| Автор: | Твен М., год: 1881 |
| Категории: | Роман, Детская литература |
Глава XIII
Исчезновение принца
Скоро обоих друзей стало сильно клонить ко сну.
-- Сними с меня эти лохмотья, - сказал король, указывая на свое платье.
Гендон беспрекословно раздел мальчугана, уложил его в постель и, оглядев комнату, с невольной грустью подумал: "Опять я без постели. Как тут быть?" Маленький король заметил смущение своего друга и рассеял его одним словом.
-- А ты ложись у дверей и стереги меня, - сказал он сонным голосом. Спустя минуту он забыл все свои невзгоды и погрузился в глубокий сон.
-- Милое дитя! Ну, право же, ему следовало родиться королем! - с восторгом прошептал Гендон. - Король, да и только!
И, растянувшись на полу у порога, он прибавил с довольным видом:
-- Приходилось мне спать и похуже за эти семь лет, и грешно бы мне было теперь жаловаться.
Он уснул, когда в окно уже глядел серый рассвет. Около полудня он встал, тихонько откинул одеяло со своего спящего питомца и принялся осторожно снимать с него веревочкой мерку.
Тут мальчик проснулся, сказал, что озяб, и спросил Гендона, что он делает.
-- Уже все кончено, государь, - отвечал Гендон. - У меня есть небольшое дельце; мне надо отлучиться, но я скоро вернусь. А вы бы пока еще уснули, Ваше Величество, - вам надо отдохнуть. Я закутаю вас с головой, чтобы вам было теплей.
Король погрузился в мир сновидений прежде, чем Гендон успел договорить. Майльс тихонько вышел и через час так же осторожно вернулся с полной парой дешевого и поношенного, но еще крепкого и по сезону теплого платья для мальчика.
Усевшись на стул, он принялся, вещь за вещью, разглядывать свою покупку, бормоча себе под нос: "Будь у меня карман потолще, и платье было бы не тот сорт, а когда карман тонок, приходится довольствоваться и этим". И он замурлыкал вполголоса свою любимую песенку:
Но оборвал на полуслове.
-- Эк, нашел время, распелся! Не разбудить бы его, пусть хорошенько выспится, бедняжка; он так устал, а путь нам предстоит еще долгий... Камзол недурен, право; кое-где поушить, и совсем будет ладно. Штанишки, пожалуй, еще лучше, хоть и их придется чуть-чуть поубавить... Зато башмаки просто прелесть! В этих башмаках его ножкам будет и сухо, и тепло. Он ведь, бедняжка, к этому не привык; небось круглый год, зиму и лето, щеголял босиком... Эх, кабы да за один фартинг давали столько хлеба, как ниток, - на целый бы год человеку хватало... Да еще такую славную толстую иглу дали в придачу... Ну и возни же мне теперь будет, пока я ее вдену.
И в самом деле, ему пришлось повозиться. Как это всегда делают и до скончания века будут делать мужчины, - он одною рукой неподвижно держал иголку, а другой старался продеть нитку в ушко (женщины в этом случае поступают как раз наоборот). Нитка никак не попадала в ушко: то проскальзывала мимо, то упиралась в иглу и заворачивалась петлей; но Гендон был терпелив, да ему и не в новость было заниматься этой работой - недаром он был солдатом. Наконец нитка была вдета, и он прилежно принялся за шитье.
-- В трактире заплачено все вплоть до сегодняшнего завтрака; того, что у меня осталось, за глаза хватит на покупку пары ослов в дорогу и на мелкие путевые издержки дня на два-три; а там мы с ним и в Гендон-Голле.
Она крепко любила своего ста...
ты свои горести, и всю твою болезнь как рукой снимет...
Она крепко любила своего старика,
А он крепко любил...
-- Какие стежки - на славу! - продолжал Гендон, любуясь своей работой. - Крупные, внушительные, не то что плюгавые, жалкие стежочки какого-нибудь портного...
Она крепко любила своего старика,
А он крепко любил молодую.
-- Готово. Вот так работа! И скоро, и хорошо! Теперь только разбудить его, умыть, обуть, одеть, накормить, да и в путь, и первым делом в Соутворк, на рынок у Табардского трактира... Не угодно ли вставать, государь! Молчит, - вишь, как заспался! Ваше Величество, пора вставать! Не слышит... Ничего не поделаешь; придется, видно, растолкать его священную особу. Что это? Господи!!!
Он приподнял одеяло - постель была пуста: мальчик исчез...
На минуту Майльс остолбенел в немом изумлении; но, оглядевшись и заметив, что вместе с мальчиком исчезли и его лохмотья, он поднял целую бурю и стал неистово кричать, призывая хозяина. Как раз в эту минуту слуга принес завтрак.
-- Сейчас же говори, дьявольское отродье, или я тебя задушу! - завопил Майльс, яростно набрасываясь на слугу, опешившего от испуга и неожиданности. - Где мальчик?
Заикаясь от страха, слуга дал требуемое объяснение.
-- Только вы изволили давеча выйти, прибежал какой-то парень и сказал мне, что ваша милость требуете мальчика к себе и приказываете ему сейчас же прийти на мост, в тот конец, что со стороны Соутворка. Я привел парня сюда; когда он разбудил мальчугана и передал ему ваше поручение, тот разворчался, зачем его "будят с петухами", как он выразился, однако сейчас же оделся, и они ушли. Уходя, мальчик сказал еще, что ваша милость лучше бы сделали, если бы сами пришли за ним вместо того, чтобы присылать чужого... и еще...
-- И еще - ты болван! Болван, которого проведет всякий дурак и которого мало повесить!.. Впрочем, что же это я прихожу в отчаяние? Может быть, с ним еще ничего не случилось. Надо его отыскать. А ты пока накрой на стол. Что это! Одеяло брошено так, точно на кровати кто-то лежит... Может быть, это сделано с умыслом?
-- Не могу знать, ваша милость! А только я видел, как тот парень что-то возился тут, возле кровати.
-- Проклятый! Это сделано, чтобы меня обмануть, - им нужно выиграть время. Послушай, парень приходил один?
-- Как есть один, ваша милость!
-- Ты в этом уверен?
-- Точно так, ваша милость.
-- Подумай хорошенько - не торопись - припомни.
Слуга подумал с минуту, потом сказал:
-- Приходил-то он один, это верно, только теперь я припоминаю, что когда они с мальчиком вышли на улицу, к ним подскочил какой-то оборвыш преподозрительного вида, и только было он к ним подлетел...
-- Что же, что? Говори, не мучь ты меня! - нетерпеливо перебил его Гендон.
-- Они и пропали в толпе. Так я их больше и не видел, потому что тут меня как раз кликнул хозяин, который страшно сердился за то, что я забыл будто бы подать заказанное одним постояльцем жаркое. А когда я стал его уверять, что я так же в этом виноват, как новорожденный младенец, он...
-- Вон с глаз моих, болван! Ты с ума меня сведешь своей болтовней! Стой! Куда ты бежишь? Трудно тебе постоять минуту на месте? Куда они пошли: к Лондону или к Соутворку?
-- Ты все еще тут? И опять со своей болтовней? Вон! - или я тебя задушу.
"Сомнения нет, что это тот негодяй, кому быть больше? Я потерял тебя, мой маленький безумный король, это ужасно!.. Я так тебя полюбил! Нет, клянусь честью, я с этим не примирюсь! Я найду его, хотя бы мне пришлось перевернуть весь город вверх дном. Бедный мой мальчик! А завтрак-то тебя ждет и меня с тобой вместе, да где уж тут завтракать, - пусть достается на съедение крысам. Скорей за дело, время не терпит!" - и, продираясь сквозь густую толпу на мосту, Майльс то и дело повторял себе, точно находил в этом утешение: "Рассердился голубчик, а все-таки пошел, - пошел, потому что думал, что его зовет Майльс Гендон. Он не сделал бы этого ни для кого другого - я знаю".