Агасфер. Том 3.
Часть пятнадцатая. С Родена сорвана личина.
8. Занавес поднят

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сю Э. М., год: 1845
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

8. ЗАНАВЕС ПОДНЯТ

Три обычных удара торжественно раздались за занавесом. Увертюра началась, но, надо признаться, ее почти не слушали.

Зал был весьма оживлен. Кроме двух лож справа и слева от авансцены, все места были заняты. В ложах сидело множество нарядных женщин, привлеченных, как всегда, необычностью дикого зрелища. Кресла были заняты той же самой молодежью, которая днем каталась на Елисейских Полях. Об их разговорах можно было судить по нескольким словам, которыми обменивались между собой соседи по ложам.

-- А знаете, на "Гофолию" публики в зале бы столько не собралось, да еще такой избранной.

-- Конечно! Разве можно сравнить жидкие завывания трагика с ревом льва?

-- Я не понимаю, как это позволяют Мороку привязывать пантеру на цепь прямо на сцене. А вдруг цепь лопнет?

-- Кстати, о порванных цепях... Вон маленькая госпожа де Бленвиль, хотя не тигрица... вон она во втором ярусе, видите?

-- А ей пошло впрок, что она порвала супружеские узы, и... очень похорошела.

-- А вот и прекрасная герцогиня де Сен-При... Да, здесь сегодня собралось лучшее общество... О себе я, конечно, умалчиваю.

-- Точно в Итальянской опере... Какой веселый и праздничный вид!

-- Что же... надо повеселиться напоследок... может быть, недолго веселиться придется!

-- Это почему?

-- А если в Париж придет холера?

-- Как? Что?

-- Разве вы верите в холеру?

-- Черт возьми! говорят, она с тросточкой пробирается к нам с севера.

-- Пусть сатана перехватит ее по дороге, чтоб нам не видать ее зеленой рожи!

-- Говорят, что она уже в Лондоне.

-- Счастливого пути!

-- Я не люблю о ней говорить... Быть может, это слабость... но, знаете, невеселый предмет.

-- Я думаю!

-- Господа... я не ошибся... нет... это она!

-- Мадемуазель де Кардовилль! она вошла сейчас в литерную ложу с Моренвалями. Полное возрождение! Днем Елисейские Поля, вечером здесь!

-- Правда, это она!

-- Боже! Как хороша!

-- Позвольте мне ваш лорнет.

-- А? Какова?

-- Очаровательна... ослепительна!

-- И при такой красоте дьявольски умна, восемнадцать лет, триста тысяч дохода, знатное происхождение... и полная свобода!

-- И подумать только, что стоило бы ей захотеть - и я завтра, даже сегодня, был бы счастливейшим человеком в мире!

-- Можно сойти с ума или взбеситься!

-- Говорят, что ее дворец на улице д'Анжу нечто волшебное. Рассказывают о спальне и о ванной, достойных "Тысячи и одной ночи".

-- И свободна, как воздух... я все к этому возвращаюсь!

-- Ах, если бы я был на ее месте! Я был бы чудовищно легкомысленным!

-- Счастлив будет тот смертный, кого она полюбит первого!

-- А вы думаете, их будет несколько?

-- Если она свободна, как воздух...

-- Вот и все ложи заняты, кроме той, литерной, напротив ложи мадемуазель де Кардовилль. Счастливы те, кто будут там сидеть!

-- Видели ли вы супругу английского посла в ложе первого яруса?

-- А, княгиню д'Альвамир... Каков у нее букет!

-- Черт возьми!

-- Желал бы я знать фамилию... этого букета.

-- Черт возьми! Это Жерминьи.

-- Как, наверно, польщены львы и тигры, что собрали такую избранную публику!

-- Она становится событием!

-- Как хорошо она сделала, что показалась. Ведь ее выдавали за помешанную.

-- Ах, господа! Вот рожа-то!

-- Где? Где?

-- Под ложей мадемуазель де Кардовилль.

-- Это щелкунчик из Нюренберга!

-- Деревянная кукла!

-- Какие круглые, выпуклые глаза!

-- А нос!

-- А лоб!

-- Да это шут какой-то!

-- Тише, господа! Занавес поднимается.

Действительно, занавес поднялся.

Необходимо дать несколько пояснений, чтобы было понятно следующее.

На авансцене бенуара находились две литерные ложи. Одну из них занимали некоторые из тех лиц, о которых только что шла речь, а в другой сидел англичанин, тот самый эксцентрик, ужасное пари которого наводило жуть на Морока. Действительно, только обладая редким фантастическим гением Гофмана, можно было бы верно описать комичное и в то же время страшное лицо этого человека, выделявшееся на темном фоне ложи. Англичанин выглядел лет на пятьдесят, у него был лысый лоб странной конусообразной формы, брови, расположенные в виде двух ломаных линий, выпуклые глаза, поставленные очень близко друг к другу, совсем круглые и как будто остановившиеся, блестевшие зеленым огнем; длинный горбатый и острый нос, массивный, как у щелкунчика, подбородок, наполовину исчезавший в пышном галстуке из белого батиста, столь же сильно накрахмаленном, как и воротничок рубашки с закругленными краями, почти достигавший-мочки уха. Это на редкость худое и костлявое лицо обладало все же ярким и почти пурпуровым оттенком, подчеркивавшим зеленый блеск глаз и белизну белка. Громадный рот то неслышно насвистывал мотив шотландской джиги, то искривлялся в насмешливую улыбку. Туалет англичанина был утонченно изыскан: под голубым фраком с металлическими пуговицами виднелся жилет из белого пике, столь же безупречной белизны, как и пышный галстук; два прекрасных рубина украшали запонки. Он опирался о край ложи руками настоящего патриция, обтянутыми лайковыми перчатками. Зная страшную и жестокую цель его посещений, нельзя было смеяться над его шутовской внешностью: она возбуждала какой-то ужас. Можно легко понять чувство кошмара, испытываемого Мороком под влиянием пристального взгляда больших круглых глаз, терпеливо и с непоколебимой уверенностью выжидавших момента смерти - ужасной смерти укротителя зверей.

Над темной ложей англичанина, представляя приятный контраст, помещались в ложе бельэтажа мадемуазель де Кардовилль и маркиза Моренваль с мужем. Адриенна сидела ближе к сцене. Голубое китайского крепа платье с брошью из дивного восточного жемчуга, висевшего в виде подвесок, составляло весь наряд девушки, которая казалась в нем очаровательной. В руках Адриенна держала громадный букет из редких индийских цветов. Гардении и стефанотис сочетали матовую белизну с пурпуром ибискуса и яванских амариллисов. Госпожа де Моренваль, сидевшая по другую сторону ложи, была одета просто и со вкусом. Ее муж, стройный и красивый блондин, помещался сзади дам. Графа де Монброна ждали с минуты на минуту.

Напомним читателю, что ложа бельэтажа, расположенная напротив ложи мадемуазель де Кардовилль, была еще пуста.

Сцена представляла собою громадный индийский лес. На заднем плане большие тропические деревья, зонтичные и стрелообразные, вырисовывались на фоне скал и обрывов и только кое-где позволяли видеть красноватое небо. Боковые кулисы изображали то же, а налево от зрителя, почти под ложей Адриенны, находилась глубокая, темная пещера, образовавшаяся как будто вследствие вулканического выброса, так как над ней грудами высились обломки гранита. Этот суровый и величественно дикий пейзаж был выполнен с большим искусством; иллюзия была почти полной. Нижняя рампа, снабженная багровым отражателем, бросала на зловещий пейзаж затененные горячие тона, еще больше подчеркивавшие захватывающую и мрачную картину.

глазами ту сцену, красноречиво описанную путешественником, где Джальма бросился с великодушной отвагой на разъяренную тигрицу, чтобы спасти жизнь раба, прятавшегося в пещере. Случаю было угодно, чтобы декорации необыкновенно напоминали описание. Поэтому она не сводила глаз со сцены и не обращала ни малейшего внимания на то, что делалось в зале. А между тем в ложе напротив, которая оставалась до сих пор пустой, происходило нечто весьма любопытное.

Дверь в ложу открылась. Смуглый человек лет сорока вошел в нее. Он был одет в индусское длинное платье оранжевого цвета, стянутое в талии зеленым поясом; на голове сидел небольшой белый тюрбан. Поставив впереди два стула и окинув взглядом зрительный зал, он вздрогнул; глаза его засверкали, и он быстро вышел.

Этот человек был Феринджи.

Его появление вызвало в зале любопытство: большинство удивленных зрителей не было столь заинтересовано, как Адриенна, изучением живописных декораций. Но интерес публики возрос, когда в ложе показался молодой человек редкой красоты, также в индийской одежде: в белом кашемировом платье с широкими откидными рукавами, в пунцовом с золотом тюрбане и с таким же поясом, за который был заткнут кинжал с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями. Это был Джальма. С минуту он постоял в глубине ложи, почти равнодушно оглядывая зал, переполненный людьми... Затем с изящным и спокойным величием он прошел вперед и занял один из стульев. Через несколько секунд он оглянулся назад, как бы удивляясь, что не появляется в ложе то лицо, которое он ждет.

и с двумя бантами вишневого цвета на голове. Лиф был слишком глубоко вырезан, а рукава слишком коротки, но трудно было себе представить более плутовскую и хорошенькую рожицу, чем та, которая выглядывала из-под пепельных кудрей.

громадный букет роз. Она не подражала тихим и спокойным манерам Джальмы, а вприпрыжку влетела в ложу, шумно расталкивая стулья, и долго ерзала на своем сиденье, расправляя нарядное платье. Вовсе не теряясь при виде столь избранной публики, она задорным движением заставила Джальму понюхать букет и расположилась, наконец, со всеми удобствами на своем месте.

Феринджи, заперев дверь ложи, сел сзади.

Адриенна, поглощенная зрелищем индийского леса и сладкими воспоминаниями, не обратила внимания на вновь прибывших. Джальма также не мог ее узнать, так как, пристально всматриваясь в декорации, мадемуазель де Кардовилль повернула голову к сцене.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница