, зовут? Яков или Карл? Или, может быть, Георг?

-- Отчего вы думаете, что меня зовут одним из этих трех имен, сэр? - спросил Алан, выпрямляясь и точно предчувствуя оскорбление.

-- Оттого, что вы упоминали о своем королевском имени, сэр, - отвечал Ранкэйлор, - а так как никогда еще не существовало короля Томсона - я, по крайней мере, никогда не слышал о таком, - я подумал, что вы говорите об имени, данном вам при крещении.

я подошел к нему, подал ему руку и поблагодарил его по справедливости, как главного виновника моего успеха, он слегка улыбнулся и наконец решился присоединиться к нашему обществу.

К этому времени мы развели огонь и откупорили бутылку вина; из корзины появился хороший ужин, за который сели Алан, Торрэнс и я, тогда как стряпчий и дядя пошли совещаться в соседнюю комнату.

Посидев там около часа, они наконец пришли к соглашению, после чего мой дядя и я по всей форме скрепили своими подписями договор. По условиям договора, мой дядя обязывался вознаградить Ранкэйлора за его вмешательство и выплачивать мне ежегодно две трети чистого дохода от поместья Шоос.

Итак, нищий странник из баллады вернулся домой. Лежа в ту ночь на кухонных сундуках, я сознавал себя состоятельным человеком, имеющим положение в своей стране. Алан, Ранкэйлор и Торрэнс храпели на своих жестких постелях. На меня же, проведшего столько дней и ночей под открытым небом, в грязи, на камнях, голодным, в постоянном страхе за свою жизнь, эта счастливая перемена подействовала сильнее, чем прежние невзгоды.

Я не спал до рассвета, глядя на отражение пламени на потолке и строя планы на будущее.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница