Пламя.
Глава VI

ГЛАВА VI

Три года Тони ни разу не приезжала на Гросвенор-стрит. Начальница забирала ее вместе с другими детьми, жившими очень далеко или родные которых жили за границей, на все каникулы. Одно лето они ездили в Девоншир, где Тони увидела море и влюбилась в него, в другой раз ездили в Шотландию, где она увидела горы и возненавидела их.

- Они мешают мне дышать, - говорила она, - они такие огромные, а мы такие маленькие.

Здесь же в горах она завела свою первую настоящую дружбу. Ей тогда было тринадцать лет, она все еще была маленькой и худенькой, но ее кожа стала тонкой и белой, а волосы очень выросли. Она заплетала их в две толстые косы, которые обыкновенно падали по плечам, что делало ее похожей на маленькую Гретхен.

Дафнэ Бейлис было тринадцать, и она была красива - верное средство завоевать симпатию Топи. Она обладала прелестной заурядностью типичной английской девушки, которая позже развивается в счастливую обыденность образцовой жены и матери.

Дафнэ даже не понимала Тони, но ей нравилось открытое обожание со стороны Тони и особая ее проникновенная манера относиться к вещам. Тони ничего не требовала, она только желала сама давать, так что умеренная дружба Дафнэ удовлетворяла ее требованиям.

Тони была неизлечимой идеалисткой и наделяла свою подругу всеми прекрасными свойствами и талантами на свете - другой метод сохранения дружбы.

Она поверяла Дафнэ свои затаенные мысли и надежды. Дафнэ отвечала ей приятными рассказами о своей жизни дома. Тони приготовляла для Дафнэ большую часть ее уроков. Тони сама овладела французским языком великолепно, а у Дафнэ он отдавал английским.

"Мать" продолжала быть для Тони божеством на троне - существом, которому надо было поклоняться и которого надо было слушаться. Это она открыла в Тони талант к языкам и всячески его поощряла. Каждые полгода "мать" обменивалась длинными письмами с дядей Чарльзом.

В одном из писем она писала: "Великодушие Тони меня пугает. Оно так же беспредельно, как море, и, как море, не может быть обуздано. Два чудных свойства ее натуры - благодарность и великодушие - представляют для нее величайшую опасность". Это письмо ждало сэра Чарльза в клубе, когда он вернулся из Каира, куда он ездил в надежде получить облегчение от своей старой болезни. Он выглядел очень постаревшим и похудевшим, и его волосы, которыми Тони так восхищалась, почти совершенно поседели.

Его шурин, Роберт Уайк, забрел в комнату.

- А, Карло! - воскликнул он, и его лицо засияло от удовольствия. Роберт всем видом своего совершенного здоровья и своей удивительной красоты был целительным средством для его глаз. Чарльз очень любил его, как любят хорошую собаку с дурным нравом. Он восторгался его красотой и сожалел о его наклонностях. Из чувства долга Роберт осведомился о Генриэтте, и Чарльз сообщил ему, что она вернется на этой неделе.

- В городе чудовищно скучно, - сказал Роберт, когда Чарльз встал, чтобы идти. - Куда вы идете?

- Я сяду в мотор и поеду в монастырь навестить мою племянницу.

- О Боже, монастырь! - при этом блестящие глаза Роберта улыбнулись. - Милый Чарльз, я поеду с вами.

- Вы там будете скучать, - сказал Чарльз.

- В монастыре, скучать? - усмехнулся Роберт. - Не очень я там соскучусь, голубчик. Я припоминаю этого ребенка, - сказал он вдруг, когда они уже сидели в моторе, - черная, худая, некрасивая, но очень забавная.

- Я надеюсь, она изменилась, - ответил Чарльз, - я уже не видал ее больше года.

Она быстро вошла в приемную с прохладными, окрашенными в зеленую краску стенами и хорошей копией Сикстинской мадонны.

Чарльз увидел очень стройные узкие ножки с узкой ступней, вихрь белой кисеи и два огромных глаза. Вслед за тем две руки крепко обвили его шею и почти повисли на нем.

- О дядя Чарльз... - шептала Тони.

Он одной рукой приподнял ее подбородок и смотрел на ее розовое, покрасневшее личико и изогнутый, улыбающийся рот.

- Ты рада мне, старушка? - спросил он.

- Счастлива, счастливейшая, - ответила Тони. - О дядя Чарльз, мне так хорошо здесь, но когда же я смогу приехать к тебе и быть всегда с тобой?

В Египте Чарльз об этом думал, и раз или два он пытался предложить Генриэтте, чтобы Тони приехала домой, хоть через год, ненадолго, перед ее отъездом в школу, в Париж, для окончания образования.

- Увидим, - всегда отвечала Генриэтта и отказывалась от дальнейшего обсуждения этого вопроса.

- Ты потрясающе выросла, - сообщил он Тони. Прелестная краска снова залила ее лицо.

- Мне уже почти четырнадцать лет. "Мать" разрешает мне по воскресеньям разливать чай в гостиной.

- Каких олимпийских высот ты достигла, Тони!

- Ты смеешься надо мной, а я умею делать кучу серьезных вещей. Я умею играть, правда, боюсь, что не очень хорошо, но зато по-французски и по-немецки я говорю действительно прекрасно, я умею шить и делать массу других вещей.

- Ты так невероятно изменилась...

- К лучшему? - с тревогой спросила она.

- Очень даже. - Он потрогал одну из ее кос с большим бантом из лент. - Кто советовал тебе, чтобы ты так причесывалась?

- "Мать". Разве тебе так не нравится? - Она вдруг улыбнулась ему своими ямочками и, не дожидаясь ответа, сказала: - Тебе нравится, я вижу. Я всегда знаю, когда что-нибудь во мне нравится людям, и теплое чувство появляется у меня к ним. О дядя Чарльз, ты должен познакомиться с Дафнэ, она - мой друг, и она прекрасна. Она в саду. Это твой мотор, дядя? Там стоит какой-то странный господин, и он... да он беседует с Дафнэ. Я позову. - Она сложила руки в трубу и закричала: - Ау!

Дафнэ и лорд Роберт обернулись. Дафнэ помахала рукой, и оба подошли к окну.

Тони с любопытством смотрела на высокого господина.

- Кто это, дядя? Лорд Роберт Уайк? Я теперь вспоминаю. - Тень омрачила ее светлое лицо.

- Что ты припоминаешь?

Чарльз крепко сжал ее руку в своей. Дафнэ и Роберт были уже совсем близко.

- Тони, - быстро сказал он, - ты не должна даже думать о том времени, я надеялся, что ты все это совершенно забыла. Обещай мне больше никогда об этом не вспоминать.

- Трудно забыть, - прошептала она в ответ, - но я искренне обещаю постараться.

Лорд Роберт и Дафнэ подошли к открытому окну и стояли вместе, освещенные солнцем.

- Я счастливый человек, - весело объявил он. - Я на днях встретил в городе родных мисс Дафнэ и тотчас же ее узнал по фотографии, которая была у них.

- Это скверная фотография, - сказала Тони с убеждением. - Карточки, по-моему, глупая вещь; они всегда стараются изобразить вас с таким выражением, которое и во сне вам не снилось.

Сэр Чарльз рассматривал Дафнэ и понял, почему ее любила Тони. Ее волосы цвета чистого золота, длинные черные ресницы и синевато-серые глаза легко все объяснили. Он знал, как Тони любила красоту.

Все кончилось поездкой вчетвером, чтобы напиться чаю за городом. Тони сияла от счастья. Она была с дядей Чарльзом, с Дафнэ, с двумя людьми, которых она любила, и это было пиршество, настоящее чудесное пиршество, ее собственный праздник.

Лорд Роберт лениво рассматривал ее и не находил основания изменить свое первое мнение о ней. Она была все еще некрасива, более или менее, но во всяком случае некрасива, и все еще "чертовски забавна".

Они пили чай в Доркинге, в гостинице, на краю лужайки. Тони разливала чай и поддерживала разговор.

Дафнэ, как и многие красивые люди, чувствовала, что с ее стороны не требуется усилий. Это предположение является причиной безделья многих красивых женщин. Внешность, безусловно, составляет краеугольный камень в здании общественного успеха, но, чтобы укрепить этот камень, требуется немного обыкновенной извести.

Тони блистала, была весела, сэр Чарльз забыл свою болезнь, а лорд Роберт свою скуку. Он откинул голову назад и смеялся, когда Тони описывала визит Фэйна к ней. Тони удивительно хорошо подражала манере молодого "итонца". Теперь она смеялась над Фэйном, но в свое время этот визит причинил ей невероятную боль. Она ждала его - это ожидание едва проявлялось в ней, но за ним скрывались и сильное желание любить, и потребность быть любимой.

Фэйн не нуждался ни в том, ни в другом. Он стал большим красивым юношей с аффектированным голосом и болезненным страхом сделать что-нибудь противоречащее принятым правилам. Он откровенно сказал Тони, как он боялся встречи с ней и того, что она его опозорит.

- Мне бы было очень неловко, если бы ты оказалась тем, что ты была, ну да, ты знаешь, какой ты обыкновенно бывала.

- Но почему, если ты сам изменился, ты не мог допустить, что изменилась и я?

- О, я не знаю, милое дитя, но каждому надо быть действительно осторожным по отношению к своим родственникам.

Он взял у Тони взаймы все ее карманные деньги и отбыл с важным видом.

Тони была в восторге от лорда Роберта. Его заразительный смех, его огромный рост, его внешность - все нравилось ей.

- Он похож на тигра, на крупный прекрасный экземпляр, он весь - блеск, весь - топазовый и сама жизнь, - сказала она дяде.

Тот засмеялся и сказал ей, что у нее очень живописная манера выражаться.

Он должным образом познакомился с ними.

Сказка о "Водяных детях", Андерсен, "Питер Раббит", сокращенная биография Генли, Теннисон, "Сказка о маленькой белой птичке", "Философ под крышкой" и две-три книжечки религиозного содержания.

- А Броунинг еще совершенно не интересует меня, - сообщила ему Тони. Чарльз скрыл улыбку. - "Мать" мне не разрешает купить его, а что хорошего в том, чтоб желать вещи, которых ты не можешь иметь. Я делаю вид, что не хочу, и это меня облегчает. - Она стала коленями на кровать. Ее стройная фигура казалась выше, и смуглые ножки выделялись на белом покрывале. - Ноги у меня стали красивые, - самодовольно заявила она Чарльзу, - они тоньше, чем у большинства других девушек, даже чем у Дафнэ, они так же красивы без обуви, как и в обуви.

- Суета сует, - пробормотал Чарльз.

- Это не тщеславие, это самооценка, - объяснила Тони, когда они спускались по каменным ступеням рука об руку.

Снова волнение и печаль при расставании.

- Не надо, дорогая, не надо, - шептал Чарльз вздрагивавшей в его объятиях Тони, - я снова скоро тебя навещу.

Она подняла свое перекошенное личико.

- Неужели ты думаешь, что это примиряет меня с твоим отъездом? - сказала она, задыхаясь от слез. - Сейчас твой отъезд причиняет мне огромное страдание, а твой скорый приезд - эта мечта, которая еще должна осуществиться.

Радость от присутствия лорда Роберта отошла на задний план, и она рассеянно попрощалась с ним.

- Разве вы меня не поцелуете? - спросил он полушутя.

Она густо покраснела.

Чарльз уже пошел к мотору, а Роберт стоял внизу, улыбаясь ей.

- Вы не понимаете, - сказала она жалобно, - он ведь только что ушел. - Она повернулась и побежала наверх.

- Эта молодая особа, ваша родственница, - странный ребенок, - заметил Роберт.

Чарльз откинулся назад, и его лицо выглядело более усталым, чем раньше.

- Маленький бедный чертенок, - коротко сказал лорд Роберт и замолчал.

Чарльз отказался от его приглашения, и он медленно поднялся к себе один.

Слуга подкатил к огромному креслу маленький стеклянный курительный столик и вышел из комнаты. Роберт сел.

кожей с тиснеными лилиями несколько более темного оттенка. На темной полке над камином стояли две фотографии в серебряных рамах. Это были фотографии женщин: одна - светской женщины, другая - женщины более дешевого типа красоты. На обеих, курьезно, была одинаковая надпись: "Тебе". Роберт посмотрел на них, когда зажигал папиросу, и слабая улыбка искривила его губы. Это отнюдь не было улыбкой самомнения, скорее улыбкой чистой радости. Он с удовольствием потянулся и стал вскрывать письма.

В одном из них была записка с обозначением дня матча в поло.

Оно было от человека, жившего только спортом, и дышало дружеским расположением, так как общество Роберта, если было заманчивым для женщин, являлось не менее желанным и для мужчин.

Он прочел все письма, проклял счета, выкупался, переоделся и ушел из дома на весь вечер. Позже он поехал в оперу. Там была дама, которую он хотел видеть. Из своей ложи он наблюдал за Чарльзом, одиноко сидевшим в креслах. Он слабо вспомнил послеобеденное время, красоту Дафнэ, монастырь, чаепитие и странное очарование Тони.

"Некрасива, но привлекательна", - было последней ясной мыслью о ней.