Жан Кавалье.
Книга третья. Война.
Главная квартира

КНИГА ТРЕТЬЯ. ВОЙНА

ГЛАВНАЯ КВАРТИРА

Главная квартира королевских войск находилась на высотах Тревьеса, среди разрушенного протестантского селения, на расстоянии десяти миль от Монпелье. Центр армии Вилляра, состоявший приблизительно из 12000 солдат (два отряда занимали Женульяк и Букуаран), расположился лагерем еще накануне по склону холма, под деревней. Храбрые, вышколенные солдаты вели эту войну неохотно. Когда они попадались в плен, их беспощадно избивали, когда они терпели поражения, их покрывал позор, а побеждали они лишь едва вооруженных крестьян. Некоторые из них верили, что камизары одарены сверхъестественной силой, иные видели в фанатиках все-таки французов, что ослабляло их мужество. Война эта вовсе не походила на обыкновенную войну.

Вилляр занимал дом, наименее разоренный и расположенный в центре деревушки. Солнце только что взошло. Пробили утреннюю зорю и сменяли часовых. На этих улицах, недавно еще безмолвных, как гробницы, царствовала суетливая деятельность. Боевые кони, оседланные и взнузданные, были подведены к дверям дома: с минуты на минуту Вилляр мог пожелать поехать верхом. Вблизи торчали приближенные и пажи, готовые служить ему конвоем или вестовыми. Среди них сидел на каменной скамье человек, одетый крестьянином. У него была простая, беззаботная наружность. Веревка стягивала ему локти и обвивала ноги, давая ему возможность двигаться, но не бегать. Драгун с заряженным ружьем не спускал с него глаз.

Этот человек, которого так охраняли, был проводник. Все меры были приняты, чтобы помешать его бегству или чтобы тут же наказать его, в случае если он поведет войско ложной дорогой.

По двору дома Вилляра ежеминутно шныряли адъютанты. Они передавали ему сведения разведчиков, рассеянных по всем направлениям, чтобы обезопасить поход войска. Тут же офицеры, начальствовавшие ночью над некоторыми отрядами, спешили к пехотному генералу Лаланду, делившему помещение с Вилляром. У дверей дома два ополченца-буржуа стояли на часах. Они составляли часть почетной стражи, принадлежавшей к отряду города Монпелье, Фома Биньоль.

К своему великому неудовольствию, эти почетные горожане были посланы сопровождать Вилляра: городские власти предполагали, что следует предложить будущему освободителю провинции конвой из мещан в знак своего почтения.

Горожане под начальством продавца духов провели эту летнюю ночь под навесом на превосходной подстилке из свежего сена, укутавшись в свои плащи. Многие из них еще спали, несмотря на то, что уже пробили утреннюю зорю.

Мэтр Жанэ не мог всю ночь сомкнуть глаз. Он проклинал свое безумное тщеславие, лишившее его теплой постели. Тем не менее, он был вооружен с ног до головы. На нем был шишак, кираса и набедренник, уже давно вышедший из употребления, сверх того он был облачен в стеганую буйволовую кожу и сапоги, подбитые пластинками листового железа. В этом виде мастер Жанэ двигался, как автомат, с растопыренными ногами. Ворчала и команда мэтра Жанэ. Вспоминая о завтраке, горожане выразили свое огорчение по поводу того, что лишены возможности по обычаю начать день супом с чесноком и залить его несколькими рюмочками кормонтрельского вина, поданного их хозяйками.

Жалобы доблестных горожан вдруг были прерваны лошадиным топотом. Это капитан Пуль возвращался с частью своего отряда с разведки, совершенной по приказу маршала. Перед ним выступал связанный Иоас, лейтенант Кавалье. Он был одет крестьянином. Два микелета вели его. Пуль соскочил с коня, оставив его на попечение сопровождавшего его Бонляра, и отправился к Вилляру.

Читатель, конечно, не забыл, что Бонляр стянул у продавца духов его снаряжение во время спора буржуазной стражи с сен-серненскими драгунами. Мэтру Жанэ нетрудно было узнать свои вещи, которыми грабитель безнаказанно украшал себя. По мере того, как мэтр Жанэ делал новые открытия в одежде Бонляра, его черты более и более выражали удивление и негодование. Он приблизился к сержанту, который сделал вид, что не замечает его, и начал напевать сквозь зубы, покрепче стягивая подпруги коня капитана Пуля, чтобы придать себе побольше храбрости.

- Друг мой! - важно проговорил продавец духов, положив руку на свою пороховницу. - В заповедях Божьих, которые служат основой приличий всего человечества, сказано: "Не укради".

Бонляр посмотрел на него с самым благосклонным видом и ответил только немым и весьма вежливым поклоном.

- Вы узнаете меня? - спросил нетерпеливо Жанэ.

Сержант продолжал смотреть на него с тем же хладнокровием. Он не ответил ему ни слова и удовольствовался тем, что любезно улыбался, обнажив два ряда страшных зубов.

- Какие челюсти! - с ужасом воскликнул продавец духов. - Несчастны те, которым поручено его кормить... Но что вы оглохли, что ли? Этот шишак, меч, пороховница - все это мое!

- А, да, да, понимаю! Вы со мной говорите, - промолвил наконец Бонляр. - Простите, любезнейший, но я глух, как горшок: пуля, видите ли, попала мне в правое ухо и выскочила через левое. Это случилось во время стычки наших с красными янычарами Солимана-бея. Ух, эти янычары, с их котлами на знамени^[43], - самые отчаянные мамелюки, каких я только знавал на свете.

- Тут речь идет вовсе не о котлах и не о знамени! - воскликнул гневно Жанэ, коснувшись оружия сержанта. - Все это принадлежит мне: слышите?

- Я вас прекрасно слышу. Вы спрашиваете имя и возраст того достойного коня? Извольте. Его имя не так-то легко произнести: оно составлено из трех слов, - венгерского, черкесского и турецкого. Ну-ка, скажите за мной: Зааранифитофисвюфейк. И значит оно - Жгучая Молния Войны. Что же касается возраста коняги, то ему минет семь лет в половине мая, - ответил сержант, собираясь показать зубы лошади Пуля.

Затем Бонляр преспокойно направился к сараю, где он открыл присутствие продовольственных припасов горожан, приговаривая:

Оставим горожан защищать свое добро от челюстей сержанта и поведем читателя в помещение маршала.

В этой комнатке собрались восемь человек - Вилляр, его адъютанты Совиль, Гранвиль и Турнон, бригадир Жюльен, паж Гастон Меркёр, капитан Пуль и связанный Иоас-Надейся-на-Бога.

Вилляр был одет в синий патентованный сюртук^[44], расшитый золотом и серебром, в малиновый кафтан и такие же штаны, в высокие сапоги раструбом. На голове красовалась роскошная испанская шляпа с белыми перьями, а на груди - синяя лента. Этот изящный и величественный наряд нередко служил тогда военным мундиром, хотя вообще в то время генералы и даже часть полковников не носили мундиров. Маршал допрашивал Иоаса, сидя за столиком. Пуль, в своем обычном кровавом наряде, опирался на свою широкую саблю. Остальные скучились у полуразбитого окна и с любопытством разглядывали переодетого камизара.

- Что ты делал этой ночью в окрестностях этой деревни? - сурово спросил его Вилляр.

- Я из Корконаса, ваше превосходительство, шел в Эган продавать овощи. Так мне с моим ослом не миновать было Тревьеса, - отвечал простовато Иоас.

Вилляр взглянул на Жюльена.

- Да, сударь, это его дорога, - сказал тот.

- Однако, что доказывает, что это не шпион? - грубо воскликнул Пуль. - Позвольте мне взять его на десять минут: у меня есть верное средство заставить немых говорить, а лжецов сказывать правду.

- Но клянусь всеми святыми, я не лгу! - закричал Иоас.

- Ты еретик?

- Нет, добрый мой барин, Боже сохрани!

- А знаешь местность?

- О, да! Я был пастухом в горах.

- Ну сколько дорог отсюда в Женульяк?

- Да только одна - по Нижней Земле.

- Видите, господин маршал! - заметил Жюльен. - Можете быть спокойны насчет него.

Но Вилляр еще не убедился. Он опять спросил Иоаса:

- А разве нельзя спуститься на дорогу в Женульяк через горы Ванталю?

- Через Ванталю? Вы шутите над беднягой, сударь. Разве вы не знаете пословицы насчет Ванталю?

- Вот это он говорит правду, словно у него зажженный фитиль между пальцами! - подхватил Пуль. - Одним только орлам доступны эти вершины.

- Ну как же не довериться таким единодушным свидетельствам?

Потом маршал прибавил, обращаясь к Иоасу:

- Последние два дня ты не видал камизаров?

- Как же, видал, сударь. Третьего дня восьмеро этих разбойников приходили на хутор стянуть у нас припасы: ведь они, говорят, голодные.

- А что они говорили вам про своих товарищей?

- Черт возьми, сударь! Если им верить, они на ладан дышат: собираются отступать в Руэрг. И когда покажутся огни на горах, это их знак к походу. О, если б только Господь освободил нас от них!

- Так ты думаешь, что огни, что виднелись этой ночью, возвещают об их уходе? - спросил маршал, пронизывая Иоаса пристальным взором.

- А разве были огни? - спросил, в свою очередь, камизар самым простодушным голосом.

- Да.

- Да услышит вас, сударь, св. Жюльен арпаонский! Ну так мы избавились от этих негодяев. Дороги станут безопасны: мы будем, по крайней мере, продавать наши плоды и пасти наши стада спокойно.

- Какая самая короткая и лучшая дорога отсюда в Серанские горы, к стану Кавалье?

Жюльен ответил утвердительным знаком на взгляд Вилляра, который продолжал:

- А ты хорошо знаешь дорогу в Серанские горы?

- Еще бы! Ведь там были хорошие пастбища для коз. Перед войной я сколько раз водил туда мое стадо!

- Капитан, - сказал маршал Пулю. - Уведите этого человека, пусть не упускают его из виду. Когда отряд выступит, он и тот, другой проводник, пойдут впереди между двух драгун с мушкетами наготове и при малейшей измене...

В эту минуту выступил офицер из отряда Контуа и, сделав под козырек маршалу, сказал:

- Ваше превосходительство, мятежники яростно напали на Лаланда в Баржаке. Посылая меня к вам, он еще держался, но потерял много людей, батальоны из Руэрга и Гено почти уничтожены. Он требует подкрепления.

- На коней, господа, на коней! - закричал Вилляр, вскакивая. - Еретики поняли, что их окружили: они хотят проложить себе путь силой! Г. Жюльен, в боевом ли порядке войска?

- Точно так, ваше превосходительство!

Примечания

43 - Янычары, или "новое войско", долго служили главной опорой турецкого владычества в Европе. Они появились при первом строителе державы османов Урхане, около 1350 г. Их набирали из крепких, христианских мальчиков, обращенных в ислам. Обладая хорошим жалованьем, разными льготами, особым мундиром, они составляли род рыцарского ордена и были лучшей в мире пехотой. Их внешним отличием служили войлочные колпаки, похожие на рукав одного дервиша и знамя с изображением котлов.

44 - Сюртук (surtout), т е "на все", сверху надетый, несколько отличался от жюстокора (justaukorps) или "вплотную к телу" прилегающего. Жюстокор играл в описываемое время и политическую роль. Среди множества побрякушек тщеславия, которыми пользовался Людовик XIV для сокрушения феодальной знати, многих привлекал выдуманный им расшитый "жюстокор патентованный" (a brevet), на который давалась особая грамота, как на право носить ордена.