Жан Кавалье.
Книга вторая. Две красавицы.
Монпелье

КНИГА ВТОРАЯ. ДВЕ КРАСАВИЦЫ

МОНПЕЛЬЕ

Город Монпелье^[22], столица Лангедокского округа, с некоторого времени, казалось, был погружен в зловещее оцепенение: торговля была в застое, все увеселения прерваны. На многих улицах проросла трава. Этот квартал, населенный исключительно протестантами, был теперь покинут ими и пустынен. Большинство магазинов, контор, или товарных складов, некогда принадлежавших кальвинистам, было закрыто.

В то время как в этой части господствовало мертвое молчание, на площади Канург, в условном месте обычных собраний дворянства и католической буржуазии, наоборот, царствовали суета и движение. С беспокойством прохожие останавливали друг друга, выспрашивая об известиях, касавшихся возмущения фанатиков. Около года прошло уже со времени убийства севенского первосвященника. Мятеж сделал громадные успехи: нельзя было без охраны покидать Монпелье: партизаны севенских реформатов подступали к самым городским воротам.

На базарной площади были воздвигнуты на продолжительное время эшафот, костер и виселица. Не проходило дня, чтобы кровь нескольких казненных гугенотов не обагряла столицу Лангедока. Католическая чернь с дикой жадностью стекалась на эти страшные зрелища и преследовала проклятьями жертвы еретиков: религиозная ненависть достигла крайней степени ожесточения. Но буржуазия не присутствовала при казнях; она всеми силами старалась, однако, способствовать чрезмерной строгости властей по отношению к гугенотам, которые, как все утверждали, являлись единственными виновниками народных бедствий.

В один из первых весенних дней 1704 года, толпа горожан прогуливалась по Канургу. Тут находился и мэтр^[23] Жанэ, торговец духами, прославившийся изготовлением "воды венгерской королевы", которой он снабжал почти всю Европу. Капитан буржуазного ополчения, он купил этот чин со времени появления нового указа, установившего продажу этих должностей. Казна была почти пуста: и все должности продавались с молотка. Толстопузый, с круглым красным лицом, с маленькими зеленоватыми глазками, скрывавшимися под широкими седыми, как его усы и эспаньолка, бровями, веселый и тщеславный, хитрый в торговых сделках и крайне откровенный в частных сношениях, мэтр Жанэ был типом католика-буржуа того времени.

Его и без того крупное состояние еще увеличилось, благодаря многочисленным поместьям, приобретенным за бесценок во время реквизиции в казну имущества беглых протестантов. Вместе с деньгами явилось и тщеславие. Мэтр Жанэ купил себе право носить шпагу, всякий раз, когда собирали гражданское ополчение. Капитанский чин вскружил ему голову. Он возомнил себя важным лицом, в особенности с тех пор как проник в таинства хорошего тона, благодаря прилежному чтению "Правил христианской благопристойности" и других сочинений об "обиходной вежливости", уже сильно устаревших, но очень распространенных в провинции. Почтенный изобретатель "воды венгерской королевы" никогда не выходил из дому без одного из этих томиков, в которых он черпал нужную ему мудрость: стоило только кому-нибудь затронуть правила приличий, как он немедленно приводил выдержки из своей книжки.

Старшина торговцев медянкой^[24], по имени Фома Биньоль, провожал мэтра Жанэ, которому он приходился зятем и при котором он, к своему великому сожалению, исполнял должность лейтенанта в ополчении. Капитан и его лейтенант представляли собой резкую противоположность столько же по нраву, сколько по внешности. Капитан был болтлив, надменен, заносчив, лейтенант - прост, молчалив, робок. Тесть лоснился от жиру, зять весь иссох и сморщился от худобы. Мэтр Жанэ был одет в длинный сюртук и короткий плащ, сообразно моде, которая тогда, например, требовала, чтобы цвету кафтана соответствовал цвет шляпы, а парик был одного цвета с сапогами. Продавец медянки был почти небрежно одет в старый полукафтан из шелковой материи серого цвета Бог знает где купленной. На голове он носил небольшой круглый желтоватый парик, придававший его угловатому лицу самое странное выражение.

Двое других горожан из Монпелье присоединились к лейтенанту и капитану. Один из них был производителем воска, другой - одним из наиболее богатых кожевников города^[25]. Разговор этих почтенных горожан вскоре коснулся событий дня, их торговли, но в особенности тех беспокойств, которые причиняли им реформаты. Обыкновенно к словам мэтра Жанэ прислушивались все остальные буржуа. Благодаря своему чину, он время от времени имел сношения с де Бавилем - с этим грозным для гугенотов интендантом, перед именем которого дрожали сами католики: такой страх наводил на всех его жестокий, неумолимый нрав. Как раз в тот день этот правитель попросил к себе мэтра Жанэ: надо было сделать надлежащее распоряжение насчет роты, капитаном которой был торговец духами. К ожидавшемуся приезду маршала де Вилляра эта рота должна была находиться в полном вооружении у ворот города. Этот знаменитый полководец собирался стать во главе лангедокского войска, так как возмущение протестантов принимало угрожающие размеры.

- Клянусь посохом св. Роша, этой драгоценнейшей святыней нашего достославного города! О чем это, черт возьми, вы нам поете, мэтр Жанэ? - воскликнул кожевник. - Видимое ли дело, чтобы король отрядил против горцев, этих подлых еретиков, одного из своих славнейших генералов, маршала Вилляра?

Мэтр Жанэ презрительным взглядом окинул кожевника.

- Милый кум, можно многое ответить на это, - сказал он ему. - Прежде всего, сообразно правилам приличия и христианской учтивости, обязательным, как для мещанина, так и для вельможи, князя, даже государя, непристойно сказать: "о чем это, черт возьми, вы нам поете?" Затем, говоря о вельможных маршалах Франции, мещане, как мы с вами, должны всегда почтительно произносить: "его превосходительство сударь", а не просто "маршал де Вилляр".

- Тарара! Я предпочитаю выражаться лучше чересчур коротко, чем слишком длинно, кум! - ответил упрямый кожевник, пожимая плечами. - Все эти приличия - просто бессмысленные, нелепые слова. Я считаюсь с ними не более, чем с этим (он щелкнул ногтем о свои зубы). Лишь бы меня поняли: провались все остальное!

Мэтр Жанэ покраснел от негодования. Вынув из кармана небольшую книжку, он сказал кожевнику:

- Чтобы доказать вам, кум, всю непристойность ваших слов и телодвижений, я прочту вам главу приличий о голове. Вот, послушайте. Глава III: об осанке. Статья 2-я: о носе... нет, нет, не то. А вот, нашел: о голове. Слушайте хорошенько: "никогда не качайте головой с презрением... Никогда не касайтесь зубов ногтем с презрением. Не..."

средство для дубления кож. По части приличий вы - дока, а я не более, как осел. Но скажите, пожалуйста, неужто интендант сообщил вам, что король послал маршала... нет, нет, его превосходительство де Вилляра, против этих еретиков, да поразит их Господь?

Мэтр Жанэ, тронутый уступчивостью своего кума, ответил:

- Повторяю вам, что сударь интендант произнес следующие доподлинные слова: "маршалом де Вилляром будет доведено до конца то, что начато было г-ми де Брольи и де Монревелем. Этих еретиков надо уничтожить до последнего: слишком много зла причиняют они краю, благодаря их гнусному мятежу все и вся там подвергаются опасности".

- Это, к несчастью, вполне верно! - воскликнул кожевник. - С тех пор как разыгралась эта гражданская война, нет сбыта моим кожам: за ними не приезжают ни из Барселоны, ни из Каталонии. По тому, как иностранцы избегают нашей провинции, можно подумать, что она зачумлена. А между тем кожа - предмет первой необходимости. Вельможи, военные люди, духовенство - все носят сапоги, башмаки или буйволовую обувь. Ах, какие времена! Будь они прокляты, эти еретики!

- О да, какие времена! - проговорил зять мэтра Жанэ. - Вот и я весь завален медянкой. А между тем художники, аптекари, хирурги, естественники - все нуждаются в ней: медянка не менее кожи предмет первой необходимости.

Лейтенант, в виде заключения, высморкался, да так громко, что торговец духами воскликнул:

- Зять мой и лейтенант! Неоднократно уже я вам читал 5-ю статью II главы Христианской Благопристойности под заглавием: "О неприличных звуках, издаваемых ртом или носом". Там настоятельно советуют никогда не сморкаться громко, подражая звукам труб, гобоев или других духовых инструментов, не говоря уже о том, что во время этого неприличного действия вы должны, наложив платок на нос, скромно скрыть все вашей шляпой.

- Я издал носом звук наподобие духового инструмента без всякого желания быть невежливым или причинить кому-либо неприятность, а совершенно непроизвольно, мой тесть и капитан, - покорно ответил продавец медянки.

- И также без всякого злого умысла вы позволяете себе носить платье, столь мало соответствующее вашему положению, - сказал мэтр Жанэ, рассматривая шелковый сюртук своего зятя, ранее им незамеченный. - А что вы скажете, если какой-нибудь ремесленник вздумает носить суконную одежду вместо шерстяной саржи или если простая работница осмелится одеться в шелк как мадемуазель ваша жена^[26]?

- Клянусь честью, дорогой тесть и капитан, я ничего на это не скажу.

- И это напрасно, мой зять и лейтенант! Вам следует сказать этому ремесленнику или работнице то, что жена дворянина по праву может сказать вашей разодевшейся жене, если бы она позволила себе одеться в бархат. Так-то, если хотите, чтобы низшие почитали вас, умейте уважать высших.

- Мой тесть и капитан, я купил этот полукафтан на Базарной площади. Он принадлежал тому дворянину-гугеноту, которого колесовали в четверг. Это был прекрасный случай.

- И вам не стыдно. Фу, фу! Уходите отсюда и извольте сейчас снять с себя это отвратительное платье еретика и висельника.

- Но, мой тесть и капитан, разве вы также откажетесь от хуторов "Живые Воды" и "Святая Элалия", приобретенных вами после реквизиции имущества у семьи еретика Кавалье из Сен-Андэоля? - спросил Фома Биньоль.

- Мой зять и лейтенант, вы просто дурак! - воскликнул мэтр Жанэ, гневно посмотрев на торговца медянкой. - Замолчите, Бога ради, замолчите!

- Кстати о Жане Кавалье, этом проклятом главаре еретиков, - заметил продавец воска. - Слыхали вы, что он принял титул графа де Во-Наж?

- Вы ошибаетесь, куманек. Этот басурман велит себя называть князем Севенским, - сказал кожевник.

- Если этот негодяй получит возмездие по заслугам, то вскоре его прозовут рыцарем виселицы, графом костра и князем колеса. Но терпение, терпение! Раз только его превосходительство сударь маршал де Вилляр очутился здесь, этого Кавалье, этой гугенотской собаки и его шайки убийц не хватит и пятнадцати дней! - со значительным видом проговорил мэтр Жанэ.

- Да услышит вас Господь, капитан! Покуда граф де Брольи и сударь маршал де Монревель не смогли справиться с этими мятежниками.

- Я видел одного офицера морского батальона, успевшего спастись при поражении у Эстабля, где эти проклятые истребили три отряда королевских войск, из которых не вернулось двести человек. Он сказывал, что этот Кавалье изготовил план сражения, достойный настоящего полководца, - добавил торговец воском.

красными крапинками; оружием ему служит мертвая голова, наполненная свинцом и прикрепленная к железной цепи, - сказал кожевник.

Мэтр Жанэ презрительно пожал плечами и промолвил:

- Разве можно верить таким глупостям! Сударь интендант еще сегодня сказал мне, что Кавалье небольшого роста, черный, коренастый, косматый, точно медведь.

- Я полагаю, мой тесть и капитан, что вы сказали нам страшную чушь, - возразил самым очаровательным голосом Фома Биньоль. - Это - другой главарь разбойников, которого они называют Ефраим, бывший лесничий эгоальского леса: его так и прозвали в стране Эгоальским Медведем. Кавалье, же, говорят, не высок и не мал, не красавец и не урод, не стар и не молод, не черный и не светлый, не толст и не худ, не добр и не зол, не благочестив и не нечестив, не...

- Так как вы еще более глупы, чем неприличны, мой зять и лейтенант, - проговорил с соболезнованием торговец духами, прерывая Биньоля, - то я ограничусь просьбой оставить нас в покое с вашими странными приметами.

Затем, повернувшись к своим двум собеседникам, мэтр Жанэ добавил:

- А я вам говорю, и вы можете мне поверить, что он черный и коренастый. Он, как две капли воды, похож на того еретика, которого колесовали на днях.

- В какой день? Вот уже три недели, как не перестают колесовать и вешать. Казнь утром, казнь вечером, - сказал продавец воска.

- В пятницу утром. Это тот самый, который перед повешением не хотел простить своей смерти ни королю, ни правосудию, ни палачу^[27], - отвечал мэтр Жанэ.

- А да, да! Я слыхал об упорстве этого несчастного. Ни на простом допросе, ни на пытке он не хотел ничего сказать. Это был необычайно ожесточенный грешник - проговорил продавец воска. - Послушайте, между нами, кумовья! Знаете, что? Я нахожу, что, пожалуй, следовало бы попробовать обращаться с ними немного более снисходительно. Они еретики, я это прекрасно знаю. Они восстали против короля: допустим. Но все же вешать, колесовать и сжигать даже женщин!.. Я, конечно, мало что смыслю, но мне это кажется немного диким.

- Женщин! - воскликнул мэтр Жанэ. - Но говорят, что это самые закоренелые еретички. Разве не следовало бить в барабан, чтобы заглушить нечестивые воззвания последней из них, подвергнутой казни, этой пророчицы из шайки Ролана, другого главаря еретиков? А шайки и предводители этих бездельников растут каждую ночь точно грибы. Честное слово, тем хуже для них. Пусть их колесуют, жгут и вешают! Поделом: достаточно они навредили нашей торговле. И, в сущности, кто заставляет их собираться вооруженной толпой и доводить неучтивость до неповиновения приказам короля?

- Они отвечают на это, кум, что хотят исповедовать свою религию, а не нашу. Они говорят, что король только себе в утеху лишает их свободы совести, которая им была предоставлена законами. И, в сущности, куманек, между нами будь сказано, что касается этого, они, пожалуй, и не совсем неправы.

- Нет! - воскликнул продавец духов. - Нет, они неправы, тысячу раз неправы. И почему? Потому, что они неучтивы. А почему они неучтивы? Потому, что не признают правил неоценимой книги, с которой я не расстаюсь. Если бы она им была знакома, никогда бы они не взбунтовались... Вот я наудачу раскрываю это превосходное сочинение. Тут сказано: "верх учтивости - жертвовать своими удобствами, удовольствиями для других". Ну вот, если бы эти басурмане были настолько учтивы, чтобы предпочесть своей гнусной ереси удовольствия и удобства наших святых священников, которые хотели их обратить в свою веру, так ничего бы и не было, и не погиб бы блаженной памяти мученик аббат дю Шель.

- Так-то, так. Но, видите ли, мой капитан и тесть, вот этого-то они и не захотят: ведь будь это порядочные люди, они не были бы злодеями, - основательно заметил Фома Биньоль.

- Мой зять и лейтенант! Я уже вас просил оставить нас в покое. Если вы не перестанете, я вам уступаю свое место.

- Идет слух, - сказал кожевник, - что новая шайка этих разбойников появились со стороны Юзэса. Но эти еще свирепее тех. Их прозвали "черными камизарами": они чернят свои лица, желая придать им еще более ужасный вид. Ими предводительствует бывший мясник из Юзэса по имени Мариус. Всюду только и слышно, что про их страшную жестокость.

- Господь небесный - воскликнул мэтр Жанэ. - Точно мало было этих простых камизаров, так вот вам еще какие-то особенные!

- Послушайте-ка, друзья мои! - добавил кожевник после долгого размышления тоном пророка. - Я не великий политик, но по мне, не уничтожив их, не подавить ереси.

- Я с вами вполне согласен, - подтвердил продавец духов. - Их надо истребить всех до единого. В этом году они мне причинили убытка более, чем на тысячу пистолей.

он только со мной, и я почувствую, что петля уже сдавливает мне шею.

- Да! - замысловато проговорил кожевник. - Но, в сущности, дело даже не в его лице: не зная, что это он и есть знаменитый бесстрашный правитель, король Лангедока, как его прозвали, вы не будете поражены его наружностью. Но когда знаешь, кто он такой, его лицо кажется грозным.

- А слышали вы, - таинственно заметил продавец воска, - говорят, господин интендант родился с красными, как кровь, ногтями, и что его мать, будучи им беременной, прошла мимо эшафота: вот где кроется причина его беспощадной строгости.

- Разве у него и вправду ногти красные, как кровь, мэтр Жанэ? - спросил кожевник, которого это сообщение привело в ужас.

- Относительно ногтей, куманьки, я вам ничего не могу сообщить: его превосходительство всегда принимал меня в перчатках, сообразно правилам приличия.

- Слышите, слышите! Он всегда носит перчатки! - со страхом заметили кожевник и продавец воска, толкнув друг друга локтями.

- Но что я действительно слыхал, - подхватил кожевник с важным видом, под которым, без сомнения, скрывалась злостная насмешка, - так это то, что его превосходительство в день суда всегда ест сырое мясо с целью вызвать в себе побольше жестокости.

- А какое мясо ест он в эти дни? - спросил продавец воска с ужасом, смешанным с любопытством.

- Говорят, что мясо тех диких камаргских быков, которые славятся своей кровожадностью, - с невозмутимым хладнокровием ответил продавец духов.

Достойные горожане собирались продолжать психологический разбор личности де Бавиля, как вдруг топот приблизившихся в галоп лошадей привлек их внимание.

- А что слышно о маркизе де Флораке, этом красавце, молодом вельможе? - спросил продавец воска. - Есть ли какие вести о нем?

- Нет, еще ничего не известно. Бедный дворянин или умер, или в плену, - сказал кожевник. - Но куда это направляется гонец? Должно быть, в интендантство.

- Посмотрите-ка, двери интендантства постоянно отворены, а сегодня они заперты.

- А, гонец стучится. Отлично, вот двери отворились. Но их опять закрывают.

безопасно, но с наступлением ночи я предпочитаю наглухо запираться у себя. Ежедневно находят повсюду угрожающие объявления, прибитые даже на дверях квартиры интенданта Лангедока. Черт возьми, камизары, стало быть, забираются ночью в город. А так как мне противно столкнуться лицом к лицу с этими отъявленными негодяями, которых я презираю, то я и предпочитаю оставаться у себя, - гордо заявил капитан городской стражи, закручивая свой ус.

И мэтр Жанэ, быстро раскланявшись со своими собеседниками, направился к своему дому, сопровождаемый своим зятем и лейтенантом, который, казалось, был глубоко опечален малым успехом своих размышлений.

Примечания

22 - Монпелье (Montpelier, т. е. укрепленная гора) - теперь главный город департамента Herault, в бывшей провинции Лангедок. По преданию Монпелье основан в 737 году, жителями городов, разрушенных Карлом Мартеллом. В средние века он играл важную роль. В 13-м веке был основан университет, который славился своими арабскими медиками, бежавшими от гонения из Испании. Во время религиозных войн был главным городом гугенотов.

23 - В средние века мэтром (maitre от латин. magister) или мастером назывались хозяева, лучшие, опытные ремесленники, выдержавшие испытание на это звание перед властями своего цеха. Это название вообще было почетно: оно прилагалось ко всем знатокам дела, не исключая поэтов и наставников.

25 - Воск и кожа были важными отраслями торговли в Марселе. Одежды описаны автором по книге модников - Regie de la Bienseance.

26 - В те времена во Франции были еще сильны внешние пережитки феодализма. Только у вельмож замужняя женщина называлась madame. Относительно одежды нужно заметить, что на Западе долго сохранялись средневековые правила, связанные с сословным чиноначалием. Было много законов против щегольства и роскоши, но они, видимо, плохо исполнялись. По словам указа 1660 года, в Германии "жены и дочери простых бюргеров позволяют себе пышность в одежде, словно дочери бургомистров и докторов; многие слуги, горничные и мастеровые одеваются, как прежде одевались дворяне и патриции".

27 - Таков был обычай перед казнью. Палач задавал три вопроса - прощает ли осужденный свою смерть королю, правосудию и палачу?