| Автор: | Твен М. |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
Книга вторая. При дворе и на войне
Глава III. Паладин кряхтит, но хвастает
Нас было двадцать пять хорошо вооруженных всадников. Мы ехали по двое; Жанна с братьями-в середине колонны, Жан де Мец - в голове, а сьер Бертран - в хвосте. Рыцари разместились таким образом, чтобы предупредить бегство кого-либо из солдат, возможное в начале пути. Через два-три часа мы должны были оказаться на вражеской земле, и там уж никто не решился бы дезертировать. Скоро в нашей колонне послышались вздохи, стоны и проклятия. Мы обнаружили, что шестеро из наших воинов были деревенскими парнями, которые впервые сели на лошадь и теперь с трудом держались в седле, испытывая жестокие страдания. Правитель включил их в отряд в последний момент, для ровного счета, и поместил рядом с каждым опытного солдата, чтобы придерживать новичка в седле, а при попытке бегства - убивать на месте.
были ехать дальше, хотя Жанна сказала, что они могут вернуться, если не боятся попасться врагу. Они предпочли остаться с нами. Теперь мы ехали медленно и осторожно, и новичкам было приказано сносить свои муки молча и не подвергать нас всех опасности своими стонами и воплями.
В полдень я пробудился от крепкого сна и сперва не мог сообразить, где я и что со мной происходит. Потом в голове у меня прояснилось, и я все вспомнил. Перебирая в памяти необычайные события последних двух месяцев, я с удивлением обнаружил, что одно из пророчеств Жанны так и не исполнилось: где же Ноэль и Паладин, которые должны были присоединиться к нам в последний час? Как видите, я успел привыкнуть к тому, чтобы каждое слово Жанны сбывалось.
Смущенный этими мыслями, я открыл глаза - и что же: рядом со мной, прислонясь к дереву, стоял Паладин и глядел на меня сверху вниз. Так бывает часто: стоит подумать или заговорить о ком-нибудь, и он уж тут как тут, - а вы и не подозревали, что он так близко. Похоже, что именно его приближение заставляет вас подумать о нем, а вовсе не случайность, как полагают. Как бы то ни было, Паладин стоял возле меня, ожидая моего пробуждения. Я очень ему обрадовался, вскочил и пожал ему руку, а потом отвел в сторону - он сильно хромал, - предложил сесть и спросил:
Откуда ты? Как ты здесь очутился? И почему в солдатской одежде? Рассказывай все по порядку.
Он ответил:
Я ехал с вами всю ночь.
- Да что ты! - А про себя я подумал: половина пророчества все-таки сбылась!
Да. Я спешил из Домреми, чтобы присоединиться к вам, и чуть не опоздал. То есть я опоздал, но я так просил правителя, что его тронула моя любовь к родине, - он так и сказал, - и он позволил мне ехать.
«Врет, - подумал я, - это, как видно, один из шестерых, которых правитель в последний момент завербовал силой. Недаром Жанна говорила, что он присоединится к нам в последний час, но не по своей охоте». Вслух же я сказал:
- Очень рад, что ты с нами. Это святое дело, и сидеть дома в такое время стыдно.
Сидеть дома? Удержать меня дома было так же невозможно, как удержать молнию в грозовой туче.
Хорошо сказано и похоже на тебя.
Это ему понравилось.
- Я рад, что ты меня понимаешь. Не то что другие. Но дай срок - узнают и они!
- Я тоже так думаю. В опасном деле ты всегда сумеешь себя показать.
- Насколько я себя знаю, - а уж, кажется, я себя знаю! - я в этой кампании еще не раз оправдаю твои слова.
- Надо быть дураком, чтобы в этом сомневаться. Уж я-то знаю.
- Конечно, простому солдату трудно отличиться, но страна услышит обо мне. А будь я там, где мне подобает, - скажем, на месте Ла Гира, или Сентрайля, или Дюнуа… Но я лучше промолчу, - я, слава Богу, не из хвастунов, вроде Ноэля Рэнгессона. А ведь это и впрямь было бы новым и неслыханным делом: чтобы простой солдат прославился больше их и затмил их имена.
А знаешь, приятель, - сказал я, - ведь ты напал на замечательную мысль! Понимаешь ли ты, до чего она гениальна? Стать прославленным генералом - ну что тут такого? Ровно ничего! Их в истории и без того пропасть; так много, что всех и не упомнить. А прославленный рядовой - вот это действительно редкость! Он будет вроде луны среди мелких звезд; слава его будет долговечнее, чем род людской. Скажи, друг, кто подал тебе эту великую мысль?
Пустяки! У меня частенько бывают мысли и еще получше. В этой, по-моему, нет ничего особенного.
- Признаюсь, ты меня удивил. Неужели ты действительно сам додумался?
А то кто же? У меня их тут сколько угодно. - Он постучал пальцем по лбу и при этом сдвинул шлем на правое ухо, отчего вид у него сделался крайне самодовольный. - Мне их не занимать стать. Я ведь не Ноэль Рэнгессон.
- Кстати о Ноэле, - ты давно его видел?
С полчаса. Вон он - спит как убитый. Он тоже ехал с нами ночью.
Сердце мое радостно дрогнуло. «Теперь можно быть спокойным, - подумал я, - и никогда больше не сомневаться в ней». А вслух я сказал:
Рад это слышать. Я горжусь нашей деревней. Вижу, что наших храбрецов не удержишь дома в такое время.
- Это он-то храбрец? Эта нюня? Он умолял, чтобы его не брали. Он плакал и просился к маменьке. Это он-то храбрец? Этот навозный жук?
- А я думал, что он пошел добровольно! Неужели нет?
Так же добровольно, как осужденный идет на казнь. Когда он узнал, что я иду из Домреми добровольцем, он попросился со мной, под моей охраной, - поглядеть на народ и на сборы. А едва мы пришли в город, как показалось факельное шествие и правитель велел его схватить - его и еще четверых. Он давай отбиваться! Тут я и попросился на его место. Правитель согласился меня взять, но и Ноэля тоже не отпустил - так он был разозлен его хныканьем. Много от него будет проку на королевской службе! Есть будет за шестерых, а удирать - за целых шестнадцать! Терпеть не могу таких: труслив, как заяц, а прожорлив, как волк!
Ты меня удивил и очень огорчил. Я всегда считал его храбрым малым.
Паладин бросил на меня оскорбленный взгляд и сказал:
- Не пойму, откуда у тебя такое мнение о нем. Я ведь говорю не из неприязни: у меня к нему никакой неприязни нет. Я вообще не позволяю себе относиться к кому-либо с пристрастием. Я с ним дружу с детства; но имею же я право открыто говорить о его недостатках, как и он - о моих, если они есть? Да, вероятно, они есть и у меня, но терпимые, так мне кажется. Хорош храбрец! Послушал бы ты, как он ночью охал, стонал и чертыхался: седло, видите ли, натирало. А почему мне не натерло? Я сразу с этим делом так освоился, точно родился в седле. А ведь я тоже только вчера впервые сел на коня. Все старые солдаты удивились: мы, говорят, ничего подобного не видали. А он? Да его пришлось держать всю дорогу!
Потянуло запахом съестного, - это готовили завтрак. Паладин невольно раздул ноздри, жадно принюхался и, прихрамывая, зашагал прочь, сказав, что ему надо присмотреть за конем.
- лишь бы не кусала; и не так плох осел, если он только ревет, но не лягается. Эта махина мускулов, мяса, тщеславия и глупости любила порочить других - ну так что ж? Он делал это не по злобе, да и не его надо было в том винить. Не кто иной, как Ноэль Рэнгессон, ради забавы взлелеял, развил и усилил в нем эти наклонности. Беззаботному весельчаку надо было кого-нибудь вышучивать и поддразнивать. Паладин подходил для этого как нельзя лучше, стоило лишь заняться его развитием, - вот Ноэль и занялся им с величайшим усердием, в ущерб другим, более важным делам, донимая его, как комар - быка. Результат оказался поразительным. Ноэль ценил общество Паладина, а Паладин предпочитал Ноэля любому обществу. Великана и пигмея часто видели вместе, - но ведь и комар неразлучен с быком.
При первом же случае я заговорил с Ноэлем. Я приветствовал его как бойца нашего отряда и сказал:
- Молодец, что попал к нам добровольцем.
Глаза его лукаво сверкнули, и он ответил:
Что молодец-это верно. Но заслуга здесь не только моя. Мне помогли.
Кто?
- Правитель Вокулёра.
- Как так?
Сейчас расскажу. Я пришел из Домреми поглядеть, какие собрались толпы и как это все будет; мне ведь еще не случалось видеть ничего подобного - не упускать же такой случай! Но у меня и в мыслях не было идти в отряд. По дороге я нагнал Паладина и дальше пошел с ним, хотя он этого и не хотел и даже прямо мне заявил, что не хочет. А когда мы остановились поглазеть на факельное шествие, тут-то нас и схватили и присоединили к отряду. Вот как вышло, что я пошел добровольцем. Но я не жалею - уж очень скучно было бы в деревне без Паладина.
- А он? По-твоему, он доволен?
Мне думается, что и он доволен.
- Почему?
Потому что он говорит, что недоволен. Он, понимаешь ли, был застигнут врасплох, а он вряд ли способен сказать правду без подготовки. Да, пожалуй, не скажет и с подготовкой. В этом его не обвинишь. Если дать ему подготовиться, он тоже скорее что-нибудь выдумает, чем скажет правду, потому что успеет на досуге поразмыслить, что не время менять курс. Вот я и думаю, что он доволен, раз он говорит обратное.
- Итак, значит, он доволен?
- Да, очень. Он молил о пощаде, ревел в голос и просился к маме. Говорил, что слаб здоровьем, что не умеет ездить верхом, что наверняка не выдержит первого же перехода. С виду он, однако, не слаб. Там стояла бочка с вином, которую впору поднять четверым. Правитель рассердился и так выругался, что пыль поднялась столбом, а потом велел ему взвалить бочку на плечи, - не то, говорит, нарубим из тебя котлет и отошлем домой в корзине. - Что поделаешь, Паладин поднял бочку, - и тут уж его без всяких разговоров зачислили в отряд.
Да, выходит, что он был рад идти на войну; то есть в том случае, если верно твое исходное рассуждение. А как он перенес вчерашнюю езду?
Вроде меня. Пожалуй, он сильнее охал, - так ведь он и сам сильнее. Мы усидели в седле только потому, что нас держали. Сегодня мы оба хромаем. Если он садится - его дело, а я лучше постою.