Дом вечно живых.
Глава V

V

По всей вероятности, я сбился с пути на самых северных отрогах цепи Мура. Еще не совсем стемнело, но разглядеть что-нибудь было уж трудно. Тропинка совершенно исчезла под низким, густым кустарником, который покрывал и всю окружающую местность. Моя лошадь пробиралась с трудом, нащупывая то и дело почву, прежде чем ступить на нее. В сознании полной своей неспособности отличать тропинку среди этого мрака, я решил положиться на инстинкт самой лошади. Но я совсем упустил из виду, что как раз около самой северной точки Мура от тропы на Гран-Кап отделяется еще другая тропа на Турн. Последняя забирает влево и идет по направлению к довольно известному в тулонских летописях ущелью с оригинальным названием "Смерть Готье".

Моя лошадь как раз и взяла направление по тропинке на Турн. А я ничего и не заметил, даже и не подозревая, что мы проехали мимо разветвления этих двух дорог.

Тропинка, до сих пор все-таки сносная, стала уже совсем плохой. Начинало очень сильно темнеть. Вскоре меня окутал прозрачный туман, как я догадывался, предвестник другого, более густого, разостлавшегося несколькими десятками метров выше.

Мне вспоминается, как я проворчал:

Как раз в эту минуту тропинка, только что поднимавшаяся довольно круто наверх, начала так же резко спускаться вниз. Такой переход немало озадачил меня: на карте не было указано ничего подобного. Мне захотелось еще раз посмотреть на нее. Но для точной проверки всех этих горных переходов было уже слишком темно. Пришлось отказаться от своего намерения. К тому же спуск оказался непродолжительным. Я попал было куда-то вроде ямы, густо заросшей кустарником; но тропинка снова пошла вверх. Хотя я и говорю о тропинке, но в действительности от нее не оставалось и следа: вокруг меня терновник вместе с мастиковыми деревьями образовал сплошную заросль, и шипы терний достигали груди моей лошади; я сам должен был оберегать свои руки от царапин. Эта густая растительность совершенно закрывала почву. Зигфрид стал нервничать и выказывал свое нежелание впотьмах пробираться этой опасной, как он чуял, дорогой...

Приблизительно через каких-нибудь сто метров от этой заросли опять начался спуск; после него - новый подъем. Я понял наконец, что сбился с дороги. Было очевидно, что я пересекал какую-то горную цепь, состоящую из трех последовательных уступов - а ничего подобного в направлении на Гран-Кап не было. Я это знал наверное, но тем не менее продолжал свой путь, надеясь добраться до третьего уступа и обозреть оттуда всю местность.

Я доехал до него.

И, действительно, я достиг желаемого. Моим глазам представилась длинная, широкая и покатая равнина, окруженная со всех сторон далекими горами, форма которых несмотря на застилавший их туман, дала мне возможность несколько ориентироваться. Вне всякого сомнения, я находился около самого ущелья "Смерть Готье", и мне не оставалось ничего лучшего, как возможно скорее повернуть обратно и доехать до того проклятого перекрестка, где я сбился с пути. И это следовало сделать, не медля ни секунды, чтобы успеть добраться туда до наступления полнейшей темноты...

кончился первый спуск, пошел рысью. Но это продолжалось недолго.

Во время подъема на второй уступ, я вдруг почувствовал что седло уходит из под меня... Кустарник принял меня далеко не ласково, но все же это было лучше, чем падать на голые камни. Менее чем через десять секунд я был уже на ногах, ушибленный и исцарапанный, но, во всяком случае, без серьезных повреждений.

Но моя лошадь лежала... Я наклонился к ней. О!.. Левая передняя нога так неудачно попала в расселину камня, что сломалась, как ломается простое стекло. О-ля-ля! Никогда не сможет больше бедный Зигфрид идти ни рысью, ни галопом... Да! Мы, любители лошадей, привязываемся к ним иногда более страстно, чем к подругам своей жизни. Я смотрел на распростертого на земле Зигфрида, и мне казалось, что вот-вот я заплачу, как плачут девочки. Но тотчас, желая побороть свою слабость, я выхватил мой револьвер и, приставив дуло его к уху несчастного животного, закрыл глаза и нажал на курок. Легкая дрожь прошла по большому телу, и оно успокоилось навсегда. Я машинально сунул револьвер обратно в карман. И, не отдавая себе отчета, куда иду, добрался до второго уступа, достиг самой высокой его точки и сел на первый попавшийся камень.

Только по прошествии добрых четверти часа я пришел несколько в себя и принялся обдумывать свое положение. Оно было не из завидных, я оказался без лошади, далеко от всякой проезжей дороги, затерянным среди самых пустынных мест всего горного Прованса. Ближайшая деревушка находилась от меня на расстоянии доброго лье; а форт Кап - по меньшей мере за два лье. Но это - если напрямую... Мне же, несмотря на полную почти невозможность выпутаться из этого непроницаемого лабиринта, предстояло во что бы то ни стало добираться до Гран-Кап посреди окружавшей меня густой, а скоро, наверное, и вовсе непроглядной тьмы.