Катриона.
Часть вторая. Отец и дочь. Глава XXVII. Вдвоем

Катриона

Часть вторая. Отец и дочь

Глава XXVII. Вдвоем

Кажется, на пятый день после приезда Джемса - во всяком случае, помню, что он тогда снова впал в меланхолию, - я получил три письма. Первое было от Алана, который сообщал, что хочет приехать ко мне в Лейден; два других были из Шотландии и касались смерти моего дяди и окончательного введения меня в права наследства. Письмо Ранкилера, конечно, было с начала до конца деловое; письмо мисс Грант, как и она сама, блистало скорее остроумием, чем здравым смыслом, и было полно упреков за то, что я не пишу (хотя как я мог написать ей о своих обстоятельствах?), и шуток по адресу Катрионы, так что мне было неловко читать его при ней.

Письма, разумеется, прибыли на старый адрес, мне отдали их, когда я пришел к обеду, и от неожиданности я выболтал все новости в тот же миг, как прочел их. Эти новости были приятным развлечением для всех троих, и никто не мог предвидеть дурных последствий. По воле случая все три письма прибыли в один день и попали мне в руки в присутствии Джемса Мора, и, видит бог, все события, вызванные этим, которых вовсе не случилось бы, если б я придержал язык, были предопределены еще до того, как Агрикола пришел в Шотландию или Авраам отправился в свои странствия.

Прежде всего я, конечно, вскрыл письмо Алана и, вполне естественно, сразу рассказал, что он собирается меня навестить, но при этом от меня не укрылось, что Джемс подался вперед и насторожился.

- Это случайно не Алан Брек, которого подозревают в эпинском убийстве? - спросил он.

Я подтвердил, что это тот самый Алан, и Джемс оторвал меня от других писем, расспрашивая, как мы познакомились, как Алан живет во Франции, о чем я почти ничего не знал, и скоро ли он собирается приехать.

- Мы, изгнанники, стараемся держаться друг друга, - объяснил он. - Кроме того, я его знаю, и хотя этот человек низкого происхождения и, по сути дела, у него нет права называться Стюартом, все восхищались им в день битвы при Драммосси. Он вел себя, как настоящий солдат. И если бы некоторые, кого я не стану называть, дрались не хуже, конец ее не был бы так печален. В тот день отличились двое, и это нас связывает.

Я едва удержался, чтобы не обругать его, и даже пожелал, чтобы Алан был рядом и поинтересовался, чем плоха его родословная. Хотя, как говорили, там и в самом деле не все было гладко.

Тем временем я вскрыл письмо мисс Грант и не удержался от радостного восклицания.

- Катриона! - воскликнул я, впервые со дня приезда ее отца забыв, что должен называть ее «мисс Драммонд». - Мое королевство теперь принадлежит мне, я лорд Шос - мой дядя наконец умер.

Она вскочила и захлопала в ладоши. Но в тот же миг нас обоих отрезвила мысль, что радоваться нечему, и мы замерли, печально глядя друг на друга.

Джемс, однако же, предстал во всем своей лицемерии.

- Дочь моя, - сказал он, - неужели мой родич не научил тебя приличию? Мистер Дэвид потерял близкого человека, и мы должны утешить его в горе.

- Поверьте, сэр, - сказал я, поворачиваясь к нему и едва сдерживая гнев, - я не хочу притворяться. Весть о его смерти - самая счастливая в моей жизни.

- Вот речь настоящего солдата, - заявил Джемс. - Ведь все мы там будем, все. И если этот джентльмен не пользовался вашей благосклонностью, что ж, тем лучше! Мы можем по крайней мере поздравить вас с вводом во владение.

- И поздравлять тоже не с чем, - возразил я с горячностью. - Имение, конечно, прекрасное, только на что оно одинокому человеку, который и так ни в чем не нуждается? Я бережлив, получаю хороший доход, и, кроме смерти прежнего владельца, которая, как ни стыдно мне в этом признаться, меня радует, я не вижу ничего хорошего в в той перемене.

- Ну, ну, - сказал он, - вы взволнованы гораздо больше, чем хотите показать, поэтому и говорите об одиночестве. Вот три письма - значит, есть на свете три человека, которые хорошо к вам относятся, и я мог бы назвать еще двоих, они здесь, в этой самой комнате. Сам я знаю вас не так уж давно, но Катриона, когда мы остаемся с ней вдвоем, всегда превозносит вас до небес.

Она бросила на него сердитый взгляд, а он сразу переменил разговор, стал расспрашивать о размерах моих владений и не переставал толковать об этом до самого конца обеда. Но лицемерие его было очевидно - он действовал слишком грубо, и я знал, чего мне ожидать. Как только мы пообедали, он раскрыл карты. Напомнив Катрионе, что у нее есть какое-то дело, он отослал ее.

Она сразу же повиновалась, не сказав ни слова. Не знаю, поняла ли она, что к чему, скорей всего, нет; но я был очень доволен и сидел, собираясь с духом для предстоящего разговора.

Едва за Катрионой закрылась дверь, как Джемс откинулся на спинку стула и обратился ко мне с хорошо разыгранной непринужденностью. Только лицо выдало его: оно вдруг все заблестело капельками пота.

- Я рад случаю поговорить с вами наедине, - сказал он, - потому что во время первого нашего разговора вы превратно истолковали некоторые мои слова, и я давно хотел вам все объяснить. Моя дочь выше подозрений. Вы тоже, и я готов со шпагой в руках доказать это всякому, кто посмеет оспаривать мои слова. Но, дорогой мой Дэвид, мир беспощаден - кому это лучше знать, как не мне, которого со дня смерти моего бедного отца, да упокоит бог его душу, обливают грязной клеветой. Что делать, нам с вами нельзя об этом забывать.

Он сокрушенно покачал головой, как проповедник на кафедре.

- В каком смысле, мистер Драммонд? - спросил я. - Я буду вам весьма признателен, если вы выскажетесь прямо.

- Да, да, - воскликнул он со смехом, - это на вас похоже! И я восхищаюсь вами. Но высказаться прямо, мой достойный друг, иногда всего труднее. - Он налил себе вина. - Правда, мы с вами добрые друзья, и нам незачем долго рассусоливать. Вы, конечно, понимаете, что вся суть в моей дочери. Скажу сразу, у меня и в мыслях нет винить вас. Как еще могли вы поступить при столь несчастливом стечении обстоятельств? Право, вы сделали все возможное.

- Благодарю вас, - сказал я, настораживаясь еще больше.

- Кроме того, я изучил ваш нрав, - продолжал он. - У вас недюжинные таланты. Вы, видимо, еще очень неопытны, но это не беда. Взвесив все, я рад вам сообщить, что выбрал второй из двух возможных путей.

- Боюсь, что я не слишком сообразителен, - сказал я. - Какие же это пути?

Он поглядел на меня, грозно насупив брови, и закинул ногу на ногу.

- Право, сэр, - сказал он, - мне кажется, незачем объяснять это джентльмену в вашем положении: либо я должен перерезать вам глотку, либо придется вам жениться на моей дочери.

- Наконец-то вы соизволили высказаться ясно, - сказал я.

- А я полагаю, все было ясно с самого начала! - воскликнул он громким голосом. - Я любящий отец, мистер Бэлфур, но, благодарение богу, человек терпеливый и осмотрительный. Многие отцы, сэр, немедленно отправили бы вас либо к алтарю, либо на тот свет. Только мое уважение к вам…

- Мистер Драммонд, - перебил я его, - если вы хоть сколько-нибудь меня уважаете, я попрошу вас говорить потише. Совершенно незачем орать на собеседника, который сидит рядом и внимательно вас слушает.

- Что ж, вы совершенно правы, - сказал он, сразу переменив тон. - Простите, я взволнован, виной этому мои родительские чувства.

- Стало быть, - продолжал я, - поскольку первый путь я оставляю в стороне, хотя, быть может, и жалею, что вы его не избрали, вы обнадеживаете меня на тот случай, если я стану просить руки вашей дочери?

- Невозможно удачней выразить мою мысль, - сказал он. - Я уверен, мы с вами поладим.

- Это будет видно, - сказал я. - Но мне незачем скрывать, что я питаю самые нежные чувства к молодой особе, о которой вы говорите, и даже во сне не мечтал о большем счастье, чем жениться на ней.

- Я был в этом уверен, я не сомневался в вас, Дэвид! - воскликнул он и простер ко мне руки.

Я отстранился

своей стороны, был бы счастлив жениться на вашей дочери, но у меня есть веские основания полагать, что мисс Драммонд имеет причины не желать этого.

- Стоит ли думать о таких пустяках! - заявил он. - Об этом я сам позабочусь.

- Позволю себе напомнить вам, мистер Драммонд, - сказал я, - что даже в разговоре со мной вы употребили несколько неучтивых выражений. Я не допущу, чтобы ваша грубость коснулась юной леди. Я сам буду говорить и решать за нас обоих. И прошу вас понять, что я не только не позволю навязать себе жену, но и ей - мужа.

Он глядел на меня с яростью и, видимо, не знал, что делать.

- Таково мое решение, - заключил я. - Я буду счастлив обвенчаться с мисс Драммонд, если она того пожелает. Но если это хоть в малой мере противоречит ее воле, чего у меня есть причины опасаться, я никогда на ней не женюсь.

- Ну, ну, - сказал он, - все это пустяки. Как только она вернется, я ее порасспрошу и надеюсь успокоить вас…

Но я снова прервал его:

- Никакого вмешательства с вашей стороны, мистер Драммонд, иначе я отказываюсь, и вам придется искать другого супруга для своей дочери, - сказал я. - Все сделаю я сам, и я же буду единственным судьей. Мне необходимо знать все доподлинно, причем никто не должен в это вмешиваться, и вы меньше всех.

- Клянусь честью, сэр! - воскликнул он. - Да кто вы такой, чтобы быть судьей?

- Жених, если не ошибаюсь, - сказал я.

- Бросьте свои увертки! - воскликнул он. - Вы не хотите считаться с обстоятельствами. У моей дочери не осталось выбора. Ее честь погублена.

- Прошу прощения, - сказал я, - этого не случится, если мы трое будем держать дело в тайне.

- Но кто мне за это поручится? - воскликнул он. - Неужели я допущу, чтобы доброе имя моей дочери зависело от случая?

- Вам следовало подумать об этом гораздо раньше, - сказал я, - прежде чем вы по своему небрежению потеряли ее, а не теперь, когда уже поздно. Я отказываюсь нести какую-либо ответственность за ваше равнодушие к ней, и никто на свете меня не запугает. Я решился твердо и, что бы ни было, не отступлю от своего решения ни на волос. Мы вместе дождемся ее возвращения, а потом я поговорю с ней наедине, и не пытайтесь повлиять на нее словом или взглядом. Если я уверюсь, что она согласна выйти за меня, прекрасно. Если же нет, я ни за что на это не пойду.

Он вскочил как ужаленный.

- Вам меня не провести! - воскликнул он. - Вы хотите заставить ее отказаться!

- Может быть, да, а может быть, и нет, - отвечал я. - Во всяком случае, так я решил.

- А если я не соглашусь? - вскричал он.

Джемс был рослый, с длинными руками (даже длиннее, чем у его отца), славился своим искусством владеть оружием, и я сказал это не без трепета; притом ведь он был отцом Катрионы. Но я напрасно тревожился. После того, как он увидел мое убогое жилье и я отказал ему в деньгах - новые платья своей дочери он, по-видимому, не заметил, - он был совершенно убежден, что я беден. Неожиданная весть о моем наследстве убедила его в ошибке, и теперь у него была только одна заветная цель, к которой он так стремился, что, думается мне, предпочел бы что угодно, лишь бы не быть вынужденным встать на другой путь - драться.

Он еще немного поспорил со мной, пока я наконец не нашел довод, который заставил его прикусить язык.

Он забормотал что-то в оправдание.

После этого мы сидели молча, пока не вернулась Катриона, и, если бы кто-нибудь мог нас видеть, эта картина, вероятно, показалась бы ему очень смешной.