Пламя.
Глава III

ГЛАВА III

Для жителей бедных и отдаленных окраин похороны являются таким же развлечением, как выдающийся спектакль в опере или скачки дерби для обитателей аристократических кварталов.

Возможно, что неукротимая ненависть к приличиям зародилась у Тони в то апрельское утро, когда ей запретили присутствовать при погребении отца. Фэйну разрешили пойти. Он прятался за спиной дяди Чарльза и мимикой показывал Тони свое превосходство. После минутного молчания к ней вернулась способность говорить, и она единым духом выговорила все. Вся нечисть языка детей уличного дна хлынула неудержимым потоком на дядю и леди Сомарец. С дико разметавшимися волосами, со сверкающими и пронизывающими глазами выкрикнула она последние слова.

- Низкая, скверная девчонка! - крикнула ей леди Сомарец с невыразимым отвращением в голосе.

Сэр Чарльз отвернулся и смотрел в окно. Странно, на одно мгновение его нормальный и упорядоченный ум почти наслаждался отповедью девочки, так как происходящее вызывало в нем справедливое отвращение. Он устало вздохнул. Эти три дня, что дети провели у него, казались временем бесконечных неприятностей и неудовольствия.

Генриэтта истерически отказывалась оставить детей жить у себя дома. Они ей казались дикими зверями, причем звери выгодно отличались от них отсутствием дара речи и выработанных жизнью манер. Чарльз привез их домой в моторе утром следующего дня. До поздней ночи он доказывал и убеждал свою жену, и компромисс наконец был найден. Тони и Фэйн останутся у них до тех пор, пока не будет подыскана подходящая школа для каждого из них.

- Мальчик позже поступит в Итон, - коротко заявил Чарльз. - Ты должна помнить, что он будет моим наследником.

Это заявление вызвало поток слез, гневных слез обманутой в своих ожиданиях и огорченной женщины.

Однако из двух детей леди Сомарец, скорее, терпела Фэйна.

Его робкое спокойствие и приятная внешность ей даже несколько нравились. От него, по крайней мере, не будет неприятностей. Тони она возненавидела с первого же момента, как ребенок переступил порог ее дома.

Она поджидала их в вестибюле, когда подъехал мотор, и видела через открытое окно, как муж ее высадил оттуда ребенка. Какая-то дешевенькая черная одежда была куплена в это же утро, и Тони выглядела в ней ужасно уродливой. Платье было ей велико, и ее маленькое личико под огромной черной соломенной шляпой выглядело крохотным и испуганным. Неуклюжие сапоги совершенно скрывали ноги. Они поднимались выше щиколотки и придавали стройным ножкам ребенка бесформенный вид.

Она медленно вошла в гостиную, нервно цепляясь за рукав пальто дяди. Ее огромные темные глаза удивленно осматривали все кругом.

- Чертовски! - внезапно произнесла она своим резким детским голоском. Дворецкий скромно посмотрел в сторону хозяйки и, подмигнув лакею, исчез из комнаты.

- Что ребенок сказал? - спросила с раздражением леди Сомарец.

- Я сама могу ответить, - добровольно вызвалась Тони.

- В чем дело? - пробормотала раздраженно леди Сомарец. Тони выпустила дядин рукав и удивленно рассматривала гостиную.

Леди Сомарец следила за ней глазами.

- И ты хочешь, чтобы этого ребенка я признала своим? - спросила она мужа.

Чарльз, слегка покраснев, ответил:

- Она наша... моя племянница, и, хотя она, по-видимому, очень невежественна и неотесанна, ты должна помнить, что она не имела никогда еще случая быть иной. - В его голосе звучала защита.

Вся дрожа, леди Сомарец стала подниматься наверх.

- Миссис Kapp, возьмите эту маленькую девочку и вымойте ее как следует. Приготовьте белье и другое платье. Не следует покупать ничего дорогого. Когда вы ее вымоете, приведите ее ко мне в будуар.

Тони очень понравилась ванная; белизна, чистота, ряды кранов и губок - все это казалось ей необычайно интересным. Она стояла прямо, обливая водой свое изнуренное маленькое тельце.

- Милочка, я вся скользкая! - восклицала она, проводя руками по гладкой мокрой коже. - И Фэйн сейчас придет сюда? - спросила она.

Миссис Kapp была очень шокирована.

- Мальчики не купаются вместе с девочками, - строго заявила она.

- Я только спросила, так как Фэйн терпеть не может мыться, - любезно возразила Тони. - Я помню, однажды нас помыла женщина, вымыла нам руки, и лица, и уши, так Фэйн и до половины не выдержал.

Тони с наслаждением сама вытерлась. Когда она обтиралась и растиралась купальным полотенцем, ее большие беспокойные глаза увидали большую круглую коробку. Она подбежала к ней и открыла ее. Коробка была полна бледно-розовой душистой пудры. Тони в восторге стала нюхать ее.

- Оставьте, это принадлежит леди. - Старая экономка убрала осторожно коробку.

- Я думаю, что одна-две понюшки не увеличат расходов леди, - заметила резко Тони. Она решила часто возвращаться к этой коробке. Ее не знавшие исхода ощущения стали пробуждаться в новой для нее атмосфере. Чувство запаха вошло в ее жизнь. Это чувство никогда уж не оставляло ее, и потом, на протяжении многих лет, она узнавала людей и места по их запаху. Спускаясь по мягко настланным ступеням, она все еще вспоминала легкий сладкий аромат.

- Я бы охотно это попробовала, - сказала она вдруг громко.

Миссис Kapp посмотрела на нее с испугом.

- Что еще? - спросила она нетерпеливо. - Что это вы хотите попробовать?

- Я бы хотела попробовать запахи всего на свете, - ответила Тони.

Миссис Kapp с чувством облегчения проводила ее до дверей будуара.

- Мешок костей, маленькое несчастное существо, - рассказывала она дворецкому, - и вся покрыта синяками. По понятиям - настоящая язычница. Но, слава Богу, не мне ее воспитывать.

"Язычница" между тем смотрела на тетю в ее прелестном будуаре. Она не боялась этой крупной женщины, но ей не нравились круглые блестящие глаза тети.

- Сколько тебе лет, Антония? - спросила леди Сомарец.

Тони укрылась за застенчивым молчанием бедных, которое так часто объясняют их враждебностью.

- Отвечай мне, когда я тебя спрашиваю. Сколько тебе лет, Антония?

- Не знаю, - выговорила Тони. Леди Сомарец пожала плечами.

- Ты никогда не посещала школы?

Тони отрицательно покачала головой.

- Вы ведь и так хорошо поняли, что я хотела сказать, - пробормотала Тони. Ее маленький острый ум был озадачен этим вопросом, она не могла его понять, но все же чувствовала себя в силах упорствовать по-своему.

Она нервно вертелась, затем громко чихнула и провела рукой по лицу.

- У тебя нет носового платка? - резко спросила леди Сомарец.

Тони покачала головой.

- Он мне одолжил свой, - пояснила Тони.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Дядя мне одолжил свой, - ответила Тони. Слово "дядя" как ножом резнуло леди Сомарец: до того невероятным казалось ей, что это жалкое уличное дитя с обломанными ногтями и сиплым голосом могло принадлежать к их семье. Жалкое дитя снова громко чихнуло.

- У меня из носу течет, - кротко заявила она. Бормоча слова отвращения, леди Сомарец дала Тони свой крошечный носовой платок. Тони взяла его, не говоря ни слова, уже хотела пустить его в ход, но остановилась, и странная застенчивая улыбка вдруг пробежала по ее лицу.

- Он хорошо пахнет, - сказала она, все еще улыбаясь. Дверь открылась, и человек высокого роста вошел в комнату. Он подошел к леди Сомарец и с равнодушным видом поцеловал ее. Тони смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Лорд Роберт Уайк считался в то время самым красивым мужчиной в Лондоне. Он обладал легкой грацией превосходного животного, и его несколько красноватые волосы и странные желтовато-серые глаза способствовали такому впечатлению. Он был великолепно сложен, с тонкой талией и широкими плечами породистого человека. Трудно было верить, что между ним и леди Сомарец существует хоть наполовину родственная связь. Он стоял у рояля, нюхая лилии в большой венецианской вазе. Когда он кончил, он слегка потянулся и стал осматривать комнату.

- Кто это, дорогая Риа? - спросил он сестру. Роберт был из породы тех мужчин, которые для каждой женщины имеют особое имя. Он разглядывал Тони своими серыми глазами. Тони выдержала его взгляд, не моргнув. - Ну, детка, идите сюда и давайте поздороваемся, - весело сказал он.

- Мой дорогой Роберт, ты делаешь ошибку, - быстро проговорила леди Сомарец и прибавила по-французски: - Это тот несчастный ребенок Уинфорда, ты знаешь?

Лорд Роберт снова улыбнулся; он любил детей с легкой снисходительностью всякого здорового эгоистичного человека, а этот ребенок выглядел очень несчастным.

- Итак, мы в родстве, милая? - сказал он Тони.

- Послушай, Роберт! - запротестовала его сестра.

Он сел на золоченый стул и поманил пальцем Тони. Она подошла к нему не колеблясь. Он поставил ее меж колен.

- У вас серьезное молодое лицо, разве вы никогда не улыбаетесь?

Блеск ослепительно белых зубов был ему наградой.

- Так много лучше. Сколько вам лет?

- Не знаю. Правда, не знаю.

Он откинул назад голову и захохотал во все горло. Леди Сомарец смотрела на это с пренебрежением.

- Антонии почти десять лет, - сказала она сдержанно.

- Когда отец бывал в порядке, он называл меня Тони, а когда бывал навеселе, то называл скверным маленьким чертенком.

Лорд Роберт был в восторге. Он провел скучное утро, - а он ненавидел скуку; Тони явилась желанным развлечением.

- Он называл Фэйна "мой безупречный сын" и "зловонный маленький грубиян". Он... - она внезапно остановилась. Странное выражение появилось на ее лице, губы начали вздрагивать.

Лорд Роберт смотрел на нее, пораженный.

- Ну, не плакать, - сказал он, быстро вынув платок из-за рукава. - Вот так, вытрите глаза, старушка. - Она прислонилась к нему и прижалась своей растрепанной головкой к его сюртуку.

Он продолжал сидеть, спокойно насвистывая арию из "Богемы".

- Дорогой Роберт, как ты можешь?.. - спросила его леди Сомарец.

Он снова рассмеялся.

- Дорогая моя Риа, - сказал он своим привлекательным голосом, - я нахожу, что гораздо проще быть ласковым. Всю мою жизнь я не мог понять людей, которые бывали иными по отношению к ребенку, лошади или собаке.

Он осторожно выпустил руку Тони из своей и встал, вынимая портсигар. Он закурил папиросу о крошечную золотую зажигалку и выпустил дым с ленивым наслаждением.

- Я бы хотела, чтобы ты не так часто появлялся с Виолой Форд, - сказала сестра неожиданно.

Беспечность лорда Роберта мигом сменилась видом забавной сдержанности.

- Какой добрый друг взял на себя роль низкого сплетника? - спросил он.

- Весь город об этом говорит, все об этом знают, даже эти жалкие еженедельники пишут дерзкие статьи об этом. Действительно, Роберт, ведь эта девушка - только девушка, совсем не то, если бы она была замужем.

- Если бы она была замужем, она получила бы законное право на свободу. Так надо понимать? - Он смотрел на сестру через полузакрытые веки. - В этом случае не было бы никакого опасения за нарушение одиннадцатой заповеди. Я обожаю твои моральные доводы, дорогая.

Она казалась очень разозленной.

- Ты знаешь, я не это думаю, - ответила она резко. - Я просто думаю, что для всякой девушки неприятно стать объектом всеми подчеркиваемого внимания со стороны мужчины в твоем положении, т. е. мужчины женатого, так как, где бы и кто бы твоя жена ни была, ты все-таки женат.

При упоминании о том, что он женат, мрачное выражение появилось на лице Роберта.

- Неужели только потому, что благодетельные законы нашей страны отказывают мне в праве освободиться от этого несчастного сумасшедшего создания, я должен быть лишен права даже дружить с женщиной? - спросил он с горечью. Он беспокойно задвигался и швырнул прочь папиросу. - Ладно, мне нужно идти, - сказал он, направляясь к двери.

Глаза Тони следили за ним с выражением собачьей преданности, но он совершенно забыл про нее. С небрежным: "До свидания, Риа" - он удалился.

тем, что от времени до времени обращался к ней с просьбой об уплате его долгов и исповедовался перед ней в трудные минуты, когда нуждался в совете и сильной поддержке.

Он женился в двадцать пять лет на девушке, красота которой захватила его, как буря. Через год после их свадьбы она безнадежно заболела. Это было пять лет назад. Она все еще была жива и будет, вероятно, еще долго жить. Для человека, как Роберт, с его взглядами, склонностями и бурным темпераментом, его ненормальное положение обратилось в пытку. Он немного потерпел, а потом мудро решил игнорировать факт своей женитьбы. Его имя стали связывать с именем то одной, то другой женщины. Он пользовался репутацией столь же вероломного, сколь и привлекательного человека, и слава эта соответствовала действительности.

Ребенок сидел на белом ковре, глядя на угли.

- Встань и поди сюда. Тони медленно повиновалась.

беспрекословно. Твой дядя и я должны теперь вас воспитывать, и вы обязаны сделать для нас все, что в ваших силах. Ты понимаешь, Антония?

Тони молча кивнула головой.

Леди Сомарец протянула свою красивую, в кольцах, руку. Тони посмотрела на руку, а потом на дверь, слегка покраснев. Леди Сомарец сказала: - Ты можешь идти.

Тони побежала, перескакивая через две ступени, по широкой лестнице вниз, в вестибюль, но высокий человек с рыжими волосами уже ушел.