Золотой лев в Гронпере.
Глава VIII.

VIII.

- Ну, так как нам быть? спросил на следующее утро Михаил свою племянницу, встретившись с нею в маленькой комнатке внизу, между тем как господин Урманд, в ожидании своего хозяина, сидел за столом, на верху. Михаилу страшно неприятна была мысль, что гость станет для него тяжким бременем, если заботу занять его нельзя будет свалить на женщин, что, по настоящему, не могло быть приведено в исполнение без согласия Марии. Оттого он и спросил: "как же нам быть?" и в тоже время гак настроил себя, что в следующую же минуту, смотря по первому звуку голоса или по выражению лица племянницы, готовый или вспыхнуть гневом и сохранить всю свою твердость перед этой вполне от него зависящей девушки или же ласково улыбнуться ей и осыпать ее любовью, добротою и доверием.

- Что ты хочешь этим сказать, дядя Михаил? По звуку голоса хозяину показалось, что племянница склонна к уступке, потому он тотчас же предпочел кроткое обращение.

Видишь ли, Мария, оказал он, тебе очень хорошо знакомы наши общие желания. Надеюсь, что ты не сомневаешься в том, до какой степени ты нам дорога, поэтому мы и хотим упрочить твою будущность, вручая ее человеку, падежный характер которого служит нам порукою твоего счастья. Говоря так, он смотрел ей в лице, казавшимся кротким и задумчивым, а не угрюмым и презрительным, как в последний вечер. В наших глазах, к нашей великой радости и удивлению, из быстро растущего ребенка ты стали, прелестною девушкою.

- Ах, как бы я желала быть всё тем же ребенком.

- Ты не должна так говорить, мое сокровище. Мы все должны подчиняться общепринятому правилу. Теперь ты уже не ребенок и паша обязанность - моя и твоей тетки - когда Михаил делал вид, будто жена имеет право подавать голос, то это было доказательством его, в высшей степени, хорошего расположения духа - наша обоюдная обязанность состоит в том, чтобы отыскать, в виду твоего блага, приличную для тебя партию.

- Вы более всего заботились о моем благе, когда позволили мне оставаться при вас.

- Да, да, дитя мое, надеюсь, что это было так. Живя здесь, ты, конечно, принаровилась к нашему образу жизни. Но часто глядя на тебя, как ты прислуживаешь всему дому, во мне возникала мысль, что это не совсем в порядке вещей; с тех пор - ну, одним словом - с тех пор, как ты стала такая прехорошенькая девчонка.

Мария засмеялась и отрицательно покачала головою, но по всей вероятности, комплименты дяди пе пропадали даром.

- Бог даст, сказала она, мне никогда не придется краснеть за свое вам прислуживанье!

Услыша это, Михаил обнял и поцеловал ее. Если б в эту минуту он мог бы только угадать, какое чувство питала Мария к его сыну, то наверное дружественно посоветовал бы Адрияну вернуться в Базель, и если б он мог только иметь малейшее подозрение в том, что наполняло душу Георга, то он немедленно послал бы за ним в Кольмар.

- Ну, сказал он, я рассчитываю, что ты набьешь мне трубку и подашь мне чашку кофе, когда я сделаюсь стариком и не в состоянии буду сам себе услуживать. Бот награда, на которую я рассчитываю. Но, Мария, смотря на тебя - я и твоя тетя понимаем, что не может же это так продолжаться! Люди должны понять, что ты дочь наша, а не служанка. Ты должна согласиться с этим. Ну, вот явился к нам этот молодой человек. Я нисколько не удивляюсь, что он смертельно влюбился в тебя, потому что, если б я не был твоим дядей, то на его месте сделал бы тоже самое. При этом, она погладила его рукою, не могла же она не ласкать его, когда он говорил такие милые слова. Оттого мы нисколько не удивились когда он признался нам в своих чувствах. Право, он говорил о тебе в таких выражениях, как будто бы ты была самая аристократическая барышни во всей стране.

- Но, дядя Михаил, если же я не чувствую к нему склонности.

- Пустяки, мое сокровище, это-то именно я и считаю воображением и верь мне, если ты будешь предаваться своим Фантазиям, то скоро в них совсем запутаешься; поэтому то и хорошо, что за тебя действуем мы с тетей. Склонность дело хорошее и конечно должно ее чувствовать к мужу, но не годится молодым девицам слишком увлекаться романическими идеями,--да, это вовсе никуда не годится, дитя мое! Слыхивал я, как случалось, что девушки влюблялись в рыцарей из стихотворений и в героев, вычитанных из романов и вот сидели и ждали они, не явится ли за ними подобный же рыцарь! Но, рыцарь не являлся; иногда, впрочем, и покажется, что-нибудь в роде того, но тогда уж это бывает хуже всего.

- Дядя Михаил, мне и на ум нейдет ждать какого-нибудь рыцаря!

- Верю тебе! Сущность однако та, что ты сама не знаешь, чего ждешь. Конечно есть такие люди, которые в состоянии бросить свое дитя, в объятия норного встречного, благо бы он был только богат. Но я не из таких и не охотно видел бы, ежели б ты вышла за человека, хоть например моих лет.

- А я и не посмотрела б на годы, если б любила.

- Или за какого нибудь скрягу, продолжал Михаила, не обращая внимания на замечание. Марии, за ипохондрика или какого-либо игрока, который бы обходился с тобой, грубо. У этого же нет ни одного недостатка.

- Именно таких-то я терпеть не могу.

- Теперь дело в том, что завтра или послезавтра необходимо дать ему ответ. Надеюсь, что ты не забыла о своем обещании?

- Не думай, душа моя, чтобы я хотел принудить тебя, но ты не поверишь, как больно мне, не слышать от моей девочки, пи одного приветливого слова и не пользоваться её ласками. Эта мысль, Мария, так мучит меня, что не дает покоя даже и ночью.

Услышав это, молодая девушка обвила руки вокруг шеи дяди и нежно поцеловала его в губы и обе щеки.

- Для меня, Мария, просто невыносимо, когда между нами не всё в порядке и чтобы успокоить твоего старого дядю, не откажи ему в одной просьбе. Сядь сегодня вечером, вместе с нами за стол и покажи через это всем, что мы не считаем тебя служанкою. Другое же всё отложим до завтра.

Могла ли Мария противиться просьбе, выраженной таким образом? Сознавая, что ей не оставалось другого исхода, как подчиниться этому желанию, она еще раз поцеловала дядю и в знак согласия ласково кивнула ему годовой.

- И вот еще что, сердце мое, одень также хорошенькое платьице - сделай это из любви ко мне. Мне так нравится видеть тебя одетою к лицу. После этих слов уже и речи не могло быть о сопротивлении.

Но уходе дяди, взвесив всё сказанное им, Мария ясно поняла, что исполнить его желание - значило всё равно что вполне сдаться. На минуту в её голове мелькнула мысль, ни в каком случае не поддаваться просьбам Михаила, вопреки опасения даже навлечь на себя его гнев. Но, к сожалению, она уже дала слово и взять его обратно не было никакой возможности. Под конец Мария пришла к тому заключению, что лучше всего совсем не думать обо всём этом. В сущности, так как цель её жизни была недосягаема, то не всё ли равно было быть несчастною в Гронпере или в Базеле?

Михаил, между тем, поднялся к своему молодому другу и с четверть часа поболтав с ним о том о сем, поручил его своей жене.

Этот день решено было оставить молодую девушку в покое, пока она не явится к ужину в полном наряде. Михаил сообщил жене о результате своего разговора с Мариею, уверяя при этом, что ему почти удалось переломить её упрямство.

- Из любви ко мне она постарается быть с ним как можно приветливее, говорил он, таким образом молодые люди ближе сойдутся друг с другом, а завтра, когда Урманд сделает Марии предложение, ей уже нельзя будет отказать ему.

Михаил ни мало не подозревал того, что столь дорогую ему девушку, приносит в жертву своим планам, и, напротив, был, вполне убежден, что поступает по совести и по долгу и сам еще похваливал себя за свой бескорыстный поступок.

После обеда мадам Фосс предложила Адриану Урманду пройтись с нею к водопаду. Прогулка эта. само собою разумеется, обоим не. обещала ничего кроме скуки, но так как следовало же занять чем-нибудь гостя, то и надо были покориться неизбежному. Во время того, как Урманд восхищался струившимися водами, мадам Фосс, по крайней мере, с дюжину раз, уверяла его в своем живейшем желании назвать его, как можно скорей, племянником.

Наконец, наступило время ужина.

Во весь день Мария была чрезвычайно молчалива, между тем как в ен голове бродили самые разнообразные, несбыточные мысли. Что, если б ей тайно убежать к своей двоюродной сестре в Эпиналь, а оттуда уж письменно объяснить, что ей не по силам согласиться на предлагаемый брак? Но кузина в Эпинале была всё равно что чужая, между тем как дядя заменял ей отца. Или не отправиться ли ей в Кольмар, прямо к Георгу и сознаться ему во всём? Но, но всей вероятности, он оттолкнул бы ее от себя. Значит и с этой стороны нельзя было рассчитывать на помощь. Не лучше ли всего пойти к дяди, во время отсутствия молодого человека, и прямо объявить ему, что ни за что в мире не выйдет за Адрияна Урманда? Но, не смотря на всё свое мужество, Мария отшатнулась от этих мыслей. Не говорил ли дядя, как больно ему, если между ними не всё ладно и не будет ли он иметь полное право упрекнуть ее в безжалостности и неблагодарности. Что же предстояло ей когда б она приняла предложение этого человека? С одной стороны жизнь была ей слишком хорошо знакома, для того, чтобы не уметь ценить приятность собственного домашнего очага, равно как и счастье даруемое, обладанием хорошего мужа и детьми, если б Бог послал ей таковых. С другой стороны она должна была согласиться с мнением дяди, что положение первой прислужницы в "Золотом льве" не открывало ей никакой надежды на блестящее будущее. Чем скорей приближался вечер, ем более росли сомнения Марии. Она накрыла стол раньше обыкновенного, потому что ей нужно было оставить себе несколько минут на то, чтобы переодеться.

Михаил Фосс, в этот вечер, против своего обыкновения, в ожидании звонка, стоил внизу у лестницы, и как только он загудел по всему дому. Михаил поднялся первый. Втайне он надеялся, что Мария уже внизу присоединится к ним и теперь боялся, чтобы она не изменила своему слову. За ним последовали жена, Урманд и прочие обычные посетители гостиницы, все вполне убежденные, но торжественной наружности хозяев и гостя, что за этим ужином непременно последует обручение. На мадам, Фосс было её праздничное, черное шелковое платье. Михаил надел другой сюртук и свежий галстук, а Адриан принарядился еще изящнее, чем всегда.

Всё это должно было броситься в глаза даже самому простодушному человеку. Обе пожилые дамы, вышедшие из своей комнаты, пятью минутами раньше обыкновенного, встретили весь cortegХ, уже на полном ходу.

Вошедши в столовую, Михаил увидел Марию, стоявшую повернув обществу спину, перед мискою с супом, и тотчас же заметил её народное пл. тье и приколотый к груди, бант. С этой стороны значит она сдержала свое обещание, но его терзали еще другие опасения что, если б например, одной из пожилых дам вздумалось сесть рядом с Адрияном - нельзя было не заметить, что Мария для этого употребила маленькую хитрость. Но Михаил сначала знаками, потом довольно выразительными словами, дал понять старушке, чтобы она выбрала себе другое место; это требование показалось ей весьма оскорбительным: ведь лежала же на том месте её салфетка и стояла её обычная чашка, Мария слышала всё происходившее и была страшно раздосадована своею неудавшеюся попыткою. Дядя тотчас же вслед за тем обратился к ней и сказал:

- Мария, дитя мое, что ж ты не идешь?

- Сейчас дяди, - ответила она своим звонким голосом, продолжая разливать суп. Окончив это Мария, несколько минут, как будто колебалась, но потом, собравшись с духом, твердыми шагами подшила к своему месту и села подле своего обожателя. Почувствовав, что её молчание окажется полоцким, она сказала:

- Ну, вот и и дядя Михаил, ты увидишь, однако, что без меня дело не обойдется.

После её слов, наступила, тягостная пауза.

- Так было может быть, в то время, когда вы еще принимали у себя молодых мужчин; нынче же для них весьма много значит хороший ужин, - возразила наконец Мария, не будучи уже более в состояние совладать, с накипевшем, в ней раздражением, но тотчас же спохватившись горько раскаялась в своих необдуманных словах и едва могла сдержать свои слезы.

- Я не намерена была вас обидеть, - боязливо пролепетала бедная старуха.

- Тут и речи не может быть об обиде, - успокаивал ее Михаил.

- Позвольте налить вам винца, обратился Адриян к своей соседке, с целью завязать с ней разговор.

Мария, однако, только молча протянула свой стакан и во всё время ужина ни разу даже не коснулась налитого им вина, гак что по окончании его Михаил чувствовал что ничего не было выиграно. Мария, за исключением упомянутой выходки, вела себя, вообще весьма сдержано. Она всеми силами старалась показать Адрияну Урманду что ей вовсе не тяжело сидеть за столом; тоже самое нельзя было сказать про других. Михаил никак не мог впасть в обычный тон и сохранить свой прежний авторитет, а мадам Фосс едва была в состоянии принудить себя, сказать несколько слов. Урманд, положение которого, было одно из тягостнейших, держался довольно храбро, но ему, не смотря на все его усилия, не удавалось завязать оживленную беседу. У старухи же пропала всякая охота к разговору и она едва осмеливалась раскрывать рот: тоже было и с её сестрой. Всем показалось как, будто у них, гора свалилась с плечь, когда мадам Фосс поднялась со своего места и этим подала другим знак, следовать её примеру.

Исполнив в этот вечер дядину волю и зная что ее, покуда, оставит в покое. Мария свободно бродила по дому; но душу её наполняли страх и забота к завтрашнему дню, тогда, как она предчувствовала что ей предстояло тяжелое испытание.

- Я бы хотела тебя спросить об одном, дитя мое, начала мадам Фосс, вошедшая перед тем чем лечь спать, в комнатку Марии: - Приняла ли ты уже свое решение?

- Нет, - ответила Мария, - я еще ни на что не решилась.

Её тетка, несколько минут, молча и пристально смотрела па нее, после чего медленно удалилась.

На утро следующего дня, Михаил во всю почти ночь, не смыкавший глаза, на половину уже готов был предоставить племяннице полную свободу и посоветовать Урманду вернуться в Базель, потому что от его проницательности не укрылись страдания молодой девушке. Да и какую же цель преследовал он наконец, как не ту видеть ее довольною и счастливою? Его сердце всё более смягчалось и подвернись ему, только в эту минуту, Мария, он наверное исполнил бы свое намерение.

- Пусть будет, что будет, - говорил он сам себе, взяв трость и шляпу и отправляясь в лес. Если сегодня еще, она будет настаивать на том что не может его взять, то не стану ее далее уговаривать.

К завтраку Мария не сошла вниз, а осталась с детьми, что впрочем никого не удивило, но перед обедом, когда дядя был еще в лесу её тетка вошла к пей и спросила не согласна ли она выслушать Урманда.

- Пожалуй, - ответила Мария.

- Там, где ему будет угодно, - сказала Мария раздражительно.

- Так не подняться ли ему к тебе, наверх?

- Как бы не так? Сюда что ли?

- Нет эти не годилось бы; но вам ведь можно сойтись в гостиной.

Так называемая гостиная, была небольшая комната отделанная по понятиям Гронпера, со всевозможною парижскою изысканностью и назначавшаяся преимущественно для таких путешественников, которые не жалели денег на то, чтобы только получить удобную и роскошную комнату. Но желающих что либо подобное, являлось весьма редко в Гронпере, поэтому означенная гостиная по большей части оставалась пустою.

Теперь там, на мягком диване, красного бархата, сидела Мария в каком чо оцепенелом ожидании. Она, как мы уже говорили выше, была прелестная девушка, но в эту минуту, сидя одна, со сложенными на коленях руками, резкою чертою вокруг губ, угрюмым лицом и отталкивающим, презрительным взглядом, опа казалась так мало привлекательною, как это только было возможно при её красоте.

Когда явился Адриян, она допустив его совсем близко к себе, заговорила первая:

- Тетя Йозефа, сообщила мне, о вашем желании, переговорить со мной.

и предстоящая ей партия, такого рода, что из Лотарингии и Эльзаса не одна девушка, позавидовали бы ей. Его пригласили в Гронпер именно как жениха и в присутствии всех разыгрывал он эту трудную роль, которую она ни чуть, не старалась облегчить ему, какими бы то ни было приятные последствиями, а напротив еще своим холодным обращением довела его до того, что не обещай он только возобновить своего предложения, то теперь, наверное, находился бы уже далеко от Гронпера. - На этот раз Урманд твердо решился если получит вторичный отказ, что он будет последний.

- Мария, сказал он, протягивая ей руку, без сомнения, вы угадываете, о чём я хочу говорить?

- Я думаю, что да, возразила она.

- Смею ли я надеяться, что вы не сомневаетесь в искренности моих чувств?

Помолчав несколько минут, Мария ответила.

- Нет, право нет! Клянусь в том, что люблю вас от всего сердца! Ваши родные уварены, что наш союз послужит нам счастьем. Что вы на это скажете, Мария?

Она молчала, тогда Урманд осмелился схватить её руку и крепко пожимая ее он снова спросил:

- Обдумали ли вы ваш ответ, во время моего отсутствия?

- Да, я его обдумала.

- Я думаю, что так будет лучше всего, ответила, как бы на свои мысли, Мария, вставая и освобождаясь от его рук.

Таким образом, опа приняла предложение молодого человека. Хотя при этом им и не овладело торжество счастливого любовника, но ему уже теперь ничего нс оставалось, как вернуться к себе, в Базель, обрученным женихом.

- Постараетесь ли вы полюбить меня, Мария? спросил он, снова взяв ее за руку.

- Да, постараюсь, возразила она.

- Я знаю и верю, что это будет так, ведь намерение ваше доброе. Настала пауза во время которой он всё еще нс выпускал Марию из своих объятий. Теперь я могу идти, неправда ли? спросила она.

- Но, Мария, ты еще не дала мне ни одного поцелуи.

Она исполнила его желание, но когда её холодные губы коснулись до него, тогда он почувствовал, что в её душе но было и искры любви к нему. Урманд понял в эту минуту, хотя и не совсем ясно, что Мария дала ему слово, только из повиновения дядиной воли и готов был рассердится на нее, но его Флегматическая натура одержала верх над этим чувством. Он убедил себя, что так как теперь уже обязан жениться на Марии, то с его стороны лучше всего смотреть на вещи с их лучшей точки зрения и не сомневаться в том, что она будет ему хорошею женою, старался успокоиться надеждою, что любовь придет со временем.

- Сегодняшний вечер, мы проведем вместе, не правда ли? спросил Урманд Марию.