Золотой лев в Гронпере.
Глава III.

III.

Старинная гостиница в Кольмаре, куда Георг поступил помощником и управителем к старой, дальней родственнице своих родных, была в совершенно другом роде чем "Золотой лев" в Гронпере. Она была значительно объемистее, а устроена на большую ногу и имела претензии считать себя наряду с первыми гостиницами. В то время, когда железная дорога не была еще проведена в Кольмар, служившим значительною почтовою станциею па столбовой дороге из Страсбурга в Лион, тогда Hotel de la Poste в том городе пользовался большею славою. Теперь же, хотя город и выиграл через устройство железной дороги, гостиница однако опустилась и была близка к упадку. Так как в Кольмаре, с памятником, сооруженным городом, в честь известнейшего его гражданина генерала Ропп, кончаются все его достопримечательности, то путешественников, желающих осмотреть один только этот памятник, слишком недостаточно для того, чтобы в честь их гостиница первого разряда могла бы содержаться всегда чисто и иметь в своих кладовых роскошные вина.

Но так как отель уже существует, то дородная, неповоротливая мадам Фарагон и продолжает его содержать, хотя ворчит и уверяет, что он более не приносит ей дохода ни одного су; она так храбро, как только в силах, переносит людскую несправедливость и ей кажется, что свет всё более и более лишается счастья и довольства и что в нём всё более и более прибавляется претензий. Во время её молодости действительно стоило еще содержать почтовый двор в городе и когда господин Фарагон женился на ней, тогдашней наследнице заведения, то имели полное право говорить, что он отлично устроился.

Теперь мадам Фарагон бездетная вдова и нередко выражает желание отказаться от отеля и прекратить все свои дела. Да и правда, стоило ли продолжать торговлю, не приносящую никакой пользы и ради того только, чтобы в Кольмаре существовал Hotel de la Poste? Но мадам Фарагон постоянно остановливала мысль что здесь, как бы то ни было она всё же находится в своей собственности; кроме того тут были старые слуги, которым она не решалась отказать, потому что привыкла к ним, а наконец, с этим старинным зданием сама того ясно не сознавая, связывали ее тысячу неразрывных цепей. К тому же дела её заведения стали заметно улучшаться, с тех пор как Георг взялся за управление им. Ее уже не так бессовестно обкрадывали и жители города стали снова заглядывать в её гостиницу, когда узнали, что у неё можно получить бутылку прекрасного вина и вкусный ужин. С введением же омнибуса, окончательно упрочилась надежда на прежнее её благосостояние.

Hotel de la Poste есть старинное, Фантастическое здание, тянувшееся вокруг неправильного двора, за которым лежит еще другой двор, как в том, так и в другом, конюшни и сараи так тесно связаны со входами в кухни и комнаты, что едва можно отличить какая часть здания назначается для людей и какая для скота.

По атмосфере, господствующей в нижнем жилье и к сожалению за частую также и в верхних этажах, невольно нужно было вывести заключение, что преимущество отдалось скоту. На это, весьма важное обстоятельство, нередко обращали внимание мадам Фарагон, но эта почтенная женщина, сохранявшая, но всех почти случаях, добродушное, ласковое обращение, нс в состояние была равнодушно снести даже самый скромный намек на то, что, к какой бы то ни было части её дома, чувствуется неприятный запах или виднеется недостаток в чистоплотности. Неоднократно жаловались, что её постели - ну да - её постели кишат маленькими обитателями, но до сих пор ни один из её слуг не смеет сознаться при ней в справедливости подобных жалоб. Если же какой либо путешественник имеет неосторожность дать ей заметить свое неудовольствие, то мадам Фарагон корчит, обыкновенно, кислую гримасу и не удостоивает его ни малейшим ответом. Но едва только он повернул спину, то целый поток речей, со всевозможными эпитетами, посылается ею вслед этому несчастному путешественнику и доказывает слушателям, что старая дама не лишена энергии. Не подлежит никакому сомнению, что мадам Фарагон твердо верит в то, что никакой заразительный запах не оскверняет святость её покоен, равно как и в то, что в постелях её дома никогда не находились какие либо другие живые существа, кроме ночующих у нее гостей.

Не легко было Георгу Фосс привести в исполнение все нововведения, предпринятые им со времени его пребывания в Кольмаре. Он принужден был во многом следовать своему собственному соображению. не испрашивая первоначально согласия мадам Фарагон и когда это доходило до её сведения, то между ними происходили довольно крупные стычки. В некоторых случаях он обращался к ней за её советом и мнением и тогда, чтобы добиться того, чего хотел, должен был запастись огромным терпением. Несколько раз он грозил ей своим уходом, тогда со многими вздохами соглашалась наконец мадам Фарагон на задуманное им дело. Таким же образом принудили ее выдать две тысячи Франков для заведения омнибуса, каковое предприятие первоначально шло совершенно безуспешно. Но когда Георг предложил изменить время обеда вместо двенадцати на час, что требовалось тогдашним изменившимся образом жизни людей, то она свято поклялась на этот раз ни за что не уступить! В подобных случаях мадам Фарагон придерживалась правилу лучше умереть, чем сдаться!

- Ну так никто более не будет являться к нам, тогда по крайней мере совсем не надо будет готовить обеда, сказал Георг, все потянутся в "HТtel de l'Imperatrice". Это была новая гостиница и кал только упоминали о ней, мадам Фарагон казалось, будто ей в сердце вонзают острый кинжал. "Там наедят они себе смерть", отвечала она, "пусть их, так им и нужно, они ничего лучшего и не заслуживаюсь". Но предположенное изменение времени, всё-таки было заведено; в первые три дни хозяйка не показывалась и каждый раз руками затыкала себе уши, когда в тот, так произвольно назначенный, час раздавался звон колокола.

Не смотря на эти частые стычки, мадам Фарагон нередко упрашивала Георга, чтобы он вступил с нею в компанию и перенял после неё торговлю. Если б он мог только пожертвовать самым небольшим капиталом, предлагала она, - капиталом, который отцу его ничего не стоило бы передать в распоряжение сына, тогда под дела перешло бы уже теперь в его руки, другая же половина после её смерти. Или, если б он предпочитал назначить ей небольшую пенсию - самую скромную пенсию, она была бы даже согласна совсем отказаться от дела. В этих трогательных моментах, мадам Фарагон говаривала: "что Георг верно не пожалеет для неё комнатки, где бы она могла спокойно умереть!" По Георг оставался всегда при своем, а именно что у него нет денег, что он не может просить их у отца и что сам еще не решился, остаться ли ему в Кольмаре или перейти в какое либо другое место.

Мадам Фарагон, крепко желавшая исполнения своего плана и в тоже время мучимая любопытством об отношениях семейства Фосс, никак не могла сообразить настоящего положения дел в Гронпере. Разными окольными путями узнала она кое что о Марии Бромар, сам же Георг никогда не затрагивал этот предмет. Несколько раз она издали пробовала намекать, что не дурно бы ему жениться, но он всегда отвечал, что еще не думает о том но крайней мере в настоящее время, Георг был серьезный молодой человек, думавший более о деле, чем об удовольствиях и казался вовсе не расположенным шутить и забавляться с девушками.

Однажды в Кольмар явился Эдмунд Грейссе, тот самый молодой человек, который своею неряшливостью навлек на себя неудовольствие Марии Бромарь. Он был послан сюда, по поручению хозяина, на счет одного торгового дела и своею временною квартирою выбрал гостншиую мадам Фарагон.

Эдмунд Грейссе был скромный мальчик, без всяких претензий, едва достигши юношеского возраста, когда Георг уехал из Гронпера.

Во всё время своего отсутствия, Георг всего один раз встретил знакомого из родины, сообщившего ему известия и его домашних. Да один еще раз, как мы уже сказали, мадам Фосс предприняла путешествие в царство мадам Фарагон, чтобы навесил Георга. Письмами разменивались весьма скудно: хотя марки стоили во Франции почти также дешево, как и в Англии, но тогда еще мода на письма не очень была развита к народе Эльзаса.

Молодой Грейссе обратился к хозяйке, которую теперь уже никогда нельзя было встретить на верху, между гостями: ему назначили его комнату и до самого вечера не удалось Эдмунду видеться с Георгом, который только перед ужином узнал от мадам Фарагон, о приезде земляка.

- К нам приехал кто-то из Гронпера, сказала она ему.

- Из Гронпера? Кто ж бы это мог быть?

- Я всё забываю его имя, но он мне сообщил, что ваши родные здоровы? Завтра, с рассветом, поедет он обратно, с закупками, сделанными на имя вашего дома. Теперь он верно уже ужинает.

В то время мадам Фарагон более уже не занимала почетного места у стола своей гостиницы. К несчастью, она слишком пополнела для того, чтобы выполнить эту роль с наслаждением для себя и к удовольствию других: ей накрывался стол в маленькой комнатке, внизу, где она вообще проводила всё свое время и откуда, из двух окошечек, приделанных в обоих дверях, она могла наблюдать за всем, что происходило в гостинице.

Георг также не хотел присвоить себе первое место. В Кольмаре устроилось так, как в большинстве отелей новейших времен, что обеденный стол уже более не был table d'hote. Переднее место занял толстый, мрачный господин, с плешью на голове, который вообразил, что через то возвысился над прочими гостями и вероятно перешел бы в Hotel de l'Imperatrice, если б вздумали оспаривать у него его первенство. Георг на этот раз подсел к своему молодому земляку и стал расспрашивать его о всех новостях в Гронпере.

- А что поделывает Мария Бромар? спросил он напоследок.

- Ты верно уже слышал о ней - да я думаю, что слышал, сказал Эдмунд Грейссе.

- Нет, я ничего не слышал о ней.

- Мария Бромар выходит замуж? За кого же?

Эдмунд тотчас угадал, как важна была его новость и придал своей физиономии весьма значительное выражение.

- Ах, Боже мой, да ведь это было на прошлой недели, когда он был у нас.

- Да кто же?

- Адриан Урманд, торговец полотнами из Базеля.

- И Мария выйдет замуж за Адриана Урманд? Урманд еще при Георге, бывал в Гронпере, потому молодые люди были знакомы друг с другом.

- Говорят, что он очень богат, сказал Эдмунд.

- Мне всегда казалось, что он думает только о себе. Не правда ли? От кого ты это узнал?

- Уверяю вас, что я говорю правду, но не могу никак припомнить, кто мне это сообщил. Да впрочем все говорят!

- Не упоминал ли отец при тебе об этом браке?

- Нет, он ничего не упоминал об этом.

- Так, может быть, сама Мария?

- Нет, нет не она. Девушки не говорят о таких пещах, как скоро они касаются до них самих!

- Не слышал ли ты это от мадам Фосс?

- О, та ни о чём не разговаривает. Но ты можешь быть уверен в достоверности моей новости. Да, теперь я вспомнил от кого ее узнал: от Петра Бека; ему должно быть хорошо, известно, что происходит в доме, так как он там живет.

- Так от Петра Бека? От кого же тот, в свою очередь, мог ее узнать?

- Разве эта свадьба кажется тебе невероятною? Ведь Мария так хороша! Весь свет единогласно утверждает, что она самая миловидная и прелестная девушка во всём околодке. Почему же ей и не выйти замуж? Если б я был богат, то также старался бы выбрать себе самую хорошенькую жену.

что если бы Мария в салом деле задумала выходить за муж, то ни одна человеческая душа из всего Гронпера не поспешила бы уведомить его об этом. Но не клялась ли она ему, когда то в вечной любви и верности! Во всё время своего пребывания в Кольмаре Георг крепко верил в клятву Марии Бромар, хотя он и растился с нею с гневом и досадою. Отец выгнал его из дому, а Мария выразила, что никогда, без согласия дяди, не станет его женою; хотя она, при разлуке, только вскользь упомянула об этом, но слово её так тяжело легло на его душу, что целый год он не в состоянии был помириться с нею.

Вечером, когда смерклось, Георг вышел на улицу и раздумывая о полученных известиях, бродил он по Кольмару. Новость о предстоящей свадьбе Марии глубоко потрясла его, хотя он целый год выдержал не видя ее и ничего не слыша о ней, никогда не пронося её имени и едва сознавая, до какой степени она была необходима для счастья его жизни. Теперь же гнев и страдание давили ему грудь, при мысли что она ему предпочла другого. Он вспомнил, как клялся ей в своей любви, обещаясь никогда не обращать внимание ни на какую другую девушку и кап она, в свою очередь, дала ему клятву вечно остаться ему верною - теперь же она была готова разорвать ее. Это воспоминание вызывало грозные, мрачные морщины на лбу Георга, но раскаяние тотчас же прогоняло их. Действительно, думал он, как глупо и необдуманно было с его стороны оставить ее одну, предоставляя каждому встречному уверять ее в любви и своим красноречием стараться склонить ее на свою сторону и наконец открывая свободное поле уговорам его отца, старавшегося, конечно, действовать против сына. По истине как он мог, при таких обстоятельствах, ожидать, чтобы она сохранила ему любовь и верность? Год ?оказался ему таким бесконечно длинным, каким же он должен был показаться ей? Георг всё ждал не потребует ли его отец обратно, не напишет ли и не намекнет ли что его возвращение в Гронпер будет принято с удовольствием. Однако отец был также горд, "как и сын и не посылал ему ожидаемого письма. Могло быть также и то, что отец, как старший и более рассудительный, придерживался того мнения, что временное отсутствие сына из Гронпера не должно было послужить ему по вред.

Выла уже глубокая ночь, когда Георг лег отдохнуть; но рано утром он уже снова был на ногах, чтобы повидаться еще раз с Эдмундом Грейссе, перед его отправлением в Гронпер. В тех краях вставали рано, поэтому возок, уже в половину пятого, стоял па заднем дворе гостиницы, готовый к отъезду.

- Ты уже вставши, так рано? вскричал Эдмунд.

- Передай от моего имени поклоны всем домашним.

- Хорошо, я с удовольствием исполню это.

- Отцу, мадам Фосс и детям, также и Марии.

- Ладно, ладно.

- По знаю, хорошо ли будет с моей стороны говорить с нею об этом?

- Ничего, ведь не укусит же она тебя! Ты можешь еще прибавить, что я скоро приеду в Гронпер, чтобы навестить ее и других. Я приеду, как только управлюсь с делами.

- Передать ли мне это отцу?

- Нет, не надо, Мария сама уж ому скажет.

- Погоди немного, а покуда исполни все мои поручения. Войди, еще на минутку, в кухню, там приготовлено для тебя чашка кофе и бутерброд с ветчиной. Такого хорошего знакомого как ты нельзя же отпустить с голодным желудком!

Так как Эдмунд заплатил уже свой счет, то ласковое внимание молодого хозяина весьма польстило ему и уплетая свой бутерброд он неоднократно повторял, что в точности выполнит все поручения.

Равно три дня после отъезда Эдмунда Грейссе, Георг сообщил мадам Фарагон, что намерен уехать на короткое время.

- Куда ж вы хотите ехать, Георг! - вскричала хозяйка, представляя собой картину самого безнадежного отчаяния.

- В Гронпер! К чему? Зачем? Для чего? Господи, Боже мой! Отчего же вы раньше ни слова не сказали мне об этом, дитя мое?

- Я вам сказал, как только сам принял это решение.

- Но не сию же минуту вы отправитесь?

- Нет, - в понедельник.

- А разве родные потребовали вашего возвращения?

- Нет, по мне самому хочется их навестить. Кроме того, надо же принять какое либо решение на счет будущего.

- Не уходите от меня, Георг, прошу вас, нс оставьте меня, - вскричала мадам Фарагон. Всё заведение сейчас же может перейти к вам - если вы только того пожелаете - не оставьте меня только, ради самого неба!

уже целая неделя.