Дюссельдорфский убийца.
Глава 14. Кольцо в перчатке

Глава 14. КОЛЬЦО В ПЕРЧАТКЕ

Похороны несчастной девочки, последней жертвы вампира, были назначены на вторник. В субботу на имя Горна в полицию было доставлено следующее письмо:

"Я знаю, вам будет небезынтересно узнать, что я буду присутствовать на похоронах. Так как вам все равно не удастся меня узнать, то через две недели можете назначить похороны новой жертвы.

Собравшиеся полицейские долго ломали себе головы над этим письмом. Понятно, что на похороны соберется по крайней мере половина всего населения города, и убийце легко будет оставаться незамеченным. Тем более, что его никто не знает в лицо. При его наглости и безнаказанности никто не сомневался, что он исполнит свое обещание.

- Единственный человек, который мог бы его узнать, не будет на погребении. Но я дам ему еще один шанс.

- Вы уверены в том, что узнаете убийцу? - осмелился спросить Мяч.

- Нет, я еще не уверен. Для окончательного решения мне нужны еще три вещи: один сентиментальный разговор, гребенка и одно глупое письмо. Не трудитесь понимать. Вы справлялись о здоровье фрау Эльзы?

- Она чувствует себя значительно лучше после ваших порошков, скоро, кажется, выздоровеет.

- Ей осталось жить не более недели, - возразил Горн.

Мяч остолбенел.

- Как? После обыкновенной простуды? Она ведь еще не старая женщина.

- Есть различные яды, - начал Горн, как бы разговаривая с самим собой. - Вернее и безопаснее всего действуют восточные или завезенные в Европу из Африки. Царствующие дома средних веков наглядно показали их применение. Борджиа и Медичи. Яд, которым был отравлен Генрих Третий, был любимым средством Екатерины Медичи. С его помощью она убрала с дороги всех людей, мешавших ее планам. Родина его - Африка. Им пользуются негритянские племена, поклоняющиеся Великой змее. Как это ни странно, он существует еще и в России, на берегах Оби. Им можно отравить вещь, которую носит или пользуется жертва. Это может быть, например, платье, книга. Генрих отравился, перелистывая книгу с охотничьими гравюрами - подарком матери-королевы. Этим ядом можно отравить даже воздух, влив несколько его капель в лампаду или ночник. Попав тем или иным способом в кровь, яд действует медленно, но верно: спасения нет. Начинаются приступы лихорадки, высокая температура, сердцебиение, удушье, бред. Потом резкий упадок сил, головокружение, кровавая испарина, известная в медицине только как следствие очень редкой болезни - гемофилии, то есть плохой сворачиваемости крови и кровоточивости сосудов. И еще один характерный признак: зеленоватый цвет кожи, отделяющейся при малейшем прикосновении хлопьями.

- И вы уверены, что фрау Эльза отравлена именно этим ядом? - спросил напряженно слушавший Мяч.

Горн вынул из стоявшей на столе коробки маленький пакетик и, открыв его, показал крохотную ягодку, напоминавшую малину.

- Что это, по-вашему?

- Гм... малина, кажется. Ну, конечно, она.

- Совершенно верно, это она, но отравленная аква-тофаной.

- Какое же отношение может иметь к этому делу фрау Эльза?

- Может быть, вы разрешите мне вначале проверить свои предположения? Я люблю утверждать что-либо только наверняка.

Известие о полученном Горном письме быстро распространилось по городу.

В день похорон толпы любопытных устремились на кладбище. Все ожидали чего-то необычайного, как зрители в цирке, каждую минуту ждущие, что вот-вот жонглирующий на воздушной трапеции под куполом цирка акробат сорвется и рухнет на арену. Напряженные нервы искали выхода. Собравшиеся беспокойно оглядывали друг друга, подозрительно следя за поверенным полиции. Без слез нельзя было смотреть на засыпанный цветами катафалк с белым глазетовым гробиком.

Но любителям сильных ощущений не довелось развлечься. Торжественная церемония прошла без всяких инцидентов. Усиленный наряд пешей и конной полиции поддерживал стройность шествия.

К концу церемонии подъехал закрытый черный автомобиль, при виде которого многие настороженно повернули головы. Высокий бледный человек с усталым безразличным лицом возложил на могилу венок и, обратившись с краткими словами соболезнования к матери покойной, медленно пошел к выходу.

- Я не нуждаюсь в частной работе, - сказала она резко, с трудом скрывая свое негодование.

Как вообще он смеет говорить с ней после того, что случилось?

- Но иногда ведь полезно бывает узнать кое-что о курах или помидорах, - продолжал поддразнивать ее Горн. - Кроме того, вы все равно придете ко мне так или иначе.

- Вы слишком самоуверенны, господин комиссар.

- Нисколько. Во-первых, у нас заключена некоторая коммерческая сделка. Очень жаль, если вы о ней забыли. А, во-вторых, я дам вам на днях сенсационное интервью. Вполне официально.

Это задело Рут за живое. Профессиональное любопытство победило досаду.

- На самом деле? Когда же вы разрешите к вам зайти?

- В первый же теплый солнечный день, - заявил Горн. - Я говорю совершенно серьезно. Не забудьте предупредить вашего отца, что вы отправляетесь на прогулку.

- Но я не собираюсь никуда...

- Видите ли, милая Рут, - тихо, но твердо сказал Горн, - ваши намерения для меня совершенно не имеют значения. Если я вовлекаю в свою орбиту каких-нибудь людей, то они или повинуются мне беспрекословно, или... - красноречивый жест окончил фразу. - Ваше возмущение вполне понятно, и мне очень нравится, но оно совершенно бесполезно. Через две недели вы избавитесь от тирана, но до этого срока принадлежите мне. В ближайший же теплый день прошу вас прийти в бюро. Или даже я сам заеду за вами.

И, вежливо приподняв цилиндр, Горн пошел дальше. Рут, побледнев от гнева, обратилась к злополучному Мячу, как тень следовавшему за комиссаром.

- Вы слышали? Что это значит? Я не нахожу слов возмущения этой наглостью.

- Милая Рут, ради Бога, успокойтесь. Поверьте, если Горн что-нибудь говорит, так и будет.

- Но при чем тут я? Неужели вы думаете, что я имею какое-нибудь отношение к... - она оборвала фразу и густо покраснела под пристальным взглядом всегда таких добродушных и жизнерадостных глаз инспектора. Но он, не замечая, казалось, ее смущения, отечески поглаживал дрожащие пальцы, затянутые в лайковую перчатку.

- Бедная девочка, я знаю, как вам иногда бывает тяжело. И, поверьте мне, если в какую-нибудь минуту вы расскажете, что вас гнетет, Усталому Сердцу, то это облегчит вашу душу. Не смотрите на него, как на полицейское пугало. Он молод, но, пережив сам большое горе, понимает страдания других.

- Но для чего тогда этот тон?

- Это его право - приказывать. И вам, и мне, кому угодно. Во время войны Горн, совсем еще молодым, занимал большой пост в тайной агентуре. Он был правой рукой знаменитой "мадмуазель Доктер", одним словом решал участь тысячи людей. Следствием такой работы является изумительная выдержка и снисходительное, отношение ко всем окружающим.

- Если я могу ему быть чем-нибудь полезной... - смягчилась Рут.

- Конечно, можете. Иначе, как на полезного сотрудника, он на вас и не смотрит. Не забывайте, что у него - усталое сердце, - лукаво прибавил он.

Простившись, он побежал догонять начальника.

Горн стоял, прислонившись спиной к дверце автомобиля и небрежно вскинув монокль, рассеянно слушал разговор шефа полиции с доктором Миллером.

Доктор, в старомодном сюртуке и цилиндре, из-под которого выбивались седые пряди, расспрашивал о письме убийцы.

- Неужели же он на самом деле находится здесь, на кладбище, господин комиссар? - обратился он к Горну.

- Совершенно верно, так же, как мы с вами, - был ответ.

- Я вообще не считаю его человеком, - сухо ответил Горн.

- То есть? - изумленно переспросил Мяч.

Шеф полиции поднял брови.

- Очень просто, - нехотя начал Горн, закуривая папиросу, - убийца, по моему мнению, хотя и обыкновенного земного происхождения, но представляет собою существо, одаренное высшей, может быть, демонической силой. Это делает его неуязвимым и в то же время зависимым, он жаждет крови. Вспомните о вампирах, вурдалаках, упырях.

- И вы говорите это серьезно? - спросил шеф.

Горн окинул полицейского таким ледяным взглядом, что у того сразу отпали все сомнения, относительно нормальности верховного комиссара.

- Вам случалось их видеть, доктор?

- Право, затрудняюсь ответить вам на этот вопрос.

- Когда у меня найдется свободное время, я навещу вас, если позволите, чтобы поговорить о некоторых интересующих меня деталях этого вопроса, - любезно произнес Горн. - Профессор Нат, ученый чудак, всю жизнь провел в Карпатах для изучения местной, так называемой демонологии. Вы не встречали его?

- Нет, я жил там довольно уединенно, - пробормотал доктор. - Боюсь, что не смогу удовлетворить вашего любопытства.

- Не здоровы, вероятно?

- Да, годы уже не те. Они дают себя знать. Застарелый ревматизм, лихорадка... До свидания.

Прощаясь, Горн так крепко сжал руку доктору, что тот невольно поморщился и пошел к выходу нервной, припадающей к земле походкой.

- "Жил некогда в Испании Великий Инквизитор"... - вполголоса пропел Мяч, втискивая свою несуразную фигуру в автомобиль.

- А в Германии сыщик Горн, большой мистификатор, - в тон ему ответил комиссар. - Он нервно рассмеялся. - Полгорода завтра будет говорить о том, что сыщик Горн на "ты" с самим дьяволом.

- Какого черта вы пробовали на докторе свою силу?

- Если бы он снял перчатку, то этого не произошло бы, - объяснил Горн. - Мне просто хотелось узнать, носит ли он кольцо с изумрудом.

Мяч молча пожал плечами и включил вторую скорость.

- Вы говорите самым простым тоном ужасные вещи, Горн, - произнес он через несколько минут, - или щеголяете самой изысканной любезностью, от которой мороз по коже дерет.

- Два, - мрачно ответил Мяч.

- Поставьте четверых, - приказал Горн. - Пусть будут рядом с ней днем и ночью. Ночью в особенности.

- Разрешите вам заметить, господин комиссар... что...

- Что она ни при чем, - перебил его комиссар, - я в этом никогда и не сомневался, но меня интересует один молодой негодяй, и я боюсь, что он в свою очередь интересуется Рут.

- Кокаин?

- Нет. Я долго бился, прежде чем мне удалось вырвать ее из этой апатии и сознания какой-то обреченности. Я так и не смог узнать, что же он сделал с ней.

- Завтра я расскажу вам все остальное.

Горн не произнес больше ни слова, но Мяч, скосив глаза, заметил, что глубокая складка прорезала его лоб.