Два мальчика в трауре

Кто были эти двое мальчиков, я, по всем вероятиям, так и не узнаю до самой моей смерти. Они были очень недурны собою, с бледными личиками и большими меланхолическими глазами, хорошенькими миниатюрными ручками и маленькими сапожками, рубашечками из самого тонкого полотна и траурными пальто на великолепнейшей шелковой подкладке. В распоряжении их находились книжки с картинками, на нескольких языках: французском, немецком и английском, сколько мне теперь помнится. Вообще, мне не случалось еще видывать двух мальчиков, имевших более аристократический вид. Они путешествовали с очень красивой бледною дамой и горничной. Обе оне были в трауре, а бледное лицо дамы носило на себе отпечаток глубокого горя. Мальчики шалили и резвились в вагоне, а она смотрела на них. Вагон этот, вместе со многими другими, входил в состав поезда, шедшого из Франкфурта в Гейдельберг.

Я сразу же догадался, что это была мать с детьми и что ей предстояла с ними разлука. Без сомнения, мне и самому пришлось испытать разлуку с матерью и убедиться, что такая разлука не особенно приятна для обеих сторон. Помню, как мы с матушкой ехали в извощичьих дрожках, причем, на козлах, рядом с возницей, помещался мой чемоданчик и саквояж. Доехав до конца аллеи, мы остановились и ждали там всего лишь несколько минут, пока не послышался стук колес дилижанса, близившийся к нам с неизбежностью смерти. Рог затрубил, сундук подняли наверх и опустили подножку. Да! Я до сих пор вижу перед собою этот осенний вечер, слышу стук колес дилижанса и вновь переживаю острую душевную боль, испытанную мною тогда. Быть может, по этому самому, я с тех пор, и мальчиком и мужчиной, оказывался не в состоянии выносить зрелища разставанья родителей с детьми.

"По всем вероятиям, мальчиков собираются теперь в первые еще поместить в школу", думал я. "Мамаша везет их, без сомнения, к какому-нибудь многоученому доктору и оставит их там. На прощанье она надает им массу советов и поручений, навеянных самою нежною любовью. Без сомнения, она долго целовала и обнимала обоих мальчиков, просила, чтобы старший покровительствовал младшему, а малютке приказывала вести себя хорошенько и молиться каждый день за мать, которая, в свою очередь, непременно будет молиться за обоих своих ненаглядных сынков". Наша компания подружилась с мальчиками за время совместного нашего путешествия. Что касается до их матери, то она находилась в таком грустном настроении духа, что почти ни слова не говорила и только изредка прерывала молчание, обмениваясь несколькими словами с своими детьми. Вообще же, она сидела в своем уголке совсем бледная и молча глядела на них.

в чуждой, незнакомой обстановке. Кроватки их дома стоят пустые и бедняжка мать, быть может, зайдет поглядеть на эти опустевшия гнездышки. Что же, это все дело житейское! Слезы льются, друзья разстаются, и матери молятся по ночам за своих детей везде и всюду. Встреча с этою матерью, грустно и одиноко возвращавшеюся домой, нимало не разстроила у нас хорошого расположения духа. Мы отправились осматривать Гейдельбергский замок, восхищались громадными полуразрушившимися его стенами и прихотливыми, островерхими крышами, - любовались рекою Неккаром, мирно катившей прозрачные свои волны по живописной местности, полной чарующей прелести и спокойствия, - с аппетитом пообедали и с наслаждением запили этот обед превосходным рейнвейном. Бедняжке матери навряд-ли суждено было ужинать в этот день с аппетитом! Что касается до её сыновей, то большинству из нас памятна первая ночь в школе: жесткая постель и еще более жесткия, суровые слова, задирательства и насмешки со стороны незнакомых мальчиков, ненавистное веселье которых болезненно отдается в ушах. И эта первая ночь в школе оказывается еще не самою худшею! Да, милые дети, каждому здесь суждено вытерпеть положенную порцию горя, и вы, разумеется, тоже должны подчиниться общей участи.

Из Гейдельберга мы проехали в Баден-Баден, где, разумеется, имели честь лицезреть г-жу фон-Шлангенбад, баронесу де ла Врют-Кассе, графа Понтеркина и капитана Рулеткина. К величайшему нашему удивлению, однако, мы встретились там вечером с обоими мальчиками, шедшими по обеим сторонам сердитого на вид, желтолицого, длиннобородого мужчины. Мы хотели возобновить с ними знакомство, и они с своей стороны устремились было к нам, чтобы нас приветствовать. Мужчина, по всем вероятиям отец мальчиков, удержал их от этого, дернув одного из них за пальто, угрюмо нахмурил брови и увел с собою детей. Помню, что мальчики испуганно отвернулись тогда от нас и глядели прямо в лицо отцу, или сердитому дяде. Не знаю хорошенько, как он им приходился, но, впрочем, думаю, что это был их отец. Вот, значит, куда они попали: не в школу, как я представлял это себе сперва. Мамаша, накупившая им такое множество хорошеньких книжек, - одевавшая их в такия хорошенькия рубашки и такия прелестные пальтецо на шелковой подкладке и окружавшая их такими нежными любящими заботами, уехала, передав своих деток в распоряжение хмурого и угрюмого посетителя рулетки! Это выходит уже не в пример хуже определения в школу. Бедные мальчики! Бедная мать, которая сидит теперь возле опустевших их кроваток! Нам случалось потом еще раза два встречаться с этими мальчиками, но их всегда сопровождал тот же самый угрюмый желтолицый мужчина, с длинною бородою. Завидев нас, он каждый раз так злобно хмурил брови, что не только мальчики, но и мы сами не решались обмениваться друг с другом какими-нибудь приветствиями.

Из Бадена мы поехали в Базель, оттуда в Люцерн и затем, через Сен-Готард прибыли в Италию. Посетив Милан, мы отправились в Венецию, где собственно и разыгрался наиболее странный эпизод во всей этой истории. В одном из венецианских закоулков имеется небольшая площадь, название которой я теперь забыл. Помню, однако, что на нее выходила аптека, где мне пришлось как-то покупать лекарство от укуса многоразличных насекомых, которыми так изобилует Венеция. Ползающия, прыгающия и с пронзительным жужжанием летающия твари с одинаковой жадностью набрасываются там на злополучного путника. Однажды вечером оне так усердно принялись сосать мою кровь, что вынудили меня встать с постели и накинуть на себя пиджак. Представьте же себе мое изумление, когда, выходя из аптеки с бутылочкой нашатырного спирта (действительно очень помогающого от укусов всех упомянутых тварей), я встретил одного из тех самых мальчиков, с которыми познакомился на пути в Гейдельберг и свиделся потом в Бадене!

ситцевой рубашке. Вместо изящных лакированных сапожек, маленькия его ножки оказались не обутыми даже в самые простые башмаки или чулки. Он ходил босиком и, увидев меня, подбежал к какой-то старой ведьме, которая тотчас же схватила его за руку и увлекла за собою в один из узеньких извилистых переулков, которыми так изобилует Венеция.

Из Венеции мы поехали в Триест. Движение по венской железной дороге было открыто тогда еще только до Лайбаха. Прокладка рельсового пути через великолепное Земмерингское ущелье не была еще вполне закончена. На станции между Лайбахом и Грецом один из моих товарищей сошел, чтобы закусить и, вернувшись к экипажу, сказал:

Мы, разумеется, говорили уже и перед тем о моей встрече в Венеции с одним из этих мальчиков и об его нищенском костюме. Мой спутник и сотоварищ объявил, что оба маленькие джентльмены показались ему очень бледными, имели самый несчастный вид и были одеты чуть что не в лохмотьях. Я лично выходил после того на нескольких станциях и осматривал все одновременно останавливавшиеся там экипажи, по ни в одном из них не видал этих мальчиков. Вообще, с тех пор они так и не попадались мне на глаза. Кто они такие и в чем именно заключается таинственная подкладка их истории? Чем объяснить тот странный факт, что мать согласилась с ними разстаться? Отчего, пока мальчики эти были при матери, они имели такой изящный аристократический вид, тогда как месяц спустя бегали в Венеции босиком и почти голые, а в Лайбахе оказывались одетыми чуть не в лохмотья? Неужели отец этих мальчиков проиграл деньги и продал их платья? Каким образом могло случиться, что они из под надзора благовоспитанной леди (с которой мы их встретили впервые) попали в руки необразованной грубой старухи, с которой я видел одного из них в Венеции? Здесь всего только одна отрывочная глаза повести. Не может-ли кто-нибудь написать последующую, или предшествовавшую главу, способную разъяснить все недоразумения? Ларчик, пожалуй, открывается и очень просто, но я лично все-таки не могу розискать его секрет. Я видел двух детей, одетых, словно маленькие принцы. Их взяли от матери и передали на попечение другого лица. Две недели спустя один из них ходил уже босиком в нищенском одеянии. Кто разъяснит мне загадку о двух мальчиках в трауре?