Автор: | Уэллс Г. Д. |
Категория: | Роман |
Необходима осторожность
Книга третья. Женитьба, развод и первые зрелые годы Эдварда-Альберта Тьюлера
10. Помолвлен
- Но, дорогой, свадьба невозможна, пока мы живем в одном доме. Это просто немыслимо. Надо же считаться с окружающими. С моими родными, во всяком случае.
его - пока она не заставила его интересоваться ими. Он не мог понять, почему бы им не вкусить супружеских радостей, не дожидаясь свадьбы, еще здесь, в пансионе, и ему представлялось, что можно немедленно пойти в ближайшую регистратуру и оформить там брак. До своего возвращения из Эдинбурга он меньше всего задумывался об этом.
- Но когда люди влюблены, они друг друга желают. Я желаю тебя, Эванджелина. Страшно. Просто не могу передать как. Я не в силах сдерживаться.
- Сама жду не дождусь, милый. Может быть, даже больше, чем ты. Но нельзя допускать, скандала. Нельзя. Ну подумай, как это будет выглядеть в брачной хронике «Таймса» - у жениха и невесты один и тот же адрес! Pas possible, cheri. Je m'en fiche de tout cela.
Она поглядела на него.
- Ну что ты губы надул, мой миленький? Будь паинькой, потерпи немного. Так бы тебя и расцеловала. И расцелую, погоди только.
Ах, не мучая меня! - воскликнул Эдвард-Альберт и тихонько отодвинулся от нее.
Вот уже три дня, как они были помолвлены. Теперь они сидели в одном из прелестных уголков Риджент-парка. О помолвке было сообщено м-сс Дубер для тактичного оповещения жильцов, и если не считать полной юмора гримасы м-ра Чэмбла Пьютера да довольно едкого замечания мисс Блэйм, сделанного в беседе со вдовой в митенках и племянницей м-сс Дубер, насчет всяких интриганок и охотниц за женихами - замечания, которое, может быть, предназначалось, а может быть, и не предназначалось для ушей Эдварда-Альберта, - общество реагировало на эту новость довольно слабо.
М-сс Дубер проявила отменное великодушие, несмотря на то, что теряла двух постоянных и вполне платежеспособных жильцов; она по собственной инициативе дала Эдварду-Альберту превосходную характеристику:
- Такой тихий, благовоспитанный.
Гоупи объявила Эванджелине, что она страшно счастливая девушка, а Эдварду-Альберту - что он страшно счастливый мужчина, и призналась им, что сама все ждет, когда наконец явится ее рыцарь и похитит ее из очарованного замка.
«Норс-Лондон Лизхолдс», но Эванджелина при попытке прервать свою деловую карьеру встретила лестные для себя затруднения.
- Без меня там просто не знают, где что лежит, - сообщила она.
С ней договорились, что она останется на половинном рабочем дне, пока не подготовит себе преемницу. Подготовка сильно затруднялась неутолимой жаждой Эванджелины делиться с последней своими мечтами о близком супружеском счастье.
С самого начала их новых отношений она обнаружила огромную уверенность в своих организаторских талантах. Неопытность Эдварда-Альберта в делах света и его крайняя рассеянность пробудили в ней скрытое чувство материнства. Все ее женские инстинкты ожили.
Она решила, что надо снять удобную квартиру на Блумсбери-сквер, по крайней мере один этаж («наше собственное гнездышко, мой любимый»).
Мы начнем наши поиски послезавтра днем. Это будет так интересно!
- Да уж, верно, без этого не обойтись, - ответил он.
Она повела дело очень ловко. Говорила с управляющими и домохозяевами. Сама вела все переговоры. Он старался держаться солидно, с достоинством, но в душе чувствовал досаду на то, что она руководит им. Однако влечение к ней одерживало верх. Он испытывал нечто похожее на выжидательную покорность влюбленной собаки.
Они нашли, что ей было нужно, близ Торрингтон-сквер - не просто квартиру, а целый верх: две гостиные, две хорошие спальни и еще две комнаты, в которых можно было устроить спальни или что угодно, затем кухня-буфетная, кладовая, гардеробная и ванная! Он был втайне испуган перспективой занимать сразу такое множество комнат, но она пришла в восторг. Плата была очень умеренная, а она и не мечтала так шикарно устроиться.
Плата была небольшая, потому что милая, но непрактичная владелица дома, занимавшая нижнюю часть его, долгое время сдавала верх без меблировки. Но вдруг ее одолел дух предприимчивости, и она решила обставить комнаты, приобретя мебель в рассрочку, и сдавать их с услугами. К ней въехал художник с женой, множеством очаровательных картин и купленным в рассрочку пианино. Несколько дней все как будто шло хорошо. А потом сразу разладилось. Пошли неприятности с прислугой из-за лишних людей, которых надо обслуживать, - пояснила домовладелица с выражением тихого негодования. Кухарка объявила, что уходит; глядя на нее, забастовала и горничная; кухарка и сейчас еще здесь, но ведет себя очень нахально, а художник звонил, звонил до тех пор, пока в батарее был ток, а потом уехал на такси с женой я картинами, оставив пианино и не заплатив по счетам.
Уехал как ни в чем не бывало, таком здоровенный, длинный… Я его опрашиваю: что же мне теперь делать? А он заявил: «Можете требовать через суд», - и поглядел на меня такими страшными глазами. И даже не подумал оставить адрес, куда уехал, так что как же я могу обратиться в суд?
Ввиду этих обстоятельств Эванджелина и решилась пустить в ход свою деловую сметку. Она еще раз осмотрела не слишком богато обставленные комнаты.
- Пианино нет, - заметила она.
- Вчера увезли. Оттого и штукатурка осыпалась на лестнице, видели? Если бы нам удалось договориться! Я была бы так рада. Но услуги взять на себя не могу, просто не могу. С теперешней прислугой… Все - война. Прислуга теперь не прежняя. Подавай ей выходные дни да воскресенья вторую половину. А так все тут очень удобно. Вы могли бы взять себе хорошую, солидную женщину для услуг. И не было бы никаких недоразумений.
Эванджелина быстро сообразила, какие преимущества сулит наличие служанки. Своей собственной, повинующейся твоим приказаниям. Настоящей служанки - в чепце и фартуке, которая будет открывать дверь гостям. И ей пришла в голову еще более блестящая идея: в случае званого обеда можно будет приглашать кухарку снизу и платить ей сколько-нибудь там дополнительно.
Не слишком много, - добавила Эванджелина, - но столько, чтобы она была довольна. А если придется немножко самой повозиться с готовкой, так мне не впервой faire la cuisine.
И еще прежде, чем она окончательно договорилась с непрактичной особой, комнаты были не то что сняты, а захвачены - и за более низкую плату, чем стоили все до сих пор виденные ими квартиры, даже без мебели.
- Мой муж… - сказала Эванджелина. - Через несколько недель он станет моим мужем… и тогда я перееду сюда совсем и буду вести хозяйство. Он заключит с вами контракт на обстановку, и мы привезем еще свои вещи - картины и всякое такое, так что будет уютно. В общем - устроимся неплохо.
Непрактичная особа залепетала какой-то вздор относительно сведений, но Эванджелина отклонила эту тему.
- Но что-то записать я ведь должна. Так уж водится, ничего не поделаешь. Ваши фамилии и все такое, - настаивала непрактичная особа.
спускается вниз, захлопнула дверь и проверила, плотно ли она закрыта, потом, совершенно преображенная, повернулась к своему возлюбленному.
Она скинула деловое выражение, словно маску, и теперь вся сияла от радости:
- Дорогой мой. Такой терпеливый. Ну разве здесь не мило? Не великолепно?
Она всплеснула руками, закружилась по направлению к нему и кончила тем, что крепко его поцеловала. Он судорожно сжал ее в объятиях.
- Погоди, - шепнула она, освобождаясь из его рук. - Она сейчас вернется.
- Ты ловко это устроила.
- Радуюсь одобрению своего повелителя.
Этот тон как раз подходил к обстоятельствам.
- Ты ловко умеешь устраивать такие дела, - повторил он.
«сведениями». Эванджелина указала два адреса, которые Эдварду-Альберту были незнакомы; в одном из них - если он не ослышался - упоминался Скотланд-ярд. Скотланд-ярд? Тут наступило молчание.
- Мы только еще раз немножко посмотрим, - сказала Эванджелина, давая понять хозяйке, что с ней разговор окончен. - Я хочу кое-что измерить.
Непрактичная особа отбыла, поскольку было совершенно очевидно, что ей здесь решительно больше нечего делать, и Эванджелина снова преобразилась.
- Мистер Эдвард-Альберт Тьюлер у себя дома, - произнесла она с поклоном.
- Чудеса, да и только, - ответил Эдвард-Альберт и кинул на нее пламенный взгляд.
- Если б я только мог хорошенько тебя обнять.
- А ты пока меня хорошенько поцелуй…
- А-ах!..
Она оттолкнула его.
Ты делаешь успехи.
Эдвард-Альберт становился все смелей.
- Она ведь больше не придет сюда.
- А вдруг. Тес… Что это?
Оба прислушались.
- Знаешь, для меня это настоящая пытка.
- Если б это от меня зависело, я бы ее прекратила.
- Давай просто придем сюда завтра.
- Тес…
- Послушай, милый. Ты ведь знаешь, что есть такие периоды… Знаешь?..
- Я что-то слышал…
- Ну, значит, тебе понятно.
- Тогда через неделю. Обещай мне, что через неделю.
Обещаю это себе! - в упоении воскликнула Эванджелина и опять закружилась, на этот раз в сторону двери.
- Приходится верить, раз ты так говоришь, - недовольно проворчал Эдвард-Альберт и вышел за ней из квартиры.
В ожидании счастливого дня молодые люди под умелым руководством Эванджелины принялись изучать характеры друг друга. Эванджелина изучала внутренний облик Эдварда-Альберта очень подробно, а он, быстро подчинившись ей, видел ее только такой, какой она желала ему казаться.
Она поступила так, как часто поступают влюбленные: придумала себе особое имя - специально для него.
- Зови меня Эвадной. Эванджелина! Я это имя всегда терпеть не могла. Сразу напоминает викторианцев и лонгфелловское что-то. Оно ко мне не идет. А вот Эвадна… Милый, скажи «Эвадна».
Эвадна, - повторил Эдвард-Альберт.
- Дорогая Эвадна.
- Дорогая Эвадна, - опять послушно повторил он.
- Теперь насчет нашей свадьбы. У нас будет настоящая, хорошая свадьба. Не какая-то там дурацкая регистрация. Нет, и «голос господа бога, ходящего в раю», и все как надо. Ты будешь так хорош в цилиндре и светло-серых брюках. А на жилете, представь себе, - белые отвороты.
- Здорово! - воскликнул Эдвард-Альберт, заинтересованный и польщенный, но сильно испуганный.
А у меня флердоранж.
- А во что это обойдется?
- Боюсь, ты сочтешь меня старомодной! Но у меня ведь столько родных, с которыми я должна считаться. Как это странно, что ты до сих пор ничего не знаешь о моих родных, ну ровно ничего. Ты даже ни разу не спросил: У меня есть отец, крестный и куча родственников.
- Я ведь не на них женюсь, - заметил будущий счастливый супруг.
- Я не позволю им обижать тебя, Тэдди. Но они существуют. Придется нам приноравливаться. Отец у меня полисмен - о, только не обыкновенный полисмен. Он из Скотланд-ярда. Работает в уголовном розыске. Инспектор Биркенхэд. У него еще ни разу не было крупного дела, но он всегда говорит, что придет и его день. Он очень, очень проницательный. От него ничто не укроется. Он немножко жестковат, очень строгих правил. Дело в том, что моя мать его бросила и он никогда не мог с этим примириться. Если бы он узнал… если бы только вообразил, что мы решили не дожидаться…
А зачем кому-нибудь знать об этом?
- Упаси боже, если он узнает… Так что видишь, все должно быть, как я говорю. Настоящая свадьба, и кто-то должен быть моим посаженым отцом, выдать меня…
- Кто же это будет тебя выдавать? Кто смеет тобой распоряжаться?
- Мне кажется, милый, нам бы следовало куда-нибудь пойти посмотреть настоящую свадьбу. Ты тогда будешь знать, как это делается. Нам необходим шафер, который похлопотал бы для нас и все устроил. Рис, и флердоранж, и все de Rigor. Я уж об этом подумала. У меня есть родственники, Чезер по фамилии. Моя кузина Милли - мы с ней вместе ходили в школу. Она вышла замуж за молодого Чезера. Пипа Чезера. Это делец, как сказал бы Арнольд Беннет, настоящий делец. Ловкач. Он работает директором одного вест-эндского бюро похоронных процессий и может прислать кареты и лошадей за гроши - прямо из конюшни. Кареты, Тэдди! Но, конечно, ни черных перчаток, ни поминальных блюд нам не требуется. Старик Чезер - мой крестный. Он торгует шампанским - особым, без указания года: поставляет его для отелей, ночных клубов, свадеб и тому подобное. Это такое шампанское, которое делают специально для него. Оно дешевле, но тоже хорошее. Он считает - даже лучше. И он всегда говорил, что в торжественный день моей свадьбы заботы о парадном завтраке он возьмет на себя.
Она задумалась.
Я не хочу звать никого из сослуживцев. Нет, нет. С ними покончено. Правда, они хорошо ко мне относились. Но как только я там разделаюсь, так прости-прощай. Я не хочу никого обижать, но… в таких случаях надо рвать раз и навсегда.
И она снова задумалась.
- Да, - произнесла она наконец, словно дверь за собой захлопнула. - Теперь насчет Дуберов. Миссис Дубер. Милая Гоупи. И все. Эта дурочка-племянница может прийти в церковь.
Эдвард-Альберт созерцал картину того, что его ожидает, с торжествующим самодовольством. Ему бы очень хотелось, чтобы на свадьбе присутствовали Берт и Нэтс - смотрели бы и удивлялись! - да кое-какие молодые люди и девушки из «Норс-Лондон Лизхолдс» - смотрели бы и завидовали! И где-нибудь, как-нибудь он торжествующе шепнул бы Берту:
- Я уже имел ее. Черт возьми - она недурна.
«Hubris» назвали бы это, вероятно, наши классики.
Свадебные грезы продолжались. Он узнал, как невеста потихоньку скроется и наденет дорожное платье. Он тоже переоденется. Им вдогонку будут кидать старые туфли - на счастье.
- И - в дорогу. Может быть, в веселый Париж? Я всегда мечтала. Когда-нибудь, когда ты тоже выучишься по-французски, мы устроим себе в Париже миленький маленький ventre a terre.
Эдвард-Альберт встрепенулся.
- Ну нет, в Париж мы не поедем. Ты там опять начнешь флиртовать с этим своим faux pa. Ни в коем случае.
Ты ревнуешь? Как это приятно, - сказала Эвадна-Эванджелина. - Но если б ты его видел! Он совсем старый. Милый, правда, но уже развалина. Ну, если ты не хочешь туда, так перед нами - весь мир. Поедем в Булонь, а то в очаровательный Торкэй или Борнмаус - снимем там комнату… Это будет наша комнатка, и солнце будет освещать ее для нас. Только представь себе это!
Он представил.
Они делали покупки. Эвадна принадлежала к числу самых придирчивых покупательниц. Джентльмены в черных пиджаках подобострастно склонялись перед ней, угодливо потирая руки. А она обращалась к Эдварду Тьюлеру и советовалась с ним. Они купили кое-что из мебели. Купили очаровательный мягкий коврик - «для наших босых ножек, - шепнула она, - a saute lit». И картин - потому что ведь художник увез все свои картины.
- Enfant saoul! - воскликнула Эванджелина при виде картины, которую она специально искала.
Ах, это такая прелестная картина! - сказала Эвадна-Эванджелина, восторженно любуясь своей находкой.
- Милый, - шепнула она, когда приказчик отошел так, что не мог ее слышать. - Я считаю дни и часы. Жду не дождусь этой минуты.
Таким-то образом Эдвард-Альберт водворился в своем новом жилище, и Эванджелина, улучив удобную минуту, пришла, как обещала ему и себе, чтобы ему отдаться.