Несмотря ни на что...
Глава IV

Глава IV

Целый час!

Джон снова вышел, накупил газет, французских и итальянских, и попытался читать их. Но он так нервничал, что не мог ни на чем сосредоточиться. Каждый звук шагов заставлял его вздрагивать и подымать глаза.

В нем просыпался безотчетный страх при мысли об утрате свободы, об оседлости, обо всем, что станет неизбежным, если Кэролайн скажет ему, что любит его.

И внезапно большая усталость и безразличие сошли на Джона. Все его желания как будто выдохлись, выдохлась душа, сразу посерело все впереди.

Все мечты казались бесконечно далекими, и он словно очутился в незнакомом месте, где все - враждебно.

"Но ведь я никого другого не любил еще, - уговаривал он себя, удивляясь, что ему так тяжело. - Откуда же эта уверенность, что что-то не так, что чего-то не хватает?"

Он поднял глаза от газеты и увидел подходившую к нему Кэролайн. В тот же миг все сомнения исчезли.

Обладать таким прелестным существом, - разве этого недостаточно, даже если бы у нее и не было влиятельного отца?

Она лениво усмехалась ему, стоя с открытой головой на самом солнцепеке. Все в ней словно заимствовало у солнечных лучей их блеск: матовая, как слоновая кость, кожа, пунцовые губы, золотистые волосы, изумительно ясные серые глаза. Широкое белое платье с узкой опушкой из соболя вокруг квадратного выреза у шеи походило на средневековый костюм, прелестные туфельки, красные с золотом, довершали впечатление.

-- Зачем я вам понадобилась? - спросила она.

Джон встал ей навстречу.

-- Неужели вы не догадываетесь? - сказал он чуть слышно. - Мне кажется, это нетрудно.

Она все еще улыбалась, но тут, совсем неожиданно, Джон заметил, как дрожат ее руки, и понял, что она любит его.

Однако он не испытывал восторженной радости. Какая-то странная вялость держала его в плену. Он взял белые тонкие руки Кэролайн, и на миг ему почудилось, что держит за белые крылья бьющуюся птицу, которую он сейчас выпустит - и она улетит.

Почти беззвучно он промолвил:

-- Кэро, я вас люблю. Согласны ли вы выйти за меня замуж?

Вокруг них в жарких лучах солнца все, казалось, замерло, ожидая, вслушиваясь.

-- Отчего не выйти? - сказала она как будто спокойно и непринужденно, но с невольной ноткой торжественности. - Только вам нельзя поцеловать меня здесь, - добавила она. - А мне хочется, чтобы вы меня поцеловали, слышите?

Он последовал за нею, чувствуя себя каким-то идиотом при этих приготовлениях к поцелую. Они вместе прошли в собственную гостиную Кэро.

Круглые подушки из черного шелка были разбросаны на оттоманке, покрытой небрежно брошенным изумрудно-зеленым покрывалом. Все вазы были полны цветов, а занавеси на окнах спущены настолько, что скрывали дома, так что видна была только зеленая, как нефрит, вода канала, сверкавшая на солнце.

Он подошел, все еще чувствуя себя ужасно глупо, и, встав на колени у оттоманки, обнял Кэро. Она же в страстном порыве вдруг обхватила обеими руками его голову.

-- Люблю, слышишь? Люблю тебя, - услышал Джон ее шепот.

Она наклонилась и стала крепко целовать его, и огонь этих поцелуев разогнал странное оцепенение, владевшее Джоном. Это в первый раз он целовал и его целовали так.

-- Неужели же мне предстоит любить и ласкать за двоих? - яростно прошептала вдруг Кэролайн. - О, ты, холодный влюбленный, люби меня так, как я мечтала быть любимой!

Задетый за живое этими словами, он схватил ее в объятия, безжалостно прижал к себе, целуя без передышки, чуть не в исступлении.

Когда он отпустил ее, Кэролайн в изнеможении упала на подушки; странная слабая усмешка бродила на ее губах.

Джон встал и отошел к окну. Смотрел на улицу невидящими глазами.

Так это все? Это то, к чему стремится человек, что насыщает его душу?

Гибкие пальцы Кэролайн скользнули в его руку. Запах ее духов (он, кажется, никогда его не забудет!) окутал его снова.

-- Ты теперь мой, - сказала она, но Джон не мог, хотя бы жизнь его от этого зависела, ответить так, как (он понимал это) следует ответить! Не мог снова заключить ее в объятия и шептать такие же страстные слова.

Трезвая действительность вмешалась и спасла положение. Дерри закричал им с канала, что ленч подан.

-- Я знаю, вы убийственно "корректны" (это больше всего и прельщает в вас), - начала Кэролайн после молчания. - И теперь, уверена, горите желанием исполнить все, что полагается корректному человеку, и сообщить папе о нашей помолвке! Как будет занятно наблюдать вас во время этой церемонии! Ужасно люблю со стороны смотреть, как человек волнуется перед каким-нибудь важным моментом!

-- Боюсь, что вам не удастся насладиться зрелищем, которое предвкушаете! - возразил Джон. - Я в отчаянии, что лишаю вас удовольствия, но намерен говорить с лордом Кэрлью после ленча, наедине.

Чип посмотрел на вошедшую вместе пару. Дерри ухмылялся. Кэролайн села возле матери.

-- Ну, что же, Теннент, читали вы уже "Таймс"? - спросил лорд Кэрлью. - Там, в номере от вторника, недурная передовица на тему об угрожающих событиях.

-- Я не читал ее, сэр. Получили вы ответ на телеграмму?

-- Нет еще.

-- Что такое случилось, что понадобилось читать "Таймс" и посыпать телеграммы? Не лишились ли мы милостью неба какого-нибудь родственника? - спросила рассеянно Кэролайн.

Леди Кэрлью простонала:

-- Кэро, дорогая, как это можно говорить такие вещи?! - И добавила неопределенно: - Отец обеспокоен какими-то отставками министров... Кабинет пал и будет новый.

Кэролайн посмотрела сначала на Джона, потом на отца. Какая-то едва уловимая тень скользнула по ее лицу и исчезла. Словно розовый отблеск на матовой коже. Она никогда не краснела заметно, как другие.

в Лондон, папа?

-- Да, завтра.

-- Но нам нет надобности ехать, мы можем остаться здесь. - Она посмотрела на Джона и повернулась к матери: - Мамочка, я обожаю это место, я только здесь и оживаю душой. Побудем здесь еще немножко! Отцу мы в Лондоне не нужны, он весь с головой уйдет в Синие Книги, зароется в них и будет в полной сохранности.

-- Конечно, лучше нам здесь оставаться. Теперь, когда москитов стало меньше, здесь самое лучшее время, - согласилась леди Кэрлью. - А как твое мнение, Остин?

-- Предоставляю это решать тебе, - сказал ее муж благодушно. - Дерри, я полагаю, поедет со мной. Мне понадобится открыть только мои комнаты. Грейвс - там, и с ним еще кое-кто из слуг, так что все в порядке. Я, как уже тактично изволила заметить Кэро, буду занят все дни напролет.

-- Папочка, вы прелесть! Значит, все устраивается хорошо, - воскликнула Кэролайн, поднимаясь. - Я хотела еще сказать вам всем, - продолжала она, - что мы с Джоном открыли, что любим друг друга и намерены пожениться.

Леди Кэрлью что-то невнятно пробормотала. Ее муж, бегло посмотрев на Джона, промолвил учтиво:

-- Не могу, по совести, сказать, чтобы это было для меня неожиданностью!

Он не улыбался, но на лице его было благосклонное выражение.

Дерри воскликнул: "Попался голубчик!", а Чип не сказал ничего.

-- Не выпить ли нам по этому поводу шампанского? - предложила леди Кэрлью.

-- Нет, отложим до обеда, мама, - попросил Дерри, - я уже закончил завтракать.

Джон последовал за лордом Кэрлью на террасу. Коротко изложил все, что касалось его материального положения, и заключил словами:

-- Я хочу посвятить себя политической деятельности, это всегда было моим самым горячим желанием. Надеюсь, что когда-нибудь Кэро сможет гордиться мной.

-- Я помню вашу мать, - задумчиво проронил лорд Кэрлью, рассеянно глядя куда-то вдоль канала. - Она была удивительно хороша собой!

Он повернулся к Джону и протянул ему руку.

-- Рад, что Кэро выйдет за вас замуж, - сказал он тепло, - и так приятно, что вас интересует та деятельность, которой я посвятил свою жизнь.

В окне наверху показался Дерри.

-- Алло, сэр Гэрнет! - крикнул он весело, выставляя наружу свою ухмылявшуюся веснушчатую физиономию. - Ну, что, она - ваша? Папа дал согласие? Ура! Значит, за обедом будет шампанское! Какая удача, что мы с вами познакомились, Джон!

Он снова скрылся, а лорд Кэрлью, как будто не заметив этого перерыва, продолжал, обращаясь к Джону:

-- Вам, конечно, желательно немедленно ехать в Лондон. Сейчас положение так неопределенно, что ничего нельзя предвидеть заранее, а тем более сказать, в какой момент может представиться подходящее для вас место.

-- Кэро страшно хочется остаться здесь, - сказал Джон с напряженным взглядом.

в Лондон.

В эту минуту Кэролайн вышла на террасу.

-- В Лондон? - подхватила она, услышав конец фразы. - Да мы только вступаем в райские селения грез! Джон не может уехать в Лондон, пока я не отпущу его. Народы могут подождать.

-- Джона, - закончил шутливо лорд Кэрлью. - Ага, вот и курьер!

Чип, заметив фигуру Джона, исчезавшую за дверью в комнаты Кэро, сардонически усмехнулся. Он успел мельком увидеть профиль Джона и подумал на жаргоне старой Люси: "Ага, скрутили тебя, голубчик!"

Он вышел вместе с Дерри. Когда же спустя два часа они вернулись приятно утомленные, загорев на солнце и испытывая сильную жажду, Джон сидел на террасе, читая "Таймс", просто пожирая страницы. Он не видел и не слышал ничего вокруг, и, когда Чип заговорил с ним, ответил каким-то ворчанием.

Но через минуту оторвался от чтения, поднял глаза и сказал:

-- Только сейчас получил "Таймс"... Да, да, идите, я приду потом и выпью чего-нибудь с вами.

Когда он, наконец, отложил "Таймс", то ощущал какую-то большую усталость и, вместе с тем, мучительное возбуждение. День впереди казался бесконечным.

Мимо прошел лакей с чемоданом, на котором были инициалы "О. К.". Очевидно, лорд Кэрлью собирался в дорогу.

Джон перегнулся через широкую каменную балюстраду. Ему ужасно хотелось в Лондон. Весной он там провел несколько недель у Коррэта и немного наблюдал жизнь политических "сфер", заглянул на миг внутрь правительственной машины. Для человека его сорта - с необузданным честолюбием и пылким воображением - этого рода деятельность имела неотразимую привлекательность.

Но Кэро, между поцелуями, заявила, что намерена оставаться в Венеции еще с месяц. И что он, конечно, останется с нею.

Целый месяц! Кризис будет улажен, все новые назначения распределены, все вакансии заполнены!

Джон попробовал сказать Кэро, что хочет поскорее приступить к настоящей работе и поэтому ему надо ехать в Лондон с ее отцом. Но она, что называется, заткнула ему рот вопросом, не кажется ли ему, что важнее всего - любовь, ее первые часы с их упоением и новизною?

Он поклялся, что чувствует так же, - и верил этому сам, пока близость ее рук и губ, всей ее опьяняющей прелести лишала его мыслей и воли.

Теперь же, вдали от нее, он думал о суматохе, поднявшейся в политических сферах, о тех, кто ожидал только случая кинуться вперед и уже хищно вытягивал когти.

Но ведь он и Кэро могли бы продолжать свой роман в Лондоне с таким же успехом, как и здесь, в этом томном городе умерших страстей и интриг.

Лондон вдруг стал для Джона землей обетованной, куда он стремился и не мог попасть, так как был связан по рукам и ногам решением Кэро. Он сам дал ей права на себя. Но, с другой стороны, не случись того, что дало ей это право, не было бы и оснований стремиться в Лондон. "Заколдованный круг!" - твердил себе Джон.

Размышления эти были прерваны приходом Чипа, который сообщил, что намерен ехать вместе с лордом Кэрлью и Дерри.

-- Лорд Кэрлью полагает, что и я могу быть капельку полезен, - объяснил Чип. - Он говорит, что если я вообще намерен когда-нибудь служить, - то отчего не начать сейчас?

-- Что же, это очень хорошо для тебя, - сказал Джон с усилием.

-- Чего мне здесь торчать? - продолжал Чип неуклюже. - Я бы только чувствовал себя лишним. Да, кстати, Джон, прими мои лучшие пожелания и забудь ту ерунду, что я болтал вчера вечером.

-- Полагаю, что мне предстоят хлопоты шафера в церкви святого Георгия или в другой, где вы будете венчаться?

-- Конечно, кому же, как не тебе?

-- Вся эта чепуха, которую Кэро болтала насчет того, будто я боюсь за тебя и прочее, - ведь это не повлияет на твое отношение ко мне, а? - выпалил Чип.

-- О, Господи, конечно, нет! - воскликнул Джон, на этот раз искренно.

При словах Чипа перед ним встало вдруг Дантово видение: они с Кэро одни в мире без друзей, без работы, оторванные от всех и предоставленные лишь друг другу.

-- Женщины - ревнивый народ, - сказал Чип хмуро. - Очень многие из них не желают, чтобы муж встречался со своими друзьями после свадьбы.

-- Ну, а у нас с Кэро в доме будут всегда толпиться, как на базаре, - решительно заявил Джон. - Лорд Кэрлью очень щедр и обещал поддержать меня, а Кэро, я уверен, вполне разделяет мои желания. Мы с ней отрешимся от света и не забудем о реальной действительности, будем жить полной жизнью - и всегда на виду, на людях. Хотел бы я ехать с тобой в Лондон! Ужасно не терпится!

Чип, глядя вниз, на воду канала, и покачивая свою трубку в руке, молча слушал.

-- Так, значит, ты не едешь пока? - спросил он немного погодя, не глядя на Джона.

-- Не могу. Кэро хочет побыть здесь еще некоторое время. Было бы хамством с моей стороны противиться ей. И ведь здесь... здесь хорошо.

-- Разумеется, - согласился Чип. - Не будет ли каких поручений? - продолжал он помолчав. - Может быть, присмотреть для тебя дом? Но я думаю, Кэро захочет сама этим заняться?

-- И я так думаю, - отвечал Джон.

Разговор не клеился. Чувствовалась уже невидимая преграда между двумя мужчинами, из которых один - свободен, другой - связан.

Джона это сильно раздражало.

-- Пойду куплю табаку, - сказал Чип, зашевелившись. - Пока до свидания. Увидимся за обедом.

Он не позвал с собой Джона: Джон теперь был "прикомандирован" к невесте.

Джон поднялся на половину Кэро, но нашел комнаты пустыми. Дверь из будуара в спальню была открыта настежь. Невольно заглянув туда, он почему-то вспомнил комнату матери - такую белую, простую и изящную, с мебелью черного дерева и занавесями из светлого ситца.

У Кэро тоже была мебель из черного дерева, но обитая материей, на которой были вышиты огненно-красные драконы. Кровать, едва возвышавшаяся над полом, покрыта замысловатой резьбой; волны белого шелка, сложенные в ногах, должны были играть роль простынь, а подушки были черные атласные, и на каждой вышит такой же огненный дракон, как на мебели. На маленьком подносе дымилось курение.

Из обстановки многое было куплено Кэро в Венеции. Она не раз при Джоне жаловалась, что "вульгарные" отельные вещи оскорбляют глаз.

Туалетный стол обыкновенного типа был, очевидно, собственностью отеля. На нем царил пестрый беспорядок: причудливые полосатые сосуды с духами, две алебастровые пудреницы, золотой портсигар, черепаховые гребни и щетки... На мольберте - какая-то талантливо-безобразная картина, а под ней - ряд очаровательно-крохотных туфелек Кэро.

Джон присел напротив двери на изумрудно-зеленый диван в будуаре и достал папиросу. В комнате заметно темнело, из спальни вливался аромат курения. Джон испытывал странное волнение.

"Наверное, человек привыкает ко всему этому, когда влюблен и обручен. Но сначала - чертовски странно себя чувствуешь! Никогда не думал, что это все может делать человека счастливым, - должно быть, я ужасно эгоцентричен. Правда, свинство с моей стороны хотеть уехать в Лондон! Какая девушка на ее месте не сочла бы меня ужасно неромантичным?.. Но ведь можно бы и отложить романтику на после... Ох, я не знаю ничего, все это так спутано... Старик очень мило отнесся ко мне... Господи, хоть бы Кэро поскорее пришла, а то я начинаю впадать в черную меланхолию!.. Кэро такая оригинальная и прелестная... Но мне бы хотелось знать, какова она в действительности, что, собственно, скрывается под этой откровенной "оригинальностью". Уж не узость ли моя заставляет меня в душе презирать все это псевдодекадентство? Просто я еще недостаточно вращался в свете, все мне ново... Странные создания - женщины...

Он откинул голову на спинку дивана... - и вдруг прохладные руки закрыли ему глаза, прохладные губы прильнули к его губам, и голос Кэро сказал тихо и страстно:

-- Ты все время ожидал меня здесь?

Ее прикосновение, как по волшебству, заставило забыть обо всем. Джон привлек ее к себе и, прижимаясь щекой к ее щеке, спросил:

-- Кто не стал бы ждать на моем месте?

Поцелуи Кэро обрушились на него, как буря; она ерошила его густые волосы, смеясь от радостного возбуждения.

-- А, так ты любишь, любишь? Скажи! А я пережила сегодня за столом отвратительную минуту! Мне показалось, что ты признался мне в любви в связи с этим падением кабинета! Какая нелепость, не правда ли? Это не похоже на меня - подумать такую вещь. Но я подумала и прошу прощения, дорогой. Скажи, что прощаешь!..

Он целовал ее закрытые глаза и крепко обнимал ее сильными руками, словно желая остановить вопросы, ответы...

Кэро была удовлетворена: теперь он любит ее так, как ей хочется. Исчезла его стыдливая сдержанность, безотчетное сопротивление.

-- А тебе действительно так хочется ехать в Лондон? - прошептала она.

К Джону уже возвращалось прежнее настроение, пылкость его немного остыла.

-- Мне хочется начать действовать, - честно признался он. - Мне давно этого хотелось.

Кэро побледнела в темноте, ею овладела мучительная ярость. Она была сильно влюблена и сознание этого жгло ее, как огнем. Нет, она заблуждается, она только дает - и ничего не получает взамен! Интуиция не обманула ее: Джон не влюблен, Джон равнодушен к ней. Кэролайн ясно увидела настроение Джона, его побуждения, даже его едва сознаваемые надежды и опасения.

Им движет не любовь к ней, а честолюбие. Так, значит, ей, Кэролайн Кэрлью, которая, несмотря на юность, уже завоевала себе определенное место в обществе, он отводит второстепенную роль в его жизни! Она будет помощницей, супругой, но не тем единственным, ради чего и чем он будет жить. Она для него - не цель, а средство.

Чувство злобного унижения охватило ее; она неподвижно лежала в объятиях Джона. Он же легкими поцелуями касался ее завитков, шепча, что они похожи на крылья бабочек, - такие же мягкие, шелковистые и сверкающие.

Вот только это он и будет давать ей - ласки, благоразумную супружескую нежность. А она ждала от него поклонения, душевного упоения, отрешения от себя, а не этого полурыцарского, полумальчишеского бесцветного "ухаживания".

Прошлой ночью, после поцелуя в гондоле, она призналась себе, что любит его. Любит чуть не с первой встречи. И думала, что и он любит ее.

Кэро теперь недоумевала, как это ее, видевшую смысл существования в том, чтобы открывать и удовлетворять все новые импульсы, потребности, ощущения, мог привлечь Джон, который даже не обладал той веселой наглостью, с какой некоторые мужчины подходят к женщине, "чтобы развлечься".

Джон не говорил ей того, что говорило множество других, - а между тем и он не святой, не невинный агнец. Сдержанность придавала ему таинственность в глазах Кэро, и ей страстно хотелось разбудить то другое "я", что спало в нем. Он покорил ее именно тем, что не добивался ничего, что, не будучи холодным, казался неуязвимым и далеким.

Даже тогда, когда Джон целовал ее в гондоле, она с досадой отдавала себе отчет в том, что он способен любить, но еще не любит.

Потом... потом произошел разговор о политике за ленчем.

Быть может, глаза Джона выдавали то, что он не решился бы сказать вслух. Быть может, Кэролайн угадала правду именно потому, что была в этот момент, как она мысленно называла это, "одержима Джоном". Как бы то ни было, - тогда за столом она угадала и сразу возмутилась против того, что угадала в Джоне.

-- Так ты бы хотел уехать? - пробормотала она снова.

Джон засмеялся немного сконфуженно.

-- Хотел бы, правда? - настаивала Кэро.

-- Нет, если ты предпочитаешь оставаться, - сказал он, добросовестно стараясь убедить себя, что их желания совпадают.

-- Ты вполне уверен?

-- Уверен.

Он снова поцеловал ее.

-- Если так, мы остаемся. Люблю, когда меня балуют!

Она обхватила голову Джона и потянула ее вниз.

-- Целуй меня, целуй, я добьюсь того, что ты будешь обожать меня так, как я хочу, слышишь? Добьюсь!

Но когда Джон, наконец, ушел переодеваться к обеду, Кэро долго еще сидела на диване, устремив в одну точку сверкающие глаза. Она любила Джона, и в силу своей натуры, именно потому, что любила его, - жаждала ранить так же больно, как больно он ранил ее тщеславие!

-- Да как он смел?! - спросила вслух.

Так сидела она очень прямо, неподвижно, словно вглядываясь в свое будущее, когда в дверях спальни показалась горничная.

-- Помогите мне одеться, - резко скомандовала Кэро. - Только скорее, пожалуйста.

Девушка достала платье белое с золотом, воздушное сочетание газа и шелка.

-- Для обеда по случаю помолвки это подойдет, мадемуазель?

Кэролайн отрывисто засмеялась.

-- Я надену черное бархатное. И достаньте мою зеленую шаль, я возьму ее с собой вниз на случай, если мы выйдем после обеда.

Леди Кэрлью сказала беспомощно: "О, милочка!", когда Кэролайн появилась в столовой в своем черном бархатном "футляре" с черным тюлем, закрывавшем горло до самого подбородка. Она выглядела в нем очень красивой, но впечатление получилось какое-то похоронное.

-- Эге, Кэро, это что же - траур по утраченным возможностям? - участливо осведомился Дерри.

Лорд Кэрлью посмотрел на дочь с выражением легкого неудовольствия, но не сказал ничего.

-- "Смотрите, вот идет победитель", - запел Дерри на мотив модной песенки.

За обедом Кэро была весела и болтлива. Разговор ее так и сверкал остроумием.

-- А как же речи? - требовал Дерри. - Без речей нельзя! Ну-ка, Джон, покажите себя мужчиной! Будьте на высоте положения!

-- Речь буду держать я! - сказала Кэро весело. - Совсем коротенькую, даже у Дерри хватит терпения дослушать. Итак, леди и джентльмены, довожу до вашего сведения, что все мы завтра едем в Лондон и Джон будет министром, как только нам удастся сделать его таковым!

Будущий министр смотрел на нее с изумлением. Она бросила ему взгляд, исполнивший его трепетом.

После обеда она увлекла его на террасу. Спустившись по ступеням вниз, поджидали гондолу.

-- Скажите, ради Бога, почему вы вдруг переменили решение? - спросил Джон.

-- А вы довольны?

Она не отводила испытующих глаз от его лица, освещенного стоявшей на каменных перилах лампой.

-- Пожалуй, да, - отвечал Джон. - И тронут вашей уступкой, дорогая!

Он притянул ее ближе и почувствовал, как она дрожит от его прикосновения. Все складывалось великолепно, он был счастлив. Заключив ее в объятия, целовал губы, глаза, волосы.

-- Клянусь Богом, я люблю тебя, - пробормотал он.

Гондола врезалась в гладкую поверхность воды у истертых мраморных ступеней.

Джон помог Кэро войти и сел рядом с нею, рука об руку, словно боясь пропустить какое-нибудь слово.

"Теперь, когда его желание исполнилось, - он нежнейший из влюбленных", - подумала с язвительной горечью Кэро. Она позволяла целовать себя, слушала, как он вполголоса строил планы будущей жизни вместе. Подавала реплики, возвращала поцелуи, невольно заражаясь его пылкостью. Чувственность толкала ее к нему, а душа оставалась настороже.

Джон же в упоении ничего не замечал. Ему ничего больше не оставалось желать. Успех впереди казался обеспеченным. И пока они скользили в гондоле, переходя из мрака в полутьму, от звучной музыки - к напоенной ею тишине, томная нега этого вечера как будто обостряла в нем напряженное ощущение счастья.

А рядом с ним Кэро, наблюдая мечтательно-сосредоточенное выражение его лица, терзалась ревнивой мукой.

Джон становился все более желанным именно оттого, что недостаточно любил ее.

Когда он перенес ее из гондолы на лестницу, она на миг прильнула к нему.

-- Пойдем, ты должен на минуту зайти ко мне!

Он поднял ее и сказал горячо:

-- Да люблю же, люблю, милая! Что это, отчего ты недовольна?

Кэро резко высвободилась и подтолкнула его к двери.