Дух синей бороды

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дух синей бороды (старая орфография)

В продолжение долгого времени после рокового происшествия, которое лишило ее мужа, г-жа Синяя-Борода, как легко себе представить, находилась в большем горе.

Ни одна вдова во всей стране не истратила столько денег на траур. Свои прекрасные волосы она скрыла под креповым чепцом, плерезы доходили у ней до локтей. Она никого не видела, кроме сестры Анны, общество которой было для нея далеко неприятно; что же касается до её братьев, то их грубые казарменные манеры никогда ей не нравились. Какой интерес она могла находит в шутках о маиоре или о полковом докторе? Какое ей было дело до того, пили-ли они вино из бутылок или из стаканов? Ей противны были их рассказы о лошадях, смотрах и охотничьих собаках. К тому же она не могла выносить их дерзких усов и неприличной привычки курить сигары.

Они всегда были вульгарными юношами, а теперь её деликатная душа не могла без ужаса смотреть на них. Как могла она выносить их присутствие после случившагося?

языке: "Siste, viator! moerens conjux, hen! quanto minus est cum reliquis versari quam tui meminisse" - одним словом все, что говорится в эпитафиях. Над этими красноречивыми словами возвышались бюст усопшого святого человека и статуя рыдающей добродетели, а вокруг красовались медальоны его жен, из которых один был пустой и, как гласила эпитафия, вдова не утешится до тех пор, пока её имя не будет начертано на этом медальоне. "Тогда я буду с ним. In coelo quies", - говорила она, поднимая глаза к небу и повторяя слова, выставленные крупными буквами на траурных гербах в церкви и сенях замка Синей-Вороды, в котором вся прислуга, от дворецкого и экономки до конюхов и поваренков, носила глубокий траур. Лесник охотился с крепом на шляпе и даже пугалы на огороде были одеты в черном.

Одна только сестра Анна не хотела носить траура. Г-жа Синяя-Борода охотно разсталась бы с нею, но у нея не было других родственниц. Её отец женился вторично и г-жа Синяя-Борода естественно ненавидела свою мачиху, которая ей платила тем же. Г-жа Шокабок посетила вдову в её горе, но последняя обошлась с ней так грубо, что мачиха уехала на следующий день, вне себя от негодования. Что же касается до родственников Синей-Бороды, то, конечно, они ненавидели вдову, потому что Синяя-Борода завещал ей все свое состояние. Таким образом сестра Анна была единственная родственница, которую г-жа Синяя-Борода могла иметь при себе, а как известно, всякая дама в деликатном положении должна иметь при себе родственницу.

- Я ни за что не надену траура по такому противному негодяю, сестра, - восклицала Анна.

- Я просила бы вас, мисс Анна, не употреблять в моем присутствии таких слов в отношении лучшого из мужей или немедленно оставить эту комнату, - отвечала вдова.

- Небольшое удовольствие сидеть в этой комнате. Я удивляюсь, отчего вы не сделали гостиной из чулана, где находятся другия жены Синей-Бороды.

- Дерзкая! Оне все набальзамированы доктором Ганналем. Как смеете вы повторять чудовищные клеветы на совершеннейшого из людей? Возьмите семейную библию и вы увидите, что мой святой супруг писал о своих женах. Читайте!

"Пятница, 20 июня. Женился на моей горячо любимой Анне Марии Скрогинс".

"Суббота, 1 августа. Несчастный муж едва имеет силы внести в эту летопись, что его дорогая жена Анна Мария умерла от кашля".

- Что, кажется, это убедительно? Но читайте дальше.

"Вторник, 1 сентября. Сегодня я повел к алтарю радость моей жизни, Луизу Матильду Гопкинсон. Да займет этот ангел место той, которую я потерял".

"Среда, 3 октября. О, Небо, пожалей несчастного, который должен записать уничтожение всех его надежд. Сегодня испустила последнее дыхание моя возлюбленная Луиза Матильда. Головная боль была неожиданной причиной её смерти, сделавшей меня несчастнейшим из людей".

- О каждой из своих жен он отзывается таким примерным, патетическим и по истине нравственным образом. Неужели вы можете предположить, что человек, выражавший подобные чувства, был убийцей?

- Так вы утверждаете, что он не убил их?

- Боже милостивый! Убил их! Оне умерли такой же естественной смертью, какой, я надеюсь, и вы умрете. Мой святой муж обходился с ними по ангельски. Не его вина, что доктора не могли их вылечить от недугов, которыми оне страдали. А после их смерти неутешный муж приказал их набальзамировать, чтобы никогда с ними не разставаться.

- Зачем же он повел тебя в башню, зачем ты послала меня на крышу и зачем он стал оттачивать свой большой нож?

- Чтобы наказать меня за мое любопытство, о, добрый, дорогой муж, - промолвила вдова, заливаясь слезами при воспоминании о покойнике.

- Я теперь сожалею, что поторопилась призвать на помощь братьев, - заметила сестра Анна, насупив брови.

- О, - воскликнула с ужасом г-жа Синяя-Борода, - не напоминайте об этом роковом дне. Если бы вы не оклеветали его в глазах ваших братьев, то мой милый, мой голубчик Синяя-Борода был бы жив на радость страстно любящей его Фатимы.

Все-ли жены обожают своих мужей после их смерти, или вариант сказки, рассказанной Фатимой, один правильный, и общее мнение о Синей-Бороде презренный предразсудок, а, следовательно, он не убил ни одной из своих жен - вот два вопроса, подлежащие разрешению, хотя они собственно не имеют никакого отношения к последующим приключениям г-жи Синей-Бороды. И хотя многие скажут, что завещание Синей-Бородой жене всего своего состояния было нелепой мистификацией, так как он твердо намеревался отрубить ей голову после их медового месяца, но лучшее свидетельство искренности его поступка есть глубокое горе вдовы и тот факт, что он оставил ей большое состояние.

Если бы кто-нибудь завещал нам с тобою, читатель, богатство, то мы, конечно, не стали бы разыскивать, хотел-ли он оставить нам это богатство. Мы просто взяли бы и делу конец.

"Сударыня, вы должны признать, что г. Синля-Борода никогда не хотел оставить вам свое состояние, потому что он намеревался отрубить вам голову. Очевидно, он предназначал свое состояние законным родственникам и вы обязаны передать им это состояние".

Но она послала их всех к.... прибавив:

- Может быть, ваш аргумент очень уважительный, но я с вашего позволения удержу деньги.

И она продолжала оплакивать мужа и прославлять его добродетели. О, если бы кто-нибудь оставил мне состояние, как бы я богато его похоронил и как расписывал бы его добрые качества!

Замок Синей-Бороды, как известно, находился в уединенном, привлекательном уголке, и хотя представлял великолепное зрелище, но был очень мрачен и одинок. Для вдовы в её грустном настроении замок стал невыносим.

Аллеи, лужок, фонтан, зеленая тень парка, все напоминало ей возлюбленного покойника. Ей казалось, что только вчера она гуляла с ним по парку и он указал леснику на оленя, которого надо было убить на жаркое. "О, - говорила вдова со слезами на глазах, - оленя убили и сжарили, но он не отведал этого жаркого, которое подали к столу с его любимым вареньем из смородины. Вот в сенях висят его охотничьи трофеи; у камина бич и хлыст; в ящике шпоры, свисток, визитные карточки, веревочки, которые он всегда собирал... Вот гвоздь, на который он всегда вешал свою шляпу".

И эти воспоминания сопровождались бесконечными рыданиями. Наконец, из любви к мужу, она не могла долее жить в его замке и решилась покинуть его.

Конечно, завистливые языки стали говорить, что ей надоела деревня и что она хочет вторично выйти замуж; но она не обращала внимания на эти толки. Анна, ненавидевшая свою мачиху, последовала за сестрой в город, где Синяя-Борода имел большой старинный дом. В новом жилище оне жили и ссорились по прежнему. Хотя Анна часто грозила уйти от сестры и поселиться в меблированных комнатах, которых в городе было много, но жить с сестрой и выезжать в экипаже с гербом и с ливрейным лакеем было гораздо приличнее, а потому оне продолжали жить вместе.

Для дамы, находившейся в положении г-жи Синей-Бороды, городской дом имел большие преимущества. Он был не только мрачным, обширным кирпичным зданием, с мрачной железной решеткой вокруг и маленькими мрачными окнами, но выходил на кладбище, где между двумя тисовыми деревьями, подрезанными - одно на подобие павлина, а другое - круглого столика, возвышался памятник Синей-Бороды над семейным склепом. Утром, глаза вдовы прежде всего падали на это дорогое её сердцу зрелище, а ночью ей было отрадно смотреть на освещенный луною бюст и на Добродетель, бросавшую на него длинную тень. Великолепные цветы с самым очаровательным запахом наполняли огороженное решеткой место вокруг мавзолея Синих-Бород. Сторожу было строго приказано бить до полусмерти каждого мальчишку, который осмеливался бы сорвать эти нежные символы супружеской любви.

Над буфетом в столовой висел портрет Синей-Бороды во весь рост в мундире английской милиции, над камином в гостиной он же красовался в охотничьем мундире и верхом на его любимой лошади; в спальне вдовы можно было видеть его силуэт и маленький портрет, на котором он, в черном халате и с ермолкой в руке, указывал пальцем на диаграмму Pons Asinorum. Эта миниатюра была написана в его студенческие дни в Кембридже, до появления на его лице синей бороды, служившей украшением его зрелых лет и часть которой висела теперь в виде прелестной синей цепочки на шее его неутешной вдовы.

Сестра Анна уверяла, что городской дом был еще мрачнее замка, где по крайней мере можно было дышать чистым воздухом, и к тому же приятнее было смотреть из окон на парк, чем на кладбище, как бы ни были великолепны памятники. Но вдова называла ее легкомысленной девченкой и по прежнему оплакивала покойника. Она допускала в свой дом только одного мужчину, приходского пастора, который читал ей в слух религиозные книги, но так как ему было по крайней мере семьдесят, лет, то Анна, несмотря на все свое желание влюбиться, не имела для этого удобного случая, а самые злые языки не могли сказать ничего дурного о близких отношениях бедной вдовицы к почтенному пастору.

От всякого другого общества она упорно отказывалась. Когда в город приезжала театральная труппа, то её директора, желавшого вручить ей почетный билет, безжалостно прогоняли из парадных сеней. Она не подписывалась ни на один бал или концерт и даже офицеры, эти победоносные герои, губящие столько женских сердец, не могли добиться, чтобы их впустили в дом вдовы. Капитан Вискерфильд ходил перед её окнами в продолжении трех недель, не произведя на нее ни малейшого впечатления. Капитан Ожади, служивший в одном из ирландских полков, подкупил слуг и ночью перелез через стену, отделявшую улицу от сада вдовы, но попал ногою в ловушку и закаялся никогда более не ухаживать за женщинами. Наконец, капитан Черная-Борода, баки которого могли поспорить с баками Синей-Бороды, стал ходить в церковь каждое воскресенье, хотя прежде он никогда не переступал церковного порога, но это ни к чему не повело и вдова ни разу не подняла головы от молитвенника. Весь полк был в отчаянии, а портной капитана Вискерфильда, доставивший ему новую пару платья, чтобы победить сердце вдовы, запрятал его в тюрьму за неплатеж счета.

Пастор очень одобрял поведение вдовы относительно офицеров, но он сам любил общество, хороший обед, доброе вино, и потому советовал вдове принимать иногда к обеду рекомендуемых им почтенных, степенных личностей. Мало ро малу его советы подействовали, и вдова, находившаяся всецело под его влиянием, согласилась исполнить его желание; пастор представил ей нескольких из своих друзей, которые все были женаты и не могли возбудить в вдове ни малейшого опасения.

У пастора Слая был, однако, племянник, адвокат в Лондоне и на каникулы он приехал погостить к дяде.

- Он не дерзкий, безнравственный юноша, которых так много теперь развелось, - сказал пастор вдове, - а утешение своей матери и сестер; он не пьет ничего крепкого, кроме чая; в продолжение двадцати лет он не пропустил ни одной церковной службы по воскресеньям, и я надеюсь, что вы, любезная и почтенная г-жа Синяя-Борода, примете этого примерного молодого человека ради его дяди, столь преданного вам.

Вдова согласилась принять мистера Слая. Он не был красив, и с этим соглашался его дядя.

- Но что значит красота? - заметил пастор. - Он добрый, хороший человек, а добродетель выше красоты всех офицеров королевской армии.

Мистер Слай обедал у вдовы и пил у нея чай; он разъезжал с ней в траурном экипаже и подавал ей молитвенник в церкви, одним словом, он оказывал ей всякое внимание, какое только можно было ожидать от такого приличного молодого человека.

В городе начали говорить, что пастор нарочно не допускал до вдовы холостяков, чтобы предоставить своему уродливому племяннику свободное поле действия. Эти толки, конечно, дошли до сестры Анны и хитрая лисичка с радостью воспользовалась случаем, чтобы побудить сестру принимать более веселое общество. Дело в том, что она более любила потанцовать и поиграть в карты, чем серьезно разговаривать за чайным столом; поэтому она днем и ночью доказывала вдове всю необходимость, ради приличия, жить открытым домом и принимать все лучшее общество в околодке.

Наконец, вдова согласилась, хотя очень неохотно и тяжело вздыхая; она даже заказала себе полутраурное платье, которое, по общему отзыву, очень шло к её лицу.

Она разослала пригласительные билеты на чай, за которым, однако, следовал ужин, и все лучшее общество, как в городе, так и в его окрестностях, наполнило её гостиные. За этим вечером следовали второй и третий; наконец, и капитан Черная-Борода был ей представлен, но, конечно, в статском платье.

Пастор и его племянник не могли хладнокровно переносить капитана. По их словам, о нем рассказывали много скандальных историй.

- Не он-ли выпил разом три бутылки вина? - спрашивал дядя, - не он-ли держал скаковую лошадь? не с ним-ли бежала Долли Кадлинс?

Мистер Слай вместо ответа только поднимал глаза к небу и вздыхал о свете, в котором было столько нечестия. Вместе с тем он был очень доволен, что вдова пришла в благородное негодование; ее особенно разсердила история с Долли Кадлинс. Она поклялась, что никогда более не увидит этого негодяя. Адвокат и его дядя торжествовали, не понимая, что она не пришла бы в такую ярость, если бы ее не мучила ревность, а она не ревновала бы, если бы... если бы - что? Она уверяла, что также мало обращает на капитана внимание, как на своего лакея, но когда на следующий раз она встретила его в обществе, то не сказала ему ни слова.

- Милая мисс Анна, - спросил капитан, танцуя с нею, - что случилось с вашей прелестной сострой?

- Она знает историю о Долли Кадлинс, - отвечала мисс Анна; - мистер Слай все рассказал ей.

Капитан так сильно покраснел, что всякий, смотря на него, мог бы удостовериться в несправедливости этой чудовищной клеветы. Он сделал множество ошибок в "Сэре-Роджере-де-Коверлее" {Старинный английский танец.} и все время бросал такие убийственные взгляды на мистера Слая, который не танцовал, а сидя подле вдовы, ел мороженое, что его дама заподозрила, не сошел-ли он съума, а адвокат стал безпокойно ерзать на своем стуле.

По окончании "Сэра Роджера-де-Коверлея", капитан подошел к вдове, и мимоходом так крепко наступил на ноту мистера Слая, что тот вскрикнул от боли и тотчас уехал домой. Но и в его отсутствии вдова не была любезна с Черной-Бородой. Она попросила прапорщика Триппета проводить ее до кареты и во весь вечер не сказала капитану ни слова.

На следующее утро пастор явился к вдове с очень вытянутым лицом.

- Нечестье и кровожадность усиливаются с каждым днем на свете, - сказал он, - о, какие чудовища встречаются на каждом шагу; каким негодяям, каким убийцам позволяют свободно ходить по белому свету! Можете себе, представить, что сегодня утром, когда мой племянник мирно пил кофе, один из полковых головорезов принес ему от капитана Черной-Бороды вызов на дуэль.

- Он ранен? - воскликнула вдова.

- Нет, мой милый Фридрих не ранен и с каким счастьем он узнает, что вы выразили такое сочувствие к его судьбе.

- Я всегда уважала его, - произнесла вдова, которая вскрикнула, думая совсем не о нем.

- Ваше сочувствие к нему дает мне смелость, дает мне право сказать вам то, что вы уже, конечно, сами давно поняли. Милый юноша, которым вы так интересуетесь, живет, дышет только вами. Да, он вас любит и с какой гордостью я объявлю, что вы к нему неравнодушны.

- Они будут драться? - продолжала вдова, дрожа от испуга; - ради Бога, помешайте этой ужасной дуэли. Объявите властям, сделайте все, что хотите, но только не дозвольте этим молодым людям рисковать своей жизнью.

- Я бегу, чтобы исполнить ваше желание, - отвечал пастор и спокойно пошел домой, очень довольный тем, что г-жа Синяя-Борода выказала очевидное пристрастие к его племяннику.

Но она не довольствовалась этим и бросилась к судье, мистеру Понду, объяснила ему в чем дело и взяла у него два исполнительные листа на арест капитана и мистера Слая. Эти листы остались без исполнения только благодаря быстрому исчезновению из города мистера Слая, которого констебль никак не мог наiiти.

Однако, в городе пошли толки о том, что вдова Синей-Бороды обнаружила слабость к адвокату, что, узнав о предстоявшей дуэли любимого человека, она упала в обморок и что, наконец, она выйдет за него замуж, как только уладится его ссора с капитаном. На все разспросы пастор отвечал невнятными восклицаниями, но ничего не отрицал и на лице его играла такая хитрая улыбка, что все были убеждены в справедливости распространившихся слухов.

"Мы слышали, - писала через неделю местная газета, - что красивая и богатая г-жа С.-Б. намерена вступить во второй брак; она выходит замуж за нашего достойного согражданина Фридриха С. лондонского адвоката. Этот ученый джентльмен покинул наш город вследствие ссоры с воинственным сыном Марса, которая, вероятно, повела бы к кровавым результатам, если бы судья не выдал исполнительные листы на арест обоих противников, что заставило капитана вложить шпагу в ножны".

случай капитану сразиться с ним. Он не брал у судьи исполнительного листа и готов был драться с капитаном, когда ему угодно; если другие обнаружили большую осторожность, то он не был в этом виновен. Он ходил с гордо поднятой головой и все писаря в адвокатских конторах считали его за героя.

Легко себе представить, в какое негодование, в какую ярость пришел капитан Черная-Борода. Как! Дрянной, уродливый адвокатишка отобьет у него жену и очернит его доброе имя. У него открылась горячка и доктор был вынужден пустить ему кровь, хоть гораздо менее, чем он клялся выпустить из жил отвратительного Слая.

Однако, известие, и напечатанное в газете "Меркурий", почти столько же разгневало вдову.

- Вдова Синей-Бороды выйдет замуж за презренного негодяя, живущого в маленьких, душных комнатах Темпля! Пошлите за пастором.

Когда он явился, вдова осыпала его упреками, спросила его, как он смел распространить такия клеветы о ней, и приказала ему не только немедленно отправить в Лондон своего племянника, но, если он только желал получить зависевшее от нея доходное духовное место, то всегда опровергать обидные о ней слухи.

- Все будет исполнено, - отвечал пастор, поникнув головой; - я объявлю бедному юноше о роковой перемене в ваших чувствах.

- О перемене в моих чувствах? Что вы?

- Если хотите, об уничтожении его надежд. Бедный юноша, хватит-ли у него сил, чтобы перенести такой неожиданный удар.

На следующее утро сестра Анна вошла в комнату вдовы с озабоченным лицом.

- О, ваш бедный поклонник! - воскликнула она.

- Что, капитан нездоров? - спросила вдова.

- Нет, дело идет о другом. Бедный, бедный мистер Слай! Он написал завещание, в котором оставил все, что имеет, вам, за исключением пенсии своей прачки в пять фунтов в год; покончив с завещанием, он трогательно простился с дядей, запер свою дверь и сегодня утром он найден повесившимся на балдахине его кровати. "Пуст меня похоронят, - говорил он вчера, - с подушечкой для булавок, которую она мне дала и медальоном с её волосами" Разве вы, сестра, дали ему подушечку для булавок и медальон с вашими волосами?

- Он был только серебряный с позолотой, - отвечала вдова. - О, милосердное небо! Я убила его!

И она зарыдала, но сестра Анна ее остановила.

- Нет, вы его не убили. Самбо, его слуга негр, отрезал веревку, когда он уже почернел как сам негр. Он сошел вниз к завтраку и вы можете себе представить, как трогательно встретились дядя и племянник.

- Как он меня любит! - думала вдова. - Жаль, что он косой. Если бы только он справил свои глаза, то, быть может, я...

Она не окончила фразы, как часто делают женщины.

Но узнав от полкового доктора патетическия подробности о болезни капитана, она охладела к адвокату, и когда пастор спросил ее, не примет-ли она несчастного юношу, вдова отвечала довольно равнодушно, что она очень уважает его и желает ему всякого благополучия, что она просит его не повторять ужасного преступления, которое сделало бы ее несчастной на всю жизнь, но для их обоюдного спокойствия им лучше не видеться. "Бедный Фридрих! Бедный Фридрих! Как он перенесет это горе! - промолвил старик, - я отнял у него бритву, а Самбо не отходит от него ни на минуту".

На следующий день г-жа Синяя Борода хотела послать своего слугу Томаса к пастору, чтобы узнать о здоровье его племянника, но приход капитана заставил ее забыть Томаса и адвоката. Капитан был так очаровательно интересен с рукой в повязке и с бледным лицом, что, по прошествии двух часов разговора с ним, вдова оставила его обедать. К ним присоединился еще прапорщик Триплет и обед прошел очень весело. Оба офицера так смеялись над адвокатом, которого снял с веревки негр, что вдова, наконец, поверила, что история о повесившемся мистере Слай была изобретена только с целью победить её сердце, хотя она неохотно пришла к этому убеждению, так как мысль, что ради нея не повесился человек, была для нея большим разочарованием.

Однако, вскоре её нервам предстоял новый удар и она была успокоена или приведена в ужас (предоставляем читателю решить этот вопрос согласно его знанию женщин); во всяком случае ее очень взволновало письмо от мистера Слая, следующого содержания:

"Я видела вас в окно вашей столовой. Вы любезничали с капитаном Черная-Борода. Вы казались здоровой и веселой. Вы улыбались. Вы пили залпом шампанское.

"Я не могу долее этого выносить. Живите, улыбайтесь, будьте счастливы. В могиле, быть может, я буду повертываться, зная, что вы счастливы с другим, но живой я сошел бы с ума от этого зрелища.

"Когда вы получите это письмо, то скажите дяде, чтобы он велел бросил сеть в рыбный пруд. Правда, его слуга негр не отстает от меня ни минуты, но он погибнет вместе со мною, если вздумает помешать моему плану. Я знаю, как он честно исполняет свой долг, но вместе с тем я знаю и свое отчаяние.

"Самбо оставит после себя жену и семерых детей. Будьте добры к этим сиротам ради

Вдова страшно вскрикнула и, обращаясь к обоим офицерам, которые спокойно пили красное вино, промолвила задыхающимся голосом:

- Бегите... бегите... спасите его! Бегите, чудовища, пока еще не поздно! Он утопился! Фридрих! Рыбный пруд!

Она упала в обморок, а офицеры, очень недовольные тем, что пришлось оставить недопитыми бутылки хорошого вина, отправились на место, указанное вдовою.

Триплет хотел бежать, но капитан Черная Борода остановил его, говоря;

- Тише, тише, друг мой. Бегать после обеда очень вредно. Если косой адвокат потонет, то, право, я не заплачу.

Таким образом они пошли неторопясь к рыбному пруду, а по дороге, заметив в окне маиора Макабо, зашли к нему, чтобы посоветоваться и роспить бутылочку.

- Они не идут! - воскликнула вдова, очнувшись от обморока. - О, небо, спаси Фридриха! Сестра Анна, пойди на чердак и посмотри, не идет-ли кто!

Сестра Анна взбежала на чердак.

- Видишь-ли ты кого-нибудь, сестра Анна?

- Я вижу мальчишку доктора Дренча; он занес лекарство к мисс Молли Груб.

- Не видишь-ли ты еще чего-нибудь, сестра Анна?

- Я вижу облако пыли! Нет, это, стадо овец. Вот едет лондонский дилижанс. С наружи сидят три пассажира. Кондуктор бросил пакет горничной мистрисс Дженкинс.

- Посмотри еще раз, сестра Анна!

- Я вижу толпу... несут доску... на доске лежит человек... впереди идет церковный сторож и сорок мальчишек... Что это?

Анна сбежала вниз и обе, она и сестра, высунулись из окна гостиной.

На доске лежал Фридрих. Он был смертельно бледен; волоса прилипли к лицу, с мокрой одежды струилась вода. Но он был жив. Он одним глазом бросил на вдову такой взгляд, которого она никогда потом не забыла.

Самбо составлял арьергард. Он был до того мокр, что если бы его кудрявые волосы могли развиться, они висели бы прядями. Но так как он не был джентльмен, то шел пешком и, поровнявшись с окном вдовы, грозно посмотрел на нее своими черными глазами и указал рукой на предшествовавшую доску.

Томаса тотчас отправили к пастору за известиями о несчастном адвокате. Он вернулся через полчаса и доложил, что мистер Фридрих бросился в пруд вместе с Самбо; что их вытащили оттуда с трудом, что теперь он лежит в постели и, выпив белого вина, чувствует себя хорошо.

- Слава Богу! - произнесла вдова, дала Томасу семь шиллингов и спокойно села за чайный стол; - какое у него сердце! - прибавила она, обращаясь к сестре Анне, - как жаль, что он косой.

В эту минуту возвратились офицеры. Они не дошли до пруда, а просидели все время у маиора и по дороге назад решили, что сказать вдове.

- Негодяй, у него никогда не хватит храбрости, чтобы броситься в воду! - сказал капитан своему товарищу, - мы можем на этом основать свой рассказ.

- Моя милая г-жа Синяя Борода, - произнес он поэтому, войдя в гостиную вдовы, - мы велели протащить себя по всему пруду. Мистера Слая не оказалось, и рыбак, который сторожит пруд, уверяет, что он не видал сегодня адвоката.

- Дерзкая ложь! - воскликнула вдова, гневно сверкая глазами. - Ступайте вон, безжалостный человек, дозволяющий себе издеваться над чувствами одинокой женщины. Ступайте вон, вы достойны любви только... Долли... Кадлинс!

Она произнесла последнее слово с таким - с таким убийственныл сарказмом, что капитан не знал куда деваться, и вышла из комнаты, не простившись с офицерами.

Однако, сердце у Фатимы было нежное, деликатное; рассказанные события сильно подействовали на её нервы и доктор Глаубер предписал ей спокойствие, и sel volatil.

Она не могла не быть тронута пламенной любовью Фридриха, который ради нея два раза рисковал жизнью. Эта любовь, добродетели и отчаяние Фридриха затронули в её сердце сочувственную струну, но он был такой ужасный урод, что она никак не могла решиться отдать ему свою руку. Она так и сказала пастору.

- Я уважаю и почитаю вашего племянника, - произнесла она, - но моя решимость непреклонна. Я останусь верной блаженной памяти святого, памятник которого всегда перед моими глазами (и она указала на кладбище). Не тревожьте моего бедного истерзанного сердца. Оно уже перестрадало более, чем могли бы вынести другия сердца. Я останусь здесь под сенью этого монумента, пока не настанет минута соединиться навеки с моим незабвенным Синей-Бородой.

В продолжение последних месяцев рододендры, рапункулы и другие цветы, украшавшие мавзолей Синей-Бороды, пошли в семя, и посетив "могильный сад", как она выражалась, вдова упрекнула себя за невнимание, что, конечно, не помешало ей разбранить церковного сторожа за неисполнение им своих обязанностей. Он обещал впредь быть исправнее, вырвал все тернии, заглушавшие цветы, открыл склеп и вымел в нем пыль.

На следующее утро вдова сошла к завтраку встревоженная, бледная. Она провела ночь очень дурно; ее мучили страшные сны; ей послышался в полночь голос, который позвал ее три раза.

- Полно, моя милая, просто нервы разгулялись, - скептически заметила сестра Анна.

В эту минуту Томас доложил, что церковный сторож дожидается в сенях с самого разсвета и непременно желает видеть г-жу Синюю-Бороду.

- Пусть он войдет, - сказала вдова, предчувствуя, что услышит что-нибудь страшное.

Сторож вошел; он был бледен как полотно; волоса его были всклокочены и шляпа безпорядочно смята.

- Что вы желаете мне сказать? - спросила вдова, дрожа всем телом.

- Вчера по вашему приказанию я выполол цветочные куртины мавзолея и отер пыль в склепе. Мы с Джоном справляли всю эту работу и вычистили медные доски с надписями на гробах.

- Ради самого неба, не говорите об этом, - воскликнула вдова.

- Выйдя из склепа, я запер дверь и побежал к памятнику альдермена Паунча, чтобы прогнать мальчишек, которые играли на нем. Вдруг я заметил, что забыл в склепе палку. Джон не хотел пойти с мною вчера, а я не хотел идти один и, поэтому мы отправились с ним сегодня рано утром. Что, вы думаете, я увидел в склепе? Гроб вашего мужа повернут, а моя палка сломана. Вот она.

- А! - воскликнула вдова, - унесите ее! унесите ее!

- Это доказывает только, что кто-то повернул гроб и сломал палку, - заметила сестра Анна.

- Кто-то! Кто-то! - промолвил сторож, вытаращив глаза и озираясь по сторонам, - вот кто! - воскликнул он вдруг, отскакивая назад и показывая рукой на портрет Синей-Бороды, висевший над буфетом, - вот кто ходил вчера ночью вокруг склепа. Я видел его собственными глазами. Когда же я подошел к нему, то он ушел в склеп, дверь которого я запер.

- Быть может, вы дали ему ключ? - спросила сестра Анна.

- Он оставался в моем кармане! - воскликнул сторож, - вот он. Я не хочу более иметь дело с этим мавзолеем.

И он бросил на пол тяжелый ключ к неописанному ужасу вдовы.

- В котором часу вы видели его? - промолвила она.

- Конечно, в полночь.

- Я в то же время слышала голос.

- Какой голос? - спросила сестра Анна.

- Голос, звавший меня три раза: "Фатима! Фатима! Фатима!"

- Он со мною не говорил, - сказал сторож, покачал головой и бородой.

- А... а... борода была синяя? - спросила вдова.

- Совершенно синяя, лопни мои глаза.

Тотчас послали за доктором, но что может сделать медицина против мертвеца, встающого из могилы? Явился пастор и объяснил, что он верить в привидения. Его бабка несколько раз являлась его деду прежде, чем он вторично женился. Он был убежден, что сверхъестественные силы часто обнаруживают свое существование.

- Но если бы он явился мне одной, - воскликнула вдова, - я умерла бы от испуга.

второй муж. Во всей истории не упоминается о таком факте.

- И к чему мне было бы тогда бояться увидеть Синюю Бороду? - произнесла вдова.

Пастор удалился очень довольный, потому что вдова очевидно начала думать о втором муже.

- Капитан был бы лучшим покровителем, чем мистер Слай, думала она, грустно вздыхая; но мистер Слай непременно наложит на себя руку, если я выйду за капитана, а будет-ли он в состоянии защитить меня от двух привидений? Слай не переживет моего брака с другим, а капитан переживет!

И вдова с отчаянием вспомнила о Долли Кадлинс.

В эту ночь она легла спать с тревогой в сердце и не могла сомкнуть глаз. В полночь в её комнате раздался роковой голос:

- Фатима! Фатима! Фатима!

В доме послышался ужасный шум; двери захлопали, колокольчики зазвонили, горничные забегали по лестницам, оглашая воздух неистовыми криками. Томас бледный, как смерть, объявил, что висевшая на стене сабля Синей Бороды выдернута из ножен и валяется на полу. Наконец, силует Синей Бороды оказался перевернутым к верху ногами.

- Это какая-нибудь штука, - сказала упрямая и неверующая в чудеса Анна, - я сегодня буду спать с тобою, сестра.

Действительно, когда наступила ночь, обе сестры легли в одной комнате.

Ночь была ненастная. Ветер безжалостно выл среди деревьев, окружавших церковь на кладбище. Старые рамы в окнах спальни тряслись и стучали; луна тускло освещала памятники, которые бросали вокруг себя таинственные тени; тисовое дерево, обстриженное на подобие птицы, принимало особенно чудовищные формы и, постоянно нагибаемое ветром, словно хотело заклевать соседнее дерево, обстриженное на подобие круглого столика. Как только пробило двенадцать часов, двери в доме захлопали, военная арматура, висевшая на стене в сенях, грохнулась и послышался громкий голос: "Фатима! Фатима! Смотри! Смотри! Смотри! Гробница! Гробница! Гробница!"

Она взглянула на кладбище. Дверь склепа была отворена и облитый лунным светом стоял Синяя Борода в милиционном мундире, с бледным лицом и длинной синей бородой.

Сестра Анна видела его также хорошо, как Фатима. Излишне описывать их ужас и крики. Но, странно сказать, Джон Томас, спавший в верхнем этаже над спальней своей госпожи, уверял, что он караулил всю ночь и не видел ничего на кладбище, не слышал никакого голоса в доме.

Теперь естественно возник вопрос - зачем являлась тень Синей Бороды?

- Отчего мой блаженный супруг не может спать спокойно в своей могиле? - восклицала несчастная перепуганная Фатима; хорошо являться и говорить: "смотри, смотри, смотри", но что ему нужно, зачем он приходит с того света?

Все, с кем ни говорила вдова, нашли, что эти вопросы были вполне здравые.

Джон Томас советовал ей через дворецкого и горничную обратиться к колдуну, который предсказал его двоюродной сестре, за кого она выйдет замуж, вылечил корову фермера Берна, вызывал мертвых и, конечно, мог объяснить, для чего являлась тень Синей Бороды.

- Что это вы за пустяки рассказывали горничным, - спросила вдова у Томаса, - о колдуне, живущем...

- В улице Палача, где прежде вешали преступников, - отвечал Джон Томас, подавая утром жаренный хлеб, - это не пустяки. Он знает все и каждое его слово сбывается.

- Пожалуйста не пугайте больше девушек такими нелепыми сказками, - произнесла вдова, но в тот же вечер она в сопровождении сестры Анны и верного Томаса с фонарем в руках отправилась к колдуну в улице Палача.

не видно было тени мертвеца. Вдова приписала это чудесное явление действию ветки розмарина, данной ей колдуном, и подкове, которую она бросила в садик мавзолея.

На следующий день сестра Анна, отправляясь к портнихе, встретила на улице прапорщика Триплета, который, по правде сказать, встречался с нею каждый день в том или другом месте.

- Какие известия о привидении, милая мисс Шокабок? - спросил он. - Тень Синей Бороды пугала-ли снова вашу сестру и звонила-ли в колокольчики?

Сестра Анна очень серьезно отвечала, что нельзя шутить над таким предметом, что привидение на время успокоилось, что один колдун сказал её сестре самые удивительные вещи и показал ей будущого её мужа.

- Был он в красном мундире и с черными баками? - спросил прапорщик.

- Нет! отвечала со вздохом сестра Анна, - он был в черном сюртуке и с рыжими баками.

- Это не может быть негодяй Слай! - воскликнул Триплет.

Анна еще раз вздохнула и, не отвечая прямо, сказала:

- Передайте бедному капитану, что все надежды на него исчезли и что он может повеситься.

- Но он все-таки прежде убьет Слая! - воскликнул прапорщик с азартом.

Колдун обещал вызвать из могилы Синюю Бороду, который скажет, что вторым её мужем, может быть, должен быть только Фридрих Слай.

- Это шутки! - воскликнул прапорщик, но Анна была слишком напугана привидением, чтобы согласиться с ним, и торжественно произнесла:

- Сегодня ночью могила откроет свои тайны и мы все узнаем!

На этом они разстались.

В полночь три фигуры вышли из дома вдовы и направились на кладбище.

Один мой приятель, арабский кудесник, был разорван на мелкия части в ту самую минуту, когда он заставлял привидение ответить ему, другой человек, действительно, разговаривал с призраком, но тотчас сделался глухим и немым. Наконец, третий...

- Ничего, я хочу все видеть и слышать! - произнесла вдова, - впрочем, я ужо видела его и слышала.

- Но когда вы его видели и слышали, он было невидим и неслышен, - отвечал колдун; - обдумайте хорошенько то, о чем вы у него спросите; привидения не любят шутить. Я знал человека, которого призрак избил до полусмерти. И...

- Я твердо решилась! - перебила его Фатима.

- Спросить его, за кого тебе выйти замуж, - шепотом прибавила сестра Анна.

Они молча вошли на кладбище.

Ночь была темная; не было ничего видно. Идя между могилами, они оступались на каждом шагу. Сова кричала на церковной колокольне, собаки где-то вдали выли, петух начал нет, как петухи иногда поют в полночь.

- Торопитесь! - сказал колдун, - решайте, идти-ли нам далее или вернуться.

- Лучше вернемся! - воскликнула сестра Анна.

- Вот калитка, становитесь на колени, - торжественно произнес колдун.

Сестры повиновались.

- Кого вы хотите видеть, вашего первого или второго мужа?

- Сначала Синюю-Бороду, - сказала вдова, - увидим, смеетесь-ли вы над нами или, действительно, обладаете чудодейственной силой!

В конце только было слышно имя Синей Бороды. Все было тихо и только слышались завыванье ветра и крик совы.

Колдун вторично произнес имя Синей Бороды. Послышались пение петуха, вой собаки и оклик ночного сторожа. В склепе раздался стон и грозный голос произнес:

- Кто меня вызывает?

Опустившись на колени, колдун продолжал произносить свое заклинание. Вслед за последним его словом дверь склепа отворилась и в синем свете показался Синяя Борода в синем мундире, махая синей шпагой и закатывая свои синие глаза.

Но впервые в жизни она не могла сказать ни слова. Сестра Анна также онемела от страха. Роковая фигура сделала шаг вперед и Фатима пожалела о своем опасном любопытстве.

Синяя Борода все приближался, говоря страшным голосом:

- Фатима, Фатима, Фатима! - зачем меня вызвали из могилы?

Но вдруг его меч упал на землю и тень Синей Бороды упала на колени, оглашая воздух человеческим воплем:

Из окрестных могил встали шесть мертвецов и окружили Синюю Бороду.

- Зачем меня вызывали из могилы? - спросил один из них.

- Кто смеет безпокоить мой сон? - воскликнул второй.

- Возьмите его! - скомандовал третий.

- Это я, Том Триппет! - произнес голос над самым ухом Анны.

- И ваш покорный слуга, - промолвил голос хорошо знакомый вдове.

Они помогли сестрам встать, пока другие призраки захватили Синюю Бороду. Колдун же бросился бежать; это был никто иной, как мистер Клаптрап, директор театра.

Не скоро очнулся от обморока Синяя Борода и его пришлось спрыснуть водой, причем синяя борода побелела и он оказался мистером Слаем. Повидимому, Джон Томас даль ему мундир покойника, тот же Томас производил шум в доме и говорил в трубу страшные слова; а мистер Клаптрап снабдил Слая синим бенгальским огнем.

Их венчал пастор Слай, который уверял, что он не знал ничего о проделках сына и удивлялся, что он не наложил на себя руки вследствие окончательной неудачи.

Мистер и мистрисс Триппет также живут очень счастливо и тем кончается история семьи, судьбами которой мы все очень интересовались в детстве.

Если мне скажут, что эта история неправдоподобна, то я отвечу, что она написана в книге, как и первая часть сказки о Синей Бороде, которая нисколько не правдоподобнее второй части.