Бессонная ночь
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Бессонная ночь

Кое-какъ добравшись въ нашемъ пешемъ путешествiи до Гейлбрунна, мы решили переночевать здесь въ томъ самомъ зданiи, где 300--400 летъ тому назадъ жилъ старый вояка Гетцъ фонъ-Берлихенгенъ, после освобожденiя своего изъ одиночнаго заключенiя въ башне.

Намъ, т. е. моему спутнику Гаррису и мне, отвели ту самую комнату, въ которой квартировалъ этотъ храбрый рыцарь. На стенахъ висели еще жалкiе остатки тогдашнихъ обоевъ, четырехъвековая мебель давала о себе знать вычурными резными украшенiями, а некоторые запахи въ комнате были, вероятно, не моложе 1.000 летъ. Хозяинъ показалъ намъ даже и тотъ крюкъ въ стене, на который суровый старикъ Гетцъ, отходя ко сну, вешалъ обыкновенно свою железную руку.

После вечерней прогулки по старинному городку мы рано отправились спать, такъ какъ съ восходомъ солнца думали уже продолжать дальнейшее наше путешествiе.

Гаррисъ тотчасъ же уснулъ, а я ворочался съ боку на бокъ. Кстати говоря, я не берусь утверждать, что человекъ, немедленно засыпающiй, поступаетъ неприлично, но что такой прiемъ, во всякомъ случае, невежливъ - это несомненно. Взволнованный этой безтактностью, я лежалъ, прилагая тщетныя усилiя заснуть. Странно, но въ темноте я чувствовалъ себя одинокимъ и покинутымъ; вскоре потомъ въ голове моей стали проноситься тысячи разнообразныхъ мыслей, изъ которыхъ каждая съ бешеной поспешностью старалась обогнать другую. По прошествiи часа отъ всей этой мысленной скачки у меня закружилась голова и я почувствовалъ себя смертельно утомленнымъ и разбитымъ.

Утомленiе было настолько велико, что постепенно одерживало верхъ надъ нервнымъ возбужденiемъ, такъ какъ, хотя я и воображалъ себя все время бодрствующимъ, но на самомъ деле, несомненно, урывками, впадалъ въ забытье. Я заметилъ это благодаря тому, что каждый разъ, какъ чувствовалъ, будто лечу навзничь въ пропасть, оказывался на полу, животомъ внизъ. Это повторялось отъ шести до восьми разъ, после чего безсознательное состоянiе окончательно победило мою душу и я впалъ въ дремоту, которая становилась все глубже и, вероятно, вскоре перешла бы въ вполне солидный и прiятный сонъ, если бы... Нo что это такое? Я собралъ все свои силы и сталъ прислушиваться: мне почудился какой-то безконечно-далекiй звукъ, который какъ бы началъ приближаться и... Можетъ быть это завыванiе бури?.. Вотъ теперь онъ слышится еще явственней... Или это трескъ или шумъ отъ какой-нибудь машины?.. Ага, теперь отдалось совсемъ резко... Да ужь не размеренный-ли это топотъ приближающагося войска?..

Разстоянiе между мною и звукомъ продолжало уменьшаться, и вдругъ я услышалъ его въ самой комнате... Это - скреблась мышь. И изъ за такихъ-то пустяковъ я столько времени старался сдержать дыханiе!

Какъ ни прискорбно казалось мне это, но изменить тутъ ничего уже было нельзя, - и потому я решилъ тотчасъ же заснуть, дабы хоть этимъ наверстать даромъ потраченное время. Но решить было куда легче, чемъ исполнить. Совершенно непроизвольно я сталъ прислушиваться къ треску, производимому острыми зубами мышенка и вскоре это занятiе сделалось для меня источникомъ ужаснейшихъ страданiй. И если бы хоть это мерзкое животное работало безпрерывно, - такъ ведь нетъ: вдругъ оно возьметъ, да и перестанетъ, и тогда я ждалъ и со вниманiемъ прислушивался не начнетъ-ли оно опять грызть и... Невыносимое состоянiе!

меня раззоряла.

Я наделъ наушники и вплотную прижималъ ихъ руками, я пробовалъ всунуть въ уши по полъ пальца, - но все напрасно! - чрезъ все эти преграды, казалось, я слышалъ еще яснее!..

Наконецъ, въ бешеной злобе, я решился прибегнуть къ крайнему средству, испытанному человекомъ на практике еще со временъ Адама, - я решился запустить чемъ-нибудь въ мышенка.

Схвативъ мои дорожные сапоги и приподнявшись на постели, я сталъ прислушиваться, где именно раздается скрипъ. Но определить этого въ точности не представлялось возможнымъ; звукъ былъ также сбивчиво непостояненъ, какъ трещащiй въ траве сверчокъ.

Тогда я размахнулся и бросилъ сапогъ на удачу. Онъ угодилъ въ стену, надъ самой головой Гарриса и упалъ прямо на него, - я былъ пораженъ, что мне удалось бросить такъ далеко; кровати стояли въ противуположныхъ концахъ большой комнаты.

а мышенокъ снова принялся за свою работу, - это меня окончательно взбесило! Я не хотелъ больше будить Гарриса, но такъ какъ шумъ продолжался, то, не въ силахъ больше сдерживаться, я употребилъ и второй сапогъ въ качестве метательнаго оружiя. На этотъ разъ сапогъ угодилъ въ одно изъ двухъ висевшихъ въ комнате зеркалъ и, разбилъ въ дребезги, конечно, то, которое было больше. Гаррисъ опять проснулся, но, - что мне было особенно обидно, - на этотъ разъ онъ даже не выругался. Я решилъ лучше претерпеть всяческiя муки, чемъ потревожить его сонъ въ третiй разъ.

Наконецъ мышь затихла, и я уже сталъ дремать, какъ вдругъ начали бить где-то часы. Сосчитавъ удары, я примеривался опять улечься ухомъ къ подушке, - но тогда начали бить какiе-то другiе часы; не успелъ я досчитать эти, какъ оба ангела на башенныхъ часахъ ратуши принялись наигрывать въ трубы удивительно красивую и звучную мелодiю. Что-либо более неземное, по нежности и таинственности, я еще никогда не слышалъ! Но когда вследъ за этимъ они стали "наигрывать" и каждыя четверть часа, мне пришла въ голову пословица: "хорошаго по немножку". Я опять задремалъ и опять проснулся отъ новаго шума... При каждомъ пробужденiи я сбрасывалъ съ себя одеяло, которое приходилось каждый разъ поднимать съ пола; - другой образъ действiй, при узости немецкихъ кроватей, оказывается немыслимымъ.

Ничего нетъ удивительнаго, что при такихъ обстоятельствахъ моя способность уснуть окончательно исчезла, и я пришелъ къ убежденiю, что въ эту ночь мне нечего больше и думать о сне.

Меня трясло какъ въ лихорадке и томило жаждой. Такъ дальше не могло продолжаться; оставалось одно: встать, одеться, добраться до колодца на главной площади и, такъ или иначе, утолить нестерпимую жажду. А потомъ, думалось мне, съ сигарою во рту, я на свежемъ воздухе дождусь утра.

Осторожно сойдя съ кровати, я сталъ понемножку облачаться; но одинъ носокъ куда-то запропастился и я никакъ не могъ его найти, а безъ него нельзя было продолжать одеваться.

Я всталъ на колени и, съ одной туфлей въ руке, а съ другой - на ноге, принялся шарить кругомъ по полу, - результата не обнаружилось. Продолжая ползти, я сталъ искать дальше. Половицы скрипели; при встречахъ съ какимъ-нибудь препятствiемъ, возникалъ шумъ въ десять разъ сильнее, чемъ онъ былъ бы днемъ.

Я каждый разъ, сдерживая дыханiе, старался сперва убедиться, что Гаррисъ действительно спитъ и только после этого ползъ далее. Однако, не смотря на все старанiя, носокъ не находился, а мебель продолжала опрокидываться. Была-ли комната такъ же тесно меблирована, когда я ложился въ постель, или съ техъ поръ здесь разместили еще много добавочной мебели? Всюду на моемъ пути были разставлены стулья, проползая мимо которыхъ мне удавалось не только ихъ задеть, но и непременно толкнуться объ нихъ головою.

Терпенiе мое постепенно и систематически истощалось и, время отъ времени, я произносилъ шепотомъ проклятiя, облегчавшiя мое наболевшее сердце. Наконецъ, въ сильнейшемъ гневе, я далъ себе клятву уйти безъ носка, поднялся и прямо направился туда, где предполагалъ дверь, - но на самомъ деле очутился носъ съ носомъ противъ собственнаго, таинственнаго двойника, смотревшаго на меня изъ неразбитаго зеркала. Въ ужасе я остановился, понявши, что заблудился и окончательно потерялъ правильное направленiе. Въ эту минуту гневъ мой достигъ такой интенсивности, что я принужденъ былъ сесть на полъ и взять самого себя за шиворотъ, дабы сдержать въ себе бешеный взрывъ отчаяннаго негодованiя. Если бы въ комнате находилось одно зеркало, то я все-таки могъ бы еще орiентироваться, но ихъ было два и эти два стоили целой сотни, такъ какъ они висели въ противуположныхъ концахъ комнаты. Я могъ различить окна по ихъ слабому мерцанiю, но такъ какъ, при возникшей топографической путанице, они предполагались въ совершенно обратномъ направленiи, то это меня еще больше сбивало съ толку. Поднимаясь на ноги, я наткнулся на дождевой зонтикъ, который, упавъ на голый, ничемъ непокрытый полъ, произвелъ звукъ, равный по силе пистолетному выстрелу. Я опять задержалъ дыханiе и закусилъ губы, - но Гаррисъ даже не пошевелился. Несколько разъ пытался я поставить этотъ зонтикъ на прежнее место у стены, но столько же разъ пуфъ! - и онъ оказывался на полу, въ ту же минуту, какъ только я отнималъ отъ него руку.

Я получилъ хорошее воспитанiе, но, не будь въ рыцарской комнате такъ убiйственно темно, таинственно и страшно, я, вероятно, произнесъ бы несколько изреченiй, не подлежащихъ включенiю въ хрестоматiю для воскресныхъ школъ, - по крайней мере, съ одобренiя училищнаго начальства.

полу немецкой комнаты. Меня утешало только одно - Гаррисъ не шевелится.

Но и зонтикъ не могъ мне помочь орiентироваться, такъ какъ кругомъ стояли еще несколько такихъ же. Дабы достигнуть двери, оставалось одно: пробираться ощупью по стене. При этомъ я наткнулся на картину, - не очень большую, но произведшую при паденiи адскiй шумъ... Гаррисъ не шевелился, но я сознавалъ, что, въ случае столкновенiй моихъ съ остальными картинами, онъ долженъ будетъ непременно проснуться. Тогда я решилъ, оставивъ дальнейшiя попытки найти выходъ, вернуться въ средину комнаты къ столу, съ которымъ уже многократно сталкивался. Оттуда предполагалось предпринять рекогносцировку въ сторону моей кровати; разъ она была бы найдена, - графинъ съ водой стоялъ рядомъ, - и я получилъ бы возможность утолить нестерпимую жажду и улечься опять въ постель.

Я поползъ на четверенькахъ: такой способъ передвиженiя оказывается наиболее быстрымъ и наименее рискованнымъ для встречныхъ предметовъ. Вскоре столъ былъ найденъ, - т. е. я съ размаху ударился объ него головой, ощупалъ у себя шишку, поднялся на ноги, вытянулъ впередъ руки и пошелъ на угадъ, пока не наткнулся на какой-то стулъ; затемъ я встретился со стеной, еще съ однимъ стуломъ, съ софой, съ альпенштокомъ и опять съ софой. Тутъ я остановился въ недоуменiи: ведь въ комнате была всего одна софа? Я снова отыскалъ столъ и вновь предпринялъ кругосветное путешествiе, но теперь уже начала попадаться целая масса стульевъ.

И тогда только мне пришло въ голову то, что я долженъ бы былъ сообразить гораздо раньше: ведь столъ былъ также круглъ, какъ тотъ, за которымъ возседалъ король Артуръ съ своими собутыльниками, - следовательно, въ качестве указателя направленiя, столъ этотъ былъ для меня совершенно безполезенъ. Блуждая на удачу по неизследованнымъ местностямъ, я сшибъ съ каменнаго карниза подсвечникъ; не желая допустить его до паденiя, я уронилъ лампу; стараясь задержать лампу, я свалилъ графинъ, который съ трескомъ упалъ на полъ. Тогда я сказалъ самъ себе: "Такъ! значитъ, все-таки я тебя нашелъ! Я зналъ, что ты где-нибудь тутъ по близости!"

"Разбойники... Воры!.. Вода доходитъ у меня до горла!" Онъ былъ вне себя.

Его крикъ поднялъ на ноги весь домъ. Со свечами въ рукахъ, въ ночныхъ костюмахъ постояльцы со всехъ сторонъ ворвались въ нашу комнату, а за ними хозяинъ и горничная.

Я стоялъ передъ кроватью Гарриса, - на целую милю отъ своей собственной. Въ комнате была всего одна софа у самой стены и всего одинъ стулъ недалеко отъ нея, - и вотъ вокругъ него-то я путался въ теченiе целой полуночи, какъ планета вокругъ солнца, и съ нимъ-то, по пути моего вращенiя, сталкивался безконечное число разъ! Вскоре выяснились и все остальные подвиги моей безсонной ночи; хозяинъ и постояльцы удалились опять къ себе, а мы принялись за приготовленiя къ завтраку, такъ какъ наступало уже утро. Бросивъ украдкою взглядъ на мой шагомеръ, я увиделъ, что мною проделаны пятнадцать километровъ; - это доставило мне известную долю удовлетворенности, такъ какъ все тогдашнее путешествiе было предпринято мною именно въ целяхъ моцiона.

Когда на следующiй день нашъ хозяинъ узналъ, что у насъ впереди еще целое путешествiе пешкомъ по всей Европе, онъ настоятельно советовалъ намъ не мешкать отправленiемъ. Взыскавъ за разломанныя мною въ теченiе ночи вещи только собственную цену, онъ съ избыткомъ снабдилъ насъ пищей и напитками и, дабы выразить на прощанье особое уваженiе, предупредительно отправилъ насъ до воротъ Гейлбрунна въ карете, запряженной лошадью самаго Гетца фонъ-Берлихенгенъ.