Похищенные часы счастья.
Глава XIII. Слишком поздно

ГЛАВА XIII
Слишком поздно

Длинная лента поезда "Ривьера-экспресс" остановилась у центрального вокзала Ниццы, и усталые пассажиры стали выходить из вагонов. В лучах заходящего солнца перед ними раскинулась красавица-Ницца. Море пламенело тысячами переливов, огромные белые здания отелей казались серебряными в яркой синеве неба.

Ди медленно вышла из вагона, крепко сжимая в руках свой чемодан и пальто.

Она была так измучена, что еле двигалась. Никто не встречал ее. Она не думала, что увидит отца на вокзале, хотя в глубине души и надеялась на это. Но ведь отчаяние ничему не помогает. Так как в кошельке у Ди оставался всего один франк, она пешком направилась к отелю. Местопребыванием ее отца служил на этот раз по-настоящему шикарный отель; очевидно, Лестер навсегда покончил с дешевыми пансионами и еще более дешевыми меблированными комнатами. Немногочисленные письма, полученные Ди от отца, были написаны на дорогой бумаге и украшены торжественными адресами, напечатанными золотыми буквами.

Облава в игорном доме не оказала, по-видимому, большого влияния на материальное положение ее мачехи; в одном из писем отец писал ей, что очень доволен своим своевременным отъездом из Лондона. А Ди прочла в газете, что Ивонна заплатила штраф, и на том дело об Эгхэм Кроссент заглохло.

Диана медленно тащилась по набережной с чемоданом в руках, остро ощущая как вес чемодана, так и тяжесть собственных уставших ног.

Спускались сумерки, обволакивая все лиловатым туманом и придавая окружающему таинственный вид. Ей казалось, что перед ней лежит какая-то сказочная страна с золотыми точками огней и белыми дорогами под низким розоватым небом. Ди устало смотрела на эти красоты, она мечтала сейчас только о ванне и удобной постели. С горькой иронией она подумала о том, что прямолинейные поступки почти всегда приводят к большим неудобствам. "Как жаль, что добродетель не получает немедленной награды".

Наконец появился отель "Англетер" - величественное здание с высокой белой мраморной лестницей, устланной алым сукном, бесчисленным множеством маленьких зеленых балкончиков и с оранжево-белыми карнизами окон.

Отель выглядел дорогим, но неуютным. Ди с трудом поднялась по высокой лестнице; торжественный, в ливрее с золотыми галунами, швейцар встретил ее в дверях.

Ди вошла в великолепный холл. Она была слишком измучена для того, чтобы испытывать смущение из-за своих пыльных туфель и измятой юбки. Кругом двигались красивые женщины в прекрасных вечерних туалетах; почти все были в шляпах, так как позднее собирались пойти в казино. Воздух был напоен ароматом роз, растущих тут же в больших кадках, и бесчисленных других цветов, расставленных повсюду в красивых вазах. Безупречный слуга в коротких, до колен, штанах и куртке, украшенной серебряными галунами, выслушал вопрос Ди о том, находится ли ее отец сейчас в отеле, и вежливо ответил:

-- Я не могу сказать вам этого, - обратитесь, пожалуйста, в контору.

Ди подошла к зеркальному окну, на котором золотыми буквами было написано "Бюро". Сидящий за стеклом молодой человек, выслушав ее, ответил с ленивым видом, стараясь подавить зевок:

-- Ах, да, мосье Лестер жил здесь. Он уехал только вчера; вместе со своей супругой он отплыл на пароходе "Маргерит" в Южную Америку.

В жизни каждого человека бывают минуты полного, ужасающего бессилия, когда во рту вдруг пересыхает, холодный пот выступает на теле и, кажется, отнимаются руки и ноги.

Ди, словно парализованная, осталась стоять у окна, не в силах двинуться с места. Она бежала в Ниццу, спасаясь от опасности, и здесь попала в еще более опасное, просто безвыходное положение.

Она увидела удивленный взгляд служащего за окном и, машинально подняв с пола свой чемоданчик, направилась к выходу.

Когда она проходила по роскошному холлу мимо нарядных женщин, в глубине ее сознания шевельнулась неожиданная мысль: что если подойти к одной из них и обратиться к ней со словами: "Помогите мне! Ведь я такой же человек, как и вы. Ведь и вам, наверное, приходилось бывать в трудном положении. Помогите же мне, пожалуйста, ради Бога, помогите!".

Ди взглянула на даму с безукоризненной прической, с ниткой жемчуга вокруг точеной шеи, в чудесном наряде, красиво облегающем стройную фигуру. Неужели она не поможет ей, не уделит крупицу своего счастья и богатства? Ди сделала шаг по направлению к ней. Женщина подняла голову, ее унизанные кольцами пальцы небрежно держали папиросу. Она медленно и лениво взглянула на девушку, затем отвернулась и зевнула.

Ди поспешно направилась к двери и бегом бросилась вниз по устланной ковром лестнице. Уже наступила ночь. Набережная с рядами огней, освещающими белые фасады зданий, темная вода бухты, отражающая красный и зеленый свет фонарей, прикрепленных к лодкам, выглядели словно театральные декорации. Вдали заманчиво сверкало казино. Тихо-тихо, словно робкий шепот влюбленных, шелестели листья в воздухе, тяжелом от одуряющего аромата цветов апельсиновых деревьев, смешанного с резким запахом моря.

не к кому обратиться за помощью...

И вдруг, будто в насмешку, рядом с ней раздался голос:

-- Ну, малютка, вы, кажется, скучаете?

Ди быстро обернулась и увидела смотрящего на нее и нагло улыбающегося прекрасно одетого господина.

-- Вы хотите изобразить негодование, маленькая волшебница?

Она повернулась и бросилась бежать. Кажется, никогда еще она не бегала так быстро.

Ярко освещенный вокзал, откуда она недавно отправилась в город, привлек ее внимание. Ди решила, что здесь, в зале ожидания, она во всяком случае будет в безопасности. Но в вокзале было нестерпимо жарко, в воздухе стоял запах чеснока, который ели итальянские рабочие. Ди вышла на огромную платформу, положила на землю свой чемодан и уселась на него. Мало-помалу мужество снова стало возвращаться к ней. Ведь ей часто приходилось испытывать затруднения, правда, никогда еще ее положение не было так безвыходно. Ди открыла свой кошелек, в нем лежал все тот же франк, а она надеялась, что каким-то чудом там окажется еще монетка, не замеченная ею в минуту отчаяния.

Один франк; его, конечно, не могло хватить на то, чтобы послать телеграмму Филю, заплатить за ночлег и за обед.

Мальчик со значком английского школьника на соломенной шляпе, прошел мимо нее, напевая: "Разве пали мы духом?"

-- Да, - прошептала Ди, - да, "пала" очень низко...

Время близилось к десяти.

Сидя на перроне на своем чемоданчике, Ди закрыла глаза. Она смертельно устала, она в безвыходном положении, но одного никто не может отнять у нее - ее мечтаний.

Она знала, что такое мечта; мечта, которая облегчает разлуку, смягчает горечь разочарований, мечта, которая никогда не обманывает и остается с тобой, когда все оставили тебя.

Ди забыла об окружающем, не замечала больше шума, едкой пыли, пропитавшей раскаленный воздух и обжигающей глаза, грохота и сутолоки, - она мысленно шла рядом с Гюгом, рука об руку, по узкой дорожке, ведущей к дому, к "их дому".

У самой дорожки распустились белые цветы боярышника. Яркие свежие листочки похожи на сеть из изумрудов. Тропинка извивается, как все тропинки, по которым идут влюбленные; на одном из поворотов Гюг, обняв ее, крепко и нежно прижал к себе и, склонившись, припал к ее губам.

Они бродили по саду, а затем подошли к дому. Это "их дом" с небольшой площадкой перед ним и кустами сирени по обеим сторонам низкой зеленой двери - душистыми стражами счастья, царящего внутри...

В гостиной этого волшебного домика стоит накрытый к ужину стол, в камине, потрескивая, горят дрова, и золотистое пламя освещает комнату мягким колеблющимся светом.

Ди улыбнулась, длинные ресницы затрепетали над бледными щеками.

Пронзительный свисток паровоза, более резкий, чем все предыдущие, неожиданно прорезал воздух. Ди открыла глаза и вскочила на ноги. Она забыла, совсем забыла, где находится, и вид огромного, полного суеты вокзала, залитого потоком света, привел ее в изумление. Затем все вспомнила...

Она прислонилась головой к колонне, пытаясь вернуться к своим сладким грезам, погрузиться в них, но новый резкий свисток окончательно вырвал ее из мира мечты. Ди выпрямилась и устало осмотрелась.

Все люди в этом огромном мире имели своих родных и близких. Ди стала наблюдать за теми, кто ожидал прибытия поездов, стараясь представить себе, что они чувствуют при виде медленно приближающегося поезда. "Как должно быть чудесно чувствовать себя настолько желанной и долгожданной, что тебя выезжают встречать даже на вокзал", - думала она.

"Лондон" и рядом - "Париж". Это был "Ривьера - Бриндизи-экспресс".

Из вагона-ресторана вышли одетые в белое слуги, платформа быстро наполнилась горами багажа.

Перед мысленным взором Ди пронесся Лондон, каким она видела его в последний раз. Ей мучительно захотелось снова увидеть лондонского носильщика, услышать его характерный акцент. Тоска по родине больно сжала сердце. Жгучие слезы наполнили ее глаза, закрыли от нее все окружающее...

"О, Гюг, Гюг", - шептали ее губы.

И кто-то ответил ей, кто-то назвал ее по имени, до нее ясно донесся голос Гюга. Значит, через разделяющее их пространство он услышал ее призыв и отозвался! Ди не могла поверить тому, что настоящий, живой Гюг стоит перед ней.

Он наклонился и схватил ее за руку:

-- Откуда? Что вы здесь делаете? Ди, отвечайте мне, Ди!..

Она крепко уцепилась за рукав его пальто, смеясь от радости и от изумления перед этим чудом.

-- Значит, это правда? - спросила она прерывающимся голосом. - Это в самом деле вы? Я так звала вас! Гюг, о, Гюг!

Он снова схватил ее за руки и крепко сжал их.

-- Скажите мне, Ди, скажите скорее, почему вы здесь одна в этот час и что означают ваши слова, что вы меня звали и я пришел? Вы ведь не могли знать, что я проезжаю Ниццу в этом поезде, разве что Виолетта сказала вам. Это она вам сказала, да?

-- Я ничего не знала. Мне никто ни о чем не говорил, - захлебываясь, стала говорить Ди. - Я здесь совсем одна, без денег, и меня сильно напугали. Я сижу здесь потому, что вокруг много народу и... мужчины не могут говорить мне гадости, поэтому здесь безопасно. Я хотела дождаться утра и потом попытаться как-нибудь вернуться обратно, продать что-нибудь и послать телеграмму Филю. Я очень устала и пока сидела, заснула, и мне приснился чудный сон, будто мы с вами женаты, будто мы вместе, только свисток паровоза разбудил меня, и этот сон ушел. Но я снова и снова повторяла ваше имя и...

Ее сияющее, мгновенно преображенное лицо тянулось к нему.

-- Моя дорогая, моя любимая, - шептал он, затаив дыхание.

Она смеялась, трепеща от радости.

-- Сама судьба свела нас, Гюг. Теперь все страдания остались позади.

Синеблузый носильщик, присутствие которого не заметили ни Гюг, ни Ди, с равнодушным видом наблюдал за ними, в десятый раз повторяя один и тот же вопрос:

-- Ваша багажная квитанция, сударь?

Гюг обернулся и бросил на него невидящий взгляд.

-- Что? - спросил он резко.

Носильщик повторил свой вопрос в одиннадцатый раз.

-- Однако внешний мир все еще существует! Он спрашивает всего только о вашей квитанции.

-- Я ехал в Бриндизи, - сказал Гюг, - и вышел на перрон, потому что обычно здесь обедаю. Здесь приходится долго ждать встречного поезда из Марселя.

Он дал носильщику несколько серебряных монет и отпустил его, затем взял Ди под руку.

-- Теперь идемте обедать. Я все еще ничего не понимаю, кроме того, что вы здесь и это такое счастье, в которое я не смею верить!..

-- Но вы скоро убедитесь, что я совсем реальное существо и очень голодное к тому же, - сказала Ди. - За целый день мне пришлось съесть только апельсин и несколько сухарей. Нужно было очень экономить.

-- Но Виолетта сказала мне, что она урегулировала этот вопрос, - проговорил Гюг поспешно.

-- Я... отослала ей деньги обратно, - прошептала Ди.

Они сидели в огромном зале вокзального ресторана за маленьким столиком, освещенным электрическими свечами под красными абажурами; из высокой вазы к ним склонялись пунцовые и желтые розы.

-- Теперь расскажите все, - попросил Гюг, не спуская с нее глаз.

-- Мне не о чем долго рассказывать, - промолвила Ди. - Я приехала сюда с одним франком в кармане и отправилась прямо в тот отель, где жил мой отец. Я ему телеграфировала о своем приезде. Но в отеле мне сообщили, что он вчера отплыл в Южную Америку. Это известие как громом меня поразило... Затем я пришла сюда, на вокзал. Вот и все.

-- Значит, вы теперь совсем одна на свете, - сказал Гюг странным голосом.

-- Нет, ведь вы со мной, - ответила Ди.

Лицо его побледнело под загаром.

-- Знаете ли вы, Ди, почему я здесь? - спросил он.

-- Потому, что я так страстно хотела вас видеть, потому что всем существом я звала вас!

Гюг взглянул на нее хмуро и печально.

-- Вот потому именно, что это так, что те же чувства живут и во мне, я решил уехать, Ди. Я не ехал к вам, я покидал вас.

-- Покидали меня? - словно эхо, повторила она.

-- Да, я недостаточно верил в себя, чтобы остаться. Я решил уехать еще прежде, чем Виолетта сказала мне, что вы ушли от нее. Мне не приходило в голову, что вы можете отправиться за границу. Я даже не подумал о такой возможности... и вот...

-- И вот сама судьба свела нас, - договорила Ди.

Ди взглянула на него, на его сильные, крепко стиснутые руки, лежащие на белой скатерти, на красивую темноволосую голову, на печальные синие глаза. Она была очень молода, очень неопытна, но в эту минуту высшая мудрость всех любящих женщин осенила ее.

-- Я верю в судьбу, соединяющую влюбленных, - сказала она. - Я верю, что если мужчина и женщина по-настоящему любят друг друга, ничто не может их разделить - они должны принадлежать друг другу, несмотря на все стоящие между ними преграды.

Она дотронулась до его руки.

-- Скажите, что и вы верите в это.

Он поднял голову.

-- Неужели вы не понимаете, что для меня самое легкое - согласиться с вами, поддержать вас в мысли, что вы правы? Ведь я сам страстно хочу сказать вам те слова, которых вы от меня ждете, но я изо всех сил стараюсь быть порядочным человеком по отношению к вам, стараюсь помнить, что вы еще почти ребенок и не можете отвечать за свои слова. Диана, вы ведь знаете, что я женат?

-- Да, - ответила она чуть слышно.

-- И что жена моя отказывается возвратить мне свободу? А это значит, что я никогда не смогу принадлежать другой женщине, что я не имею права говорить другой женщине о своей любви.

-- Не смейте говорить "другой женщине" - скажите "вам", если это относится ко мне.

-- Хорошо, я скажу - "вам", - послушно повторил он. Его пальцы все крепче сжимали руку Ди, пока она чуть не крикнула от боли.

стар, что мог бы быть вашим отцом. Вы знаете, сколько мне лет?

Она отрицательно покачала головой и, с улыбкой обожания глядя на него, проговорила:

-- Сколько бы вам ни было лет, ваш возраст - самый лучший возраст!

Он коротко рассмеялся.

-- Мне сорок лет, вам - семнадцать, нет, восемнадцать, какое значение имеет в молодости один лишний год?

Его взгляд приковывал ее, приводил ее в трепет.

-- О, Гюг, - вздохнула она.

Услужливый лакей поставил на стол блюдо со спаржей и стал невдалеке, почтительно глядя на них.

Гюг вскочил с места.

За широкой набережной перед ними расстилалось море, мягко шумели волны, был отлив.

Гюг усадил Диану на скамейку под огромным деревом. Его прикосновение, сознание его близости магически действовали на нее. Она крепко прижала к себе его руку, все ее существо тянулось к нему.

-- Не надо, - прошептал он, сдерживая дыхание. И порывисто повернулся к ней. - Я не могу этого вынести, вы сводите меня с ума. Мне казалось, я почти справился с собой, но теперь, когда я снова увидел вас...

Она резко отодвинулась.

-- Клянусь, это неправда, - перебил он, задыхаясь. - Я знаю, что вы меня любите, и потому должен бороться за нас обоих. Я не хочу вас? Ни днем, ни ночью это желание ни на минуту не покидает меня! Вы говорите, я считаю, что вы еще дитя, обращаюсь с вами, как с ребенком. Как бы я хотел, чтобы это было правда! Я пытался, но из этого ничего не вышло, потому что я слишком хотел вас, Ди...

Он схватил Ди в объятия и властно, жадно припал к ее губам.

-- Это - настоящая любовь? - шептал он между страстными поцелуями. - Теперь ты веришь, что я хочу тебя? Отвечай же мне! Отвечай!

Она смеялась счастливым смехом, обхватив его голову, прижавшись щекой к его щеке.

-- Люблю тебя! Я знаю, что я малодушный человек, что поступаю подло, говоря тебе о своей любви...

-- Как можете вы это говорить? - прошептала она. Ее дрожащие губы искали его губ. - Как можете вы говорить такие ужасные вещи о таком прекрасном чувстве, как наша любовь? Гюг, я не ребенок. Я знаю о многом. Ваш брак не имеет для меня никакого значения... Я не хочу думать о нем. Не жертвуйте мной ради пустой формы, которая сейчас вам ничего не говорит. О, Гюг, не старайтесь отдалиться от меня...

-- Вы не понимаете, что говорите, - воскликнул он с горечью, - вы не знаете людей!

Она вырвалась из его объятий и бросилась бежать. Гюг в несколько шагов догнал ее: - Диана!

-- Вы стоите на своем, - между тем бурно возмущалась Ди, - вы думаете о "людях", а не о нашей любви. О том, что могут сказать...

-- Сказать о вас, - прибавил он тихо. - Ведь весь позор падет на вас. Вот о чем я думаю.

-- А я не хочу, чтобы вы об этом думали! - вскричала она в отчаянии. Она повернула к нему лицо, и он увидел полные слез глаза. - Еще раньше, чем я вас встретила, еще раньше, чем я вас увидела, я уже любила вас, и любовь эта все время причиняла мне страдания. Какой бы проступок вы ни совершили, как бы люди ни осуждали вас - для меня это не имеет значения: все равно буду любить вас. Так уж я создана. Я понимаю, как отдают любимому себя всю - свою душу, свою веру, свой мозг и свое тело. И вот так я люблю вас. Я не могу проснуться утром, чтобы в первое же мгновение не подумать о вас, и не могу лечь спать, чтобы последняя мысль не была о вас. В течение целого дня, о чем бы я ни думала, будь то самые обыденные вещи, мысль о вас не покидает меня. Вам это может показаться смешным, но когда я вижу в первый раз молодой месяц или первую звезду, появившуюся на вечернем небе, меня неизменно охватывает одно желание: "Пусть Гюг любит меня!" Вы - вся моя жизнь, все самое для меня дорогое и святое. И когда вы говорите о людях, когда все время не перестаете считаться с ними - вы разрываете мое сердце. Я не могу жить без вас. Этого не будет! Не будет! Возьмите меня с собой, позвольте мне быть возле вас. За одну вашу улыбку я забуду все косые взгляды, все слова осуждения, все уколы самолюбия! Я никогда не буду обращать на них внимания. Скажите мне, отвечайте же мне! Возьмете вы меня с собой или... или прогоните меня?

-- Вы еще так молоды, - он говорил, стараясь выиграть время, уяснить себе линию поведения, найти оправдание с точки зрения собственной морали. Он продолжал упрямо и отчаянно бороться с, собой.

При этих словах все первобытное в Гюге - жажда обладания, стремление к полному подчинению себе, к полному порабощению женщины - пробудилось в нем. Вокруг уже царила ночь. Она таинственно взывала к ним; ароматы, казалось, исходили из райских садов, слышался ропот разбивающихся волн.

Гюг стоял рядом с Дианой, стараясь не касаться ее больше.

-- Я люблю вас, - сказал он. - И эта любовь заставляла меня отказываться от вас. И вот что я еще хотел, хочу сказать вам. Я готов был бы перенести самые жестокие страдания, любые испытания, если бы благодаря им мог дать вам свое имя. Но я не могу этого. И никогда не смогу. И знайте, что если вы останетесь со мной, если ответите на мою любовь - рано или поздно вам придется узнать, как дорого это стоит. Я не достоин ваших поцелуев, я не достоин вашей любви. Я много пережил в жизни, растрачивал себя по пустякам, многие будут говорить вам об этом. Но одно я утверждаю: до вас я не любил ни одной женщины. И в этом я клянусь вам...

Она схватила его руку и прижала к своим губам.

-- Ты - моя, - сказал он нежно. - Моя Ди. Любовь моя!