Первые люди на Луне.
Глава 11. Пастбище лунных чудовищ

Глава 11
ПАСТБИЩЕ ЛУННЫХ ЧУДОВИЩ

Так мы, два несчастных земных отщепенца, заблудившиеся в лунных джунглях, ползли в страхе перед доносившимися до нас странными звуками. Ползли мы так довольно долго, прежде чем увидели селенита и лунное чудовище, хотя рев и мычание доносились до нас все ясней и ясней. Мы ползли через каменистые овраги, через снежные сугробы, по грибам, лопавшимся под нами пузырями и выпускавшим из себя водянистую жидкость, ползли как бы по мостовой из дождевиков, сквозь колючие заросли и тщетно высматривали покинутый нами шар. Звуки, издаваемые лунными чудовищами, походили то на мычание, то на яростное завывание, то на животный рев, как будто эти невидимые существа искали корм и ревели.

В первый раз они промелькнули так далеко, что мы не смогли разглядеть их, хотя и испугались, Кавор полз впереди и первый заметил их близость. Он замер и подал мне знак не шевелиться.

Треск и шум в чаще показывали, что они приближаются. Пока мы сидели на корточках, прислушиваясь и стараясь определить их местонахождение, страшное мычание раздалось позади нас, верхушки зарослей закачались, и мы почувствовали чье-то горячее и влажное дыхание. Обернувшись, мы увидели среди качающихся стеблей лоснящиеся бока лунного чудовища и его огромную выгнутую спину, выделяющуюся на фоне неба.

Конечно, мне трудно сказать, что именно я увидел в ту минуту, так как первые мои впечатления были дополнены потом последующими наблюдениями. Прежде всего меня поразили огромные размеры животного: в окружности его туловище имело не менее восьмидесяти, а в длину не менее двухсот футов. Бока его поднимались и опадали от тяжелого дыхания. Я заметил, что его исполинское рыхлое тело почти лежало на грунте, и что кожа у него была морщинистая, в складках, белая, темная только на спине. Ног его я не заметил. Мне кажется, что мы заметили профиль его почти лишенной мозгов головы, с тонкой шеей, мокрым всепожирающим ртом, маленькими ноздрями и закрытыми глазами (эти чудовища всегда закрывают глаза от солнечного света). Мы мельком увидели и красную пасть, когда чудовище разинуло рот, чтобы зареветь и замычать, почувствовали даже его дыхание. Затем чудовище опрокинулось набок, как судно, которое волокут по отмели, подобрало складки кожи и проползло мимо нас, проложив просеку среди чащи и скрывшись в зарослях. Скоро показалось другое такое же чудовище подальше, третье - еще дальше, и, наконец, появился селенит, - очевидно, пастух, гнавший эти громадные туши на пастбище. В испуге я судорожно ухватился за ногу Кавора. Мы замерли и долго смотрели вслед селениту.

В сравнении с чудовищами он казался муравьем, пигмеем не более пяти футов ростом. На нем была одежда из какой-то кожи, так что все тело его было закрыто; но тогда мы об этом еще не знали. Селенит представлял собой крепкое насекомоподобное существо с длинными бичеобразными щупальцами и рогом на цилиндрическом туловище. Голова была скрыта под огромным, утыканным остриями шлемом.

Впоследствии мы узнали, что селениты пользовались этими остриями для наказания упрямых чудовищ. Два темных стекловидных наглазника сбоку придавали птичий вид металлическому аппарату на его лице. Рук не было видно, и селенит передвигался на коротких ногах, которые, хотя и были обернуты во что-то теплое, показались нам очень жидкими: у них были слишком короткие бедра, длинные голени и маленькие ступни.

Несмотря на тяжелое, по-видимому, одеяние, селенит шел довольно большими шагами, и все время работал рогом. По его походке в ту минуту, когда он проходил вдали мимо нас, было заметно, что он торопится, сердится. Вскоре после того, как мы потеряли его из виду, протяжное мычание чудовищ перешло в короткий резкий визг, сопровождаемый возней. Рев, удаляясь, становился тише и, наконец, совсем смолк, - вероятно, чудовища достигли пастбища.

Мы прислушались. Тишина. Мы поползли дальше искать наш пропавший шар.

Во второй раз мы увидели лунных чудовищ довольно близко, среди скал. Пологие обрывы густо поросли каким-то растением с зелеными мшистыми клубками - их-то и поедали чудовища, Мы остановились на опушке чащи, наблюдая чудовищ и высматривая кругом, нет ли где селенита. Чудовища лежали на пастбище, как огромные жирные паразиты, и жадно пожирали корм. Неуклюжие и неповоротливые, они, казалось, состояли из одного жира, - смитфильдский бык в сравнении с ними был бы образцом проворства. Их искривленные жующие пасти и закрытые глаза вместе со смачным чавканьем выражали такое животное наслаждение, что еще сильней почувствовалась пустота наших желудков.

- Свиньи! - разозлился Кавор. - Отвратительные свиньи!

Бросив на чудовищ завистливый взгляд, Кавор пополз через кусты вправо. Убедившись, что растение совершенно непригодно для человеческого питания, я пополз вслед за ним, грызя сорванный стебель.

Но скоро нас вторично остановило приближение селенита. На этот раз мы могли лучше рассмотреть его. Верхний покров его был действительно одеждой, а не скорлупой. Одежда у второго селенита была такая же, как и у первого, с той лишь разницей, что у него на затылке торчало что-то, похожее на вату. Селенит стоял па выступе скалы, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, как бы охраняя кратер. Мы притаились неподвижно, боясь привлечь его внимание. Скоро он повернулся и скрылся.

Мы наткнулись на другое стадо мычавших чудовищ, поднимавшихся по скату обрыва; потом мы проходил через место, где раздавались звуки, похожие на стук машин, как будто под почвой работала огромная фабрика. Звуки эти еще доносились до нас, когда мы достигли окраины открытого пространства, ярдов двести в диаметре. Если не считать лишаев, кое-где выступавших по краям, поляна была совершенно голая, покрытая желтоватой пылью. Сначала мы боялись пуститься по этой пыльной равнине, но так как она представляла меньше препятствий для ползания, то мы, наконец, решились спуститься и начали осторожно прокрадываться вдоль ее края.

Подземный шум прекратился, слышался только шорох быстро растущих растений. Вдруг шум снова возобновился, более резкий и громкий, чем раньше. Стук этот, несомненно, шел откуда-то снизу. Инстинктивно мы плотно прижались к почве, готовые при малейшей опасности прыгнуть в чащу. Каждый удар, казалось, отдавался в нашем теле. Грохот и стук становился все громче и громче, порывистая вибрация усиливалась. Скоро весь лунный мир пришел в какое-то мерное содрогание, наподобие пульса.

- Прячьтесь, - шепнул Кавор, и я повернулся к кустам.

В этот момент раздался оглушительный удар, как будто залп из пушки, и произошло то, что еще и теперь пугает меня во сне. Я повернул голову, чтобы взглянуть на Кавора и протянул руку вперед. Рука моя не нащупала ничего. Под ней зияла пропасть.

Моя грудь опиралась о что-то твердое, а мой подбородок оказался на краю вдруг разверзшейся бездны. Моя рука протянулась в пустоту. Вся эта плоская, кругла равнина оказалась гигантской крышкой, которая двигалась теперь с шахты в приготовленную для нее выемку.

Если бы Кавор не поспешил ко мне на помощь, я, наверное, так и остался бы висеть на краю пропасти, пока не упал бы вниз. Но Кавор, к счастью, не растерялся. Он находился немного дальше меня от края, когда крышка начала отодвигаться, и, заметив опасное положение, в котором я очутился, схватил и оттащил меня за ноги. Я отполз от края на четвереньках, привстал, шатаясь, и побегал вслед за Кавором по звонкому зыбкому металлическому листу. Очевидно, крышка быстро сдвигалась, кусты впереди, к которым мы бежали, уносились в сторону. Скоро спина Кавора исчезла в густой чаще, и пока я карабкался вслед за ним, чудовищная крышка со звоном задвинулась. Долго мы лежали, затаив дыхание, не смея подползти к шахте.

И, наконец, осторожно мы решились заглянуть вниз безопасного места. Заросли вокруг нас трещали и колыхались от ветра, дувшего в шахте. Сначала мы не увидели ничего, кроме гладких отвесных скал, уходивших в непроницаемый мрак; но потом разглядели внизу движущиеся и огоньки.

Таинственная пропасть так захватила нас, что мы позабыли даже о нашем шаре. Когда глаза наши освоились с темнотой, то мы разглядели крохотные прозрачные фигурки, двигавшиеся между тускло светящимися точками.

Мы молча смотрели вниз, не находя от изумления слов.

- Что это может быть? - спросил я. - Что это моет быть?

- Инженерные работы. Они, очевидно, проводят ночь в этих шахтах, а днем выходят на поверхность.

- Кавор, может быть, это люди?

- Нет, не люди.

- Не будем рисковать. Нам необходимо найти шар.

Он со вздохом согласился и, осмотревшись, выбрал управление. Мы стали снова пробираться сквозь чащу, Сначала мы ползли довольно быстро, но скоро энергия наша ослабела. Среди красноватых зарослей послышались шум и крики. Мы притаились: звуки долго раздавались поблизости, но мы ничего не увидели. Я шепнул Кавору, что вряд ли долго продержусь без пищи, губы мои пересохли.

- Кавор, я больше не могу.

Он обернулся и с ужасом посмотрел на меня.

- Надо потерпеть.

- Меня мучит жажда, - настаивал я, - посмотрите на мои губы.

- Я тоже чувствую жажду.

- Ах, если бы остался хоть кусочек того снега!

- Нет, он растаял весь. Мы перенеслись из арктического пояса в тропический со скоростью одного градуса в минуту...

Я стал сосать свою руку.

- Шар! - сказал Кавор. - Только в нем наше спасение.

Мы возобновили поиски. Я думал только о еде, о прохладительных напитках; особенно хотелось мне выпить пива. Я вспомнил о ящике пива, который остался у меня в погребе в Лимпне. Припомнилась мне также и кладовая с припасами: холодное мясо, паштет из почек - нежное мясо, почки и жирная подливка. Я даже начал зевать от голода. Мы выбрались на равнину, покрытую коралловыми мясистыми растениями, которые с треском разламывались от прикосновения. Я поглядел на поверхность излома. Растение походило на съедобное. Мне показалось, что и пахнет оно недурно

Я отломил ветку и обнюхал.

- Кавор! - прохрипел я.

Он взглянул на меня, и лицо его искривилось в улыбку.

- Нельзя, - сказал он,

Я бросил ветку, и мы продолжали пробираться через эти соблазнительные заросли.

- Кавор, - спросил я, - почему нельзя?

- Яд! - сказал он, не оборачиваясь.

- Я все-таки попробую.

- Недурно! - сказал я.

- Неужели! - воскликнул он.

Он наблюдал, как я жую, на лице его выражалось колебание между желанием и запретом. Наконец он не держал и набил себе рот. Несколько минут мы жадно Растение походило на гриб, но ткань его была гор более рыхлая, и при проглатывании согревало горло. Сначала мы испытывали просто механическое удовлетворение от еды, потом кровь у нас начала двигаться быстрее, и ощутили зуд на губах и в пальцах. Фантастические мысли ключом забили в нашем мозгу.

- Как тут хорошо, - сказал я, - адски хорошо! Какая прекрасная колония для избыточного земного населения! Для избытка земного населения!

Я радовался, что на Луне есть такая вкусная пища. Муки голода сменились теперь беспричинным весельем. Страх и подавленное настроение исчезли. Я смотрел на Луну не как на планету, с которой нужно поскорее убраться, а как на обетованный рай для человечества. Я позабыл о селенитах, о лунных чудовищах, о проклятой крышке шахты и о пугавших нас звуках. Так подействовали на меня лунные грибы.

Кавор ответил одобрительно на мое повторенное в третий раз замечание об "избыточном населении". Я почувствовал головокружение, но приписал это действию пищи после долгого голодания.

- Вы сделали великое открытие, Кавор, - пробормотал, - вро... вроде картофеля.

- Что? - удивился Кавор. - Великое открытие вроде картофеля?!

Я положил руку на его плечо и пытался разъяснить ему это обстоятельство, но мои объяснения оказались лишком мудреными для его мозга. Да и мне было трудно высказать ясно свои мысли. После минутной тщетной попытки понять меня (неужели мои глаза стали такими же рыбьими, как у него?) он пустился разглагольствовать на другую тему.

- Мы, - объявил он торжественно, икая при этом, - продукт нашей пищи и питья.

Он повторил эту фразу, а я стал оспаривать его положение. Вероятно, я немного уклонился в сторону от предмета спора, но Кавор все равно не слушал меня. Он поднялся, опираясь рукой на мою голову, и стоял, озираясь по сторонам, совсем не боясь лунных обитателей.

Я пытался доказать, что стоять опасно, но не мог привести веских доказательств. Слово "опасно" перепуталось у меня со словом "нескромно" и в конце концов перешло в слово "нахально". Я обращался с речью преимущественно к посторонним, более внимательным слушателям: к коралловидным растениям. Я чувствовал, что необходимо выяснить путаницу с Луной и картофелем, и пустился пространные рассуждения о важности точного определения в доказательствах. Мое самочувствие было уже такое приятное, как сначала.

- Мы должны аннексировать Луну, - говорил я, без всяких колебаний. Это наше призвание. Кавор, мы сатапы... То-есть - сатрапы. О такой империи не меча даже Цезарь! Будет пропечатано во всех газетах. Ко... компания Кавореция... да... компания.

Я совсем опьянел. Я пустился в перечисление всех конечных благодеяний, которые наше прибытие может принести Луне. Стал доказывать, что прибытие Колумба было благодетельно для Америки; потом запутался и продолжал бессмысленно повторять: "Подобно Колумбу!"

После этого момента мои воспоминания о действий на нас лунного гриба становятся туманными. Помню, что мы возмущались проклятыми насекомыми и решили, что позорно прятаться здесь, на спутнике Земли; мы набрал полные пригоршни коралловых грибов, очевидно, для самозащиты и, не обращая внимания на уколы шипов, вышли на припек.

Почти тотчас же мы встретились с селенитами. Их было шестеро, они шли гуськом по каменистой долине, издавая свистящие жалобные звуки. Они заметили нас, смолкли и остановились, как животные, повернув головы к нам.

- Насекомые, - бормотал Кавор, - насекомые... И они воображают, что я буду перед ними ползать на животе, на позвоночном животе!

Затем вдруг в ярости он сделал три больших шага и прыгнул к селенитам. Прыгнул он неудачно, - несколько раз перекувырнулся в воздухе, перелетел над ними и исчез с треском среди кактусоподобных растений. Как отнеслись селениты к этому странному и, на мой взгляд, невежливому вторжению непрошенного гостя с иной планеты, - не сумею сказать. Кажется, они повернулись назад обратились в бегство.

Но хорошо не помню.

сознание. Смутно вспоминается мне какая-то борьба, потом металлический зажим...

Мои последующие ясные воспоминания касаются уже нашего плена в глубине под лунной поверхностью. Мы очутились в темноте, среди странных беспокойных звуков; тело у нас было покрыто царапинами и синяками, голова же мучительно болела.