Марчелла.
Часть первая.
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Марчелла. Часть первая. Глава VI. (старая орфография)

VI.

По мере того, как Рэборн приближался к замку, повышенное настроение его все более и более падало, и все яснее выступала перед ним трудность его положения. Он не мог настраивать деда в пользу Бойсов, не раскрывши ему своих чувств и планов. Кроме того, Рэборны были очень сдержанны с посторонними, но по отношению друг к другу они держались старых родовых традиций - безусловного доверия и откровенности, так что Альд Рэборн считал себя обязанным рассказать все деду.

Но он отлично понимал, что, по крайней мере, с первого раза дед отнесется к этому несочувственно. С другой стороны, совместная жизнь долгие годы после страшных потерь настолько сблизила их, что Альд Рэборн ни одной минуты не боялся каких-нибудь резких выходок и решительного сопротивления со стороны деда.

Было уже почти совсем темно, когда Альд Рэборн вошел в замок.

Осведомившись, где находится лорд Максвель, и узнавши, что он в библиотеке, Альд Рэборн направился туда. Он проходил по длинному корридору, уставленному греко-римскими статуями и саркофагами. В открытые двери видны были большие, высокия, ярко освещенные комнаты, украшенные картинами и уставленные книгами.

Альд Рэборн чувствовал себя не совсем спокойно, подходя к дверям библиотеки.

- Как ты загулялся, Альд! - сказал лорд Максвел, быстро обернувшись на скрип дверей. - Что тебя задержало так долго?

Старик сидел у ярко пылавшого камина, с раскрытою книжкой Edinburgh Review на коленях. При свете лампы и камина выделялась его изящная голова, с большою шапкой волнистых седых волос, зачесанных назад, длинное лицо с тонкими правильными чертами, крепкая и сильная фигура.

- Дичи было мало и мы долго бродили, - сказал Альд, подходя к камину. - Рикман также задержал меня на ферме бесконечными разглагольствованиями о том, что ему нужно сделать.

- Ах, этот несносный Рикман! - сказал лорд Максвел, улыбаясь. - Он платит ренту с тем, чтобы потом получить ее обратно. Право, скоро землевладение станет одною из самых безкорыстных форм благотворительности. Однако, для тебя тут есть новости. Вот письмо от Бартона, - это была фамилия его старинного друга, бывшого в то время министром. - Прочти. Он пишет, что министерство едва ли продержится дольше января. В их партии очень много необузданных элементов, и билль С... несомненно подорвет их. Парламент соберется в январе, и он думает, что поправка к адресу окончательно их потопит. Само собою разумеется, что он сообщает все это конфиденциально. И так, милый мой, тебе предстоит много работать нынышнею зимой. Два или три вечера в неделю - меньшим тебе не отделаться. Бартон сообщает также, что он слышал, будто молодой Уартон выступит кандидатом от Дорнфолькского округа. Он наделает много неприятностей нам и Ливенам, в этом нет никакого сомнения. Еще слава Богу, что мать его умерла недавно, а то мы бы узнали, чего можно натерпеться от свирепой женщины!

Старик взглянул на внука с веселою улыбкой. Альд стоял перед камином и смотрел разсеянно.

- Да ну же, Альд, - сказал лорд Максвел с оттенком нетерпения, - будет тебе строить философа! Хоть я и становлюсь стар, но будущее правительство не может не принять меня в свои ряды. Мы с тобой, я думаю, съумеем провести в будущей палате две или три вещицы, для нас важные. Я убежден, что будущие выборы доставят нашей партии такое выгодное положение, какого она не имела в последния 30--40 лет. Видишь, мы cъ тобой можем ликовать!

Альд вдруг улыбнулся такою улыбкой, которая привела его деда в изумление. Он думал, что имеет дело с зрелым человеком, перед которым открывается возможность составить себе блестящую карьеру, а, между тем, эта блаженная улыбка показывает, что перед ним легкомысленный юноша.

- Все это прекрасно, - сказал Альд, слегка повысив голос, - но дело в том, что мои мысли теперь очень далеко от политики, и ты должен мне дать время настроить себя на этот лад. Я вернулся не прямо домой, - я должен был испытать себя и удостовериться, прежде чем говорить с тобой. Не так давно...

- Ну, продолжай, продолжай! - крикнул лорд Максвель.

Но Альд затруднялся. Ему вдруг показалось нелепым поверять то, что еще не совсем определилось, и он запнулся. Но, с другой стороны, он уже сказал слишком много, чтоб отступать назад. Лорд Максвель вскочил и схватил его за руку.

- Ты влюблен, друг мой? Договаривай же скорее!

- Я встретил женщину, единственную, на которой бы хотел жениться, - сказал Альд, краснея. - Согласится ли она, я не знаю. Но для меня это было бы большим счастьем. А так как ты можешь кое-что для нас сделать, - для нея и для меня, - то я и не считал себя вправе скрывать от тебя свои чувства. Да, наконец, я просто не привык... - его голос слегка дрогнул. - Ты всегда обходился со мной, как с сыном...

Лорд Максвель горячо сжал ему руку.

- Мой дорогой мальчик! Да не томи же меня так долго: скажи мне скорее, кто она?

И в уме лорда Максвеля промелькнули две или три вероятные фамилии.

Альд произнес твердо и медленно:

- Господи Боже мой! - воскликнул лорд Максвель, отступая назад и с изумлением смотря на Альда. - Разве ты не знаешь его истории, Альд?

- Нет, в подробностях не знаю. Было бы хорошо, если бы ты мне рассказал все, что знаешь. Само собой разумеется, вижу, что ты и соседи чуждаетесь его, и для мисс Бойс и матери я хотел бы найти выход из этого положения.

- Боже мой! - говорил лорд Максвель, шагая по комнате, заложивши назад руки и опустивши голову. - Боже, какая ужасная, неприятная история!

Он остановился перед Альдом.

- Где ты встретился с ней, с этою барышней?

- У Гарденов, потом иногда в деревне Меллор. Она часто ходит по крестьянским хижинам.

- Ты ей еще не делал предложения?

- Я еще сам в себе не был уверен до нынешняго дня. Да потом это было бы слишком самонадеянно с моей стороны: она никогда ничего мне не показывала, кроме дружеского расположения.

- Неужели ты думаешь, что она тебе откажет? - воскликнул лорд Максвель и не мог скрыть саркастической интонации в голосе.

Альд взглянул на деда грустными глазами.

- Ведь, ты не знаешь её!

Лорд Максвель начал опять шагать взад и вперед по комнате, стараясь подавить волнение. Несомненно, Альда завлекли; девица играла на его сострадании, рыцарских чувствах, - понятно, с какими намерениями. Альд пытался успокоить его, объяснить, но лорд Максвель ничего не слушал. В конце-копцов, он бросился на кресло с глубоким вздохом.

- Подожди немного, Альд, подожди. Мысль, что ты женишься на дочери этого человека, просто ошеломила меня.

Наступило молчание. Затем он посмотрел на часы и сказал:

- Остается еще полчаса до обеда. Сядем и обсудим дело.

Разговор, начатый таким образом, продолжался долго, прерывался на время обеда и затем возобновился опять в библиотеке. Это был по большей части монолог со стороны лорда Максвела, прерываемый время от времени замечаниями его внука. Лорд Максвель старался изобразить перед ним во всех подробностях те основания, по которым дочь Ричарда Бойса ни в каком случае не может быть подходящею женой для Рэборна.

Впрочем, Альд и раньше знал воззрения деда на этот предмет. Максвели не должны держать себя высокомерно и относиться свысока к другим, кто бы они ни были, крестьяне, купцы или дворяне. Но если дело коснется брака, то тут уже они строго следуют за тем, чтобы "фамилия" не потерпела какого-нибудь урона и унижения.

Что же касается самой истории, то она заключалась в следующем. Ричард Бойс был младшим и любимым сыном у отца. Он был способный и благовоспитанный мальчик, в противуположность своему чудаковатому старшему брату. На его образование не жалели денег; он был юристом. Когда он выступил кандидатом в парламент, расходы по его избранию были щедро оплачены отцом, и впоследствии отец постоянно присылал ему денег, сколько мог собрать с имения, что вызывало большой ропот со стороны старшого сына, Роберта. Между тем, Ричард, повидимому, делал большие успехи, по крайней мере, на политическом поприще. Он говорил легко и свободно, и первые два года в Вестминстере он старался пристроиться к разным коммиссиям, исполнял в них черновую работу и этим снискал расположение вождей торийской партии. Он прекрасно знал языки и в речах касался, главным образом, вопросов иностранной политики, так что когда была образована очень важная восточная коммиссия, по поводу смут на Балканском полуострове, он попал в нее, отчасти по собственным заслугам, отчасти вследствие хлопот отца.

Во главе коммиссии стоял замечательный человек, ей поручено было важное дело, и за её деятельностью следила вся Европа. По окончании работ члены коммиссии были осыпаны почестями, их чествовали всюду в Лондоне. В то время старик-отец приезжал из Меллора полюбоваться на успехи Ричарда.

И любовь, как обыкновенно бывает, присоединилась к торжеству успеха. Одна молоденькая, свеженькая девушка, Эвелина Меррит, которая уже блистала своею красотой на балах этого сезона, познакомилась с Ричардом Бойс как раз в то время, когда он был на виду и перед ним открывались широкия перспективы. Она была очень юна и так же непорочна, как нарциссы её сомерсетширской родины; ни другие, ни она сама не знали еще в то время, какой у нея сложный характер и как много она таит в себе стоицизма. Ричард Бойс был окутан для нея поэтическим туманом; идеализируя его, она доходила до полного самоуничижения и была в безумном восторге, когда он сделал ей предложение.

После женитьбы прошло еще пять лет парламентской деятельности и затем наступил крах. Это довольно обычная грязная история, которая стала трагической только благодаря личности жены и отчаянию отца. Прежде всего, желание подержать свое положение, играть роль в обществе с помощью своей красавицы жены, а на бирже - при помощи своей высоко ценившейся репутации; затем покровительство разным подозрительным предприятиям ради взяток, наконец, открытое мошенничество, которое по частям вскрывалось там и здесь и производило ошеломляющее действие. Но это еще не все. Когда Ричард Бойс со всех сторон получал предостережения, что ему грозит разорение, он вздумал поправить свои дела карточною игрой в клубах. Когда и тут ему не повезло, а безпокойство жены и изменившееся обращение знакомых показало ему, что он зашел слишком далеко, на сцену явилась маленькая хористка и еще более запутала и затруднила его положение. Пошлая, низкая история!

- Как живо вспоминаю я этого бедного старика Джона Бойс! - сказал лорд Максвел, покачивая своею величавою седою головой. - Я видел его в тот день, когда он возвратился после неудачной попытки затушить дело. Я встретил его на дороге и не мог удержаться, чтобы не остановить и не спросить его. Мне так было больно за него, мы с ним были старинными друзьями. "Ради Бога, не трогайте и не спрашивайте меня!" - закричал он, когда увидал меня. Он стегнул лошадь и ускакал. Я удивился, - этот здоровый, румяный человек был бледен, как полотно. Больше я уже не видал его в живых. Началось следствие, и Ричард Бойс отсидел три месяца в тюрьме; других, замешанных с ним вместе, постигла гораздо более суровая кара, так как адвокаты, чтоб облегчить его участь, воспользовались несоблюдением мелких формальностей и сделали все, что было можно; но все мы, и публика тоже, были уверены, что Ричард Бойс в нравственном отношении нисколько не выше тех. Затем газеты подхватили известие о его карточных долгах и о той женщине. Она явилась к нему в клуб в то время, когда он был на поруках, и произвела там скандал, и все, таким образом, выплыло наружу. Одним словом, это один из самых крупных скандалов, случившихся на моей памяти.

Старик замолчал; его лицо было мрачно и сурово. Альд тоже молчал. Несомненно, история была плоха, - гораздо хуже, чем он думал.

- О, эти несчастные создания!... Оне исчезли вместе с ним, когда он отбыл срок своего заключения. Конечно, избиратели его собирали митинги, выражали негодование. Он сложил свои полномочия, отец определил ему небольшое ежегодное содержаие, кроме того, у жены были свои небольшие средства, на которые они и держались, вероятно, пока был жив брат Роберт. Некоторые из родственников жены уговаривали ее бросить его, так как по отношению к ней его поведение было особенно возмутительно. Но она не хотела. Точно также она не хотела выслушивать ни сочувствия, никаких разговоров. Мне не пришлось ее видеть ни разу потом, со времени первого года их женитьбы, когда она была блестящею, красивою дамой. Но по тому, как она вела себя в то время, можно думать, что она замечательная женщина. Один из родственников говорил мне, что она порвала со всею родней. Она прекратила отношения со всеми, кто был против её мужа. Также она ни от кого не хотела брать денег, хотя они страшно нуждались, и сам Ричард Бойс был не особенно щепетилен. Она покорилась своей участи безропотно, стала жить с ним в маленьких квартирках в деревне или за границей. А между тем было ясно, что жизнь её разбита. Действительно, она обнаружила страшное напряжение во всей этой истории, но за то потом у нея ничего не осталось, - не осталось даже интереса к маленькой дочке.

Альд сделал движение.

- Мне кажется, нам пора поговорить о ней, - сказал он.

Лорд Максвел остановился, собрался с мыслями и через некоторое время сказал:

- Да, может быть, я отклонился в сторону. Ну, поговорим теперь о мисс Бойс. Сколько раз ты с ней виделся? Насколько серьезно твое чувство?... Не удивляйся, друг мой, что я так растерялся. Еще бы! Ввести в нашу семью этого человека, - его, этого подлеца!... Представь себе, мы не могли уговорить его приехать проститься с умирающим отцом. Джон все забыл, простил ему - и умирал из-за него, из-за этого Ричарда, которого он обожал. С большим трудом я разузнал его адрес и употребил все усилия, чтоб его вызвать. Напрасно! Он приехал, когда отец уже не узнал его, за час до смерти. Вероятно, ему было тяжело, однако, не настолько, чтоб им не мог присутствовать при чтении духовного завещания. Я не могу и не хочу простить ему этой жестокости по отношению к старику-отцу!

И лорд Максвел опять начал ходить взад и вперед по комнате, чтоб овладеть своими нервами.

Альд смотрел уныло; он чувствовал себя оскорбленным в своих чувствах: дед слишком долго занимался Ричардом Бойс и забыл о том, что волнует его внука.

- Я вижу теперь, что у тебя есть серьезные основания презирать её отца, - сказал он вдруг, вставая. - Я подумаю в какой степени все это касается меня. А завтра ты позволь мне поговорить с тобой о мисс Бойс. Во всяком случае, она совсем неповинна во всех этих проделках. Теперь же я не хочу тебя задерживать дольше. Ты помнишь, как горячо Кларк предостерегал тебя в прошлый раз, чтобы ты не утомлял себя перед сном.

Лорд Максвел быстро обернулся.

- Что с тобой, Альд, дорогой мой?... Я тебя обидел? Ах, я, старый дурак!

И, подойдя в внуку, он ласково положил ему руку на плечо и заговорил взволнованным голосом:

Что касается денег, ты знаешь, я на это не обращаю внимания. Но все мое существо перевертывается, когда я подумаю, что жена внесет с собою к нам в дом эту гнусную историю!

- Я понимаю, - сказал Альд, хмурясь. - Но ты должен с ней познакомиться. Еще раз повторяю: не думай, что она желает меня женить на себе. Она необыкновенно чиста, пряма, без всяких задних мыслей.

- Да, но у тебя слишком много преимуществ. Я думаю, что ни одна женщина не может просмотреть этого, разве только она глупа или совершенный ребенок. Ей около двадцати лет?

- Да.

Лорд Максвел подождал несколько минут, затем поднял плечи с видом притворного отчаяния.

- Послушай, Альд, несомненно, ты охладел ко мне. Как же я до сих пор не знаю, блондинка она или брюнетка?

- Она очень темная брюнетка, несколько похожа на свою мать. Мне она представляется самою красивою женщиной, какую я когда-либо видел. В некоторых отношениях она очень умна и ясно понимает вещи, в других - совершенный ребенок. Гардены говорят, что она помогает, чем может, несчастным крестьянам Меллора.

- И так, ты говоришь, она красива, умна и добра? Ведь, если она поселится здесь, она должна занять место твоей матери и бабушки.

Альд раз или два пытался что-то сказать, но не решался.

- Еслиб я не был уверен, что она достойна любви и уважения, - сказал он, наконец, принужденным тоном, - я бы не ввел ее в наш дом.

- Из всего этого разговора мне ясно одно, - сказал он, слегка улыбаясь, - что ты, если захочешь, можешь оказать мне и мисс Бойс великую услугу.

- Ты можешь, если захочешь, значительно облегчить положение матери и дочери, - сказал Альд, опасаясь, как бы не раздражить деда. - Ты бы мог, еслиб захотел, не вступая в личные отношения с самим Бойсом, устроить так, чтобы мне было удобно пригласить ее сюда.

Лицо старика омрачилось.

- Да, в этом роде, - сказал Альд спокойно. - Ведь, Ричард Бойс удовлетворится очень немногим.

- И, кроме того, ты думаешь, - сказал лорд Максвел, прерывая его, - что твоя тетка должна поехать к ним пригласить ее?

- Я думаю, что иначе немыслимо позвать сюда мисс Бойс.

- Может быть, ты также разсчитываешь, что я замолвлю за них словечко перед Бинтерборнами и Ливенами?

Лорд Максвел задумался, затем встал.

- Теперь я намерен успокоить тень Кларка и пойду спать (Кларк был постоянным доктором у лорда Максвела).

- Надеюсь, что я не слишком утомил тебя, - сказал Альд и тронулся, чтобы погасить лампу.

Вдруг дед позвал его.

- Ты понимаешь, Альд, что за эти двадцать лет, с тех пор, как умер твой отец, ты был радостью и счастьем моей жизни. Пожалуйста, не говори ничего, мой милый: я не в состоянии вынести столько волнений. Я говорил с тобой жестоко, но совсем не так чувствую. Мне не хотелось уйти от тебя непонятым, - пожалуйста, не думай, что на свете есть что-нибудь для меня дороже твоего счастья и твоей будущей судьбы.

Благородный старик крепко сжал руку Альда, которую он держал в своей, затем быстро направился в двери и затворил ее за собою.

Через час Альд сидел в своей комнате в нижнем этаже и писал.

Комната вся была уставлена книгами, философскими и политико-экономическими. На столах лежали последния книжки экономических журналов, английских и иностранных, и несколько томиков новейших критиков, поэтов и романистов.

оно было связано с самыми дорогими воспоминаниями, которые он хранил в душе, как святыню. Она умерла от родов, когда ему было девять лет, через два года за ней последовал и отец. Детство Альда протекло под впечатлением этих грустных событий, которые преждевременно состарили его деда, а на нем сосредоточили все заботы и любовь окружающих. Благодаря этому, в его нервном и чувствительном темпераменте были подавлены все естественные задатки веселости и живости, и он стал серьезен не по летам.

Теперь он сидел и писал письмо Эдуарду Голлену; волнения и впечатления нынешняго дня мало-по-малу улеглись в нем. Он придвинул к себе миниатюрный портрет матери, когда она была девочкой, и фотографию Голлена, и писал.

Он уже сообщал Голлену о Марчелле, обрисовавши ее симпатичными чертами, как интересную и прелестную девушку, возбуждающую сочувствие по своему ненормальному положению в обществе. Сегодня он должен был обсуждать план внутренней колонизации, составленный Голленом, а вместо того писал исключительно о Марчелле.

"Мне интересно, покажется ли она тебе красивой. Она, во всяком случае, не имеет ничего общого с теми красавицами, которыми тетка моя заставляла меня любоваться в Лондоне. Она напоминает итальянку, только не современную. Если ты помнишь, среди фресок времени Возрождения встречаются прекрасные, благородные и выразительные лица, с черными волнистыми волосами, просто и гладко зачесанными, с тонкими и мягкими чертами. У нея такое же лицо, необыкновенно красивое, по-моему, - и по краскам, и по выражению, и такое же неправильное, как должна быть красота, составляющая переходную ступень от античной строгости к современному типу. Выражение лица то глубоко встревоженное, грустное, то бесконечно счастливое, восторженное. Одним словом, это в высшей степени художественная красота, представляющая сочетание гармонии и диссонанса, что так высоко ценится утонченным искусством.

"Ей, по всей вероятности, 20 лет или немножко более. Способности у нея очень богатые и разнообразные; она часто приходит к верным заключениям, с помощью особого высшого чутья, перескакивая через всю цепь логических выводов. Зачем такому существу книжная мудрость? При такой прозорливости достаточно одного житейского опыта. А, между тем, она, несомненно, много читала, главным образом, поэтов, затем кое-какие политико-экономическия сочинения, также Матью Арнольда, Рускина, Карлейля. Она воспринимает все необыкновенно живо, горячо, тотчас сближает с жизнью и поверяет житейскими впечатлениями. Она возмущается многими явлениями современной жизни и жаждет широкой гуманной деятельности. Теперь она помогает разоренным крестьянам их имения. То, что она говорят, часто представляется мне наивным и даже сумасбродным, но внутренний смысл её слов, настроение, которое в них заключается, покоряет меня.

"Удивляйся всему этому, если хочешь, но только пиши мне и приезжай сюда как можно скорее. Я не могу и не хочу ничего скрывать от тебя, и поэтому ты мне поверишь, если я скажу тебе, что между нами ничего не решено, и хотя я надеюсь, но, в то же время, и боюсь неудачи. Но как бы там ни было, я стал совершенно другим человеком, и все мне представляется светлым и радостным".

Образ Марчеллы носился перед ним, её голос звучал в его ушах.

Затем он подошел к столу, взял письмо, прочитал его, потом разорвал и бросил в камин.

- Нет, милый, старый друг, даже тебе не доверю я! сказал он при этом.