Принц и нищий.
Глава XXVI. Не признан

Глава XXVI

Не признан

Несколько минут после этой сцены король сидел, глубоко о чем-то задумавшись.

-- Странно... очень странно! Просто понять не могу, что бы все это значило!

-- Нет ничего странного, государь! Он всегда был негодяем, я его с детства знаю.

-- О, я не о нем говорю.

-- Не о нем? Так о ком же?

-- Я говорю: странно, что никто до сих пор не хватился короля.

-- Короля? Какого короля? Я не понимаю.

-- Не понимаешь? Неужели тебя не поразило во время нашего путешествия, что нигде по всей стране не видно ни курьеров, ни объявлений с описанием моей личности? Вероятная ли это вещь, чтобы глава государства мог бесследно исчезнуть, не вызвав своим исчезновением переполоха, - исчезнуть так, чтобы этого никто даже и не заметил?

-- Да-да, вы правы, Ваше Величество; я совсем было об этом позабыл, - сказал Гендон и невольно подумал: "Бедняжка, он опять принялся за свои старые бредни!.."

-- Но у меня есть план, - продолжал между тем маленький король, - который поможет нам обоим выпутаться из беды. Я напишу письмо на трех языках: на латинском, греческом и английском, а ты завтра же поутру свезешь его в Лондон. Да смотри, передай прямо в руки моему дяде, лорду Гертфорду. Он сейчас же узнает, что это писал я, и немедленно за мною пришлет.

-- Не лучше ли будет обождать, государь, покуда я докажу свои права и вступлю во владение своим поместьем? Мне кажется, тогда было бы гораздо удобнее...

-- Молчи! - перебил его король повелительным тоном. - Что значат все твои нищенские поместья и мелкие интересы в сравнении с благом целого государства и неприкосновенностью престола! - Потом, как бы устыдившись своей вспышки, он добавил мягко: - Повинуйся без страха: я восстановлю твои права; ты получишь больше, чем имел... Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал, и награжу тебя по-царски.

С этими словами мальчик взял перо и начал писать. Гендон несколько минут с любовью смотрел на него, потом сказал про себя: "Как говорит-то, как смотрит! Ни дать, ни взять - король! Особенно хорош он, когда сердится... И где он только этому научился? Откуда набрался? Вот он теперь сидит себе да царапает свои каракульки в полной уверенности, что пишет по-гречески или там по-латыни, - и счастлив, бедняжка... А ведь если мне не удастся как-нибудь заговорить ему зубы, придется его обмануть - сделать вид, будто я и впрямь отправляюсь исполнять его дикое поручение".

В следующую минуту сэр Майльс уже позабыл о своем питомце, задумавшись о случившемся. Он до того углубился в свои мысли, что когда король протянул ему оконченное письмо, он машинально взял его и сунул себе в карман.

"Как странно она держала себя, - думал он. - Мне кажется, она узнала меня и в то же время как будто не узнала. Я не уверен ни в том, ни в другом, и решительно не могу на чем-нибудь остановиться. Должна же она была меня узнать - не могла не узнать моего лица, фигуры, голоса, - в этом не может быть и тени сомнения. А между тем она говорит, что не знает меня, значит, она в самом деле не узнала, потому что она никогда не лжет... Ага, я, кажется, понимаю, в чем дело! Может быть, она солгала по его приказанию, покоряясь его воле. Вот в чем разгадка. Она была такая странная, казалась такою испуганной... Да, да, разумеется, все это дело его рук. Но я увижу ее, я ее отыщу, и теперь, в его отсутствие, она наверное все мне расскажет. Ведь не забыла же она прежние времена, когда мы с ней, бывало, играли детьми; она не оттолкнет меня и теперь, она признает своего старого друга. Она всегда была доброй, прямой и честной натурой. Она любила меня в былые дни - и в этом моя сила, потому что, кто любил человека, тот никогда его не предаст".

И Гендон поспешно направился к двери. Но в эту минуту она отворилась снаружи, и на пороге показалась леди Эдифь. Она была все еще очень бледна, но ее грациозная, полная достоинства поступь была совершенно тверда и уверенна. Лицо было по-прежнему очень печально.

Повинуясь невольному порыву, Майльс бросился к ней, но она отстранила его чуть заметным движением руки, и он остановился, пригвожденный к месту. Она села и знаком, без слов и без объяснений, поставила его в положение совершенно чужого для себя человека, в положение обыкновенного гостя. Такой неожиданный поворот дела до того ошеломил его в первый момент, что он почти готов был усомниться, действительно ли он тот, кем считает себя.

-- Я пришла предостеречь вас, сэр, - сказала леди Эдифь. - Сумасшедших нельзя разуверить в их бреднях - я это знаю, но и сумасшедшего можно заставить поверить, что ему угрожает опасность. Я убеждена, что вы искренне верите в ваши фантазии, и не считаю вас ни преступником, ни бесчестным обманщиком, но я прошу вас: уходите отсюда, потому что оставаться здесь для вас опасно. - Она подняла голову и, пристально поглядев ему в лицо, добавила с особым выражением:

-- Тем более опасно, что вы в самом деле поразительно похожи на нашего бедного погибшего Майльса, то есть на то, чем был бы он теперь, если бы остался жив.

-- Господи, да ведь я Майльс! Неужели вы действительно не узнаете меня?

-- Я верю, сэр, что вы в этом убеждены, вполне верю вашей искренности; я только предостерегаю вас - вот и все. Мой муж - полный хозяин в нашем краю; власть его безгранична; люди здесь благоденствуют или мрут с голоду - как он захочет. Если бы еще не ваше несчастное сходство с человеком, за которого вы себя выдаете, мой муж, может быть, и предоставил бы вам ублажать себя вашими бреднями, но, верьте мне, я хорошо его знаю; я знаю, что он сделает: он выдаст вас за сумасшедшего, за дерзкого самозванца, и все поголовно станут вторить ему, как эхо. - Она посмотрела на Майльса тем же внимательным взглядом и добавила:

-- Будь вы даже действительно Майльсом Гендоном и знай он это, так же, как все остальные, - выслушайте меня внимательно, взвесьте хорошенько то, что я вам говорю, - вам и тогда бы грозила не меньшая опасность. Он не задумался бы отречься от вас, и ни у кого не хватило бы мужества за вас заступиться.

о хлебе насущном - вопрос жизни и смерти, и для которых во всем этом не играют никакой роли ни дружба, ни любовь, ни чувство чести.

Слабый румянец проступил на щеках молодой женщины; она опустила глаза, но в голосе ее не было заметно волнения, когда она продолжала:

-- Я сделала все, что могла, - я предостерегла вас и опять повторяю: бегите отсюда! Этот человек вас погубит. Он не знает ни жалости, ни пощады. Бедный Майльс и Артур, да и мой дорогой опекун, сэр Ричард, слава Богу, навеки избавились от него... да и для вас лучше бы было быть мертвым, чем попасть в когти к этому злодею. Вы посягнули на его права и на его титул - он этого никогда не простит, и, если вы останетесь, - вы пропали. Бегите же, бегите немедля. Если у вас нет денег, - прошу вас, возьмите мой кошелек, подкупите слуг, чтобы вас пропустили, и бегите. Спасайтесь, пока не поздно!..

Майльс оттолкнул протянутый кошелек, встал и сказал:

-- Прошу вас об одной милости. Взгляните мне в лицо так, чтоб я мог видеть ваши глаза... Вот так. Теперь отвечайте: знаете вы меня?

-- Поклянитесь!

-- Господи, это переходит границы всякой вероятности!

-- Бегите, бегите скорей! Ради Бога, спасайтесь, пока есть еще время...