Человек, который убил.
Глава XXIX

XXIX

18 ноября.

Мечеть Мехмед-Соколи - очень маленькая мечеть в квартале, который прилепился к склону холма Ат-Мейдан-Византийского ипподрома - на берегу Мраморного моря. Я часто проходил мимо и ни разу не замечал ничего, кроме того, что ее окружает - этого восхитительного маленького mezzar [кладбище], подобного густой роще, в которой древние могилы прячутся под волнами плюща и дикого винограда. Но мечеть Махмед-Соколи, пожалуй, еще красивее своего кладбища. Представьте себе здание из белого мрамора, покрытое резьбой и позолотой, точно драгоценность. Мрамор очень древний, местами янтарно-прозрачный. Потемневшая позолота мягко сливается с этими янтарными тонами. Мирхаб (алтарь) сверху донизу покрыт древним персидским фаянсом, ярким, как цветы на солнце. И цветные или матовые стекла льют мягкий, задушевный свет.

Я открыл эту мечеть совершенно случайно. Вчера, проходя мимо, я заметил, что калитка не заперта. Во дворе раздавался крик. Я вошел.

Две маленькие девочки в желтом и зеленом платьицах играли в борьбу - самая распространенная игра турецких детей, - сопровождая ее пронзительным визгом и смехом. Глухой мощеный дворик представлял великолепное поле битвы. Они гонялись друг за дружкой, скрывались за колоннами, настигали друг друга, боролись и резвились, как молодые козочки, и кончили тем, что покатились на землю, скрываясь в высокой траве, проросшей среди мраморных плит.

Мой приход мгновенно водворил мир. Обе вскочили и, сделавшись сразу серьезными, не спускали с меня глаз. Желтое платьице после минутного размышления что-то пролепетало зеленому. Зеленое побежало к калитке и исчезло. Желтое подошло ко мне и сделало знак подождать. Я ждал.

Прошло минуты четыре. Снова появилось зеленое платьице, а за ним я увидел имама мечети: это был старый, чистокровный осман, с самой длинной белой бородой, какую мне приходилось видеть здесь, в Турции, где так много седых бород. Меня приняли за посетителя, и имам захватил с собой ключи от святилища.

Я из вежливости вошел внутрь, ожидая увидеть одну из тех банальных мечетей, каких много в Константинополе. Но я остановился на пороге вне себя от восторга. Имам улыбался, довольный моим удивлением...

Я выразил ему свой восторг на довольно странном турецком языке, и он из учтивости сделал вид, что понял. Но он-таки понял мой восторг - и показал мне решительно все, каждый зубец мрамора, каждый цветок из фаянса. Обе девочки, серьезные, точно монахини, следовали за нами, внимательно слушая. Я продолжал восхищаться. Имам, все еще улыбаясь, извинился за ветхий ковер, по которому мы ступали: ковер превратился в лохмотья. Но ковры для мечети стоят дорого, а приход Мехмед-Соколи не богат.

-- Когда Мехмед-Соколи, бывший великим визирем султана Сулеймана Великолепного, построил нашу мечеть, он ничего не пожалел и расточил на нее все свои богатства. Но с тех пор прошло уже четыреста лет. Приход небогатый... Дырявый ковер так и остается дырявым...

Я наивно подумал, что это намек, и потихоньку вынул свой бумажник. Но имам чуть ли не рассердился. Простые каими (ключари) больших мечетей, развращенные постоянными посещениями туристов и их проводников, принимают и, при случае, даже требуют бакшиш, дорогой сердцу левантинцев всех сословий. Однако имамы этих храмов хранят свое достоинство: старый турок отказал мне наотрез.

Очевидно, однако, в книге судьбы написано было, чтоб вышло по-моему и чтоб я мог внести свою лепту на будущий ковер для мечети. Когда мы с имамом и девочками обменялись прощальными приветствиями, на дворе появилась совершенно неожиданно фигура Мехмед-паши, который, вероятно, прогуливался здесь между двумя заседаниями в Высокой Порте, находящейся рядом...

-- Ба! Господин полковник, вы здесь? Неужели вы сделались таким правоверным турком, что вас можно встретить только в Стамбуле, совершающим молитвы в наших мечетях? Вот уже две недели, как я вас не видал!

любезностями, одной рукой поймал зеленое платье, другою желтое - и поднял девочек в воздух. Это были внучки имама. Они пронзительно визжали от удовольствия.

-- Ну, а теперь, - сказал он, опуская на землю девочек, - господин полковник, я весь к вашим услугам, и, если хотите, мы пойдем вместе. Ведь вы уходите, не правда ли?

-- Я собирался уходить, после того как тщетно попытался совершить богоугодное дело.

-- Богоугодное?

-- Ковер в мечети требует обновления, и я хотел принять участие, но, должно быть, я недостоин...

-- Это старый, старый правоверный, - сказал мне Мехмед-паша в то время, как мы шагали по острым камням мостовой, подымающейся на Ат-Мейдан. - Он иногда впадает в крайности, но это превосходный человек и учтив он так, как были учтивы только во время оно. Вот вам пример: несколько месяцев тому назад сюда приехала в яхте одна из ваших соотечественниц, madame де Рец. Д'Эпернон, наш общий друг Д'Эпернон, мне ее очень рекомендовал. Я старался, как мог, показать ей Стамбул. И вот, у дверей этой мечети, madame де Рец остановилась в нерешительности: нужно было сунуть ножки в те огромные туфли, которые вы только что надевали на ваши башмаки. Что делать? В мечеть нельзя входить без этих туфель. Madame де Рец беспомощно смотрела на свои ноги и бормотала: "Как я буду шлепать в этих туфлях, ведь я упаду". Тут наш имам наклонился к ее белым шефровым башмачкам, отечески вытер их своею собственной полой и сказал: "Войдите без туфель. Zarar yok (ничего не значит): ножки такие маленькие..."

Мы пришли на Ат-Мейдан: прекрасные минареты Ахмедие-Джами высятся здесь над ближайшими платанами.

-- Я хотел вам сказать, господин полковник: ведь вы, я знаю, очень дружны с леди Фалклэнд, которую я вам как-то показал на Сладких Водах, если мне не изменяет память... Да... Вы ее давно не видали?

-- Недели две, господин маршал.

-- Да...

Мехмед-паша на минуту задумался. Потом вдруг заговорил:

-- Мне не очень-то хочется вмешиваться в то, что не касается ни меня, ни вас. Все же сегодня я это сделаю, потому что Фалклэнд действительно странный субъект. Вот в чем дело. Их дом один из тех, куда я по долгу службы принужден почаще заглядывать... Это, конечно, между нами. Но надо вам указать, а если ваше сердце уж вам это подсказало, то еще раз напомнить, что там готовится отвратительное предательство против вашего друга. Я, впрочем, не знаю подробностей. До свидания, господин полковник. Мне нужно сюда, в художественно-ремесленную школу.