Дитя

Дитя

Его отец умер рано, и он рос под надзором матери, двух сестер и множества теток. Брата у него не было. Они жили в своем имении в глуши Зодерманланда; и кругом не было соседей, с которыми можно было бы вести знакомство. Когда ему минуло шесть лет, ему и сестрам наняли гувернантку, и в это же время в дом была взята маленькая кузина.

Он спал в одной комнате с сестрами, играл в их игрушки, купался с ними вместе, и никому не приходило в голову, что он был другого пола, чем девочки.

Старшие сестры тоже скоро наложили на него руку, сделавшись его наставницами и тиранками.

Он был крепким мальчиком, но, будучи постоянно окружен чрезмерной нежностью, он, сделался со временем изнеженным и беспомощным.

Однажды он сделал попытку поиграть с деревенскими детьми. Они отправились в лес, где лазили по деревьям, доставали гнезда, бросали камнями в белок. Фритиоф был счастлив, как выпущенный на волю пленник, и остался с ними дольше обеда. Мальчики собирали голубику и купались в озере - это был первый счастливый день в жизни Фритиофа.

Когда под вечер он вернулся домой, весь дом был в смятении. Мать чувствовала себя несчастной и огорченной и не скрывала своей радости снова его увидеть. Тетка Агата, старая дева, которая собственно командовала всем домом, напротив, была в ярости. Такое преступление должно было быть наказано. Фритиоф не понимал, в чём собственно было преступление, но тетка настаивала на своем; непослушание есть преступление. Фритиоф говорил, что ему никогда не запрещали играть с деревенскими детьми. Не запрещали, так как ничего подобного никому и в голову не приходило. И тетка настояла на своем и на глазах матери потащила его в свою комнату, чтобы там выпороть. Ему было уже восемь лет, и он был сильный, рослый мальчик.

Когда тетка стала расстегивать его штаны, у него выступил пот, дыхание оперлось в горле, и его маленькое сердечко заколотилось. Он не кричал, но смотрел на старую деву возмущенными глазами, а она просила его почти льстивым голосом быть послушным и не сопротивляться. Когда она обнажила его маленькое тельце, его охватило такое чувство стыда и раздражения, что он вскочил и начал всё колотить вокруг себя. Что-то нечистое, что-то неизъяснимо отвратительное, казалось ему, исходило от старой девы, против чего возмущалось его чувство стыда. Но тетка впала в настоящее бешенство, бросилась на него, толкнула его на стул, сорвала рубашку и стала бить. Сначала он кричал от ярости, так как не чувствовал боли, судорожно колотил ногами, чтобы высвободиться, а потом вдруг совершенно затих.

И когда старуха остановилась, он оставался лежать.

-- Встань, - сказала она усталым, срывающимся голосом.

Он вскочил и посмотрел на нее. Половина её лица была бледной, другая красная, глаза мрачно блестели и она дрожала всем телом. Мальчик смотрел на нее, как смотрят на злое животное, и с язвительной усмешкою, как бы чувствуя себя выше её благодаря презрению, которое она ему внушала, бросил он ей слово "дьявол", которое только что узнал от деревенских детей. Потом сгреб свои вещи и побежал к матери, которая, плача, сидела в столовой. Он хотел ей пожаловаться, но она не отважилась его утешать; тогда он побежал в кухню, где служанки накормили его изюмом из овощного планчика.

С этого дня он не спал в одной комнате с сестрами, а был переведен в спальню матери. Это ему показалось очень скучным и неприятным, и, когда мать, движимая своею нежностью к нему, подходила к его постели по нескольку раз в ночь, чтобы поправить одеяло и подушки, она мешала ему спать, и на её вопросы, хорошо ли ему, он отвечал с досадой. Выходить из дома он должен был всегда тщательно укутанным; у него было так много теплых платков и галстуков, что даже трудно было выбирать. Если же ему удавалось ускользнуть незамеченным, то всегда сзади открывалось окно, и ему кричали, что он должен воротиться и надеть еще что-нибудь. Игры с сестрами ему начали надоедать. Бросание мячика из перьев было уже не для его сильных рук, которым хотелось бросать камни. Игра в несчастный крокет, которая не давала ему ни физического ни умственного удовлетворения, его ужасно раздражала.

И потом вечное присутствие гувернантки, которая говорила с ним по-французски, тогда как он отвечал ей по-шведски.

Им начала овладевать глухая ненависть к своему существованию и ко всему окружающему. бесцеремонное обращение, практиковавшееся всеми женщинами в доме относительно его, ему казалось презрением, и в нём развивалось чувство отвращения. Единственно кто считался с ним, была его мать, которая велела поставить у его кровати большие ширмы. В конце концов комната девочек сделалась для него убежищем, где его всегда охотно принимали. Здесь ему приходилось слышать вещи, которые могли бы возбудить любопытство мальчика, но для него уже не существовало тайн. Так однажды забрел он случайно в купальню девочек. Гувернантка закричала, но он не понял почему и начал болтать с девочками, которые голые играли в воде. Это не производило на него никакого впечатления.

Так рос он и сделался юношей. Нужно было взять к нему учителя, чтобы учить его сельскому хозяйству, так как Фритиоф должен был потом получить имение в свои руки. Пригласили старого благочестивого господина. Это было вовсе не интересное общество для молодого человека, но все-таки лучше в сравнении с тем, что у него было до сих пор. Но учитель ежедневно получал так много инструкций от дам, что, в конце концов, сделался положительно слушательной трубкой. В шестнадцать лет Фритиоф причащался, получил в подарок золотые часы и позволение ездить верхом; но ходить с ребятами в лес, о чём он мечтал, ему все-таки не позволяли.

Его не пугали розги его смертельного врага, но останавливали слезы матери. Он все-таки был еще ребенком.

Но он рос, и ему минуло двадцать лет. Однажды он стоял в кухне и смотрел, как кухарка чистила окуня. Она была красивая молодая девушка с правильными чертами лица. Он начал с ней шалить и вставил палец в вырез на спине её платья.

-- Господин Фритиоф, будьте добры, - просила девушка.

-- Я же добрый, - сказал Фритиоф и стал приставать еще настойчивее.

-- Нет, Господи Иисусе, вдруг войдет барыня!

В это мгновение мать Фритиофа прошла мимо кухонной двери, обернулась и пошла на двор.

Фритиофу сделалось не по себе, и он исчез в свою комнату.

В это время был нанят новый садовник. Опытные дамы нарочно выбрали женатого. Но по несчастному стечению обстоятельств этот садовник был женат настолько давно, что имел уже созревший плод своего супружества в виде милой, симпатичной девушки.

Господин Фритиоф скоро открыл эту прелестную розу среди других цветов своего сада. Вся жившая в нём склонность к женскому полу обратилась на молодую девушку, которая была так красива и не лишена образования. Он теперь часто ходил в сад и подолгу болтал с ней, когда она стояла на коленях перед клумбой или ходила взад-вперед по саду, рассаживая цветы. Но она держала себя с ним очень гордо, и это только увеличивало его влюбленность.

вызвать чье-либо неудовольствие. Эта мечта принимала в нём такие размере, что жизнь стала ему казаться без неё ненужной и бесценной. Лошадь шла по дороге шаг за шагом с опушенными поводьями, а всадник сидел в седле, глубоко погруженный в свои мысли. Вдруг между деревьев он увидал что-то светлое, и дочь садовника вышла ему навстречу. Он соскочил с. лошади, поклонился ей, и, болтая, пошли они оба по дороге рядом с лошадью. Он в различных выражениях говорил ей о своей любви, но она отклоняла эту тему.

-- Зачем мы будем говорить о невозможном, - сказала она.

-- Что невозможно? - воскликнул он.

-- Для меня, бедной девушки, невозможно сделаться женою богатого, знатного господина.

Фритиоф нашел замечание справедливым и чувствовал себя сбитым с позиции. Его любовь была безгранична, но он хорошо видел, что не может ее, любимую женщину, привести в стаю, которая управляла всем его имением и которая, без сомнения, растерзала бы ее.

После этого разговора им овладело тихое мрачное отчаяние.

Осенью садовник по неизвестным причинам уехал. Господин Фритиоф шесть недель казался неутешным, он потерял свою первую и единственную любовь, он думал, что никогда больше не полюбит.

Так прошла осень.

К Рождеству в эту местность приехал новый доктор, и, так как тетки постоянно были больны и нуждались во враче, то было завязано знакомство. Среди его детей была взрослая девушка, и недолгое время спустя Фритиоф влюбился в нее без ума. Сначала ему было стыдно, что он изменил своему первому увлечению, но ради своего спокойствия он построил теорию, что любовь есть нечто независимое и может менять свой объект.

Как только эта склонность была замечена его стражниками, он был позван к матери на объяснение с глазу на глаз.

-- Ты теперь уже в таких годах, начала она, когда обыкновенно уже подумывают о женитьбе.

-- Это я только что сделал, милая мама, - возразил он.

-- Я боюсь, что ты поспешил, милое дитя. Девушка, на которую пал твой выбор, решительно не обладает моральными качествами, которых может желать любящий муж.

-- Что? Нравственные достоинства Амелии? Кто может сказать что-либо против!

-- Нет, нет, я не говорю о ней ничего дурного, но её отец, как ты знаешь, вольнодумец...

-- Уверяю тебя, что меня только радует, быть близким к человеку, который имеет свободный образ мыслей, без отношения к каким-либо интересам.

-- Оставим его в покое, Фритиоф, - но у тебя есть старые связи.

-- Что?.. Должен я...

-- Ты играл сердцем Лизы?..

-- Что, кузины Лизы?

-- Да, Лизы. Разве вы не смотрели с детства друг на друга, как на будущую пару, и разве ты не думаешь, что она все свои надежды на будущее возлагала на тебя.

-- Вы играли нами и нас сосватали, но не я! - возразил он.

-- Но подумай о своей старой матери и о своих сестрах, Фритиоф! Ты хочешь в этот дом, который был всегда нашим старым гнездом, привести чужую девушку, которая будет иметь право всё взять в руки и распоряжаться всем по своему желанию.

-- Ах, так вот что! Лиза предназначается быть хозяйкой.

что твоя собственная мать хочет тебе повредить?

Нет, этого господин Фритиоф не мог думать. Но ведь он не любил Лизы! Ведь ей достаточно, что он ее любит, как сестру, конечно? Ах, любовь, любовь - такая непостоянная вещь, на нее нельзя полагаться. Но дружба, однородность воззрений и привычек, общность, интересов, основательное знакомство с характером - это всё лучшие гарантии счастливого супружества. Лиза - трудолюбивая девушка, домовитая и порядочная и, конечно, она сделает свой дом настолько счастливым, насколько этого можно пожелать.

Фритиоф не видал никакого другого исхода, кроме как попросить себе время подумать.

Вдруг, удивительно быстро, все тетки сделались здоровыми, так что визиты доктора стали излишними.

Когда доктор все-таки приходил, с ним обращались как с человеком, который явился всё выведать, чтобы совершить потом кражу со взломом.

Он был очень проницательный человек и сейчас же угадал положение вещей, и когда Фритиоф делал ответный визит, с ним обошлись, как с изменником. Этим кончились всякие сношения.

Между тем, Фритиоф сделался совершеннолетним. Тут началась форменная осада. Тетки перед ним пресмыкались и доказывали всячески новому хозяину свою необходимость, обращаясь в то же время с ним, как с непонимающим ребенком. Сестры ухаживали за ним больше, чем раньше; кузина Лиза начала заботиться о своем туалете; стала носить корсет и завивать волосы. Она вовсе не была некрасивой девушкой, но у неё был холодный взгляд и...

Для Фритиофа во всяком случае она была бесполым существом, к которому он был совершенно равнодушен - до сих пор он никогда в ней не видел женщины.

Теперь, после разговора с матерью, он чувствовал себя стесненным в присутствии Лизы, особенно когда она становилась навязчивой. Он встречал ее всюду, на лестнице, в саду, даже в конюшне. Однажды утром, когда он лежал еще в постели, она вошла к нему и попросила башмачный крючок. Она была в пеньюаре и сделала вид, что ей стыдно.

Благодаря всему этому, она стала ему делаться противной, но в то же время она занимала его думы.

Мать всячески старалась уговорить сына и дочерей, а тетки неуклонно делали вид, что свадьба приближается.

Жизнь для молодого человека сделалась невыносимой. Он не видел никакого выхода из этих сетей. Лиза сделалась для него чем-то другим, чем сестра и товарищ, не ставши от этого более любимой. Но благодаря мысли о возможности супружеского соединения с ней, она сделалась, наконец, женщиной в его глазах, хотя и несимпатичной, но все-таки женщиной. Женитьба несла с собою по крайней мере перемену теперешнего состояния; может быть, это было спасением. Кроме неё он не видел другого женского существа, и в конце концов она была, может быть, так же хороша, как всякая другая.

Наконец, он отправился к матери и сообщил свои условия на свадьбу с Лизой: собственное хозяйство в соседнем флигеле и собственный стол; мать должна была вместо него поговорить с Лизой, так как сам он не мог.

Компромисс был принят, и Лиза предоставила себя объятию Фритиофа и его видимо холодному поцелую. Они плакали оба и сами не знали о чём.

Впрочем, всё осталось по-прежнему, только опека со стороны теток и сестер еще больше увеличилась. Они исправили боковой флигель, расставили мебель, разделили комнаты и распределили всё - Фритиофа ни о чём не спрашивали. И начались приготовления к свадьбе. Были разысканы и приглашены старые, полузабытые родственники, и, наконец, наступила свадьба.

На другой день утром в восемь часов Фритиоф был уже на ногах. Он покинул спальню как можно скорее, отговариваясь важною работой в поле. Лиза всё еще дремала и ничего не имела против, она только напомнила, и это звучало как приказание:

-- Не забудь, что в одиннадцать часов завтрак.

Он пошел в свою комнату, надел большие сапоги и охотничью куртку, взял ружье из шкафа и пошел в лес. Был прекрасный октябрьский день с инеем.

Фритиоф шел быстрыми шагами, как бы боясь, чтобы его не позвали назад, как бы желая от чего-то убежать. Свежий утренний воздух подействовал на него как ванна. Он чувствовал себя свободным и был счастлив, что ему не мешали идти так с ружьем. Но он был подавлен. До сих пор он имел свою спальню для себя, мысли дня и ночные сны были по крайней мере его собственностью - теперь этого не было. Общая спальня казалась ему чем-то отвратительным. Он никогда не предполагал, что лицемерие жизни так велико, никогда не думал, что вся мимозообразная женственность есть ничто иное, как страх перед последствиями. Да, если бы это была дочь доктора или садовника! Тогда совместная жизнь с ними было бы благословением, а не как теперь - нечто угнетающее, некрасивое. Без цели шел он через лес, не думая об охоте, наконец, ему захотелось услыхать звук своего ружья и увидеть падающего зверя, но он не мог ничего отыскать. Птицы уже улетели, только белка поглядывала на него с высокого дерева своими черными глазками. Он взял ружье и взвел курок, но ловкое животное было уже давно на другой стороне ствола. Выстрел подействовал на его нервы как успокоение. Он сошел с дороги и пошел. Он был в очень расстроенном состоянии, отвертывался от каждого гриба и страстно желал увидеть змею, разбить ей голову или застрелить ее из ружья.

Наконец, он вспомнил о том, что ему нужно домой и что сегодня его свадебное утро. При мысли о назойливых взглядах, которые его встретят по возвращении домой, ему сделалось так тяжко, как будто его должны были наказать за какой-нибудь проступок, за проступок против нравственности и, что было хуже всего, против природы. Он хотел бы убежать от всего этого на край света, но как мог он это сделать!

Наконец, он устал передумывать непрестанно те же самые мысли, он не получил от этого ничего, кроме сильного голода, и отправился домой завтракать.

Когда он вошел на двор, все свадебные гости стояли на веранде и приветствовали его веселым криком "ура!!". Колеблющимися шагами прошел он через двор и слушал с дурно скрываемой досадой шутливые вопросы гостей о состоянии его здоровья. Он повернулся к ним спиной и быстро пошел домой, не замечая, что его жена также стояла в группе и ждала, чтобы он с ней поздоровался.

Завтрак, благодаря ироническим и язвительным замечаниям гостей и нежности его молодой жены, сделался для него пыткой, которую он никогда не мог забыть. Этот день радости превратился для него в самый отвратительный день, который он когда-либо переживал.

Через два месяца молодая женщина была взята под опеку сестер и теток, настоящих хозяев дома. Фритиоф как был, так и остался самым молодым и неразумным. Его совета иногда спрашивали, но никогда согласно ему не поступали, и всё по прежнему было предоставлено их заботам. Обеды вдвоем скоро были признаны невозможными, он упрямо молчал, и Лиза, которая не могла этого переносить, прибегала к помощи громоотвода, который явился в виде одной из сестер, переселившейся во флигель молодой четы. Фритиоф пытался сделать различные попытки эмансипироваться, но все они пресекались высшею властью: их было больше, и они говорили так много, что он убегал в лес. Приближающийся вечер он теперь всегда встречал с возмущением. Он ненавидел спальню, куда входил как преступник на эшафот.

-- Разве ты не рад был бы иметь сына? - спросила она.

-- О, конечно, - ответил он.

-- Ты совсем не мил с своей женой, - сказала мать возможно мягким тоном.

Тут он вспылил.

-- Так! Этого еще не доставало? Опять не так? Вы хотите, может быть, напомнить мне о моем долге, да? Гм... впрочем Лиза совсем не такая, как вы думали - но кого это касается? Ну, хорошо, формулируйте вашу жалобу, тогда я на нее буду отвечать.

Нет, на это у матери не было никакой охоты.

В своем уединении Фритиоф открыл, что их управляющий, молодой человек, охотно пил и играл в карты. Он сошелся с ним и проводил вечера с ним в своей комнате, откуда он уходил как можно позднее.

Однажды вечером его жена лежала, не спала и ждала его.

-- Где ты был? - спросила она его резко и отрывисто.

-- Это тебя не касается, - возразил он.

-- Можно сказать, хорошо быть замужней, как я! - сказала она. Если бы у нас по крайней мере был ребенок!

-- Это не моя вина, - сказал он.

-- Но ведь и не моя тоже?

И завязался спор на эту тему, тянувшийся уже два года.

Лиза испытывала все средства. Она кокетничала со своим мужем и этим возбуждала в нём отвращение, она хотела задеть его гордость, и сделалась ему совершенно невыносимой.

И так как ни один из них не решился обратиться за советом к кому-нибудь понимающему дело или спросить доктора, то случилось то, что бывает во всех подобных случаях: муж насмехался, а жена приходила в полное отчаяние.

Но господин Фритиоф чувствовал ясно, что над его мрачной, нездоровой жизни тяготеет проклятие. Природа создала два пола, которые при известных обстоятельствах ищут друг друга, но в других случаях относятся друг к другу как смертельные враги. Он узнал другой пол, как своего врага и даже, как более сильного противника.

Однажды, как бы случайно, сестра спросила его, что значит слово "каплун".

Он не ответил, посмотрел на нее внимательно и заметил, что она действительно не знала этого слова, но где-нибудь его подслушала, и ей было любопытно узнать. Его жизнь была отравлена, он был выставлен на посмешище, и своеобразное недоверие наполнило его душу. Всё, что он слышал и видел, ставил он в связь с этим обвинением, он был в постоянном припадке злобы; он обольстил одну из служанок и с желанным успехом: он сделался отцом! Лиза была мученицей! Но он об этом не горевал, так как его честь была спасена.

Но с этого времени в Лизе проснулась ревность и - странно сказать - что-то в роде любви к мужу.

Эта любовь, была очень неудобна, так как проявлялась себя в постоянном шпионстве и настойчивости и даже в невыносимых материнских заботах. Она рассматривала его ружье, было ли оно в исправности, когда он уходил из дому, она умоляла его на коленях надеть что-нибудь теплое и т. д. и т. д.

При этом она была очень педантична, в доме была масса всяких щеток и тряпок, выбивалок для пыли и вытиралок, и постоянно наводился порядок. Он никогда не имел покоя и никогда не был уверен, что может остаться один в комнате.

приставали и терзали его, что он ото всего отказался. Наконец, всё это его утомило. Он уже давно отвык разговаривать, так как всегда был уверен, что наткнется на возражение. Благодаря недостатку подходящего мужского общества, страдал его ум; его нервная система была в конец разрушена, он перестал обращать внимание на свою наружность и стал пить. Его теперь никогда не бывало дома, зато почти всегда его можно было найти пьяным в деревенском кабаке или в избе, так как он пил с каждым, кого находил, и всегда до потери сознания. Для него было потребностью заглушать алкоголем свой рассудок, и, кроме того, он тогда мог свободно говорить; и вообще нельзя было сказать, для чего он пьет, - чтобы пить, или для того, чтобы иметь возможность говорить, не беспокоясь о возражениях.

С тех пор, как последний управляющий был удален за "пьянство", очень строго следили за тем, чтобы на это место попал человек "благочестивого образа мыслей". Когда с помощью духовенства удалось удалить шинок из деревни, господин Фритиоф начал пьянствовать со своими собственными рабочими, и скандал следовал за скандалом.

В конце концов он сделался настоящим пьяницей, и с ним стали случаться судорожные припадки, если долго не удавалось достать алкоголя. Пришлось поместить его в лечебницу для алкоголиков и оставить больного там, как неизлечимого.

В часы просветления, когда он думал о своей жизни, он чувствовал глубокое сожаление ко всем молодым девушкам, которых не любя принуждают выходить замуж. Он мог так живо сочувствовать, им, так как сам испытал на себе проклятие за такое насилование природы. А он был мужчина!

так как она была так же несчастлива, как и он, и была жертвою того же самого несчастного обстоятельства.