Первые люди на Луне.
Глава 21. Мистер Бедфорд в Литльстоне

ГЛАВА 21
МИСТЕР БЕДФОРД В ЛИТЛЬСТОНЕ

Моя линия полета была почти параллельна поверхности Земли, когда я попал в верхние слои атмосферы. Температура в шаре начала подниматься. Я знал, что мне придется, наконец, упасть на Землю. Глубоко подо мной, в темнеющем сумраке, простиралась обширная гладь океана. Я открыл окна и падал, переходя из солнечного света в вечер, из вечера в ночь. Все обширнее и обширнее становилась Земля, поглощая звезды, и меня окутывала облачная звездная вуаль. Наконец Земля оказалась уже не шаром, а плоскостью, потом впадиной. Это была уже не планета на небе, а мир человека. Я закрыл все, кроме края окна, направленного к Земле, и стал падать с ослабевающей скоростью. Водная ширь приблизилась настолько, что я различал уже темный блеск волн, поднимавшихся мне навстречу. Шар очень нагрелся. Я закрыл последнюю светлую полосу окна и сидел, хмурясь и кусая пальцы, в ожидании удара...

Шар с плеском ударился в воду - должно быть, он нырнул. После удара я открыл каворитные шторы. Я опускался вниз все медленнее и медленнее, а затем почувствовал, что шар давит снизу мне на ноги, летит вверх, как пузырь. Я плавал в поплавке шара в море, и мое путешествие в мировом пространстве окончилось.

Ночь была темная и мрачная. Две желтые огненные булавочные головки вдали указывали, что идет судно; ближе - то вспыхивало, то гасло красное пламя. Если б не истощился запас электричества в моей лампе, я бы зажег свет. Несмотря на страшную усталость, я был лихорадочно возбужден и радовался окончанию полета.

Потом я сел неподвижно, положив руки на колени, и глядел на отдаленный огонь. Он качался вверх, вниз, колыхался. Мое возбуждение прошло. Я понял, что должен провести, по крайней мере, еще одну ночь в шаре. Я чувствовал себя разбитым и усталым. Наконец я уснул.

Меня разбудил изменившийся ритм движения. Я взглянул в стекло и увидел, что шар сел на мель на большой песчаной косе. Вдали виднелись дома и деревья, а над морем, между небом и водой, висело в воздухе туманное отображение корпуса судна.

Я встал и пошатнулся. Я хотел поскорее выбраться из шара. Люк находился наверху, и я стал отвинчивать крышку. Наконец мне удалось открыть люк. Воздух со свистом ворвался внутрь. Но на этот раз я уже не стал ждать, пока уравняется давление. Через мгновение я почувствовал в руках тяжесть отвинченной крышки, и надо мной блеснуло родное земное небо.

Воздух с такой силой ударил меня в грудь, что я стал задыхаться. Я выпустил из рук винт от стеклянной крышки, вскрикнул, схватившись за грудь руками, и присел. Одышка прошла, и я стал глубоко вдыхать воздух. Наконец я мог снова подняться и двигаться.

Я попытался высунуть голову в люк, но шар накренился набок. Словно что-то потянуло мою голову вниз, и я быстро откинулся назад, чтобы не упасть лицом в воду. Наконец мне удалось пролезть через люк на песок, на который набегали волны.

Я не пытался встать. Мне казалось, что мое тело внезапно налилось свинцом. С прекращением действия каворита мать-Земля наложила на меня свою руку. Я сел, не обращая внимания на волны, заливавшие мои ноги.

При сером, сумрачном рассвете тускло блестели зеленоватые полосы. Невдалеке стояло на якоре судно, бледный силуэт с желтым огоньком. В песок ударялись мелкие, длинные волны. Направо возвышался каменистый риф с лачугами, маяк, бакен и шест. За рифом тянулся пляж, поблескивавший лужами и заканчивавшийся приблизительно на расстоянии мили низким берегом, поросшим кустарником. На северо-востоке виднелся какой-то уединенный морской курорт - ряд жилых домов, четко выделявшихся на небе и показавшихся мне очень высокими. Я не мог понять, каким чудакам могло прийти в голову воздвигнуть эти здания среди такой пустыни.

Это напоминало мне Брайтон.

Долго я сидел, позевывая и растирая лицо. Наконец, я попытался встать. Мне казалось, что я поднимаю тяжесть. Наконец, я встал.

Я посмотрел на дома вдали. В первый раз после нашей голодовки в кратере я подумал о земной пище. "Копченая свинина, - пробормотал я, - яйца! Хороший поджаренный хлеб и хороший кофе!.. Каким образом, черт побери, я отправлюсь за всем этим в Лимпн?" - Я не понимал, где нахожусь. Во всяком случае, это какой-то восточный берег, - очевидно, Европа.

Я услышал шаги по отмели. Какой-то маленький, круглолицый добродушный человек во фланелевой одежде, с простыней на плече и купальным костюмом на руке появился на пляже. Значит, я нахожусь в Англии. Он посмотрел очень внимательно на шар и на меня, затем стал приближаться. Должен признаться, что я походил на дикаря - грязный, заросший. Но в тот момент я не думал об этом. Он остановился в двадцати шагах от меня.

- Здорово, земляк! - окрикнул он нерешительно.

- Здравствуйте! - ответил я.

Он приблизился, ободренный моим ответом.

- Что это за чертовщина? - спросил он,

- Не можете ли вы мне сказать, где я нахожусь? - спросил я.

- Это Литльстон, - ответил он, указывая на дома. - А это Дэндженесс! Вы только что высадились? Что это за штука? Машина?

- Да.

Я быстро соображал, стараясь определить на вид, что это за человек, когда он приблизился ко мне.

- Клянусь Юпитером! - воскликнул он. - Вы долго в ней пробыли? Я думаю... Ну... Куда вас отнесло? Вы спаслись на ней?

Я решил придерживаться этой версии и сделал несколько неопределенных замечаний.

- Я нуждаюсь в помощи, - сказал я хрипло. - Мне необходимо доставить на набережную некоторые вещи, которые я не могу оставить здесь.

Я заметил трех других добродушных молодых людей с полотенцами, в фланелевых жакетах и соломенных шляпах.

Повидимому, это были первые утренние купальщики из Литльстона.

- Помощь! - сказал молодой человек. - Охотно!

Он приготовился действовать.

- Что вы хотите?

Он обернулся и замахал руками. Трое молодых людей ускорили шаги. Через минуту они были около меня и стали забрасывать меня вопросами, на которые я не особенно охотно отвечал.

- Я смертельно устал. Я весь в лохмотьях.

- Подымитесь в отель, - сказал маленький человек. - Мы присмотрим за этой штукой.

Я стал колебаться.

- Я не могу, - сказал я. - В этом шаре находятся два толстых бруска золота.

Они недоверчиво переглянулись и посмотрели на меня с любопытством. Я подошел к шару, наклонился, влез, и вскоре у них в руках очутились ломы селенитов и сломанная золотая цепь....

Если бы не усталость, я бы расхохотался, глядя на них. Они походили на котят около жука. Они не знали, что делать с этими предметами. Толстый маленький человек наклонился и поднял за конец один лом и со вздохом опустил. Все сделали то же самое.

- Это или свинец, или золото! - высказал предположение один из них.

- Скорей золото! - сказал другой.

- Несомненно, золото, - подтвердил третий,

Все посмотрели на меня, а потом на судно, стоявшее на якоре.

- Несомненно! - воскликнул маленький человек. - Но где вы это достали?

Я был слишком утомлен, чтобы лгать.

Они переглянулись с изумлением.

- Послушайте! - сказал я. - Я не стану теперь доказывать. Помогите мне перетащить эти слитки золота в отель. Я думаю, что с передышками двое из вас смогут перенести один лом, я же поволоку эту цепь. Когда я поем немного, я все расскажу вам.

- А как же быть с этой штукой?

- Она не испортится здесь, - сказал я. - Ничего, черт побери! Пусть остается. Когда начнется прилив, она поплывет.

Молодые люди послушно подняли мои сокровища на плечи, и с чувством свинцовой тяжести в членах я повел за собой процессию по направлению к видневшемуся вдали "морскому фасаду". На полпути к нам на помощь подбежали две маленькие девочки с лопатами, а за ними - худощавый, громко сопевший мальчик. Кажется, он катил велосипед и сопровождал нас справа на расстоянии двухсот ярдов или около того, а затем сел на свой велосипед и покатил по гладкому песку по направлению к шару.

Я оглянулся ему вслед.

- Он не дотронется до него, - сказал уверенно коренастый молодой человек, успокаивая меня.

Скоро Солнце прорезало серые облака горизонта и залило блеском свинцовое море. Я почувствовал себя бодрей. Вместе со светом Солнца в моем уме появилось сознание огромного значения всего того, что я сделал и что мне еще предстоит сделать. Я громко рассмеялся, когда передовой зашатался под тяжестью моего золота. Как изумлен будет мир, когда я стану тем, кем я должен быть. Если бы я не был так утомлен, то меня очень позабавил бы хозяин литльстонского отеля, когда он стал метаться между золотом и моими почтенными носильщиками, не зная, за кого принять меня, оборванного и грязного. Но в конце концов я очутился в ванной комнате с теплой водой для умывания, в новой одежде, - правда, очень тесной, - но во всяком случае чистой, одолженной мне маленьким человечком. Он дал мне, кроме того, бритву, но я не решился коснуться своей густой щетинистой бороды.

Я сел за английский завтрак и ел с аппетитом, - хроническим многонедельным аппетитом. Затем я решил отвечать на вопросы четырех молодых людей и рассказать им все, что со мной случилось.

- Хорошо, - сказал я, - так как вы настаиваете, то я скажу вам, что добыл это золото на Луне.

- На Луне?

- Да, на Луне, там, в небесах.

- Что вы хотите этим сказать?

- То, что говорю, черт побери!

- Что вы сейчас вернулись с Луны?

- Вот именно! Через пространство в этом шаре.

И при этих словах я откусил яйцо.

Я решил при повторном полете на Луну захватить с собой ящик яиц.

Я ясно видел, что они не верили ни одному моему слову. Они, очевидно, считали меня самым наглым лжецом, какого они только встречали. Они переглянулись, а потом уставились на меня. Они смотрели, как я солил яйца, с интересом наблюдали, как я посыпал перец. Золотые слитки, под тяжестью которых у них сгибались колени, гипнотизировали их. Предо мною лежали слитки, весом в несколько тысяч фунтов. Их так же невозможно было украсть, как дом или участок земли. Когда я взглянул на их полные ожидания лица, склонившиеся над моей чашкой кофе, я понял, сколько подробных объяснений я должен им дать, чтобы меня поняли.

- Вы, конечно, не думаете... - начал было самый молодой таким тоном, точно он обращался к упрямому ребенку.

- Будьте любезны, подайте мне гренки, - перебил я, и высыпал все на тарелку.

- Но послушайте! - начал другой. - Мы не можем поверить вам.

- Он не хочет рассказывать нам, - сказал младший в сторону и затем хладнокровно заметил:

- Вы ничего не имеете против того, чтобы я закурил?

Я кивнул головой и продолжал завтракать. Двое из них отошли от стола и стали у дальнего окна тихо переговариваться. Вдруг я вспомнил.

- Прилив кончается? - спросил я.

Наступила пауза. Они колебались, кому из них ответить на мой вопрос.

- Скоро отлив, - сказал толстяк.

- Ну, во всяком случае, - сказал я, - он не уплывет далеко.

Я разбил третье яйцо и обратился к ним с маленькой речью.

- Послушайте! - сказал я. - Прошу вас, не воображайте, что я сумасшедший и рассказываю вам небылицы. Я принужден быть очень кратким и сдержанным. Я отлично понимаю, что это может показаться очень странным и невероятным. Могу вас уверить, что вы живете в замечательное время. Но я не могу вам теперь объяснить все, - это невозможно. Даю вам честное слово, что я явился с Луны. Это все, что я могу открыть вам. И все же я чрезвычайно обязан вам, чрезвычайно обязан. Надеюсь, что мое обхождение не показалось вам оскорбительным.

- Нисколько! - сказал приветливо самый молодой из них. - Мы отлично понимаем...

И глядя на меня в упор, он откинул назад свое кресло с такой силой, что оно чуть не опрокинулось.

- Совсем нет, - подтвердил толстый молодой человек. - Не воображайте этого!

Они все встали и стали прогуливаться взад и вперед, закурили папиросы, стараясь показать, что они нисколько не интересуются мной и моим шаром.

- Я пойду все-таки посмотрю на судно, - сказал вполголоса один из них.

Если бы не любопытство, то они все ушли бы и оставили меня одного. Я продолжал спокойно есть третье яйцо.

- Погода замечательная, не правда ли? - заметил толстяк. - Не помню такого лета.

Вдруг раздался треск, как от зажженной ракеты, начиненной крепким порохом.

И где-то зазвенело разбитое стекло.

- Что такое? - спросил я.

- Неужели... - вскрикнул маленький человечек и подбежал к угловому окну.

Все кинулись к окнам. Я продолжал сидеть.

Потом вскочил, отшвырнул третье яйцо и тоже подбежал к окну.

- Ничего не видно! - воскликнул маленький человечек, бросаясь к двери.

- Это тот мальчишка! - крикнул я хриплым от бешенства голосом. - Проклятый мальчишка!

Повернувшись, я оттолкнул официанта (он в этот момент нес мне какое-то новое блюдо), стремительно бросился из комнаты вниз и побежал по эспланаде перед отелем.

Спокойное море покрылось зыбью, и на том месте, где раньше лежал шар, вода клокотала как в кильватере судна. Вверху клубилось что-то вроде облачка, и трое или четверо зевак на набережной с недоумением на лицах глядели вверх по направлению неожиданного взрыва. И больше ничего! Чистильщики сапог, швейцар и четверо молодых людей в своих фланелевых жакетах бежали вслед за мной. Из окон и дверей раздавались крики, и отовсюду стали сбегаться любопытные.

Я был слишком взволнован этим новым событием, чтобы обращать внимание на публику.

Сначала я был так ошеломлен, что не понял, что случилось непоправимое несчастье, - ошеломлен, как человек, оглушенный сильным ударом. Потом, наконец, я понял...

Какое несчастье!

- единственное мое богатство на Земле. Что же будет потом? Огромное, непоправимое несчастье.

- Послушайте, - послышался сзади голос маленького человечка. - Вы должны знать...

Я бегал в бешенстве по пляжу. Собралось около двадцати или тридцати человек, которые буквально осадили меня и бомбардировали нелепыми вопросами. Все смотрели на меня подозрительно. Наконец, я не выдержал.

- Я не могу! - крикнул я. - Говорю вам, что я не могу. Я неспособен на это! Вы сами виноваты. Проклятые!

Я нервно жестикулировал. Они отступили на шаг, как будто я угрожал им. Я прошел через толпу, вернулся в столовую отеля и стал звонить. Когда на мой зов явился официант, я набросился на него.

Он не понял меня. Я стал на него кричать. Явился бедно одетый старичок в зеленом переднике и двое молодых людей в фланелевых жакетах. Я бросился к ним и показал, что надо делать. Как только золото перенесли в мою комнату, я почувствовал себя готовым для борьбы.

- А теперь все вон! - крикнул я. - Вон, если не хотите видеть перед собой человека, сошедшего с ума!

Официант замешкался в дверях, я схватил его за плечи и вытолкал вон. А затем запер дверь, сбросил с себя платье маленького человечка и лег в постель. Долго я лежал в постели, злясь, задыхаясь и дрожа от холода.

Наконец я несколько успокоился, встал с постели и позвонил пучеглазому коридорному. Когда он явился, я потребовал фланелевую ночную рубашку, сода-виски и хорошие сигары. Я несколько раз в нетерпении бросался к звонку, прежде чем мне подали то, что я просил. После этого я снова запер дверь на замок и стал обдумывать свое положение.

это возможно при нашей неудаче. От одного удара разлетелись все мои планы о возвращении на Луну и отыскании Кавора. Мое намерение вернуться на Луну, наполнить шар золотом, произвести анализ каворита и заново открыть великую тайну, наконец, может быть, отыскать тело Кавора - все это было теперь неосуществимо.

Я один остался в живых, и это было все.

Мне кажется, что этот отдых в постели был лучшим выходом из того положения, в котором я очутился. Если бы не это, я либо потерял бы голову, либо совершил бы какой-нибудь роковой, необдуманный поступок. Наедине же в комнате я мог обдумать свое положение и принять необходимое решение.

Конечно, мне было совершенно ясно, что случилось с мальчиком. Он влез в шар, стал трогать кнопки, закрыл нечаянно каворитные заслонки и полетел вверх. Он не мог завинтить крышку люка, но если б даже он и сделал это, то только один шанс из тысячи был за его возвращение. Очевидно, он вместе с тюками будет притянут к центру шара и останется там. Таким образом он перестанет быть предметом земного шара, может быть, им заинтересуются обитатели какой-нибудь части мирового пространства. Меня это мало интересовало. А что касается моей ответственности в этом деле, то чем более я размышлял на эту тему, тем яснее мне становилось, что если я сохраню спокойствие, то мне нечего тревожиться. Если бы ко мне явились его опечаленные родители с требованием возвратить им погибшего сына, я бы потребовал от них обратно мой шар или же спросил их, что они думают о всей этой истории. Сначала мне представлялись плачущие родители, полицейские и другие осложнения, но потом я увидел, что мне надо только держать язык за зубами - и ничего не будет. И действительно, чем больше я лежал, курил и думал, тем более мне становилась очевидной мудрость молчаливой недоступности.

Каждый британский гражданин имеет право, если только он не причиняет никому вреда и не совершает ничего неприличного, являться внезапно, куда ему угодно, оборванным и грязным, и иметь при себе любой запас золота. Никто не имеет права задерживать его. Я формулировал это, наконец, самому себе и повторял эту формулу как какую-то великую хартию своей свободы.

я скроюсь временно под чужим именем и сохраню свою отросшую за два месяца бороду, то вряд ли подвергнусь атаке того назойливого кредитора, о котором я уже упоминал. Затем уже можно будет действовать. Все это, без сомнения, не совсем хорошо, но что же мне оставалось делать?

Я решил действовать быстро и энергично.

Я приказал принести письменные принадлежности и написал письмо в нью-ромнейский банк (по указанию коридорного, самый близкий), в котором сообщал директору, что я хочу открыть себе у него текущий счет, и просил прислать двух доверенных лиц с соответствующими документами, в карете с хорошей лошадью, чтобы привезти несколько сот фунтов золота. Я подписал письмо фамилией "Блэк", которая показалась мне весьма почтенной. Затем я достал фалькстонскую адресную книгу, выписал оттуда адрес портного и попросил его послать ко мне закройщика снять мерку на суконный костюм; заказал чемодан, мешок для платья, желтые ботинки, рубашки, шляпы и так далее; от часового мастера я выписал себе часы. Отослав письма, я заказал себе самый лучший завтрак, какой только можно было получить в гостинице. После завтрака я закурил сигару, сохраняя полное хладнокровие и спокойствие, и мирно отдыхал, пока, согласно моему распоряжению, не явились из банка два клерка, которые взвесили и забрали мое золото. После этого я, накрывшись с головой одеялом, улегся спать.

Улегся спать. Без сомнения, это слишком прозаическое занятие для человека, только что возвратившегося с Луны. Вероятно, молодой впечатлительный читатель найдет мое поведение неприличным. Но я страшно устал от всех хлопот, и - черт побери! - что мне было делать? Конечно, никто мне не поверил бы, если бы я вздумал рассказывать свою историю: это только подвергло бы меня новым неприятностям. Я улегся спать. Потом, выспавшись, решил действовать открыто, по своему обыкновению. Я отправился в Италию и здесь пишу эту историю. Если читатель откажется поверить этому рассказу как факту, пусть он примет это за вымысел. Это меня не касается.

А теперь, когда мой рассказ окончен, я спрашиваю себя, какую пользу принесло это приключение? Все думают, что Кавор был неудачный изобретатель, взорвавший при своих опытах в Лимпне свой дом и себя самого, удар же от моего спуска в Литльстоне считают результатом опытов с взрывчатыми веществами правительственного учреждения в Лидде, в двух милях расстояния. Должен сознаться, что я не признал своего участия в исчезновении мастера Томми Симонса (так звали мальчишку). Это, может быть, создало кое-какое затруднение полиции. Мое появление на набережной Литльстона в изодранном костюме, с двумя брусками несомненного золота, объясняют по-разному, но меня это мало интересует. Говорят, что я нарочно все запутал в своем рассказе, чтобы избежать расспросов о том, откуда я добыл золото. Хотел бы я видеть человека, который способен был бы изобрести рассказ, такой связный, как мой. Ну, и пусть их принимают это за вымысел!

в Амальфи, над сценарием той самой драмы, которую я писал до моей встречи с Кавором. Должен признаться, что мне трудно сосредоточиться на моей драме, когда в мою комнату падает лунный свет. Здесь теперь полнолуние, и в последнюю ночь я долго сидел на балконе и глядел на эту сияющую планету, на которой так много сокровищ. Представьте себе столы и стулья, рамы и брусья из чистого золота! Черт побери! Если б только снова наткнуться на этот каворит! Но подобная вещь не случается дважды в жизни. Здесь мне немного лучше, чем в Лимпне, - только и всего. А Кавор совершил самоубийство таким утонченным способом, к какому никогда еще не прибегал ни один человек. Так кончается эта история, похожая на ночное сновидение. Она плохо вяжется с нашими обычными представлениями, - взять хотя бы прыгание, еду, дыхание, отсутствие веса, - и, действительно, бывают минуты, когда, несмотря на мое золото с Луны, я готов поверить, что все это было только сном...