| Автор: | Сю Э. М., год: 1840 |
| Категория: | Роман |
ПУТЕШЕСТВИЕ
Пройдя несколько часов по дороге из Алэ к Зеленогорскому Мосту и прорезав несколько плодородных долин, наши трое путников проникли в ущелья Севенского хребта. По мере того как дорога поднималась к северо-западу, она становилась все труднее и труднее. Все в этой неизмеримой пустыне представляло картины разрушения и хаоса. Великие землетрясения и вулканические извержения нагромоздили скалы на скалы. Время от времени путникам попадались потухшие кратеры, которые превратились в бездонные пропасти.
В полночь взошла на небе светлая и блестящая луна. Но ее нежный свет не смягчит дикого вида узкого ущелья, по которому карабкались Изабелла, Туанон и Табуро. Неровные, рассеченные вершины, возвышавшиеся над этим ущельем, утопали в синеватой дымке. Там и сям высоко над дорогой выступали глыбы известняка белые и прозрачные, как стекло, и слабо поблескивали, отражая в себе радужные лунные лучи, словно исполинские окна. Вокруг царствовала глубокая тишина. По этой звонкой известковой почве, под которой происходила вулканическая работа, гулко отдавались шаги трех путешественников.
Туанон до сих пор не решалась сообщить Клоду свой страх и опасения насчет отношений Изабеллы к Танкреду, как и ту басню, благодаря которой молодая девушка согласилась служить им проводником. Психея скрыла еще от него, что проводница принимала его за протестантского пастора. Боясь чтобы Изабелла не нарушила молчания, которое она хранила почти все время, и чтобы Табуро не ответил ей как-нибудь невпопад, Психея в двух словах познакомила его с тем, что произошло.
В своем простосердечии Клод нашел прекрасным, что Психея представила его пастором: в таком виде он был неприкосновенной особой для всякого протестанта. Но, несмотря на эту предохранительную меру, он все еще был далек от полного спокойствия. Вид этих пустынных мест, еще более величественных, благодаря полумраку, который окутывал их, неприятно действовал на него. То волшебный вид скал, освещенных причудливым светом луны, вызывал в нем глухой ужас, то вдруг неясный далекий шум, среди ночной тишины, словно перекличка таинственных пустынь, удваивал беспокойство чичисбея.
Туанон, вся охваченная своей любовью и тем лихорадочным пылом, который внушает столько энергии существам хрупким и нервным, ничего не боялась. Она вся отдалась восторженной мысли настичь Танкреда, преодолеть ради него все препятствия и всякую усталость. Ей мерещились тысячи золотых грез. Вот он ласково встретит ее: ведь в такой глуши ей нечего опасаться соперниц! Чтобы удобнее следовать за ним, она переоденется в мужское платье и будет его пажом или лакеем, все равно, лишь бы быть возле него. Единственный страх, от которого иногда бедная женщина леденела, была мысль, что Танкред может дурно принять ее, даже прогнать.
Клод и Психея замедлили шаги. Желая поговорить на свободе, Изабелла шла впереди. Мрачное молчание, упорно хранимое севенкой, объяснялось просто: после трехлетней разлуки, ей предстояла встреча с Жаном Кавалье. Не зная наверное, стал ли он одним из предводителей восстания, она все-таки не сомневалась, что он принял деятельное участие в нем. Если же Жана там не окажется, Изабелла решила пуститься в поиски за ним. Она должна была сделать ему страшные сообщения: ей предстояло объяснить ему свое поведение, которое, по внешним признакам, столь роковым образом свидетельствовало против нее. Наконец, Изабелла знала, что маркиз Танкред де Флорак, к которому она питала непримиримую ненависть, находится во главе королевских войск, посланных против фанатиков.
Все эти заботы так поглощали севенку, что ей было не до своих товарищей по путешествию, и она легко поддалась обману, по которому Табуро оказался пастором, а Туанон протестанткой. Нет сомнений, что, по мере того как время уходило, роль, которую приходилось играть Психее и Табуро, становилась все затруднительнее. Следующее событие сблизило трех путешественников и заставило их вступить в разговор. Скалистая глыба, должно быть давно уже подточенная временем, сорвалась с гребня одной из двух гор, обрамлявших путь, и с грохотом скатилась по откосу на дорогу, разбившись вдребезги. При этом необычайном треске, который был повторен эхом всех севенских гор, Туанон и Табуро побледнели.
- Мы погибли! - воскликнул Табуро.
Изабелла на мгновение приостановилась, сделала знак своим двум товарищам не двигаться с места и припала ухом к земле. Немного погодя, она выпрямилась и сказала Табуро:
- Это - обвал скалы, явление довольно частое в наших горах. Мы можем продолжать путь, святой пастор.
Табуро, оглушенный страхом, забыл принятую им на себя роль. Поэтому, услышав, что Изабелла обращается к нему как к пастору, он посмотрел на нее с удивлением.
- Не забывайте, что вы священнослужитель, - шепнула ему Психея, когда они опять пустились в путь.
- А! - сказал Клод, хлопнув себя по лбу.
Пройдя несколько шагов, Изабелла обратилась к Табуро торжественно-печальным голосом, прибегая к библейским образам и к картинному языку, свойственному протестантам:
- Пророки наказали всем тем, что живут поблизости от Эздрелона, завладеть горами, по которым можно будет пробраться в Иерусалим. Дети Израиля исполнили это повеление.
Клод, полный невежда во всем, касавшемся географии святых мест, никак не мог понять, что общего между Израилем, Иерусалимом, Эздрелоном и текущими событиями. Он с недоумением посмотрел на севенку, но на всякий случай счел нужным ответить ей одобрительно:
- И они хорошо сделали, милая барышня, что послушались пророков. Честное слово!
- Ваше появление, святой пастор, приведет их в восторг! Виноград созрел. Ваш голос поддержит их во время уборки.
- Что за чушь! - тихо обратился Клод к Туанон. - Что она подразумевает под своим виноградом и уборкой? Она, кажется, принимает меня теперь за церковного певчего?
Тем не менее, он с умилением ответил:
- Я сделал все от меня зависящее, чтобы угодить нашим братьям во время жатвы. Что касается моего голоса, дорогая моя барышня, то это самый скромный баритон. Но, как говорят, чем богат, тем и рад, хе, хе, хе! - игриво засмеялся Табуро, желая немного оживить разговор, который, как ему казалось, своим настроением слишком соответствовал мрачному виду всей окружавшей их местности.
Туанон ущипнула его, приглашая замолчать: она боялась, как бы севенка не оскорбилась, услышав эту вольную речь.
Но вся поглощенная своими мыслями Изабелла ничего не слышала. Вдруг она остановилась перед надгробным камнем, грубо высеченным в углублении скалы. Туанон и ее спутник нашли нужным последовать ее примеру.
- А, а! Среди этих скал зарезали министра Кандомерга? - взволнованно повторил Клод.
- Зарезан среди своих братьев, которым он читал слово Божье, как собираетесь сделать и вы, святой пастор. О, да, да, смелость сражающихся, вооруженных мечом, ничтожна в сравнении со смелостью служителей Господа! Солдаты падают в пылу сражения, тогда как вы безучастны среди резни; вы можете только предложить ему в жертву вашу драгоценную кровь.
Табуро приблизился к Туанон и посмотрел с чувством сильного отвращения на Изабеллу. Он очень жалел, что так легкомысленно согласился играть роль пастора, видя, каким опасностям может подвергнуться. Оттого он тихо сказал Психее:
- Нет, решительно я предпочитаю слыть простым протестантом. Это, пожалуй, звучит не так важно, как министр; зато гораздо спокойнее.
И, вероятно, с целью успокоить Клода, она сказала Изабелле:
- Но число министров, которых нам в последнее время приходится оплакивать, к счастью, невелико?
- Невелико! - повторила с горькой усмешкой Изабелла. - Да, без сомнения: ведь еще не все жертвы прошли через руки палача. Большая часть наших министров уже погибла на костре и на колесе. Если моавиты не избивают больше наших министров, то лишь потому, что все они уже истреблены. Вы лучше меня это знаете, достойный министр, вы, может быть последний из числа этих святых изгнанников, которые так геройски обрекли себя на мученичество. Но что значит мученичество? Ведь его лавры вечно зелены! - проговорила Изабелла с мрачным возбуждением.
Беспокойство все больше и больше охватывало Клода, благодаря ужасающим краскам, которыми севенка обрисовала его благочестивое призвание. Он приблизился к Психее и тихо прошептал:
Психея! Все это скверно кончится. Черт бы побрал г. де Флорака и вообще всех маркизов на свете!
- Без сомнения, пальмы мученичества - достойное вознаграждение, - заметила Туанон, желая вывести Табуро из затруднительного положения. - Но да позволит наша достойная путеводительница сестре министра выразить свое горячее желание, чтобы ее брат еще долго жил и распространял слово Божие.
- Без сомнения, без сомнения! - подхватил Табуро. - Мое желание - распространять слово Божие по возможности подольше. И так как министров мало, очень мало, то надо беречь тех, которые остались. Я обязан так говорить: я сам себе больше не принадлежу...
- Но скажите мне, дорогая, ведь отсюда до Зеленогорского Моста нам нечего опасаться встретить кого-либо?
- Едва ли! Разве что наши братья сделали нападение на моавитов. Говорят, что они в долине: тогда возможно, что они рассеются по этой стороне, с целью занять горы.
- Опасаться? Чего вам опасаться? Я же говорила вам: с благословением, с криками радости встретят нас наши братья. Ведь с нами этот святой министр! И не хватит у сынов Израиля достаточно просьб, чтобы вымолить у него проповедь, чтобы заставить его тут же изречь слово Божие.
- Смотрите, на что вы меня обрекаете вашей проклятой выдумкой! - прошептал Клод с отчаянием в голосе, обращаясь к Туанон. - С минуты на минуту я должен ждать, что мне придется выступить с проповедью перед этими несчастными и отслужить им обедню. Черт возьми, что я им скажу? - И он быстро сказал Изабелле, забывая, что может все погубить:
- Но, к счастью, сударыня, королевское войско близко обступило мятежников; и мы так же легко можем встретить отряд храбрых драгун, как шайку протестантов.
Изабелла посмотрела на Табуро, крайне удивленная.
К счастью, Изабелла, поглощенная мыслями о близкой встрече с Кавалье, не прислушалась с особенным вниманием к разговору. В самом вопросе Табуро она увидела известное нетерпение скорее обречь себя на мученичество, что ей показалось прямо геройским подвигом. Поэтому она почтительно ответила Клоду:
- Святой пастор, я вижу, вы предпочитаете встречу с нашими палачами встрече с братьями. Даниил предпочел яму со львами, Азария - горнило; среди пыток можно с еще большим величием славословить Господа!..
- Пыток! - вскричал Клод. - Оставьте меня, наконец, в покое с вашими пытками! Вы рехнулись, что ли? И вы, действительно, воображаете, что если мы натолкнемся на отряд драгун, я им не скажу...
- Да что толковать! - прерывая Клода, поспешно проговорила Туанон. - Ведь ничто не указывает на то, что мы протестанты. Мы заявим, как уже и заявляли во время пути, что мы католики.
- Будьте снисходительны к этой девочке: она слаба. Пожалейте ее: усталость и сознание, что ее близкие в тюрьме, лишили ее рассудка. Святой отец, она советует вам вероломство! В своем помешательстве, она не сознает, что если вы могли, из желания присоединиться к вашим братьям, облечься в мишуру сыновей Ваала, то, раз ступив на священное поприще этой святой войны, вы растопчете ложных богов... Чтобы мы выдали себя за католиков!.. Когда Далила усыпила Самсона, когда Юдифь усыпила Олаферна, разве не превратились они в посланниц Господа, возвестивших, что час мщения наступил? Чтобы мы выдавали себя за католиков! Если только навстречу попадется королевский отряд, о, тогда голосом могучим, как труба Сиона, я и твой брат, мы крикнем этим моавитянам: "Слава Господу воинств: мы протестанты!" И ты сама, несчастный ребенок, ты сама присоединишь к нашим голосам твой слабый голос: ты увидишь, что мы покупаем вечное блаженство ценой храброй и покорной смерти!
Из всего этого Клод ясно понял следующее: если он попадет к протестантам, не умея проповедовать, его сейчас же обличат и признают в нем лжепастора. Если же он попадет к католикам, то, сколько бы он ни отрицал, его все-таки признают протестантским министром, благодаря его одежде и исступлению Изабеллы. Он метался среди этих двух, одинаково для него страшных положений, как вдруг Туанон, которая уже несколько мгновений к чему-то прислушивалась, с беспокойством воскликнула:
- Послушайте, послушайте! Я слышу необычайный шум голосов.