Принц и нищий.
Глава III. Том встречает принца

Глава III

Том встречает принца

Том проснулся голодный и холодный и вышел из дома с головой, отуманенной призрачным великолепием его ночных грез. Он рассеянно брел по улицам, сам не зная, куда идет, и ничего не замечая кругом. Прохожие толкали и бранили его, но мальчик так углубился в свои размышления, что ничего не видел и не замечал. Он дошел, наконец, до Темпль-Бара. В своих скитаниях Том никогда еще не заходил дальше этого места. Он на минуту приостановился, как будто что-то соображая, но сейчас же впал в прежнюю задумчивость и побрел дальше. Скоро он очутился за стенами Лондона. В то время Стрэнд уже не был проселочной дорогой и даже назывался улицей, хотя, надо сознаться, это была довольно странная улица: по одну ее сторону тянулся почти сплошной ряд домов, между тем как по другой стороне были разбросаны на далеком друг от друга расстоянии великолепные дома-громады - дворцы богатой знати, с большими роскошными садами, спускавшимися к реке. Теперь от этих садов не осталось и следа: все они сплошь застроены уродливыми зданиями из камня и кирпича.

Том добрался до деревни Черинг и присел отдохнуть у подножия чудного креста, воздвигнутого в давно прошедшие времена одним развенчанным королем; потом он опять лениво побрел по прекрасной тенистой дороге, миновал роскошный дворец кардинала и направился к другому, еще более роскошному и величественному дворцу, - к Вестминстеру. Остолбенев от восторга, Том уставился на это чудо архитектуры, на огромные флигели в виде крыльев, на грозные бастионы и башни, на высокие каменные ворота с золочеными решетками, целым рядом колоссальных гранитных львов и другими символами и атрибутами королевской власти и могущества. Неужели же исполнилась наконец его пламенная мечта? Вот он, королевский дворец. Неужели Господь не поможет ему увидеть принца - живого, настоящего принца?

По обе стороны позолоченных решетчатых ворот стояли, как две живые статуи, вытянувшиеся в струнку, статные, неподвижные часовые, с головы до ног закованные в сверкающую стальную броню. На почтительном расстоянии от них топталась кучка народа - деревенских жителей и горожан - поджидая удобного случая хоть одним глазком взглянуть на кого-нибудь из королевского дома. Богатые экипажи, в которых сидели разряженные господа, а на запятках стояли такие же разряженные слуги, то въезжали, то выезжали в другие роскошные ворота дворцовой ограды.

Бедняжка Том, в своих лохмотьях, робко протиснулся вперед сквозь толпу, со страхом озираясь на грозных часовых, взглянул сквозь позолоченную решетку, и то, что он там увидел, заставило его чуть не обезуметь от радости.

Во дворе, за оградой, стоял красивый, смуглый, статный мальчик. Он был весь в шелке, в атласе и драгоценных каменьях; на боку у него висела маленькая, украшенная алмазами шпага и такой же кинжал; ноги были обуты в прелестные туфельки с красными каблучками, а на голове красовалась изящная малиновая шапочка, с перьями и с алмазным аграфом. Мальчика окружали какие-то нарядные господа, должно быть, его слуги. Вот он, наконец, - принц, настоящий живой принц из плоти, - в этом не могло быть никакого сомнения. Наконец-то сбылась горячая, заветная мечта мальчика-оборванца!

У Тома чуть сердце не выскочило от радости, и глаза широко раскрылись от удивления и восторга. Всякий страх, всякая осмотрительность у него исчезли, уступив место одному страстному желанию: поближе подойти к принцу, хорошенько на него наглядеться. Сам не сознавая, что он делает, Том прижался лицом к золоченой решетке ворот, но в тот же миг один из часовых грубо его оттолкнул, и он кубарем отлетел в толпу зевак.

-- В другой раз будь осторожней, бесенок! - сказал часовой.

В толпе поднялся хохот, посыпались остроты. В ту же минуту молодой принц бросился к решетке с пылающим лицом и сверкающими гневом глазами и крикнул:

-- Как ты смеешь так обращаться с бедным мальчишкой! Как смеешь быть таким грубым, хотя бы с самым последним из подданных моего отца! Сейчас же отвори решетку - слышишь? - и впусти его!

Посмотрели бы вы на восторг изменчивой толпы! Посмотрели бы, как полетели в воздух шапки! Послушали бы, каким дружным криком: "Да здравствует принц Валлийский!" - огласился воздух.

Часовые сделали на караул своими алебардами, сейчас же отперли ворота и снова взяли на караул, когда маленький принц нищеты в своих развевающихся лохмотьях бросился навстречу принцу безграничного довольства и роскоши.

-- Какой у тебя усталый вид! Ты, верно, голоден? Тебя обидели... Ступай за мной, - сказал Эдуард Тюдор.

С полдюжины человек из присутствующих великолепных джентльменов бросилось было вперед, бог весть зачем, - вероятно, чтобы вмешаться в дело. Но одного царственного движения руки принца было довольно, чтоб они остановились как вкопанные. Между тем Эдуард ввел Тома в роскошную комнату, которую он назвал своим кабинетом. По его приказанию на столе немедленно появилась закуска, какой Том отродясь не видывал. О такой роскоши он знал разве только из своих книжек. Принц с истинно царскою добротою и деликатностью выслал всех слуг, чтобы они своим чопорным присутствием не смущали его оборвыша-гостя; сам же подсел к нему поближе и, пока Том ел, засыпал его вопросами:

-- Как тебя зовут, мальчуган?

-- Том Канти, сэр... ваша милость.

-- Странное имя. Где ты живешь?

-- В городе. В Оффаль-Корде, за Пуддинг-Лэном.

-- Оффаль-Корд! Престранное название! А родители у тебя есть?

-- Не только родители, сэр, но и бабушка, которую я терпеть не могу, - прости мне, Господи! - и сестры-двойняшки, Нани и Бетти.

-- Что же, твоя бабушка дурно с тобой обращается, что ли?

-- Неужели ты хочешь сказать, что она тебя бьет?

-- Только тогда и не бьет, когда спит или мертвецки пьяна. А как проснется, так и начнет тузить да таскать за волосы.

-- Бьет тебя? - воскликнул принц, и глаза его сверкнули гневом.

-- Еще как, сэр!

-- Тебя! Такого худенького и маленького... Так слушай: она сегодня же будет в Тауэре. Король, мой отец, прикажет...

-- Но вы забываете, сэр, что она простолюдинка, нищая, а в Тауэр сажают только знатных вельмож.

-- Да, да, это правда. Я об этом совсем позабыл. Ну, все равно; я это обдумаю, и будь спокоен, уж я придумаю для нее наказание. Хорошо... Ну, а отец у тебя добрый?

-- Не добрее бабушки, сэр.

-- Должно быть - все отцы одинаковы: у моего отца нрав тоже крутенек. Рука у него претяжелая; только меня он никогда и пальцем не трогает, а бранить - часто бранит, надо признаться... Скажи, а мать у тебя добрая?

-- Мать очень добрая, сэр, никогда меня не обижает. Наин и Бетти тоже предобрые девочки.

-- Сколько им лет?

-- Пятнадцать исполнилось, ваша милость.

-- Леди Елизавете, моей сестре, четырнадцать, а кузина, леди Грей, - моя ровесница, и обе прехорошенькие и тоже премилые девочки; зато другая моя сестра, леди Мэри, с ее суровым лицом и... Послушай, разве твои сестры тоже запрещают своим служанкам смеяться, чтобы не погубить свою душу?

-- Служанкам! Неужели вы думаете, сэр, что у них есть служанки?

-- А разве нет? - спросил принц, с недоумением глядя на своего гостя. - Ведь надо же их раздеть на ночь и одеть поутру, когда они встанут?

-- Это еще к чему? Не могут же они спать без платья, как звери?

-- Как без платья? Разве на них только и есть одежды, что одно платье?

-- А то как же, ваша милость? Да и зачем им больше? Ведь у каждой из них только по одному телу.

-- Вот так потеха! Прости, голубчик, я не хотел тебя обидеть. Послушай, теперь у твоих сестер будет много-много платьев и всякой одежды: я прикажу, - и мой казначей позаботится об этом. Нет-нет, благодарить тут решительно не за что, это сущие пустяки. Ты преинтересно рассказываешь и очень мне нравишься. Учился ты?

-- Не знаю, как и сказать, сэр. Добрый отец Эндрю учил меня кое-чему по своим книгам.

-- По-латыни знаешь?

-- Кажется, что очень мало, сэр.

их послушал!.. Но расскажи мне лучше об Оффаль-Корде. Весело тебе живется?

-- По правде сказать, ваша милость, очень весело, когда я не голоден. Иной раз к нам заходит Петрушка или фокусник с обезьянами, - препотешные, скажу вам, зверьки, и как разодеты! Они представляют войну, дерутся, стреляют, пока не окажутся убитыми все до одного. Преинтересно, и стоит-то всего один фартинг, хотя, поверьте, сэр, заработать фартинг иной раз вовсе нелегкая штука.

-- Ну, рассказывай еще что-нибудь.

-- Иногда мы, оффаль-кордские ребята, деремся на палках, как настоящие подмастерья.

-- Вот чудесно-то! Мне очень нравится! - воскликнул принц с загоревшимися глазами. - Ну, как же вы еще играете?

-- Бегаем взапуски, сэр, кто кого перегонит.

-- Это тоже недурно. Еще что?

-- Летом плаваем и плещемся в канавах или в реке, сэр; гоняемся вплавь друг за дружкой, брызгаемся водой, ныряем и ловим друг друга, стараясь окунуть в воду, и...

-- Вот прелесть! Да я бы отдал все отцовское королевство за одну такую игру! Что же вы еще делаете? Рассказывай поскорей!

-- Еще, случается, поем и пляшем вокруг майского шеста в Чипсайде; а то еще роемся в песке, или лепим пирожки из грязи, - вот это так весело! Для игры нет ничего лучше грязи. Уж зато как же мы в ней копаемся, не в обиду будь сказано вашей милости!

-- Ах, что за прелесть! Да может ли быть что-нибудь лучше! Кажется, если б я мог обуться да одеться, как ты, да хоть разок - один только разок - так поиграть, - только, конечно, чтобы мне никто не мешал и никто бы меня не останавливал, - я бы охотно отдал свою корону.

-- А мне так вот кажется, что если бы мне разок - один только разок - одеться, как вы, ваша милость, я бы просто...

-- Тебе этого хочется? Это легко устроить. Снимай свое тряпье и надевай мое платье - слышишь! Правда, это всего на минутку, но я буду так рад! Скорей же, скорей! Надо успеть опять переодеться, пока никто не пришел и не помешал.

Через несколько минут принц Валлийский облекся в грязные лохмотья Тома, а нищий, принц-оборвыш, стоял в блестящем наряде королевского сына. Мальчики подошли к зеркалу, стали рядом и - о диво! - им показалось, что они и не думали меняться платьем. Оторопев, взглянули они друг на друга, опять посмотрелись в зеркало и опять уставились друг на друга.

-- Вот так штука! Как тебе это кажется?

-- Ах, ваша милость, я не смею сказать. Не заставляйте меня отвечать; право, я не смею.

-- Зато я смею и скажу. У тебя совершенно те же волосы, те же глаза, та же фигура, те же манеры, голос, что и у меня; словом, мы друг на друга похожи как две капли воды. Если бы не платье, никто не отличил бы тебя от принца Валлийского. И теперь, когда на мне твои лохмотья, я, право, кажется, еще сильнее чувствую, как оскорбил тебя тот грубый солдат. Это что у тебя на руке? Знак от его удара?

-- Да, но это сущий пустяк, не стоит обращать внимание; и знаете ли, ваша милость, бедный часовой не так...

-- Молчи! Это был постыдный, жестокий поступок, - крикнул маленький принц, топнув босой ногой. - И если бы король... Постой! Подожди здесь, пока я вернусь, - я тебе приказываю!

пустился бежать по дворцовым садам. Подбежав к решетке главных ворот, он схватился руками за вызолоченные перекладины и стал их трясти с криком:

-- Отопри! Сейчас же отопри, слышишь?

Часовой - тот самый, который толкнул Тома, - немедленно повиновался; но когда принц с яростью бросился на него, он залепил ему такого здоровенного тумака в ухо, что мальчик кубарем откатился на середину дороги.

-- Вот тебе, паршивец! Это тебе за то, что мне из-за тебя досталось от Его Высочества, - сказал солдат.

В ответ на эти слова солдат пресерьезно сделал на караул и сказал насмешливым тоном:

-- Приветствую Ваше Высочество! - И потом сердито добавил: - Прочь с дороги!.. И чтобы духу твоего здесь не было, шальной постреленок!

Толпа, хохоча, окружила бедного маленького принца и долго гналась за ним по дороге с гиком и криком:

-- Дорогу Его Высочеству! Дорогу, дорогу принцу Валлийскому!