Золотой лев в Гронпере.
Глава XIX.

XIX.

Михаил в это время чувствовал себя в высшей степени несчастным. С полным убеждением в правоте своего поступка, старался он подавить любовь Марии к Георгу и держать сторону Адрияна; но оборот, который, помимо его воли, приняли деда, сильно начинал его беспокоить, тем более, что он чувствовал, как отвращение к этому базельцу всё более и более росло в нём. Этот пошлый, маленький франтик, с его вечно парфюмированными батистовыми платочками и черною лоснящеюся головкою, протеснился в их мирный уголок и прогнал из него мир и веселье! С подобной точки зрения смотрел теперь Михаил на своего почетного гостя и делая сравнение между Адрияном и Георгом, невольно должен был сознаться, что всякая девушка с чувством и с здравым смыслом, ни на минуту не могла колебаться, кому из них отдать предпочтение. Он гордился сыном - он гордился даже тем, что тот оказывал ему такое упорное сопротивление, - но тем не менее его неудовольствие через это еще больше увеличивалось.

Два раза подходил он к постели Марии, с намерением сохранить перед нею нею свою твердость, но это было не легко для Михаила, потому что больная женщина была для него всегда предметом самого трогательного участия, а когда к тому еще примешивались слезы, то из него всё можно было сделать, что очень хорошо было известно его половине.

Таким образом, при виде больной молодой девушки, лежавшей в постели, такой хорошенькой в своем ночном чепчике, несмотря на бледное личико и заплаканные глаза, Михаил, при первой своей попытке, немедленно убежал, из страха поддаться, в своем мягкосердечии, трогательным просьбам, с которыми ей, может быть, вздумалось бы обратиться к нему. Но на следующий раз, он уже не мог устоять, чтобы не выслушать тихих, нежных жалоб этого дорогого ребенка, когда она в тоже время уверяла никогда не выходить ни за кого без согласия её милого дяди, если б только он согласился отказать Урманду.

- Но каким жe образом отделаться мне от него, - возразил Михаил сердито.

- Тебе стоит только намекнуть ему на то, как он, верно, тотчас же уедет, - уверяла Мария.

Михаил в ответ пробормотал себе что-то под нос о болезни Марии, потом, что теперь ничего нельзя поделать, и скрылся. У Марии же после этого разговора, воскресла надежда на победу. Ей хотелось, чтобы и Георг узнал о её полном разрыве с Урмандом, поэтому она и написала ту коротенькую записочку, где сообщала ему о своем твердом намерении не выходить ни за кого другого.

Ни следующее утро Михаил вышел из дому еще раньше обыкновенного. Он, но всю почти ночь не мог сомкнуть глаз, ломая голову, как вести себя в отношении как одного, так и другого.

- Отказать Урманду! - это легче сказать, чем исполнить, - бормотал он про себя, взбираясь на гору, тот крепко будет держаться моего слова! Если б даже я согласился отдать преимущество Георгу, то как же объяснить это другому?

Хотя он всё еще считал невозможным устроить это дело, к общему согласию, но сам давно уже убедил себя, что молодой человек далеко не оправдал его ожиданий. Прежде, когда этот брак возбуждал еще живейший интерес Михаила Фосса, всё в Урманде казалось ему достоинством, не исключая даже запаха помады, распространявшегося с его головы. "Помада", говорил он тогда, - служит признаком утонченной цивилизации горожанина.

Теперь же, сидя на сосновом обрубке, он, в своем одиночестве, он то и дело морщился, думая о несчастном Урманде! Что тут делать - как быть? Не отказаться ли от своего авторитета и не дать ли свое родительское благословение на брак Марии и Георга, не смотря на то, что всей деревни уже было известно, что слово дано другому.

Размышляя таким образом, Михаил вдруг увидел перед собою Георга. Он насупился и продолжал курить, но в душе был очень благодарен сыну за то, что он отыскал его. Ему не нравилось сидеть всё одному, а еще более надоело общество Адрияна Урманда. Но, как бы там ни было, не ему приходилось делать первый шаг к примирению.

- Я знал, что найду тебя здесь, батюшка, - начал Георг.

- Что тебе от меня нужно?

- Я думал, что здесь, в лесу, нам лучше можно будет побеседовать, чем там, где под ногами всё вертится тот молодой человек. Тут, наверху, мы бывало, всегда всё обсуживали, помнишь ли?

- То были другие времена. Тогда ты еще не умел играть роль самостоятельного господина и во всём противиться отцовской воли.

- Кроме этого одного обстоятельства я, кажется, никогда ни в чём не ослушивался тебя, - защищался Георг.

- Да, тебе легко говорить: этого одного обстоятельства, но в том то и штука! Я употребил всё, чтобы сделать из тебя самостоятельного человека и добыть ей положение в свете - и вот благодарность с обеих сторон.

- Чего же хочешь ты от меня?

- Чего же иначе, как только того, чтобы ты не расстраивал моих планов.

- Не говори мне, пожалуйста, об этом Адрияне Урманде, - вскричал Михаил с негодованием, причем Георг вытаращил глаза от удивления.

- Нет, я не то хотел сказать, - поправился его отец, - но, действительно, он уже мне надоел. Если б в нём была хоть искра энергии и твердости, то давно бы Мария была уже увезена отсюда.

- Об этом и не могу судить! Но, во всяком случае, до сих пор это еще не случилось. Сознайся, однако, батюшка, что тебе, как и ей, человек этот кажется весьма непривлекательным! Так посуди же, если в три дня он успел надоесть тебе, так каково ей было бы прожить с ним весь век.

- Зачем дала она ему слово?

- Кто знает, батюшка, может быть в этом деле каждый из нас виноват!

- Только не я - никак уж ни я! Против этого я должен восстать. Она сказала "да" и ее обручили, а его преподобие говорит, будто обручение почти одинаково связывают, как брак.

- Кому какое дело до мнения патера Гондена?

- Конечно уж не мне! - возразил Михаил.

- А по моему мнению, подобное обручение не имеет никакого значения, когда одна из сторон изменила свое мнение, как это и случилось с молодою девицею из Сен-Дье.

- Молчи, пожалуйста, я не могу равнодушно слушать, когда упоминают о ней. Что мне, к чёрту, за дело до этой девчонки! Честные люди должны исполнять свой долг, а не брать пример с таких легкомысленных созданий!

Оба Фосса были еще далеко от своего отеля, как старший, уже вполне сознался, что Адриян Урманд страшная для него тяжесть, хотя всё еще не допускал возможности отделаться от него. Идея о свадьбе была отложена на неопределенный срок и в голове у Михаила возник вопрос, как бы спровадить Урманда в Базель.

- Если у него явится охота, то он может потом вернуться, сказал он, но теперь, с его стороны всего благоразумнее было бы уехать. Пока Мария больна, ее следует оставить в покое.

Георг предложил, чтобы отец сам объяснил это Урманду, но казалось почти, что Михаил, не трусивший ни перед кем, чувствовал тайный страх, к этому маленькому швейцарцу.

- По. что если б мать дала ему это понять! снова посоветовал Георг.

- Нет, ни за что в мире не согласится она, ответил отец.

- Мне это было бы нипочем!

- Сохрани Боже, не смей и думать мешаться в это дело!

Георг, наконец, предложил пастора по отцу не хотелось обратиться к нему, так что войдя в дом между ними всё еще де состоялось никакого решения. У лестнице, ведущей к бильярдной, размахивая кием, стояло это маленькое пугало, Адриян, бывший теперь сучком в глазах у всех. Оба прошли мимо него с немым поклоном.

К сожалению, они должны были отказаться привести мысль в исполнение об отъезде Урманда, но поводу болезни Марии, потому что она сама встретила их. Георг поспешил поздороваться с нею и молча схватив её руку, не выпускал ее более. Что Мария шепнула ему, в виде приветствия, но осталось тайною для каждого. Когда дядя подошел обнять ее, она всё еще не отнимала своей руки у Георга. Это происходили в сенях и Адриян Урманд был свидетелем всей сцены, а Георг заметил, что всё его внимание сосредоточилось на них, еще крепче сжал руку Марии, чему она нисколько не противилась.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил в свою очередь Михаил.

- И ничего не могу тут разобрать, - продолжал удивляться Урманд.

- Но, что же, наконец? - возразил Михаил, не замечавший пожиманье рук молодых людей.

- Как мне это понять? Могу ли я еще считать Марию Бромар своей невестой? Мне нужен ответ, чтобы знать, как поступать!

"Золотом Льве".

- Что вы хотите этим сказать? Конечно, она ваша невеста и я не знаю, зачем об этом так много разговаривать.

- Во всё время моего здесь присутствия, я в первый раз затронул этот предмет, - защищался Урманд, и он, действительно, был прав. Но так как голова Михаила была полна всей этой историею, то ему и казалось, будто о ней говорилось беспрестанно.

Мария, между тем, улизнула в кухню. Туда за ней последовал Михаил и задумчиво прислонился к плите.

- Скажи же ему, что он может отправляться в Базель, - шепнула Мария дяде, но Михаил, тяжело вздыхая, покачал головой.

- Не можете же вы ожидать от меня дружеских излияний, - возразил Георг. - Но если вы находите, что отец и прочие дурно обходятся с вами, то всего лучше повернуть им спину.

- Я не могу позволить, чтобы кто-либо обращался со мной подобным образом, я к этому не привык.

- Выслушайте меня, господин Урманд, - сказал Георг. - Я вполне с вами согласен, что с вами поступили не совсем хорошо и готов от имени всего семейства просись у нас прощения.

- Мне от этого нисколько не будет легче.

- Я хочу... хочу, однако, до того, что я хочу, вам нет никакого дела. Я объясню свои требования вашему отцу, но никак не вам. Во всяком случае, мне должна будет оказана справедливость, - законы Франции гак же хорошо известны мне, как законы Швейцарии.

- Если вы хотите призвать к себе на помощь законы, то не мешало бы вам тотчас же выписать себе адвоката из Базеля, - подсмеивался Георг.

Об отъезде Георга Фосса теперь уже не могло быть и речи. Всё сложилось лучше, чем он смел ожидать и он был слишком умен для того, чтобы уехать, прежде чем кончится вся эта история.

Так прошел день и Мария, совершенно поправившаяся, снова принялась за свои обыденные занятия.

что для него это было лишним, а Урманд, с своей стороны, не скрывал от себя, что обыкновенным путем ничего не добьется.

Михаил старался отыскивать себе занятии в доме: то ходил он в сараи и конюшни, то на бойню, всюду отдавая распоряжения и приказания, но каждый ребенок мог бы утвердительно сказать, что мысли ого были далеко от дела.

Мадам Фосс охотно бы следовала нашептыванью пастору, советы еоторого крепко держаться Урманда, если б только знала, чем повлиять на мужа, потому что немного надо было проницательности, чтобы видеть, как скоро звезда Адриана Урманда должна была потухнуть. Что касается до Марии, то легко было заметить, до какой степени она была оживлена надеждою. Мадам Фосс, в сущности, только мужу была обязана своим вдохновением к этому браку со швейцарцем, но если её племянницу можно было пристроить каким-либо другим образом, то она ничего не имела бы против этого.

Наступающий вечер всё еще не принес никакого результата, так как упорный молодой человек ни слова не говорил о своем отъезде в Базель.