Пламя.
Глава XXIX

ГЛАВА XXIX

Де Солн не пришел ни на завтра, ни в следующие дни, и Тони отправилась в поиски за ним.

Его лакей вышел к ней и сообщил, что де Солн болен и не может никого принять.

- А есть у него врач?

- Нет, сударыня.

- В таком случае я поднимусь к нему.

Гастон беспомощно посмотрел ей вслед и поднятием плеч выразил свое бессилие справиться с положением.

Тони постучала в дверь и, в ответ на его "войдите", спокойно вошла.

Он лежал на кровати, окруженный книгами, в голубой ночной рубашке с отложным воротничком. Он выглядел странно молодым и трогательным.

Впервые в жизни в душе Тони зашевелилось странное чувство жалости. Это был инстинкт материнства, который в ней проснулся.

Де Солн улыбнулся:

- Не могу понять, почему вы так беспокоитесь обо мне?

- Скромное создание. Я случайно интересуюсь вами.

- Я уезжаю на будущей неделе.

Она кивнула головой:

- Я так и думала. Куда вы поедете? Я буду скучать без вас.

- Египет, я думаю. Почему вы будете по мне скучать?

- Разве я могу объяснить это? Потому что я привыкла к вам, потому что вы заняли место в моей жизни и в моем сердце, потому что я понимаю вас, с тех пор как вы первый меня поняли. Достаточно доводов?

Он переменил тему разговора:

- Я вчера получил письмо от Гиацинты. Вы были правы, когда говорили, что она не была достойна доверия. Только трусливая женщина - а трусливые женщины никогда не бывают искренни - могла написать такое письмо. Самое странное во всем этом то, что и теперь, зная ее такой, какой она есть, я все так же хочу ее. Я не могу с этим совладать. Мысль о ней, ее стройная фигура, ее запах - все это мне вспоминается и мучает меня. А между тем я вижу все, как оно есть. Я еще худший дурак, чем я думал.

- Нет, вы просто человек. Раз человек любит, ему нет дела до того, такова ли любимая, какой он ее считает, или нет. Существует любовь, а все остальное не идет в счет ни в малейшей степени.

Он саркастически рассмеялся:

- Как хорошо женщина философствует о любви, когда не она ранена ею.

Яркая краска зажгла лицо и шею Тони. Де Солн заметил это и густо покраснел.

- В следующем месяце будет моя выставка.

- Я из-за этого вернусь, где бы я ни был. У вас великолепный вид.

- Я так страшно разбогатела, и, в конце концов, кроме Жоржетты и Симпсона, мне больше не на кого тратить.

- Почему вы держите около себя Жоржетту? Она совсем неподходящая подруга для вас.

- Я люблю ее.

- Так же, как вы любите Симпсона?

- Не той же любовью. Симпсон был маленький, раненый и одинокий, а Жоржетта была большая и, к сожалению, совсем не одна.

- Вы странное существо.

- Потому что я люблю собаку и другую женщину?

- И потому что вы других не любите так же.

- Я люблю мою работу.

- Работу? - он рассмеялся. - Вещь, которой женщина заглушает свое сердце, если кто-нибудь его опустошил, или пока никто не явился, чтобы заполнить его.

- Тысячу благодарностей. - Она сделала ему реверанс. - Не разрешите ли вы мне напомнить вам, что вы сами выбрали мне мою профессию?

- Тони, неужели вы никогда больше не полюбите?

Ее лицо передернулось.

- Не знаю, - сказала она очень тихо, - я чувствую так, как будто все мое сердце погребено под развалинами.

Он не ответил. Сумерки мягко нависли над ними, дрова в камине разгорались то там, то тут и освещали комнату языками пламени. Очень издалека доносился шум вечерней жизни.

- Мне нужно идти, - сказала Тони.

Она подошла к кровати.

- Итак, прощайте на некоторое время.

Руки Жана сжали ее руку.

- Я, вероятно, вовсе не уеду.

- Я думаю, что вам надо ехать. Я полагаю, что это был приступ старой болезни.

- Припадок был очень сильный.

- Бедный друг. Если вы не уедете, напишите мне, и я снова приду.

- Что вам больше хочется, чтобы я уехал или остался?

Он нагнулся и поцеловал ей руку.

- До свидания!