Автор: | Сю Э. М., год: 1845 |
Категория: | Роман |
5. ВСТРЕЧИ
При виде Дагобера и Агриколя Горбунья в изумлении остановилась в нескольких шагах от ворот монастыря.
Солдат еще не увидел работницу. Он быстро шел за Угрюмом, который, несмотря на свои впалые бока, на грязный и взъерошенный вид, казалось, дрожал от радости, поворачивая время от времени свою умную голову к хозяину, к которому он тотчас же вернулся, после того как приласкался к Горбунье.
-- Да, да, я тебя понимаю, старина, - говорил с чувством солдат. - Ты оказался вернее меня. Ты ни на минуту не оставлял их одних, моих милых деток. Ты за ними пошел, ждал их день и ночь, не евши, голодал у того дома, куда их отвезли, и, наконец, не дождавшись их возвращения, побежал домой, искать меня... Я бегал, как бешеный дурак... ты же делал то, что я должен был, конечно, сделать: ты открыл, где они находятся... Ну что же? Что это доказывает? Что животные лучше людей?.. Это давно известно... Так наконец-то я их увижу... Как я подумаю, что завтра 13-е число и что без тебя все бы погибло, меня просто дрожь берет... Скоро ли мы дойдем?.. Какое пустынное место... и ночь уже приближается...
Дагобер держал речь, не сводя глаз с собаки, поспешно бежавшей впереди... Вдруг Угрюм бросился от него, и Дагобер, подняв голову, увидал, что он ласкается к Горбунье и Агриколю, встретившимся у ворот монастыря.
-- Горбунья! - приветствовали отец и сын молодую работницу, с удивлением смотря на нее.
-- Прекрасные известия, господин Дагобер! - с невыразимой радостью проговорила Горбунья. - Роза и Бланш найдены... - Затем, повернувшись к кузнецу, она прибавила: - Прекрасные известия, Агриколь! Мадемуазель де Кардовилль вовсе не сошла с ума... Я сейчас с ней виделась!..
-- Она не помешана! Какое счастье! - сказал кузнец.
-- Дети мои!! - дрожащим от волнения голосом воскликнул старик, пожимая руки Горбунье. - Вы их видели?
-- Да, сейчас... они очень печальны и огорчены... я не могла с ними поговорить.
-- Уф! - сказал Дагобер, как бы задыхаясь от полученного известия и прижимая к груди руки. - Уф! Я никогда не думал, что мое старое сердце может так шибко биться. А между тем, благодаря Угрюму, я почти приготовился к этой вести... Но все равно... Меня просто ослепила радость... голова закружилась.
-- Видишь, батюшка, какой славный денек сегодня выдался, - сказал Агриколь, с благодарностью смотря на молодую работницу.
-- Обнимите меня, славная и достойная девушка, - прибавил солдат, крепко обнимая Горбунью; затем, сгорая от нетерпения, воскликнул: - Ну, пойдемте за девочками!
-- Милая Горбунья, - сказал глубоко тронутый Агриколь, - ты возвращаешь покой, быть может, даже жизнь отцу... А как ты узнала... о мадемуазель де Кардовилль?
-- Чисто случайно... А ты как здесь очутился?
-- Угрюм остановился и лает! - воскликнул Дагобер и поспешно двинулся вперед.
Действительно, собака, не менее своего господина жаждавшая поскорее увидеть сирот, но лучше его знавшая, где они находятся, уселась у ворот монастыря и залаяла, чтобы привлечь внимание Дагобера. Последний понял этот призыв и спросил Горбунью, указывая на дом:
-- Они здесь?
-- Да, здесь.
-- Я был в этом уверен... Славная собака! О, да! животные лучше людей... исключая вас, дорогая Горбунья... вы лучше людей и зверей!.. Наконец-то я увижу моих бедных малюток! Наконец-то я буду с ними!..
Говоря это, несмотря на свои годы, Дагобер бегом побежал к Угрюму.
В два прыжка Агриколь был возле отца. Тот уже готов был взяться за молоток.
-- Батюшка, не стучись! - воскликнул кузнец, хватая его за руку.
-- Какого черта ты толкуешь?
-- Горбунья сказала, что все будет потеряно, если ты постучишься.
-- Что-о?!
-- Вот она тебе все объяснит.
В это время Горбунья, менее проворная, чем Агриколь, подошла к ним и сказала солдату:
-- Господин Дагобер, надо отойти от ворот... их могут открыть... заметят вас, заподозрят... Лучше пройдем у стены...
-- Заподозрят? В чем заподозрят? - с удивлением спрашивал Дагобер, не отходя от ворот.
-- Умоляю вас... не оставайтесь тут! - с такой настойчивостью сказала Горбунья, что Агриколь невольно прибавил:
-- Батюшка, раз Горбунья это говорит, значит, у нее есть основательная причина. Послушаемся ее... Бульвар Госпиталя в двух шагах... там никого нет... Мы можем там спокойно переговорить...
-- Черт меня возьми, если я что-нибудь понимаю! - воскликнул Дагобер, все-таки не отходя от ворот. - Девочки тут... я их беру... увожу с собой... вот и все... и дела-то всего на десять минут!
-- О, не думайте так, господин Дагобер! - сказала Горбунья. - Дело совсем не так просто... Идемте... уйдем отсюда скорее - слышите, голоса за воротами...
Действительно, послышался какой-то шум на дворе.
-- Идем, батюшка... идем, - сказал Агриколь, почти силой увлекая старика.
Угрюм, очень удивленный, по-видимому, этим промедлением, полаял немного, оставаясь у ворот, как бы выказывая нежелание покидать свой пост и протестуя против подобного отступления, но по знаку Дагобера собака присоединилась к армейскому корпусу.
Было около пяти часов вечера. Поднялся сильный ветер. Небо покрылось тяжелыми и темными дождевыми тучами. Мы уже сказали, что бульвар Госпиталя, примыкавший к монастырскому саду, почти никем не посещался. Дагобер, Агриколь и Горбунья могли, следовательно, держать здесь совет в совершенном уединении.
Солдат не скрывал своего бурного нетерпения и, как только они повернули за угол, обратился к Горбунье:
-- Ну, говорите же... объясните, в чем дело: вы видите, я как на горячих угольях!
-- Дом, где заперты дочери маршала Симона, - монастырь, месье Дагобер.
-- Монастырь! - воскликнул солдат. - Так и следовало думать... Ну и что! Я и в монастырь за ними пойду... как и повсюду... Попытка не пытка!
-- Мне не отдадут?.. А вот, черт возьми, мы посмотрим!.. - и он сделал шаг по направлению к улице.
-- Батюшка! - сказал Агриколь, удерживая его. - Минутку терпения... Выслушай Горбунью!
-- Нечего мне слушать! Как?.. Мои дети тут... в двух шагах от меня... я об этом знаю и не заполучу их во что бы то ни стало тотчас же?! Ого, черт возьми!.. Это было бы интересно!.. Пустите меня!..
-- Господин Дагобер! Умоляю вас! - просила Горбунья, овладев другой его рукой, - выслушайте меня... Есть другой способ вернуть бедных сирот без насилия: мадемуазель де Кардовилль особенно настаивала на том, что насилие может погубить все...
-- Если есть возможность действовать иначе... отлично... но только говорите скорее, каким же способом надо действовать?
-- Вот кольцо мадемуазель де Кардовилль...
-- Что это за мадемуазель де Кардовилль?
-- Это, батюшка, та самая великодушная барышня, которая хотела внести за меня залог и которой я должен сообщить нечто очень важное...
-- Ну ладно, ладно, потолкуем об этом после. Что означает это кольцо?
-- Вы его возьмете и отправитесь сейчас на Вандомскую площадь, в дом N7, к графу де Монброн. Это очень влиятельный человек и старый друг мадемуазель де Кардовилль. Это кольцо докажет, что вы пришли к нему от ее имени. Вы скажете графу, что мадемуазель де Кардовилль задерживают в больнице рядом с этим монастырем, выдавая ее за помешанную, а в монастыре силой держат дочерей маршала Симона...
-- Ну а дальше, дальше?
-- Дальше, граф предпримет необходимые шаги перед высокопоставленными особами об освобождении дочерей маршала, и, может быть, завтра или послезавтра...
-- Завтра или послезавтра! - воскликнул Дагобер. - Да еще может быть!!! Мне необходимо их освободить сегодня же... сейчас... а то послезавтра! И еще: может быть!.. Нечего сказать, вовремя!.. Спасибо, милая Горбунья, но возьмите ваше колечко... я предпочитаю действовать сам... Подожди меня здесь, сынок...
-- Батюшка! что ты затеваешь? - воскликнул Агриколь, стараясь удержать старика. - Вспомни, ведь это монастырь, слышишь: монастырь!
-- Ты, брат, ничего еще не понимаешь, призывник еще. А я знаю, как надо действовать в монастырях. В Испании научился, небось сто раз проделывал... Вот как будет дело: я постучусь, мне ответит сестра-привратница, спросит, что мне надо, я ей отвечу, конечно; она попытается меня остановить, я не послушаюсь; пройду, начну кричать во все горло девочек, побегу по всем этажам.
-- А монахини-то, месье Дагобер, монахини! - говорила Горбунья, стараясь удержать старика.
-- Монахини побегут за мной следом, будут кричать, точно галчата, выкинутые из гнезда, - дело мне знакомое! В Севилье я таким образом освободил одну андалузку, которую силой держали в монастыре. Пусть их кричат, я мешать не стану! И так я обегу весь монастырь, призывая Розу и Бланш... Они меня услышат... откликнутся... Если они заперты, я беру первое, что под руку попадется, и выламываю дверь.
-- А монахини... монахини, господин Дагобер!
-- Монахини с их криками не помешают мне выломать дверь, обнять моих девочек и удрать с ними... Если запрут ворота, - мы их выломаем! Итак, - прибавил старик, освобождаясь из рук Горбуньи, - подождите меня здесь... через десять минут я вернусь... А ты сходи за каретой, Агриколь.
Более спокойный, чем отец, и более сведущий в уголовных законах, Агриколь перепугался того, к чему может привести необычайный способ действий солдата. Он бросился вперед, снова остановил его и воскликнул:
-- Эх, черт! Ну, говори скорее!
-- Если ты ворвешься в монастырь силой, все пропало!
-- Это почему?
-- Во-первых, господин Дагобер, - сказала Горбунья, - в монастыре есть и мужчины. Я сейчас видела привратника, заряжавшего ружье, а садовник рассказывал об отточенной косе и о ночном карауле...
-- А плевать мне и на ружье, и на косу!
-- Ну хорошо, батюшка. Послушай же хоть минутку, что я тебе скажу: ты постучишь в ворота, привратник отопрет и спросит, что тебе надо. Так?
-- Я скажу, что хочу поговорить с настоятельницей... и войду в монастырь.
-- Кроме ворот, внутри есть еще запертая дверь, - уговаривала Горбунья. - В ней сделано окошечко, и, прежде чем отворить, монахиня вас оглядит и до той поры не впустит, пока вы не скажете, зачем пришли.
-- Я и ей скажу: хочу видеть настоятельницу.
-- Тогда, батюшка, так как ты не обычный гость в монастыре, пойдут доложить о тебе самой настоятельнице.
-- Ну, дальше?
-- А дальше придет она.
-- А потом?
-- А потом спросит: что вам надо, господин Дагобер?
-- Что мне надо... черт побери... моих девочек мне надо!..
-- Еще минутку терпения, батюшка!.. Ты, конечно, не сомневаешься, что если принято столь много предосторожностей, когда их увозили, то их хотят задержать в монастыре как против их воли, так и против твоей!
-- Я не только не сомневаюсь, но я в этом уверен... недаром же одурачили мою бедную жену.
-- Ну, так настоятельница тебе и ответит, что она не понимает, о чем ты говоришь, и что девиц Симон в монастыре нет и не бывало.
-- А я ей скажу, что они там... у меня есть свидетели: Горбунья и Угрюм!
-- Настоятельница тебе скажет, что она тебя не знает и не желает вступать в объяснения... да и захлопнет окошко.
-- Тогда я выломаю дверь... видишь, без этого, значит, обойтись нельзя... Пусти же меня!
-- А что станется тогда с вашими бедными девочками, господин Дагобер? - сказала Горбунья.
У старого воина было слишком много рассудка, чтобы не понять справедливости доводов сына и Горбуньи. Но он знал также, что необходимо было, чтобы девушки были освобождены до завтрашнего дня. Выбор этот был ужасен. Голова Дагобера горела, он упал на каменную скамью, сжимая в отчаянии голову, и, казалось, изнемогал под гнетом неумолимого рока.
Агриколь и Горбунья, глубоко тронутые его немым отчаянием, обменялись взглядом. Кузнец сел на скамью рядом с отцом и сказал ему:
-- Послушай, батюшка, успокойся немножко, подумай о том, что тебе сказала Горбунья. Ведь если ты снесешь это кольцо к графу, то он, благодаря своему влиянию, освободит девушек завтра же... самое позднее послезавтра...
-- Гром и молния! Да что вы меня с ума свести хотите? - закричал Дагобер и, вскочив со скамьи, таким отчаянным, диким взором посмотрел на Агриколя и на Горбунью, что те невольно отступили в изумлении и страхе. - Простите меня, дети, - прибавил Дагобер после долгого молчания, - я напрасно погорячился... виноват... вы ведь меня не понимаете... Трудно нам сговориться... Вы совершенно правы, но и я прав также! Послушайте меня, вы люди честные и хорошие... я вам доверю свою тайну... Знаете ли, зачем я привез этих детей из Сибири? Затем, чтобы завтра они могли быть утром в улице св.Франциска... Если они там не будут, значит, я изменил последней воле их умирающей матери.
-- Это улица св.Франциска, дом N3? - прервал отца Агриколь.
-- Да... но ты-то откуда знаешь об этом?
-- Все это написано на бронзовой медали?
-- Да!.. - с возрастающим удивлением воскликнул Дагобер. - Кто это тебе сказал?
-- Батюшка, подожди минутку... - отвечал Агриколь, - дай мне подумать... Я, кажется, догадываюсь... да... Так ты говоришь, Горбунья, мадемуазель де Кардовилль нисколько не помешана?..
-- Нет... Ее удерживают силой в этом доме, не позволяя ни с кем видеться... Она сказала, что и она и дочери маршала Симона - жертвы одной и той же грязной интриги.
-- Сомнений больше нет! - воскликнул кузнец. - Теперь я все понимаю: мадемуазель де Кардовилль, как и девицы Симон, имеет такую же важную причину быть завтра на улице св.Франциска... а она, может быть, об этом и не знает!
-- Как так?
-- Еще одно слово, милая Горбунья... Мадемуазель де Кардовилль тебе не говорила, что ей очень нужно быть на свободе завтра утром?
-- Нет... Давая мне кольцо для графа де Монброн, она сказала: "Благодаря этому мы будем свободны завтра или послезавтра..."
-- Да объясни же, в чем дело! - с нетерпением сказал Дагобер сыну.
-- Когда ты пришел сегодня за мной в тюрьму, батюшка, я тебе сказал, что должен выполнить священный долг и потом уже приду к тебе...
-- Так, так... а я, со своей стороны, пошел попытаться еще предпринять кое-что; я потом расскажу вам, в чем дело.
-- Я тотчас же побежал к мадемуазель де Кардовилль. Отворивший мне лакей сообщил, что с барышней случился припадок умопомешательства... Можете себе представить, как я был поражен... Я спросил, где она. Ответили, что не знают. Нельзя ли, говорю, увидеть кого-нибудь из членов ее семьи? Но так как моя одежда, вероятно, не внушала большого доверия, мне ответили, что никого нет дома. Я просто пришел в отчаяние... но потом подумал, что если она больна, то ее доктор должен знать, где она, и нельзя ли ее увидеть... Вместо родных я решил поговорить с доктором: они часто являются лучшими, друзьями... Я спрашиваю у лакея, не может ли он указать мне имя доктора мадемуазель де Кардовилль. Мне охотно сообщают, что это доктор Балейнье, улица Тарани, 12. Побежал туда - он вышел. Но мне говорят, что около пяти часов я его наверняка застану в больнице: больница здесь, рядом с монастырем... вот почему мы с вами и встретились.
-- Но медаль, медаль где ты видел? - с нетерпением допрашивал Дагобер.
-- Что же это за открытия?
-- Видите ли, батюшка, на другой день после вашего приезда я отправился к мадемуазель де Кардовилль просить о залоге. За мной уже следили. Узнав об этом от своей служанки, мадемуазель де Кардовилль пожелала меня скрыть от полиции и спрятала в тайник, устроенный в стене павильона. Этот тайник был не что иное, как небольшой чулан, и свет туда проникал через трубу, как в камин. Через несколько минут я там осмотрелся и стал различать все очень ясно. От нечего делать я разглядывал все, что меня окружало. Стены были покрыты деревянными панелями, а входная дверь состояла из панно, которое передвигалось при помощи противовеса и прекрасно слаженной системы зубчатых колес. Меня очень заинтересовало это устройство, и я с любопытством кузнеца, несмотря на свои опасения, стал разглядывать все эти фальцы и пружины, как вдруг маленькая медная пуговка, значение которой я не мог понять, привлекла мое особенное внимание. Дергал я ее, дергал, двигал во все стороны, - ничто не действовало. Тогда я подумал: "Верно, эта пуговка относится к другому механизму; дай-ка я ее попробую нажать". Только что я нажал ее довольно сильно, послышался легкий скрип, и над самым входом в тайник из стены выдвинулась какая-то полочка, как в секретере. Полочка была с бортами, вроде ящика, но так как я нажал пуговку, видимо, слишком сильно, то от этого толчка из ящика вылетела на пол маленькая бронзовая медаль на бронзовой цепочке.
-- И на этой медали был адрес: улица св.Франциска? - воскликнул Дагобер.
-- Да, батюшка. Вместе с медалью на пол упал большой запечатанный конверт. Поднимая его, я невольно увидал написанный крупными буквами адрес: "Мадемуазель Де Кардовилль. Как только она получит, пусть сейчас же прочтет". Затем две буквы "Р. и К.", росчерк и число "12 ноября 1830 г. Париж". На печати тоже буквы "Р. и К." и над ними корона.
-- Печати были не сломаны? - спросила Горбунья.
-- Совершенно нет.
-- Значит, несомненно, что мадемуазель де Кардовилль не знала о существовании пакета, - заметила Горбунья.
-- Я так и подумал, потому что, несмотря на надпись, сделанную два года тому назад, печати остались целы.
-- Очевидно так, - сказал Дагобер. - Что же ты сделал?
из ее служанок несколько слов, которые могли бы навести на мысль о моей находке мадемуазель де Кардовилль... Затем, как только стало возможно, я написал нашей доброй Горбунье, чтобы она сходила к мадемуазель Адриенне на Вавилонскую улицу...
-- Но, значит, эта медаль точно такая же, как у дочерей генерала Симона, - прервал его отец. - Как же это могло случиться?
-- Ничего не может быть проще, батюшка: я помню, что барышня мне сказала, что эти девушки приходятся ей родственницами.
-- Она... родственница Розе и Бланш?
-- Да, да, - прибавила Горбунья, - они и мне то же сказала сейчас.
погубит все? Значит, не могу я довольствоваться словами: "послезавтра, может быть", - когда я приехал из глубины Сибири только для того, чтобы отвести этих детей завтра на улицу св.Франциска?.. Понимаешь ли, наконец, что я должен их освободить сегодня же, если бы даже мне пришлось поджечь монастырь?
-- Но, батюшка, насилие...
-- Да знаешь ли ты, черт побери, что полицейский комиссар, которому я снова жаловался на духовника твоей бедной матери, опять мне сказал: "Доказательств никаких нет и ничего сделать нельзя".
-- Но теперь есть доказательства... По крайней мере известно, где находятся девушки... Эта достоверность много значит... Будь спокоен, закон сильнее любой настоятельницы!..
-- А кроме того, не забудьте, что мадемуазель де Кардовилль направила вас к графу де Монброн, - сказала Горбунья, - а это очень влиятельное лицо. Вы объясните ему, как важно, чтобы барышни и мадемуазель Адриенна были освобождены сегодня же... для последней это освобождение не менее важно, и поэтому граф, вероятно, ускорит ход правосудия... и ваши дети вернутся к вам сегодня же.
батюшка?
Дагобер размышлял. Затем он обратился к Агриколю:
"до завтра ничего сделать нельзя"; положим, граф мне скажет то же... Что же, ты думаешь, я стану ждать сложа руки до завтра?
-- Но, батюшка!..
-- Довольно, - резко прибавил солдат. - Я знаю, что делать. Беги к комиссару, а вы, Горбунья, ждите нас дома... Я же пойду к графу... Давайте кольцо... какой адрес?
N7, граф де Монброн, от имени мадемуазель де Кардовилль, - сказала Горбунья.
-- У меня память хорошая, - заметил солдат. - Значит, все вернемся потом домой?
-- Да, батюшка. В добрый час... Ты увидишь, что закон защищает бедных и честных людей...
-- Тем лучше... - заметил солдат. - А то честным людям пришлось бы защищаться и помогать себе самим! До встречи, дети, на улице Бриз-Миш.