Амур и Психея
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Амур и Психея

Изъ классической старины дошло до насъ проникнутое высокой поэзiей произведенiе, въ которой сила народнаго творчества сочеталась съ оригинальнымъ замысломъ ученаго философа. Въ раму фривольнаго романа вставлена прелестная картинка, отъ которой веетъ чистымъ ароматомъ любви; надъ мiромъ жгучихъ наслажденiй чувственности возвышается образъ пленительной девушки съ опущенными глазами, съ непорочными мыслями. Прекрасная героиня фантастической сказки, она привлекала къ своимъ ногамъ свободныя искусства, и они увековечили ея черты въ художественныхъ творенiяхъ, въ картинахъ Рафаэля и Анджелики Кауфманъ, въ скульптурныхъ группахъ Кановы и Торвальдсена. Рядомъ съ нею, въ ореоле античной красоты выступаетъ крылатый богъ любви, во власти котораго находится все живое. Мишенью своихъ напитанныхъ сладкою отравою стрелъ онъ избралъ человеческiя сердца, но онъ и самъ не уберегъ своего собственнаго оружiя и ранилъ себя въ тотъ мигъ, когда, пролетая надъ землей, увиделъ одну изъ изъ ея прелестныхъ дщерей. И вотъ, покорный рабъ самого себя, онъ последовалъ за своей избранницей, и она отдала ему свои девственныя ласки. Но прежде чемъ союзъ небеснаго съ земнымъ подарилъ мiру Наслажденiе (Volaptas), влюбленной паре пришлось испытать много горя и выдержать долгую борьбу съ божественной и человеческой завистью.

"Амуръ и Психея", вставленной въ его же романе "Золотой Оселъ". Апулей родился около 125 года по Р. X. въ Африке; воспитывался онъ въ Карфагене, вкусилъ все плоды афинской и римской культуры и былъ страстнымъ. поклонникомъ элевзинскихъ таинствъ, этого "франкъ-массонства древности". Ученый и мистикъ, онъ возбудилъ даже противъ себя обвиненiе въ колдовстве. Какъ писатель, онъ стоитъ не очень высоко; напыщенный, неправильный и слишкомъ яркiй стиль составляетъ его характерную особенность.

Сюжетъ предлагаемой сказки заимствованъ изъ сокровищницы народнаго творчества и варьируется во многихъ произведенiяхъ индо-европейской сказочной литературы. Но Апулей не имелъ въ виду ограничиваться только литературной обработкой давно известной саги; онъ далъ значительную волю своей индивидуальности и, пренебрегши нацiональнымъ колоритомъ, возвелъ изящное, тонко отделанное зданiе тамъ, где до него лежалъ лишь необработанный матерiалъ. Прежде всего онъ прикрылъ свое произведенiе сатирической дымкой. Оно написано къ ту эпоху, когда язычество потеряло свой былой престижъ, когда и боги должны были силой человеческаго анализа. И вотъ мы видимъ, что въ сказке Апулея небожители низведены на землю со всеми своими слабостями и пороками. Тускнеетъ ореолъ, осенявшiй ихъ лики, спадаютъ священные покровы, и предъ нами являются грешныя существа, которыя такъ же хорошо умеютъ завидовать, лгать, мстить и развратничать, какъ и мы, люди. Къ развенчаннымъ олимпiйцамъ прiятельски подходитъ сатирикъ, разоблачаетъ ихъ сердечныя тайны, передаетъ о нихъ игривые анекдоты и совсемъ не боится ихъ молнiеноснаго гнева. Предъ вами Венера. Религiозный скептицизмъ, пошатнувъ уваженiе къ богамъ, оказались совершенно безсильными предъ ея лучезарными глазами, и она осталась такой же прекрасной, какой была въ тотъ мигъ, когда на радость всему мiру вышла нагою девственницей изъ морской пены. Но и для нея отыскивается уже соперница, съ нею вступаетъ въ состязанiе красавица-царевна. Правда, греческая мифологiя знаетъ о случаяхъ соперничества людей съ богами, но она знаетъ и то, что дерзкiе смертные всегда искупали ужасной ценою свои притязанiя, а здесь, въ этой борьбе, победила не богиня, а девушка. Кроме того, Венера въ изображенiи Апулея является женщиной par exellence, женщиной, которая привыкла видеть у своихъ ногъ поклонниковъ, женщиной ревнивой, кокетливой, живущей только для наслажденiя. Какъ и любая дочь Евы, она много заботится о своей наружности, она капризна, мстительна, изменяетъ своему мужу. Въ той комической роли свекрови, которую ее заставляетъ играть Апулей, она также напоминаетъ жизненную реальность... Настоящая аристократка, Венера никакъ не можетъ примириться съ мыслью о mésalliance своего сына. Для того, кто найдетъ дерзкую Психею, она не стесняется готовить такую награду, какъ свои ласки и поцелуи. Въ виду той же сатирической цели, авторъ и Юпитера изобразилъ, какъ верховнаго ловеласа, преследующаго своею олимпiйскою любовью земныхъ девушекъ.

Имена героя и героини (Амуръ - любовь, Психея - душа заставили уже древнихъ мифологовъ видеть въ этой сказке) аллегорическое изображенiе человеческой души въ ея отношенiяхъ къ небесной любви. Апулею приписывали всевозможныя намеренiя; въ его сказку совершенно произвольно вкладывали какой-то особенной смыслъ. Подобно гетевскому "Фаусту", она послужила объектомъ остроумiя для многихъ ученыхъ толкователей. Но едва ли не безплодны все попытки видеть въ "Амуре и Психее" сплошное иносказанiе. Хотя Апулей, въ своемъ произведенiи и раздваивается, такъ сказать, на простаго, остроумнаго разсказчика и на философа-мистика, но это еще не доказываетъ, что въ каждомъ штрихе его есть нечто таинственное. Обращенiе Психеи къ Деметре, рожденiе у нея дочери Voluptas (между темъ какъ раньше говорилось о появленiе такихъ персонажей, какъ Привычка, Печаль, Горесть - все это, конечно, отзывается аллегорiей и мистицизмомъ, но не придаетъ однако специфическаго колорита всему произведенiю. Противъ аллегорическаго смысла сказки говорятъ ея реализмъ s жизненность. Въ самомъ деле, аллегорiя по большей части бываетъ бледна, туманна, поверхностна; если она прикрываетъ собою какую-нибудь отвлеченную идею, то ей опасно входить въ детали, среди которыхъ легко запутаться. Она пользуется общими штрихами и не знаетъ оттенковъ и переливовъ; вотъ почему отъ нея веетъ часто холодомъ и скукой.

Совсемъ не такое впечатленiе производитъ сказка Апулея. Она такъ и дышетъ жизнью, предъ нами не мертвые манекены, на которые аллегорiя навешиваетъ свои идеи, а живые люди и живыя страсти. Разве Венера не прекрасно нарисованный типъ женщины? Какъ выдержанъ ея характеръ, какiя жизненно-верныя речи вложилъ ей Апулей въ прекрасныя уста! Возьмемъ, далее, Психею. Это - робкое, чистое, целомудренное существо. Любящая дочь, влюбленная подруга Амура, она чаруетъ своей женственностью; въ ней такъ много того, что Гете называетъ "das ewig webliche". Кстати, - Гете. Великiй немецкiй поэтъ очень высоко ценилъ сказку Апулея, и намъ кажется, что его Гретхенъ похожа на прелестную язычницу. Маргарита, эта чудная белокурая девушка, обладаетъ такою же красотой, такою же наивной ясностью души, какъ и Психея. Обе оне много страдали и много любили. Мирное теченiе жизни Гретхенъ было обречено преступленiемъ; убiйствомъ сестеръ запятнала себя и Психея. Но Апулей не бичуетъ ея за это, ея мстительность не клеймится имъ, какъ черта, свойственная языческому мiровоззренiю. Это опять показываетъ, что онъ имелъ въ виду не абстракцiю, а живаго человека своего времени.

* * *

Принимая во вниманiе, что публика имеетъ возможность познакомиться на русскомъ языке со сказкой Апулея только въ тяжеломъ архаическомъ переводе Кострова, сделанномъ въ конце прошлаго столетiя, или въ тоже устаревшей поэме Богдановича "Душенька" "и решаемся предложить ей нашъ переводъ, чтобы хотя до некоторой степени раскрыть предъ нею изъ-подъ оболочки чуждаго языка одну изъ жемчужинъ классическаго творчества.

Въ некоторомъ государстве жили царь съ царицей. Они имели трехъ замечательно-красивыхъ дочерей; но наружность старшихъ двухъ можно было вполне оценить обыкновенными похвалами, а красота младшей была такъ восхитительна, такъ дивна, что бедный человеческiй языкъ не въ состоянiи былъ воздать ей достаточной похвалы. Множество жителей этого царства и пришельцевъ, которыхъ массами привлекала туда молва о чудномъ зрелище, цепенели отъ изумленiя при виде этой недосягаемой прелести и, благоговейно подымая руки, поклонялись ей, словно самой богине Венере.

И вотъ уже въ соседнихъ государствахъ и областяхъ распространяется слухъ, что богиня, которую родила лазоревая пучина моря и вскормила роса пенящихся волнъ, повсюду разсыпавъ милости своего божества, живетъ теперь среди людей, или что, по крайней мере, изъ новаго семени небесныхъ капель {Намекъ на философскую теорiю, по которой все сущее произошло изъ смешенiя влаги съ землей.} не влага, а суша возростила новую Венеру, украшенную цветомъ девственности. Съ каждымъ днемъ эта модна все более и более разростается и проникаетъ все дальше и дальше. Уже многiе отправляются въ далекiй путь, переплываютъ и глубочайшiя моря, чтобы увидеть это знаменательное чудо своего времени. Никто не посещаетъ больше Пафа, никто не посещаетъ ни Книда, ни даже Киферъ {Пафъ - городъ на западномъ берегу Кипра; Книдъ - главный городъ дорiйскаго союза въ М. Азiи; Киферы - островокъ у входа въ Лаконскiй заливъ, - все это места культа Венеры.} для лицезренiя Венеры. Ея святилища покинуты, ея храмы приходятъ въ упадокъ, жертвенныя подушки портятся, религiозные обряды забыты, статуи - безъ венковъ, и осиротевшiе алтари осквернены холодной золой. Девушке поклоняются и въ человеческомъ облике чтятъ великую богиню. Совершаетъ ли царевна свои утреннiя прогулки, шествуетъ ли по улицамъ, - густыя толпы народа молятся на нее и осыпаютъ ее цветами и гирляндами. Это чрезмерное перенесенiе божественныхъ почестей на смертную девушку возбудило гневъ истинной Венеры, и она, не скрывая своего негодованiя, подумала въ глубине своего сердца: "такъ, значитъ, я, древняя мать природы, я, первоначальная создательница элементовъ, благодатная Венера вселенной, я должна разделять со смертной воздаваемыя моему величiю почести, и вотъ уже мое имя, нареченное небесами, оскверняется земною грязью! Да, намъ обеимъ станутъ поклоняться и - о, стыдъ, о, позоръ!-- намъ будутъ приносить общiя умилостивительныя жертвы, и смертная девушка воплотится въ мой образъ! Такъ, значитъ, напрасно тотъ пастухъ {Парисъ.}, справедливость и честность котораго призналъ самъ Юпитеръ, напрасно предпочелъ меня великимъ богинямъ за мою выдающуюся красоту? Но нетъ! не на радость себе - кто-бъ она ни была - похитила она мои почести: ужъ я устрою такъ, что она раскается въ своей наглой красоте!"

И сейчасъ же зоветъ она своего сына, того крылатаго безразсуднаго мальчика, который въ своемъ легкомыслiи попираетъ общественныя приличiя и, вооруженный факеломъ и стрелами, врывается по ночамъ въ чужiе дома, разрушаетъ супружеское счастiе, безнаказанно делаетъ всякiя пакости, - словомъ, не занимается ничемъ путнымъ. Такъ вотъ его, уже по своей природе достаточно дерзкаго, Венера еще более подстрекаетъ зажигательными речами, приводитъ его въ то государство и показываетъ ему Психею (такъ звали девушку). Затемъ она, плача и дрожа отъ негодованiя, разсказываетъ ему всю исторiю о соперничестве въ красоте и говоритъ: "заклинаю тебя любовью къ матери, сладостными ранами твоихъ стрелъ, нежнымъ пыломъ твоего факела, - отомсти за свою мать, грозно отомсти и накажи надменную красавицу. Напряги все усилiя къ тому, чтобы эта девушка безумью влюбилась въ самаго низкаго, обездоленнаго человека, несчастнее котораго нетъ на всемъ свете". Съ этими словами она прильнула къ сыну долгимъ и страстнымъ поцелуемъ и тотчасъ же отправилась на отражающiй волны берегъ. Лишь только ступила она розовыми ножками на пену клокотавшихъ волнъ, - мгновенно улеглась морская пучина, и вотъ свита богини покорно ожидаетъ ея приказанiй, чтобы исполнить ея волю. Вотъ являются поющiя Нереиды {Нереиды - дочери Нерея, одного изъ морскихъ божествъ.}, вотъ шершавый Портунъ съ темной бородою, вотъ Салацiя, которой тяжело отъ лежащихъ на ея груди рыбъ, вотъ маленькiй возница дельфиновъ - Палемонъ {Портунъ - римскiй богъ гаваней; Салацiя - богиня морской воды, Палемонъ - морское божество.}. Повсюду на море резвятся толпы тритоновъ {Тритоны - низшiя морскiя божества, полу-рыбы, полу-люди.}; этотъ нежно трубитъ въ звучную раковину, тотъ шелковымъ покрываломъ защищаетъ богиню отъ зноя враждебнаго солнца, иной держитъ предъ глазами своей повелительницы зеркало, другiе впрягаются въ ея парную колесницу. Такая свита сопровождаетъ Венеру въ океанъ.

въ супруги. Удивляются, правда, ея божественной красе, но удивляются, какъ чудному произведенiю художника. Уже давно две старшiя сестры₃ духомъ, она горько оплакиваетъ свое одиночество и проклинаетъ свою превознесенную всеми красоту. И вотъ огорченный отецъ несчастной дочери, подозревая небесный гневъ и боясь немилости всевышнихъ боговъ, обращается къ древнейшему оракулу милетскаго бога съ горячей мольбой о женихе для отверженной девушки. Но Аполлонъ, хотя грекъ-iонiецъ, ответилъ ему такимъ латинскимъ изреченiемъ:

"Девушку, царь, на утесе поставь ты высочайшей,

          Такъ обрядивши ее, точно бы въ гробъ полагалъ;

И не надейся на зятя, рожденнаго смертной женою:

Онъ по эфиру летитъ надъ землей и весь мiръ безпокоитъ,

Даже Юпитеръ дрожитъ передъ нимъ, божества все боятся,

          Мрачная Стикса страна тоже страшится его" ¹).

¹

рыдаютъ. Но вотъ наступаетъ время, когда нужно, наконецъ, выполнять горестный обрядъ. Уже делаются больныя приготовленiя къ печальной свадьбе несчастной девушки, уже пламя факела едва мерцаетъ въ черной золе, звуки флейты сменяются жалобными лидiйскими напевный {Лидiя считалась какъ бы родоначальницей такихъ грустныхъ напевовъ.}, и радостный гименей {Гименей - свадебная песнь.} переходитъ въ плачевный вопль; невеста утираетъ слезы своей брачной фатой. Все государство оплакиваетъ грустную участь несчастной семьи, и въ стране устанавливается всеобщiй трауръ. Между темъ необходимо было исполнить божественное повеленiе, необходимо было подвергнуть бедную Психею назначенной каре. И вотъ, когда окончилось печальное торжество, толпа народа двинулась за Психеей, которая вся въ слезахъ шла, какъ живая покойница, въ своемъ не брачномъ, а похоронномъ кортеже.

Опечаленные и убитые горемъ родители медлили совершить неслыханное деянiе, но дочь сама побуждала ихъ къ этому. "Зачемъ", говорила она, мучите вы свою несчастную старость безпрестаннымъ плачемъ и обезсиливаете рыданьями свою душу, которая скорее принадлежитъ мне? Зачемъ струите вы безплодныя слезы по дорогимъ мне лицамъ? Зачемъ въ своихъ очахъ терзаете мои глаза? Зачемъ вы рвете свои седины, зачемъ ударяете себя въ священныя для меня груди? Ведь это вамъ достойная награда за мою дивную красоту? но получили вы ее слишкомъ поздно, когда вы уже поражены смертельнымъ ударомъ презренной зависти. Тогда, когда племена и народы чтили насъ божескими почестями, когда все единогласно называли меня новой Венерой, - вотъ тогда должны были вы печалиться, тогда должны были вы плакать и скорбеть обо мне, какъ объ умершей. Ибо теперь я чувствую, теперь я вижу, что погибаю только изъ-за имени Венеры. Такъ ведите же меня и поставьте на утесъ, къ которому меня приговорила судьба. Я спешу отпраздновать свою счастливую свадьбу, я спешу увидеть моего благороднаго супруга. Въ самомъ деле, къ чему мне колебаться, къ чему отсрачивать приходъ того, кто созданъ для гибели целаго мiра"? Съ этими словами она присоединилась къ сопровождавшей ее толпе. И вотъ достигли назначеннаго утеса крутой горы. На вершине ея все оставили девушку и, потушивъ собственными слезами горевшiе факелы, съ поникшими головами отправились въ обратный путь. Несчастные родители заперлись въ своемъ доме и обрекли себя на безпрерывную ночь.

А Психея стояла на вершине утеса и, вся дрожа, рыдала отъ страха. Но мягкое дуновенiе тихаго Зефира нежно подхватило ее и, вздувая края ея платья, осторожно снесло но скату горы въ соседнюю долину и опустило на цветущiй дернъ. Тамъ, на мягкой мураве, на ложе росистой зелени, она сладко заснула, отдыхая после душевнаго потрясенiя. Подкрепившись достаточнымъ сномъ, она встала уже немного успокоенная. Вотъ увидела она рощу высокихъ и развесистыхъ деревьевъ, а на самой середине ея - светлый источникъ прозрачной воды. Вблизи него стоялъ царскiй дворецъ построенный не человеческими руками, а божественнымъ искусствомъ. Уже при самомъ входе можно было понять, что это - роскошное и прелестное жилище какого-нибудь бога. Золотыя колонны поддерживали его высокiе потолки, искусно отделанные лимоннымъ деревомъ и слоновой костью. Стены были покрыты серебряными инкрустацiями, изображавшими щетинистыхъ зверей, которые какъ бы устремлялись навстречу входившимъ. Несомненно, замечательнымъ человекомъ, вероятно даже полубогомъ, а пожалуй, и богомъ былъ тотъ, кто съ такимъ совершенствомъ вычеканилъ изъ серебра столько зверей! Даже полы, сделанные изъ драгоценной мозаики, представляли собой различные роды живописи. О, блаженны, трижды блаженны те, которые ступаютъ по такимъ драгоценностямъ! И остальныя части этого далеко простиравшагося чертога съ его стенами изъ массивнаго золота сiяли особеннымъ блескомъ, и дворецъ могъ бы доставлять себе собственный светъ даже безъ помощи солнца: до такой степени сверкали покой, портики, даже ванныя комнаты! Да и все прочее убранство дворца было такъ величественно, что онъ казался небеснымъ жилищемъ, построеннымъ для земнаго пребыванiя великаго Юпитера. Плененная этой роскошью, Психея подошла ближе и несколько доверчивее переступила порогъ. Съ жаднымъ любопытствомъ стала.она разсматривать отдельныя вещи, а потомъ осмотрела находившiяся по другой стороне дворца кладовыя, въ которыхъ были собраны всевозможныя сокровища: решительно, нетъ ничего на свете, чего бы тамъ не было. Но особенно удивительно было то, что все эти богатства не охранялись ни замкомъ, ни запорами, и не оберегались сторожемъ.

Въ то время какъ Психея наслаждалась этимъ зрелищемъ, до ея слуха донеслись голоса какихъ-то безплотныхъ существъ: "почему, госпожа, ты такъ удивляешься этимъ драгоценностямъ? Ведь всё это - твое. Войди же въ опочивальню, возстанови сномъ свои утомленныя силы, а, если хочешь, прими ванну. Мы, чьи голоса ты слышишь,-- твои рабыни; мы будемъ ревностно служить тебе, и если тебе угодно будетъ подкрепиться пищей,-- немедленно появятся царскiя яства". Услышавъ эти безтелесные голоса, Психея почувствовала божественную благодать. Она освежила себя сномъ и ванной, а затемъ, увидевъ полукруглое возвышенiе съ обеденнымъ приборомъ, охотно присела къ нему. Сейчасъ-же, безъ всякихъ слугъ, движимыя какимъ-то чудомъ, явились передъ ней божественныя вина и наполненныя всевозможными яствами блюда. Никого не видела Психея, она слышала только слова, ей прислуживали голоса. Когда она окончила свою божественную, роскошную трапезу, кто-то запелъ, другой ударилъ по струнамъ невидимой цитры, и она услышала пенье многочисленныхъ голосовъ, такъ что она, хотя никого не было видно, поняла, что предъ нею целый хоръ. Наступилъ вечеръ, прекратились развлеченiя, и Психея пошла ко сну. Когда миновала уже часть ночи, ей послышался чей-то ласковый голосъ. Безпокоясь среди полнаго одиночества за свою девственность, она испугалась, задрожала, и неведенiе еще более усилило ея страхъ. И вотъ явился неизвестный супругъ, взошелъ на ложе Психеи, сочетался съ ней брачными узами и, прежде чемъ показалась заря, мгновенно исчезъ. А у постели новобрачной ожидали голоса и стали утешать Психею въ потере ея невинности.

въ одиночестве.

Между темъ, родители ея старелись въ безпрерывной печали. Когда молва о случившемся достигла сестеръ Психеи, оне въ глубокой скорби немедленно покинули своихъ пенатовъ, чтобы навестить родителей.

Въ ту же самую ночь съ такими словами обратился къ своей Психее ея супругъ (его нельзя было видеть, но можно было касаться руками и слышать): "милая моя Психея, дорогая жена моя! Злая судьба грозитъ тебе ужасной опасностью, которой я прошу тебя старательно избегать. Твои сестры, огорченныя слухомъ о твоей смерти, отыскиваютъ твои следы и сейчасъ придутъ къ утесу. И вотъ, если ты услышишь ихъ плачъ и вопли, не отвечай имъ, не смотри даже на нихъ, иначе ты причинишь мне тяжелое горе, а себе - неминуемую гибель". Она послушалась и обещала исполнить его просьбу. Но лишь только онъ исчезъ вместе съ ночью, она стала горевать и целый день провела въ слезахъ и жалобахъ, что она-де окончательно погибла, заключенная въ роскошную тюрьму, что ей запрещено разговаривать съ людьми, что она не смеетъ помочь скорбящимъ о ней сестрамъ и даже повидаться съ ними. Она не приняла ванны, ничего не пила, не ела и, плача, пошла спать. Сейчасъ же, раньше обыкновеннаго, явился къ ней на ложе супругъ и, обнявъ ее, сказалъ ей съ нежнымъ упрекомъ: "такъ ты держишь свое обещанiе, моя Психея? Чего жъ я, твой мужъ, могу ожидать отъ тебя, на что надеяться, если ты и днемъ, и ночью и даже въ супружескихъ объятiяхъ не перестаешь тосковать? Ну, делай же, какъ хочешь, и склонись на гибельныя побужденiя твоего сердца, но ты вспомнишь о моемъ предостереженiи, когда почувствуешь позднее раскаянiе ".

Но Психея мольбами и угрозами, что она умретъ, вырвала у него согласiе на свое желанiе увидеть сестеръ, успокоить ихъ и расцеловать. Онъ снизошелъ къ просьбамъ своей молодой жены и даже позволилъ ей одарить сестеръ какимъ ей угодно драгоценностями, но при этомъ снова наказалъ ей не слушаться ихъ гибельныхъ советовъ и не стараться увидеть его лицо; иначе она своимъ преступнымъ любопытствомъ низвергнетъ себя съ высоты счастья и навеки лишится объятiй супруга. Психея поблагодарила его и, развеселившись, сказала: "о, нетъ! я лучше сто разъ умру, чемъ откажусь отъ блаженства твоихъ лобзанiй! Ведь я люблю тебя, люблю страстно, какъ свою душу; кто бы ты ни былъ, ты для меня лучше Амура. Но молю тебя: сделай мне одолженiе и прикажи твоему слуге Зефиру перевезти сюда моихъ сестеръ, какъ онъ перевезъ меня". И къ своей просьбе она для большей убедительности присоединяетъ нежные поцелуи, прижимается къ нему и шепчетъ ласковыя имена: "мой желанный, мой немаглядный муженекъ, милая душа твоей Психеи!" И мужъ не могъ противиться власти любви и этому пленительному шепоту; противъ своей воли онъ уступилъ жене и обещалъ ей исполнить ея желанiе, а на заре онъ высвободился изъ ея объятiй.

стоны. Потомъ оне начали звать сестру по имени, и ихъ пронзительные вопли по стремнинамъ горы донеслись до Психеи. Страшно взволнованная, она выбежала изъ дому и сказала: "зачемъ вы напрасно рыдаете? Та, о которой вы печалитесь, здесь - вотъ я! Прекратите же свои вопли, осушите слезы на своихъ щекахъ и обоймите меня, меня, которую вы только что оплакивали". Съ этими словами она позвала Зефира и передала ему повеленiе своего мужа. Тотъ немедленно повиновался и на своихъ легкихъ дуновеньяхъ снесъ обеихъ сестеръ. Начались взаимныя объятiя, ласки, безчисленные поцелуи, и снова полились слезы, но теперь уже радостныя. "Ну, а теперь", сказала Психея, "войдемте въ домъ, къ нашимъ пенатамъ и свиданiе со мною развеселитъ ваши опечаленныя сердца". И она ввела ихъ въ свой золотой чертогъ, показала его сокровища, дала имъ послушать многолюдную толпу голосовъ - прислужницъ, освежила ихъ великолепной ванной и угостила роскошными яствами волшебнаго стола. Сестры пресытились, наконецъ, этой пышностью и въ глубине своихъ сердецъ почувствовали зависть къ Психее. И вотъ одна изъ нихъ стала настойчиво разспрашивать ее, кто хозяинъ этого небеснаго имущества, кто и каковъ ея супругъ. Психея, однако, ни за что не хотела нарушить приказанiе супруга, и она не выдала своей сердечной тайны. Моментально придумала она, что ея мужъ - красивый юноша съ едва пробивающейся пушистой бородкой и что онъ большую часть времени проводитъ на охоте по горамъ и по полямъ. И для того, чтобы въ дальнейшей беседе какъ-нибудь не проговориться, она одарила сестеръ золотыми вещами и драгоценностями и, сейчасъ же позвавъ Зефира, велела ему умчать ихъ въ обратный путь. Онъ такъ и сделалъ. У милыхъ сестричекъ все сильнее и сильнее разгоралась желчная зависть, и оне, идучи домой, завели между собой шумный разговоръ. "О, слепая, жестокая и несправедливая судьба!" сказала одна, "какъ ты могла допустить, чтобы мы, дочери однихъ родителей, получили совершенно различныя доли?! Мы, старшiя, отданы какъ бы въ услуженiе супругамъ-чужеземцамъ, живемъ, точно изгнанницы, вдали отъ родныхъ и отечества, а она, младшая, - этотъ последнiй плодъ утомленной материнской утробы, - она имеетъ мужемъ бога и владеетъ несметными сокровищами, которыми не умеетъ даже воспользоваться, какъ следуетъ! Ты видела, сестрица, сколько у нея въ доме замечательныхъ драгоценностей, какiя роскошныя платья, какiе блестящiе перстни? А золото просто ногами топчетъ! и если ея мужъ, действительно такой красавецъ, какъ она говоритъ, то на всемъ свете нетъ женщины счастливее ея! И знаешь-ли, очень вероятно, что ея божественный супругъ въ конце концовъ такъ привяжется къ ней, что и ее сделаетъ богиней! Да, да, это верно: ведь она уже и теперь зазнается... Заметила ли ты ея обращенiе съ нами, ея гордую осанку? Она уже разыгрываетъ изъ себя богиню, ей прислуживаютъ голоса, ей повинуются ветры... А меня, несчастную, судьба наградила муженькомъ, который старше моего отца, плешивее тыквы, ничтожнее всякаго мальчишки! День деньской онъ стережетъ меня и запираетъ на ключъ въ доме..." - "Да и мой благоверный", подхватила другая, "очень незавиденъ: весь искривленный и скорченный болезнью суставовъ. онъ такъ редко доставляетъ мне любовныя наслажденiя... Я растираю его вывороченные и твердые, какъ камень, пальцы, пачкаю свои нежныя руки грязными припарками, тряпками и отвратительными пластырями, такъ что я вовсе не жена, а усердная сиделка. Но, ты, сестра, какъ я вижу, относишься къ поведенью Психеи очень равнодушно, даже съ рабской угодливостью (не буду я стесняться въ выраженiяхъ), ну, а я - ужъ нетъ! Я ни за что не допущу, чтобы эта девчонка получила такой счастливый жребiй! Вспомни, какъ надменно и высокомерно она обошлась съ нами, какъ чванилась и обнаружила всю свою спесь! Какъ неохотно швырнула намъ изъ своихъ сокровищъ какую-то жалкую безделицу и, тяготясь нашимъ присутствiемъ, приказала насъ вытолкать съ шумомъ и свистомъ! Но не будь я женщина, не будь я жива, если я не лишу ея всехъ этихъ сокровищъ! А если и ты, какъ следуетъ ожидать, тоже возмущена такой обидой, то подумаемъ вместе, какъ намъ поступить. И, главное, вотъ что: спрячемъ эти подарки и скроемъ отъ всехъ, даже отъ родителей, что мы знаемъ о ея спасенiя. Въ самомъ деле, довольно съ насъ и того, что мы сами, на свою досаду, видели ея счастье; съ какой же стати болтать объ этомъ родителямъ и всему народу? Притомъ, ведь и нельзя назвать счастливыми техъ, о благоденствiи которыхъ никто и слыхомъ не слыхалъ.

хорошенько обдумаемъ свой планъ. А потомъ снова сойдемся здесь и накажемъ эту гордячку".

Такъ обе злодейки и сделали. Спрятавъ полученные подарки, оне возобновили свои притворные вопли, стали рвать на себе волосы, раздирать ногтями лицо и въ такомъ виде явились къ родителямъ. Разбередивъ своей фальшивой скорбью ихъ печаль, оне покинули ихъ и, готовыя лопнуть отъ злости, отправились по домамъ. И стали оне обдумывать ковы противъ невинной сестры, не останавливаясь даже предъ убiйствомъ.

Между темъ супругъ Психеи во время одного изъ своихъ ночныхъ посещенiй сказалъ ей: "теперь ты видишь, какъ издалека хочетъ тебя настигнуть грозная участь? И горе было бы тебе, если бы ты заранее не остереглась! Вероломныя безстыдницы стремятся погубить тебя; въ особенности хотятъ оне, чтобы ты увидела мое лицо. Но ведь я тебя предупреждалъ, что если ты посмотришь на него, тебе ужь больше никогда не придется его видеть. Поэтому, когда придутъ эти отвратительныя, зловредныя ведьмы (а оне придутъ, я знаю наверно), то не вступай съ ними ни въ какую беседу. А если ты но своей врожденной деликатности и доброте душевной не можешь решиться на это, то, по крайней мере, о муже своемъ ничего не слушай и ни слова не отвечай. И вотъ что имей въ виду: наша семья скоро увеличится, и если ты сохранишь нашу тайну, ты сделаешься матерью безсмертнаго ребенка, а если ты ее разболтаешь, твой первенецъ будетъ смертенъ". При этомъ известiи Психея вся расцвела отъ счастья, будущiй залогъ любви привелъ ее въ восторгъ. Ей улыбалась надежда иметь божественное дитя, а имя матери наполняло гордостью ея сердце. Въ тревожномъ ожиданiи стала она считать дни и месяцы я съ удивленiемъ невинности замечала быстрое согреванiе своего плода.

"насталъ решительный день, опасность близка. Проклятыя женщины взялись за оружiе, лагерь двинутъ, войско готово, сигналъ данъ. Безбожныя сестры бросаются на тебя съ обнаженными мечами. Горе, горе! О, милая Психея! Сжалься надъ собой и мною, будь осмотрительна, спаси: себя, твоего мужа и наше будущее дитя! Де смотри на этихъ преступницъ, не слушай ихъ! Разве ихъ можно назвать твоими сестрами, когда оне такъ ненавидятъ тебя, когда оне попрали все узы крови! О, не слушай ихъ! когда оне, подобно сиренамъ, стоя на утесе, будутъ оглашать скалы своими коварными воплями".

Со слезами на глазахъ выслушала Психея эту речь и, плача, сказала мужу прерывающимся отъ рыданiй голосомъ: "ведь ты давно оценилъ уже мою преданность тебе и молчаливость. А теперь ты снова убедишься въ силе моей воли. Но прикажи только опять нашему Зефиру соблюдать повиновенiе и вместо недозволеннаго мне лицезренiя твоего божественнаго лика позволь мне, по крайней мере, увидеть моихъ сестеръ. Молю тебя объ этомъ! Заклинаю тебя раскинувшимися волнами твоихъ ароматныхъ кудрей, твоими нежными, полными, похожими на мои ланитами, чуждымъ для меня пыломъ твоего сердца! Ведь я скоро увижу твои черты въ нашемъ младенце, склонись же на покорныя мольбы твоей робкой просительницы, даруй мне плодъ, достойный нашихъ искреннихъ объятiй, и обрадуй душу навеки преданной тебе Психеи! Я не буду больше всматриваться въ твое лицо, и не будетъ мне помехой ночной мракъ: въ тебе - мой светъ!" Упоенный и очарованный этими нежными ласками и объятiями, мужъ осушилъ ея слезы своими кудрями, обещалъ исполнить ея желанiе, и исчезъ, прежде чемъ показалась заря. А славная парочка дружныхъ сестрицъ, не повидавшись даже съ родителями, прямо съ корабля побежала къ утесу. Не дожидаясь появленiя ветра, оне съ дерзкимъ безразсудствомъ бросились внизъ. Зефиръ, помня царское повеленiе, долженъ былъ, хотя я неохотно, принять ихъ въ лоно тихаго дуновенья и опустить на землю. Оне сейчасъ же вошли въ чертогъ. Съ притворной любовью обнимая свою жертву и скрывая свое коварство подъ личиной добродушiя, оне стали къ ней ластиться. "Ты ужь", говорили оне, "не та маленькая Психея, что прежде: ты уже скоро сделаешься матерью. О, если бы ты знала, какимъ подаркомъ для насъ будетъ твое дитя! Какую радость доставишь ты всей нашей семье! Какъ мы будемъ счастливы. следя за ростомъ твоего золотаго ребенка! И если онъ, какъ и надо ожидать, будетъ похожъ на своихъ родителей, то это, право, будетъ купидончикъ! И вотъ такою лестью оне мало по малу вползли въ душу сестры. Она усадила ихъ, утомленныхъ дорогой, на кресла, потомъ освежила теплой ванной, повела ихъ въ роскошную столовую и угостила изысканными яствами. Велела она играть на цитре - послышались чудные звуки, велела играть на флейте - послышалась флейта, приказала петь - раздалось пенiе, и все эти прелестныя мелодiи невидимыхъ существъ способны были умилить сердца слушателей. Но "злыя души преступницъ не смягчились даже этими чарующими напевами. Наоборотъ, сестрицы раскинули свои сети и стали осторожно выведывать у Психеи, кто ея мужъ, откуда онъ родомъ и какой ведетъ образъ жизни. Психея въ простоте душевной забыла свой прежнiй разсказъ и выдумала, что мужъ-де ея изъ соседней провинцiи, что онъ ведетъ большую торговлю, что онъ человекъ среднихъ летъ, и у него уже пробивается седина. Впрочемъ, она сейчасъ же уклонилась отъ этого разговора и, одаривъ сестеръ великолепными подарками, усадила ихъ на колесницу воздуха. Возвращаясь домой на мягкихъ дуновеньяхъ Зефира, оне опять стали злословить.-- "Ну, сестрица, заговорила одна, что ты скажешь на нелепую ложь этой дуры? Въ прошлый разъ ея мужъ былъ юноша съ первымъ пушкомъ молодости, а теперь - это мужчина среднихъ летъ съ серебрящимися волосами! Какъ же это онъ успелъ состареться въ такой короткiй промежутокъ времени и кто онъ такой? Одно изъ двухъ: или эта противная женщина безсовестно лжетъ, или она сама въ лицо не знаетъ своего мужа. Какое бы изъ этихъ двухъ предположенiй ни было.верно, ее во всякомъ случае надо лишить богатства, и какъ можно скорее! Ибо если она, действительно, не знаетъ своего супруга, то очевидно, она - жена бога и беременна божкомъ. Ну, а если она - о, да не будетъ этого!-- прослыветъ матерью божественнаго ребенка, то я немедленно удавлюсь съ досады! А покаместъ возвратимся къ родителямъ и тамъ придумаемъ, что намъ. делать теперь". Возбужденныя собственными словами, оне бодрствовали целую ночь, а рано утромъ, дерзкой небрежно поговоривъ съ родителями, помчались къ утесу. Съ обычной помощью ветра оне быстро опустились въ долину, прибежали къ сестре и, насильно выдавливая слезы изъ глазъ, сказали ей съ коварной уловкой: "ты въ своемъ счастливомъ неведенiи безпечна и не знаешь, какая опасность грозитъ тебе, а мы, постоянно озабоченныя, глубоко страдаемъ за тебя. Ибо мы узнали и не можемъ скрыть отъ тебя, что огромный, извивающiйся змей съ окровавленной и ядовитой шеей тайно спитъ съ тобою по ночамъ, Вспомни же теперь пифiйское предсказанiе, которое сулило тебе бракъ съ дикимъ зверемъ. Къ тому же многiе поселяне и соседнiе жители, охотящiеся въ этихъ местностяхъ, видели, какъ змей по ночамъ возвращается съ пастбища и переплываетъ въ бродъ реку. Все говорятъ, что онъ долго будетъ откармливать тебя вкусной пищей, а лишь только созреетъ твой плодъ, сожретъ тебя вместе съ нимъ. Теперь решай, какъ знаешь: или послушайся насъ, озабоченныхъ твоимъ спасеньемъ, и переселись къ намъ, или похорони себя во внутренностяхъ змея. Ну, a если тебе больше нравятся эта уединенная долина съ ея мелодичными голосами и отвратительная связь съ ядовитымъ чудовищемъ, то мы, по крайней мере, сделали свое и поступили, какъ добрыя сестры".

Бледная и дрожащая, безъ кровинки въ лице, она чуть слышно пролепетала: "да, мои дорогiя сестры, вы исполнили свой долгъ, и те, которые вамъ передали это, не обманули вась, вероятно: я ведь никогда не видела въ лицо моего мужа, я даже не знаю, откуда онъ родомъ. Только по ночамъ я слышу его голосъ и чувствую, что около меня лежитъ какой то неведомый, избегающiй света супругъ. Да, да, вы правы: это какое то чудовище. Онъ постоянно отговариваетъ меня посмотреть его лицо и грозитъ мне за любопытство большимъ несчастьемъ. Но что мне делать? Помогите же мне, если только вы можете спасти вашу несчастную сестру; ведь одного только предостереженiя недостаточно, чтобы отвратить грядущую беду". Такъ преступныя женщины проникли въ беззащитную душу Психеи и какъ бы съ мечами обмана въ рукахъ напали на ея боязливыя, робкiя думы.

"Узы крови", сказала одна изъ нихъ, заставляютъ насъ ради твоего спасенiя не остановиться ни предъ какою опасностью. Мы укажемъ тебе единственно верное средство ко <>

сильный храмъ, ты сойди съ постели и осторожно, босикомъ, подойди къ лампе. Разсеявъ ею мракъ, ты сообразишь, какъ тебе удобнее совершить свой прекрасный подвигъ. А затемъ подыми правую руку и: со всей силы разсеки приготовленнымъ ножемъ сочлененiе между головой и шеей дракона. Мы, конечно, не откажемъ тебе въ своей помощи, о нетъ, Мы въ тоске и страхе будемъ ждать, пока его смерть не освободитъ тебя отъ несчастiя, а затемъ поспешно уведемъ тебя вместе со всеми этими сокровищами и соединимъ тебя брачными узами съ настоящимъ мужчиной".

Сердце Психеи, конечно, загорелось отъ этихъ возбудительныхъ словъ. А сестры тотчасъ же оставили ее одну. Боясь, чтобы исходъ злодеянiя не былъ гибеленъ и для нихъ самихъ, оне, поднятыя на утесъ обычнымъ дуновеньемъ, бросились въ поспешное бегство, сели на корабль и умчались.

и ее обуреваютъ тяжелыя предчувствiя. Она торопится и медлитъ, решается и дрожитъ, сомневается и негодуетъ и, что ужаснее всего, въ одномъ и томъ же существе ненавидитъ зверя и обожаетъ супруга. Однако, когда наступилъ вечеръ, предвещая близкую ночь, она съ отчаянной поспешностью готовится къ безбожному преступленiю. Настала ночь, явился мужъ. Утомленный любовной негой, онъ скоро погрузился въ глубокiй сонъ. Тогда Психея, вообще слабая и теломъ и душой, на этотъ разъ подкрепленная жестокостью судьбы, собралась съ силой, взяла лампу и схватила ножъ. Отвага словно изменила ея женственный полъ. Но лишь только светъ озарилъ таинственное ложе, она увидела самаго добраго и милаго зверька, - она увидела прекраснаго бога Амура, разметавшагося въ прелестной позе. При виде его даже пламя лампады радостнее засiяло, и сверкнуло святотатственное острiе ножа. А Психея, пораженная этимъ зрелищемъ, вся побледнела, какъ мертвецъ. Съ трепетомъ опустилась она на колени и хотела спрятать острiе въ своей собственной груди. И она сделала бы это, если бы ножъ, испугавшись такого преступленiя, не выскользнулъ изъ ея дрожавшихъ рукъ. Мало-по малу она оправилась, и вотъ она стоитъ, вся охваченная сладостнымъ чувствомъ. Она любуется прелестью золотистыхъ кудрей, умащенныхъ амврозiей; она любуется молочно-белой шеей и пурпурными щечками Амура. Красиво перепутались безпорядочно разбросанныя кольца его волосъ, отъ золотистаго блеска которыхъ потускнело пламя лампады. На плечахъ его сверкали белоснежныя крылья и, хотя оне были въ покое, все-таки крайнiя тоненькiя и нежныя перышки дрожали и резвились. И все тело Амура было такъ нежно, такъ прелестно, что не могло оно заставить Венеру раскаиваться въ его рожденiи.

она изъ колчана стрелу и, пробуя ея острiе, уколола себе пальчикъ, такъ что сквозь нежную кожу проступили капли розовой крови. Такимъ образомъ Психея, сама того не зная, привила себе любовь къ богу любви. Все более и более распаляясь къ нему страстью, она. наклонилась надъ нимъ и стала шаловливо осыпать его пламенными: поцелуями, боясь въ то же время, чтобы онъ не проснулся. Но въ это время лампа - вследствiе ли презреннаго вероломства или изъ гнусной зависти, или же потому, что ей самой захотелось прикоснуться поцелуемъ къ такому прекрасному телу, - какъ бы то ни было - лампа уронила со своей светильни каплю горячаго масла на правое плечо бога... О дерзкая, неразумная лампа, ты, неверная раба любви! горе тебе, что ты обожгла того, кто самъ властитель всякаго огня! Горе тебе, хотя и придумалъ тебя впервые какой то любовникъ, чтобы и по ночамъ дольше обладать предметомъ своихъ желанiй!

Обожженный богъ вскочилъ съ постели и, сразу понявъ, что Психея нарушила свое слово, безмолвно исчезъ изъ глазъ и рукъ своей несчастной жены. Психея успела, правда, ухватиться обеими руками за его колено к хотела умчаться вместе съ нимъ, какъ жалкая спутница его полета по заоблачнымъ высямъ, но, обезсиленная отчаянной и напрасной борьбой, упала на землю. Не покинулъ ея, однако, любовникъ-богъ; онъ взлетелъ на соседнiй кипарисъ и съ вершины его въ глубокомъ волненiи сказалъ ей: "о, неразумная Психея! Вопреки повеленiю моей матери, которая приказала мне возбудить въ тебе постыдную любовь къ самому низкому человеку и выдать за него замужъ, я самъ полюбилъ тебя. О, теперь я знаю, что поступилъ легкомысленно! Какъ! Неужели для того я, прекрасный стрелокъ, поразилъ своимъ лукомъ самого себя и сделалъ тебя моей супругой, чтобы ты приняла меня за какое то чудовище и задумала отрубить мне голову, мое лицо, на которомъ сiяютъ влюбленные въ тебя глаза?! А ведь сколько разъ я предостерегалъ тебя, сколько разъ дружески просилъ не делать этого! Ну, твои милыя советницы сейчасъ же поплатятся мне за свои наставленiя, а тебя я накажу только разлукой со мною". Съ этими словами онъ взмахнулъ крыльями и поднялся къ небесамъ. Психея, распростертая на земле, следила за полетомъ мужа и горько рыдала. И когда онъ окончательно скрылся изъ ея глазъ, она бросилась въ ближайшую реку. Но добрая река, боясь за себя и желая угодить тому богу, который умеетъ жечь и самыя воды, сейчасъ же подхватила ее безвредной волной и положила ее на цветущiй берегъ. Случайно въ это время у изгиба реки сиделъ сельскiй богъ Панъ и, держа въ своихъ объятiяхъ горную богиню Эхо, училъ ее повторять всевозможные отзвуки; вблизи блуждали козочки и, резвясь, пощипывали речную травку. Козленогiй богъ зналъ горе Психеи, подозвалъ ее къ себе и сталъ успокоивать ее, изнуренную и большую. "Моя умница-девочка", сказалъ онъ, "я, правда, мужикъ и пастухъ, но старость умудрила меня долгимъ опытомъ. Если я правильно понимаю истину, то, судя по твоей неровной и колеблющейся походке, по чрезмерной бледности твоего лица, по твоимъ печальнымъ глазамъ и безпрерывнымъ вздохамъ, ты страдаешь отъ несчастной любви. Послушайся же меня и не покушайся более на свою жизнь. Перестань печалиться, а лучше обратись къ великому Амуру съ мольбой и заслужи его покорной лаской, потому что онъ юноша изнеженный и невоздержный".

Такъ сказалъ ей богъ пастуховъ. Психея ни слова не ответила и, только воздавъ ему должныя почести за его спасительный советъ, продолжала свой путь. Долго и трудно было ея странствованiе, и лишь съ закатомъ солнца добрела она случайно до того города, въ которомъ властвовалъ мужъ одной изъ ея сестеръ. Узнавъ это, Психея известила сестру о своемъ прибытiи, и ее тотчасъ же пригласили къ ней. После взаимныхъ приветствiй, Психея, высвободившись изъ объятiй сестры, на ея вопросъ о причине своего появленiя, ответила: "помнишь, ты съ сестрой посоветовали мне зарезать острымъ можемъ то чудовище, которое подъ самозваннымъ именемъ моего супруга разделяло со мною ложе, чтобы оно не проглотило меня, горемычной, своей алчной пастью. Но когда я, послушавшись васъ, озарила светомъ дампы его образъ, моимъ глазамъ предстало дивное, божественное зрелище: я увидела знаменитаго сына Венеры, да, я увидела самого Амура, покоившагося сладкимъ сномъ. Восхищенная его чудной красотой, я стояла, вся дрожа отъ наслажденiя и неудовлетворенной страсти. Но въ это время, по роковой случайности, съ лампы брызнула не плечо Амура капля горячаго масла. Мгновенно пробудившись отъ боли, онъ увиделъ меня съ можемъ и лампой въ руке и воскликнулъ: "за твое коварное преступленiе уйди прочь отъ этого ложа! Я разлучаюсь съ тобой навеки, и вместо тебя возьму въ свои супружескiя объятiя твою сестру"... и онъ назвалъ тебя. и въ ту же минуту велелъ онъ Зефиру изгнать меня изъ своего чертога.

уже не тотъ ветеръ, что прежде, но она, ослепленная надеждой, съ громкимъ крикомъ: "возьми, возьми меня, Амуръ, свою достойную супругу, а ты, Зефиръ, подхвати свою госпожу!" - смело бросилась внизъ. Гибеленъ былъ еи прыжокъ, и она даже мертвой не могла достигнуть долины, потому что скалистые утесы растерзали ея тело, и ея изуродованные члены по заслугамъ сделались добычей хищныхъ зверей и птицъ. И для другой преступницы не замедлила кара, потому что Психея въ своемъ странствованiи дошла и до того города, где жила ея вторая сестра. Обманутая тою же выдумкой и завидуя мнимой свадьбе сестры, та поспешила къ утесу и нашла себе тамъ такую же гибель.

Между темъ какъ Психея бродила по разнымъ странамъ, сгорая желанiемъ отыскать Амура. онъ въ это время, страдая отъ обжога, лежалъ въ опочивальне своей матери.-- Вотъ чайка, та белоснежная птица, которая плещетъ крыльями по поверхности водъ, поспешно опустилась на глубокое.лоно океана. Она приблизилась къ купавшейся Венере и сообщила ей весть, что Амуръ тяжко страдаетъ отъ полученнаго обжога и лежитъ на одре болезни, отчаиваясь въ своемь выздоровленiи. "Вся семъя Венеры", говорила птица, "уже пользуется дурной славой у народовъ: твой сынъ удалился для любовныхъ похожденiй на гору, а ты сама увлеклась плаваньемъ, и вотъ почему нетъ больше на земле наслажденiй, нетъ восторговъ любви, нетъ веселья; все теперь стало безобразью, скучно, мертво. Прекратились свадебныя торжества, исчезла дружба, нетъ детской привязанности, - остались только грязная невоздержность и горькое пресыщенiе страстей." Такъ жужжала Венере въ уши эта болтливая сплетница-птичка, оскорбляя честь Амура. Наконецъ, Венера въ сильномъ гневе воскликнула: "такъ, значитъ, мой милый сынъ имеетъ какую-то возлюбленную? Скажи же ты, моя единственная преданная рабыня, скажи мне имя той, которая обольстила моего благороднаго, незрелаго мальчика! Кто она? Нимфа ли, или одна изъ множества Горъ и Музъ, или, быть можетъ, какая-нибудь изъ окружающихъ меня Грацiй {Горы - три богини временъ года. Музы - богини-представительницы различныхъ родовъ поэзiи, искусствъ и наукъ. Грацiи или Хариты - богини красоты и веселья, олицетворявшiя собою светлую, праздничную жизнь.}?" Не молчала словоохотливая птица: "не знаю, владычица, но мне кажется, что его страстно любитъ смертная девушка, если не ошибаюсь, зовутъ ее Психеей". Тутъ Венера закричала въ страшномъ негодованiи: "А, такъ онъ любитъ Психею, эту соперницу моей красоты, присвоившую себе мое имя! Значитъ, мой сынокъ считаетъ меня сводницей, по указанiю которой онъ могъ сойтись съ этой девушкой? Хорошо же!"

Съ этими словами она вынырнула изъ океана и сейчасъ же направилась къ золотому чертогу. Увидевъ тамъ, действительно, своего сына больнымъ, она остановилась у дверей я громко разразилась такими упреками: "разве это прилично, разве это достойно моего сына и нашего положенiя, что ты попираешь ногами приказанiя своей матери, своей повелительницы, что ты не только не обрекъ моей соперницы на отвратительный бракъ, но и самъ, - по летамъ еще ребенокъ,-- своевольно заключилъ ее въ свои незрелыя объятiя, и я такимъ образомъ должна иметь ее своей невесткой? Быть можетъ, ты, безсердечный соблазнитель и бездельникъ, считаешь только себя благороднымъ по происхожденiю и думаешь, что я по своему возрасту уже не могу родить тебе брата? Такъ знай же: я дамъ жизнь еще одному, лучшему сыну... Нетъ! чтобы ты еще сильнее почувствовалъ свое униженiе, я вотъ что сделаю: я усыновлю одного изъ своихъ маленькихъ рабовъ и передамъ ему твоя крылья, и факелъ, и стрелы и все, все, что я тебе когда то подарила не для такого употребленiя... Ведь ты не наследовалъ ни одного изъ достоинствъ твоего отца {Юпитеръ. По некоторымъ варiантамъ мифа, Амуръ сынъ Венеры и Юпитера.}; съ ранняго детства ты уже дурно велъ себя; твои руки никогда не знали удержу, и ты непочтительно билъ ими своихъ родителей. Даже меня, меня самое, твою мать, ты, негодный, такъ часто поражалъ своими стрелами и, не обращая вниманiя на то, что я замужемъ, поступалъ со мною такъ, какъ если бы я была вдовою... Ты не боялся даже своего отчима {Марсъ.}, этого величайшаго я храбрейшаго воина. Мало того: сколько разъ ты, на зло и огорченiе мне, доставлялъ ему девушекъ для прелюбодеянiя! Но постой: я заставлю тебя раскаяться въ своихъ проделкахъ, и горькимъ покажется тебе твой медовый месяцъ!... Однако, что же мне, осмеянной, делать теперь? Куда мне обратиться, какъ наказать этого коварнаго мальчишку? Искать ли мне помощи у моего недруга - Воздержности, которую я такъ часто оскорбляла разгульными выходками моего сынка? Неужели мне вступить въ переговоры съ этой неуклюжей, угрюмой женщиной? О, какъ это противно! Но что делать! Нельзя отвергать утешенiя мести, откуда бы оно не являлось. Да, да - къ ней я должна прибегнуть, только къ ней. Она строго накажетъ этого плута, она отниметъ у него колчанъ и стрелы, отниметъ лукъ, потушитъ факелъ, да и его самого не погладитъ по головке. Да, только въ томъ случае я буду удовлетворена, когда она сниметъ съ него его золотистые волосы, которые я часто расчесывала собственными руками, когда она отрежетъ крылья, которыя я держала на коленяхъ и орошала нектаромъ". Съ этими словами она вышла, разгневанная, насколько Венера можетъ быть разгневанной...

Вышла она, а на встречу ей Церера и Юнона {Церера - богиня плодородiя. Юнона - величайшая изъ богинь, сестра и супруга Юпитера.}. Увидя ея взволнованное и огорченное лицо, оне спросили ее, почему она омрачаетъ красоту своихъ блестящихъ очей грозно нахмуренными бровями. Она имъ въ ответъ: "вы пришли очень кстати для успокоенiя моего пылающаго сердца. Умоляю васъ: напрягите все свои силы и отыщите мне эту ветренную беглянку Психею. Ведь вы знаете позорную молву о моей семье, о проделкахъ моего несноснаго сынка?" Оне, прекрасно зная, въ чемъ дело, пытались успокоить раздраженную Венеру. "Повелительница", говорили оне, "что ты такъ безпощадно нападаешь на его любовныя проказы и даже стремишься погубить ту, кого онъ любитъ? Скажи, пожалуйста, разве это преступленiе, что онъ охотно заигрываетъ съ миловидной девушкой? Разве ты не знаешь, что онъ уже юноша, или, быть можетъ, ты забыла, сколько ему летъ отъ роду. Не считаешь ли ты его мальчикомъ, потому что онъ слишкомъ очарователенъ для своего возраста? Неужели ты, мать, и притомъ умная женщина, будешь постоянно следить за сердечными делами твоего сына, порицать его страсти, и на немъ, этомъ прекрасномъ юноше, вымещать свои собственныя шашни? Но, ведь, ни одинъ богъ, ни одинъ человекъ не допустятъ, чтобы ты распространяла среди людей страсти, когда ты сама изгоняешь любовь изъ своего семейства и закрываешь главную фабрику женскихъ грешковъ"... Такъ услужливо защищали оне отсутствовавшаго Амура, потому что боялись его стрелъ. Но Венера, обидевшись, что ея огорченiя обращены въ шутку, отстала отъ своихъ спутницъ и быстрымъ шагомъ направилась къ морю.

мольбами. Однажды увидела она на вершине высокой горы какой то храмъ. "Кто знаетъ", воскликнула она: "быть можетъ, тамъ проводитъ свои дни мой милый мужъ и повелитель! И хотя она была такъ утомлена безпрерывными лишенiями, что ее поддерживали только надежда и страстное желанiе увидеть Амура,-- она поспешно взошла на гору и направилась къ божественному жилищу. Увидела она тамъ колосья ржи, одни - набросанные кучей, другiе связанные вместе; увидела также и колосья ячменя. Были тамъ серпы и все другiя орудiя для жатвы, но все было безпорядочно и небрежно. разбросано, будто руками усталыхъ рабочихъ во время сильнаго зноя. Психея стала все это приводить въ порядокъ, потому что въ своемъ благочестiи она понимала, что ей вовсе не пристало пренебрегать поклоненiемъ какому бы то ни было божеству, а, наоборотъ, надо испрашивать состраданiя и благоволенiя у всехъ боговъ. За этой усердной работой ее застала благодатная Церера. "Какъ", сказала богиня, "это ты, бедная Психея? Венера въ гневной тревоге розыскиваетъ тебя по всей земле, желая тебя безпощадно наказать, и всеми силами своего божества стремится къ мести, - а ты въ это время заботишься о моихъ зернахъ и можешь думать о чемъ либо другомъ, кроме своего спасенiя?" Въ ответъ на это Психея бросилась къ ногамъ Цереры и, орошая ихъ потокомъ слезъ, разметавъ по земле свои кудри, стала горячо умолять богиню о покровительстве. "Заклинаю тебя", молила она, "твоей плодоносной десницей, веселымъ сборомъ жатвы, таинствомъ твоихъ жертвенныхъ сосудовъ, заклинаю тебя крытыми колесницами твоихъ рабовъ драконовъ, бороздами сицилiйской земли; заклинаю тебя мрачнымъ бракомъ твоей дочери Прозерпины, похищенной Плутономъ, и ея радостнымъ возвращенiемъ; заклинаю всемъ, что таится подъ безмолвной сенью элевзинскаго святилища {Все эти заклинанiя указываютъ на культъ Цереры, какъ богини плодородiя и жатвы. Дочь Цереры Прозерпина была похищена Плутономъ, богомъ подоемнаго царства. Читатели, вероятно, помнятъ "Жалобу Цереры" Шиллера, въ прекрасномъ переводе Жуковскаго. Элевзинъ - городъ Аттики, славившiйся своимъ полнымъ таинствъ культомъ Деметры (Цереры) и ея дочери.}, - спаси меня, спаси жизнь несчастной Психеи, склоняющей предъ тобою колени! Дозволь мне скрыться и провести хоть несколько дней за этой копной, пока не пройдетъ ужасный гневъ великой богини или по крайней мере, пока не окрепнутъ мои силы, изнуренныя долгимъ страданiемъ! "

"я тронута твоими слезами и мольбами и хотела бы тебе помочь, но я не могу ссориться съ моей родственницей, которая къ тому же и отличная женщина, и меня связываетъ съ нею старинная дружба. Удались же поскорей отсюда и будь довольна темъ, что я не задерживаю тебя здесь".

Обманутая въ своей надежде, еще более опечаленная, Психея пошла дальше. Вотъ увидела она глубокую долину, а за нею тенистую рощу, среди которой высился храмъ, построенный съ дивнымъ искусствомъ. Желая испытать все, что могло подавать хоть слабую надежду на улучшенiе ея судьбы, и готовая молить всехъ боговъ о снисхожденiи, Психея приблизилась къ священнымъ дверямъ. Ея глазамъ предстали роскошные дары и висевшiя на деревьяхъ и колонкахъ затканныя золотомъ платья, на которыхъ вместе съ благодарностью за оказанную милость было обозначено имя богини, которой они посвящались. Опустившись на колени, Психея вытерла слезы, обхватила руками алтарь и взмолилась: "о, великая сестра и супруга Юпитера! Пребываешь ли ты теперь въ древнемъ храме Самоса, прославленнаго твоимъ рожденiемъ, первымъ плачемъ твоего детства {Психея перечисляетъ все те местности, въ которыхъ особенно процветалъ культъ Юноны (Геры).}, шествуешь ли ты по благодатной земле высокаго Карфагена, который чтитъ тебя, какъ деву, вознесшуюся къ небесамъ на запряженной львами колеснице {По самосскому преданiю Гера 300 летъ жила въ тайномъ браке съ Зевсомъ, пока онъ не объявилъ ея открыто своею супругой и царицей боговъ.}; охраняешь ли ты знаменитыя стены Аргоса на берегахъ Инаха {Инахъ - древнейшiй царь Аргоса, собственно богъ одноименной реку. Когда Посейдонъ спорилъ съ Герой за обладанiе Аргосомъ (городъ въ пелопоннесской области - Арголиде), Инахъ решилъ споръ въ пользу Геры.}, который знаетъ тебя, уже какъ супругу Громовержца и царицу богинь; ты, которую и востокъ, и западъ величаютъ богиней родовъ? О, будь для меня Юноной-Спасительницей, сжалься надъ моимъ несчастьемъ и освободи меня, изнуренную вынесенными страданiями, отъ ужаса грозящей опасности. Ведь я знаю, что ты всегда готова помочь темъ женщинамъ, которымъ грозятъ муки родовъ {Указанiе на деятельность Юноны, какъ богини родовъ.}." Такъ молилась Психея, и сейчасъ же во всемъ величiи своего божества явилась предъ нею ІОнона и сказала: "какъ сильно желала бы я склониться на твои яросьбы и помочь тебе! Но честь не позволяетъ мне идти наперекоръ желаньямъ моей невестки Венеры, которую я всегда любила, какъ родную дочь; кроме того, и законъ запрещаетъ принимать чужихъ рабовъ, бежавшихъ отъ своихъ господъ".

Совершенно уничтоженная этимъ вторымъ ударомъ судьбы, Психея отказалась отъ всякой надежды найти своего крылатаго супруга. "Что же", думала она. "можетъ облегчить мою горесть, если для этого безсильны даже желанiя богинь? Куда направить мне шаги, когда и опутана такой сетью? Где, подъ какимъ покровомъ, въ какомъ тайнике, могу я укрыться отъ всюду проникающихъ очей великой Венеры? И если бы;и, наконецъ, решилась поверить слабому проблеску надежды и добровольно явиться къ моей повелительнице, то, не знаю смягчила ли бы я позднимъ раскаянiемъ ея безпощадную вражду... И разве я уверена, что найду въ чертоге его матери того, кого такъ долго ищу?"

Между темъ Венера прекратила свои поиски на земле и решила отправиться на небеса. Она приказала запречь изящно отделанную и украшенную золотомъ колесницу, которую ей поднесъ Вулканъ, какъ первый свадебный подарокъ. Изъ стаи голубей, кружившихся надъ опочивальней богини, выпорхнули четыре белоснежныхъ голубка и, наклонивъ подъ блестящее ярмо колесницы свои радужныя шейки, радостно помчали свою госпожу. За колесницей Венеры съ веселымъ щебетанiемъ полетели воробьи, а певчiя птички, оглашая воздухъ чудными мелодiями, приветствовали богиню. Исчезли облака, небо открылось для своей дочери, и эфиръ восторженно принялъ ее. Ни орла, ни хищнаго ястреба не боялась певучая свита Венеры. Богиня направилась прямо къ царскому чертогу Юпитера и "ты знаешь, мой дорогой братъ, что твоя сестра Венера ничего не делаетъ безъ твоего согласiя; тебе известно также, какъ долго и безуспешно я розыскиваю убежище, въ которомъ скрывается моя рабыня. Мне остается только попросить тебя, чтобы ты публично обещалъ награду тому, кто ее найдетъ. Исполни же какъ можно скорее мое порученiе и сообщи ея приметы, чтобы никто не могъ оправдаться незнанiемъ, если преступно скроетъ ее у себя". Съ этими словами она подала ему свертокъ, въ которомъ было обозначено имя Психеи и все ея приметы. Венера удалилась обратно къ себе, а Меркурiй исполнилъ повеленiе и облетелъ все страны, громогласно провозглашая: "кто воротитъ съ пути или укажетъ местопребыванiе бежавшей дочери царя, рабыни Венеры, по имени Психеи, тотъ пусть встретится съ Меркурiемъ подъ колоннадой изъ миртъ, и тамъ онъ за свои указанiя получитъ отъ самой Венеры семь сладостныхъ поцелуевъ и лобзанiя прелестныхъ устъ". Эти слова Меркурiя возбудили обещанiемъ такой пленительной награды всеобщее усердiе и укрепили Психею въ ея решенiи немедленно повиниться предъ Венерой. Она приблизилась къ жилищу своей владычицы; у дверей ее встретила одна изъ прислужницъ Венеры, по имени Привычка, и набросилась на нее съ громкимъ крикомъ: "наконецъ-то, негодная рабыня, ты вспомнила, что у тебя есть госпожа! Или, быть можетъ. ты по своей прирожденной лживости, станешь притворяться, будто не знаешь, сколькихъ усилiй намъ стоило розыскивать тебя? Хорошо, что ты попалась въ мои руки, словно въ клешни ада; ты сейчасъ же будешь наказана за свою дерзость". И она схватила несопротивлявшуюся Психею за волосы и потащила ее къ Венере. Богиня, увидавъ ее предъ собой, разразилась торжествующимъ хохотомъ и, почесывая себе правое ушко, сказала: "А, добро пожаловать! Наконецъ то ты удостоила придти съ приветомъ къ своей свекрови! Или, быть можетъ, ты явилась навестить своего супруга, который теперь страдаетъ, раненный тобою? Во всякомъ случае, будь спокойна: я окажу тебе прiемъ, достойный такой доброй невестки, какъ ты... "Эй! воскликнула она, где мои рабыни Тоска и Печаль?" Те вошли, и Венера поручила имъ наказать Психею. Оне исполнили повеленiе своей госпожи и, избивъ Психею бичами, привели ее снова къ Венере. Богиня злобно и насмешливо сказала: "смотрите, она хочетъ разжалобить меня своей беременностью! Да, ведь, она скоро сделаетъ меня счастливой бабушкой прекраснаго ребенка... Въ самомъ деле, какое счастье! Во цвете летъ я буду бабушкой, и сынъ презренной рабыни будетъ внукомъ Венеры! Впрочемъ, что я говорю - "сынъ!" Ведь неравный бракъ, совершенный притомъ въ деревенскомъ доме, безъ свидетелей и отцовскаго благословенiя, не можетъ считаться действительнымъ {На основанiи одного изъ установленiй римскаго права.}, и плодъ его будетъ незаконнымъ, если я только, вообще, позволю ей выносить ребенка! Съ этими словами она набросилась на Психею, разорвала ей платье, вцепилась въ ея волосы и жестоко прибила ее. Затемъ она взяла жито, ячмень, овесъ, макъ, горохъ, чечевицу и бобы и, смешавъ все это въ одну кучу, сказала девушке: "рабыня, по моему ты такъ безобразна, что только усердной работой можешь привлечь къ себе жениховъ; ну, и я хочу испытать твое прилежанiе. Разбери эту кучу перемешанныхъ семянъ и разложи ихъ по родамъ; ты должна все это кончить къ вечеру". Такъ сказавъ, она удалилась на какой-то брачный пиръ. А Психея даже не дотронулась до безпорядочной кучи и потрясенная огромной трудностью заданной работы, словно окаменела въ безмолвiи. Но въ это время маленькiй муравей, привыкшiй къ такимъ работамъ, сжалился надъ своей новой товаркой по занятiямъ и возмущенный жестокостью богини-свекрови, бросился въ разныя стороны и созвалъ целый рой соседей-муравьевъ. "Сжальтесь", говорилъ онъ, "проворные питомцы общей матери-земли, сжальтесь и немедленно явитесь на помощь бедной, милой девушке, возлюбленной Амура! Скорей, скорей!" И вотъ примчались целыя массы шестиножекъ и, усердно разобравъ всю кучу, поспешно исчезли. Ночью возвратилась Венера, разгоряченная виномъ, благоухая бальзамомъ, все тело ея было увито дивными розами. Увидя, какъ успешно справилась Психея со своей задачей, она сказала: "я знаю, негодница, это работа не твоихъ рукъ, а того, кому ты понравилась на свое и его горе". И бросивъ ей кусокъ хлеба, она удалилась на покой. А между темъ Амуръ былъ запертъ въ одной изъ отдаленныхъ комнатъ дворца, для того чтобы онъ не разбередилъ своей раны шаловливыми выходками и чтобъ не сошелся со своей возлюбленной. Такъ провели эту мрачную ночь разлученные подъ одною кровлей любовники. Но лишь только показалась Аврора, Венера позвала Психею и сказала ей: "видишь ты эту рощу, достигающую высокихъ скалъ и реки, глубокiе водовороты которой приближаются къ соседнему источнику? Тамъ, въ этой роще, никемъ не стерегомыя пасутся овцы съ блестящей золотою шерстью. Я хочу, чтобы ты какъ-нибудь добыла и сейчасъ же принесла мне клокъ этой драгоценной шерсти". Психея съ радостью отправилась по указанiю богини, но не для того, чтобы исполнить ея повеленiе, а для того чтобы броситься съ вершины утеса въ реку и этимъ положить конецъ своимъ страданiямъ. Но съ реки донеслось къ ней нежное рокотанье зеленоватой нимфы Арундо {Arundo значитъ, собственно, "тростникъ", изъ котораго делили между прочимъ свирели.}, этой матери чудной музыки. "Психея", - такъ шептала она, - "Психея, хоть ты я удручена горемъ, но не оскверняй моихъ священныхъ водъ твоею грустной смертью. Впрочемъ, и не пытайся проникнуть на тотъ берегъ, къ ужаснымъ овцамъ, потому что, воспламененныя жаромъ солнца, оне приходятъ въ страшное бешенство и своими острыми рогами, твердыми лбами, а иногда ядовитыми укушенiями грозятъ всемъ смертнымъ. Но когда смягчится солнечный зной и, наслаждаясь прохладой, животныя отдохнутъ у воды, ты можешь спрятаться подъ темъ высокимъ платаномъ, который пьетъ ту же волну, что и я, и после того, какъ овцы освободятся отъ своего беiенства, ты въ техъ местахъ, где оне теснились, пробиваясь сквозь ветви соседней рощи, найдешь висящiе на древесныхъ стволахъ клочки золотистой шерсти". Такъ добрая и кроткая Арундо давала несчастной Психее спасительные советы. Психея, конечно, внимательно выслушала ихъ и, не замедливъ сделать все, что следовало, принесла Венере полную пазуху мягкаго, желтаго золота. Но и этотъ второй подвигъ не умилостивилъ богини. Нахмуривъ брови. она сказала съ горькой усмешкой: "я знаю, что и это совершилъ за тебя твой возлюбленный. Но теперь я окончательно испытаю, действительно-ли ты одарена такимъ мужествомъ и необыкновенной мудростью. Видишь ты вершину этой крутой скалы, съ которой низвергаются мутныя волны чернаго источника, орошающаго Стигiйскiя болота и питающаго глухо-звучащiя воды Коцита? Вотъ оттуда сейчасъ же принеси мне въ этой урне холодной, какъ ледъ, воды, почерпнутой изъ глубины источника". Съ этими словами она подала Психее хрустальную вазочку, осыпавъ притомъ бедную девушку страшными угрозами. Психея быстрыми шагами направилась къ вершине горы, нисколько не сомневаясь, что тамъ найдетъ она конецъ своей горемычной жизни. Лишь только подошла она къ горе, ей предстали неодолимыя препятствiя. Огромный утесъ извергалъ изъ глубины своихъ камней бешеные потоки; стремительно вырываясь изъ узкой разселины, они по проторенному руслу впадали въ соседнюю долину. Съ правой и левой стороны утеса стояли наводившiе ужасъ драконы; ихъ шеи были вытянуты, глаза постоянно бодрствовали, зрачки всегда были на стороже. Кроме того, устрашали и самыя воды, одаренныя человеческимъ голосомъ: ежеминутно раздавались изъ ихъ глубины слова: "уйди! что ты здесь делаешь? уйди! берегись! ты погибнешь!" Пораженная ужасомъ Психеи, лишилась чувствъ; видя неминуемую гибель, она оцепенела, и даже слезы - это последнее утешенiе - не оросили ея глазъ. Но отъ кроткихъ очей Провиденiя не укрылось горе невинной души: царственная птица Юпитера, быстрый орелъ внезапно появился съ распростертыми крыльями надъ несчастной девушкой. Помня старую услугу Амура, при помощи котораго онъ похитилъ для Юпитера фригiйскаго мальчика {Ганимеда, сына царя Троя. Это былъ красавецъ-мальчикъ, котораго Зевсъ похитилъ при помощи орла и сделалъ своимъ виночерпiемъ.}, орелъ готовъ былъ теперь выказать богу свою признательность и помочь его возлюбленной. И вотъ онъ оставилъ высокiе чертоги Юпитера, коснулся крыльями лица девушки и сказалъ ей: "ахъ ты, простодушная и неопытная бедняжка! Неужели ты думаешь, что можно почерпнуть хоть одну каплю изъ этого священнаго, но темъ не менее гибельнаго источника? Разве ты никогда не слышала, что даже богамъ, даже Юпитеру страшны Стигiйскiя воды, что, подобно тому какъ вы клянетесь богами, они, боги, клянутся величiемъ Стикса? Но дай сюда твою чашу". Нонъ быстро схватилъ когтями урну и, удерживая равновесiе своими колеблющимися крыльями, сталъ черпать въ нее сопротивлявшуюся и угрожавшую воду. Ему приходилось уклоняться отъ свирепыхъ драконовъ, и для того чтобы легче приблизиться къ воде, онъ солгалъ ей, будто действуетъ по приказанiю и для блага Венеры. Глубоко обрадованная, получила Психея чашу, полную воды, и поспешно отнесла ее Венере. Но и теперь не смягчила она гнева богини. Осыпая ее угрозами и ядовито улыбаясь, сказала ей Венера: "да ты какая-то злая волшебница i потому такъ успешно исполняешь мои приказанiя!.. Но вотъ что, душечка, должна будешь ты еще сделать... На, возьми эту коробочку и отправься съ нею въ подземное царство, къ мрачнымъ обитателямъ Тартара. Тамъ подай ее Прозерпине и скажи: "Венера просить, чтобы ты уделила ей немного изъ своей красоты, ну хоть столько, чтобъ ей было достаточно, по крайней мере, на одинъ день. А свою собственную прелесть она потеряла во время ухода за больнымъ сыномъ". Такъ пойди, но не возвращайся слишкомъ поздно, потому что я должна еще сегодня посетить собранiе боговъ, на которомъ хочу быть украшенной даромъ Прозернины". Психея поняла, что насталъ ея последнiй часъ и что ей^надо, оставивъ безплодныя мольбы, идти на встречу своей гибели. Какъ же не гибели? Ведь она принуждена собственными ногами ступать по тартару, посетить безплотныя тени!

"несчастная, зачемъ ты хочешь ринуться внизъ? Почему ты падаешь духомъ при грозящей тебе опасности? Ведь если твой духъ разстанется съ теломъ, то ты, конечно, проникнешь въ Тартаръ, но ужъ назадъ ни за что не вернешься... Послушайся же меня: недалеко отсюда находится Лакедемонъ, знаменитый городъ Ахеи. Вблизи него лежитъ уединенный Тенаръ {Тенаръ - мысъ на юге Грецiи (ныне - Матапанъ). Около него находилось одно изъ техъ местъ, которыя, по верованiю древнихъ, служили входами въ Тартаръ.}, и вотъ оттуда трудно проходимый путь ведетъ чрезъ зiяющую разселину въ подземной царство. Если ты отважишься ступить на него, ты дойдешь прямо до дворца Оркуса. Но не съ пустыми руками должна ты проникнуть въ эту мрачную обитель, нетъ: въ обеихъ рукахъ должна ты иметь пшеничныя лепешки съ медомъ, а во рту - две мелкiя монеты. Когда ты пройдешь уже большую часть смертоноснаго пути, тебе встретится хромой оселъ, нагруженный дровами; рядомъ съ нимъ будетъ шествовать похожiй на него носильщикъ, который попроситъ тебя, чтобы ты подняла и подала ему несколько выпавшихъ изъ связки поленъ, - но ты, не говоря ни слова, пройди мимо. Затемъ, какъ только ты очутиться около реки мертвецовъ, Харонъ {Харонь - старый, грязный перевозчикъ въ подземномъ царстве.} сейчасъ же потребуетъ у тебя платы за провозъ, потому что только при этомъ условiи переправляетъ онъ въ плетеной ладье путниковъ на противоположный берегъ".

- "Значитъ", подумала Психея, "и среди мертвецовъ царитъ корыстолюбiе, и даже такой богъ, какъ Харонъ, отецъ Плутона, ничего не делаетъ безвозмездно... Значитъ, беднякъ, умирая, долженъ заботиться о деньгахъ на дорогу, к если нетъ у него въ рукахъ монеты, его не пустятъ спокойно умереть..."

"Такъ вотъ", продолжалъ голосъ, "этому грязному старцу ты дашь одну изъ монетъ, но непременно такимъ образомъ, чтобы онъ самъ своей собственной рукой вынулъ ее изъ твоего рта. Далее, когда ты будешь переплывать медленно текущую реку, ты увидишь на волнахъ какого-то мертваго старика. Простирая увядшiя руки, онъ станетъ молить тебя, чтобы ты приняла его въ лодку, но ты не оказывай ему этой незаконной услуги. Когда же, наконецъ, ты причалишь къ берегу, то, пройдя немного впередъ, заметишь старухъ-ткачихъ. Укрепляя свои станки, оне попросятъ тебя немного помочь имъ, но ты не слушайся ихъ, потому что все это и еще многое другое будетъ лишь кознями Венеры: ей хочется, чтобы ты выпустила изъ рукъ по крайней мере одну лепешку. Не думай, что эта повидимому ничтожная потеря не важна; нетъ, если ты потеряешь и другую, то тогда больше не увидишь солнечнаго света. Ибо огромный трехголовый {Церберъ, охранявшiй входъ въ подземное царство.} пустынный дворецъ Плутона. Ты безопасно пройдешь мимо него, если умилостивишь его одной лепешкой, и затемъ ты явишься къ самой Прозерпине. Она приметъ тебя очень любезно, попроситъ сесть и предложитъ великолепный завтракъ. Но ты сядь на землю и попроси кусокъ грубаго хлеба. Потомъ объявляй, зачемъ ты пришла и, получивъ просимое, спенiи назадъ. На обратномъ пути успокой ярость пса другой лепешкой и дай жадному перевозчику вторую монету. Затемъ ты снова переплывешь реку и тою же дорогою вернешься туда, где сiяетъ хоръ небесныхъ созвездiй. Но въ особенности советую я тебе не открывать коробочки и не заглядывать въ нее; берегись, чтобы твои глаза не видели сокровища божественной красоты". Такъ поучалъ ее голосъ утеса. Психея немедленно отправилась въ Тенаръ и, приготовивъ монеты и лепешки, ступила на подземный путь. Безмолвно пройдя мимо хилаго погонщика ословъ, уплативъ монету речному перевозчику, не обративъ вниманiя на мольбу мертваго пловца и коварныя просьбы ткачихъ, покоривъ, наконецъ, ужасную ярость Цербера лепешкой, она проникла во дворецъ Прозерпины. Не садясь на предложенное ей гостепрiимной хозяйкой кресло. не коснувшись даже роскошныхъ яствъ, она смиренно села у ногъ Прозерпины и, удовольствовавшисъ кускомъ хлеба, передала просьбу Венеры. Сейчасъ же получила она наполненную и таинственно закрытую коробочку.

радостью. Но хотя она торопилась исполнить порученiе Венеры, ее темъ не менее охватило легкомысленное любопытство. "Неужели", подумала она, "я, имея въ своихъ рукахъ божественную красоту, буду такъ глупа, что не воспользуюсь хотя ничтожной долей ея, чтобы такимъ образомъ получить надежду на вниманiе моего прекраснаго супруга?" Съ этими словами Психея открыла коробочку: она оказалась пустой, не было въ ней никакой красоты, а былъ только подземный, несомненно стигiйскiй сонъ. Освободившись отъ крышки, онъ сейчасъ же овладелъ Психеей; все тело ея покрылось густымъ туманомъ, и она безъ чувствъ упала на землю. И, словно мертвая, лежала она безъ всякаго движенiя...

Между темъ Амуръ исцелился отъ своей тяжелой раны* Не будучи более въ состоянiи переносить долгое отсутствiе Психеи, онъ вылетелъ чрезъ высокое окно своей комнаты и, взмахнувъ отдохнувшими въ бездействiи крыльями, быстро помчался къ своей Психее. Прогнавъ сонъ и заключивъ его опять въ коробочку, онъ пробудилъ Психею нежнымъ уколомъ своей стрелы и сказалъ ей: "бедняжка, ты снова чуть-чуть не погибла, благодаря своему любопытству! Ну, исполни теперь поскорее приказанiе моей матери, а объ остальномъ я уже самъ позабочусь". Съ этими словами крылатый любовникъ улетелъ, а Психея сейчасъ же отнесла Венере подарокъ Прозерпины.

обратился къ великому Юпитеру съ мольбой решить его дело. Юпитеръ, погладивъ его по щечке и поцеловавъ, сказалъ ему: "хотя ты, любезный сынокъ, никогда не относился ко мне съ должнымъ почтенiемъ, а, наоборотъ, поражалъ частыми ударами и осквернялъ земною страстью мое сердце, сердце того, кто даетъ законы стихiямъ и определяетъ теченiе светилъ; хотя ты, наперекоръ всемъ постановленiямъ и даже юльевскому {Законъ Юлiя (Августа) былъ направленъ противъ безбрачiя и ограничивалъ наследственныя права людей, не состоящихъ въ браке и бездетныхъ.}, наперекоръ всемъ общественнымъ приличiямъ, оскорблялъ мою репутацiю, мое значенiе позорными похожденiями, заставляя меня превращать свой светлый обликъ въ презренныя формы то змея, то огня, то зверя, то птицы и даже скота {Какъ известно, Юпитеръ часто спускался съ небесъ на землю, привлекаемый красотой ея женщинъ. При этомъ онъ изменялъ свой божественный видъ; тамъ, Леде онъ показался въ виде лебедя, предъ Данаей являлся золотымъ дождемъ, предъ Европой - быкомъ, и т. д.}, - я, темъ не менее, помня, что ты выросъ на моихъ рукахъ, по своему великодушiю исполню твою просьбу. Но остерегайся своихъ соперниковъ и... и если на земле теперь какая-нибудь девушка славится своей красотой, ты долженъ предоставить ее мне въ награду за мою услугу..." Такъ сказавъ, онъ велелъ Меркурiю немедленно созвать на собранiе всехъ боговъ, а если кто нибудь не явится, - оштрафовать его въ десять тысячъ золотыхъ монетъ. Боясь этого штрафа, боги сейчасъ же явились въ небесную залу, и Юпитеръ, возседая на высокомъ троне, обратился къ нимъ съ такою речью:

"Боги! Вы, имена которыхъ записаны на скрижаляхъ музъ, вы все знаете этого юношу, моего собственнаго питомца. Вы знаете также и то, что я умелъ обуздывать пылкiя проявленiя его юношескаго задора! Довольно уже порочили его ежедневными росказнями о его любовныхъ проделкахъ и обольщенiяхъ; пора уже положить этому конецъ и охладить его страсти брачными узами. Онъ полюбилъ девушку и лишилъ ее невинности: такъ пусть же онъ обладаетъ своей избранницей, пусть приметъ ее въ объятiя и наслаждается вечной любовью своей Психеи. "А ты", прибавилъ онъ, обратясь къ Венере, "а ты, моя дочь, не печалься, что въ твою знатную семью войдетъ невесткою смертная: не безпокойся, я сделаю этотъ бракъ равнымъ и законнымъ". И тутъ же приказалъ онъ Меркурiю привести на небеса Психею. Когда она явилась, онъ подалъ ей кубокъ нектара и сказалъ: "выпей это, Психея, и ты станешь безсмертной, и Амуръ никогда не уйдетъ изъ твоихъ объятiй, и будетъ веченъ вашъ союзъ!" Немедленно былъ устроенъ великолепный свадебный пиръ. На высокомъ ложе покоился новобрачный {Напоминаемъ читателямъ, что древнiе за трапезой не сидели, а возлежали.}, держа въ своихъ объятiяхъ Психею. Также возлежали Юпитеръ со своей Юноной и остальные боги. Кубокъ съ нектаромъ подавалъ Юпитеру его виночерпiй, знаменитый деревенскiй мальчикъ {Ганимедъ.}; другимъ услуживалъ Вакхъ. Вулканъ готовилъ яства, Горы все покрывали розами и пурпурными цветами, Грацiи струили бальзамъ, Музы оглашали воздухъ чуднымъ пеньемъ, Аполлонъ пелъ подъ звуки гитары, а Венера дивно плясала въ тактъ прекрасной музыке, Сатиръ игралъ на флейте, а маленькiй Панъ {Панъ - символъ, олицетворенiе вселенной. Впоследствiи мифологiя создала ему спутниковъ - младшихъ Пановъ. (Paniscus).} - на свирели.

Наслажденьемъ.