| Автор: | Хаггард Г. Р., год: 1903 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
VIII. Марк и Халев
На другой день Итиэль, выполняя свое обещание, предложил на обсуждение совета вопрос, можно ли позволить Мириам исполнить заказ римского центуриона. Ессеи по обыкновению долго совещались по поводу всего, что касалось их возлюбленной питомицы - но наконец разрешение приступить к работе было получено, при условии, однако, что сеансы будут проходить не иначе как в присутствии трех старейших братьев ессеев, в том числе престарелого учителя Мириам.
Таким образом, когда Марк явился в назначенный Итиэлем час в мастерскую, он застал там трех седобородых старцев в белых одеждах, а позади них темную фигуру Нехушты с приветливо улыбающимся лицом. При появлении Марка старцы поднялись со своих мест и поклонились ему, на что и он отвечал низким, почтительным поклоном, а затем приветствовал Мириам.
- Скажи мне, госпожа, эти почтенные отцы ожидают своей очереди служить тебе моделями или же это критики? - спросил римлянин.
- Это критики, господин! - сухо ответила девушка, снимая мокрый холст с глыбы сырой глины и принимаясь за работу.
Так как старцы сидели все трое в глубоких креслах, стоявших в ряд у задней стены, в глубине мастерской, и вставать со своих мест считали неудобным, то следить за ходом работы им било невозможно. А между тем из-за привычки, свойственной всем ессеям, вставать до зари, стариков, попавших в этот жаркий полдень в тень навеса, невольно клонило ко сну, и вскоре все трое заскули крепким, блаженным сном.
- Посмотрите на них, - сказал Марк, - какой прекраснейший сюжет для любого художника!
Мириам сочувственно кивнула головой и, взяв три куска глины, проворно слепила портреты трех спящих старцев, а когда те проснулись, показала им свою лепку. Добродушные старички от души посмеялись.
Каждый день сеансы повторялись тем же порядком, и славные старики-кураторы каждый раз засыпали, так что молодые люди, в сущности, оставались наедине. Ничто не мешало их взаимному обмену мыслей и чувств. Марк рассказывал молодой художнице о войнах, в которых принимал участие, о странах, которые он имел случай посетить, об известных ему народах, их нравах и обычаях; девушка же передавала ему различные подробности своей жизни среди ессеев. Наконец разговор коснулся религии. Марк был знаком со многими верованиями как западных, так и восточных народов, и все они, по-видимому, не удовлетворяли его, не внушали большого уважения. Тогда Мириам решилась изложить ему, как умела, основы своей религии, новой религии - христианства, о котором в то время непосвященные имели лишь смутное представление.
- Все, что говоришь ты, госпожа, кажется мне прекрасным! - отвечал Марк. - Но объясни, как примирить это учение с требованиями жизни? Твоя христианская вера чиста и высока. Но почему-то все народы в одинаковой мере ненавидят и презирают христиан, да и какой смысл верить в этого Распятого, который обещал всем верующим в него воскресить их в последний день! В чем тут смысл религии?
- Это ты поймешь, господин, когда все остальное изменит тебе!
- Да, ты права. Эта ваша христианская религия - религия тех, кому все остальное в жизни изменяло, религия несчастных, обездоленных. Но теперь давай поговорим о чем-нибудь более веселом, вопросы вечности мне представляются туманными: кроме вечной красоты искусства, я не знаю пока ничего вечного!
В этот момент престарелый учитель Мириам пробудился и протер глаза.
- Подойди сюда, великий учитель мой, - воскликнула Мириам, - помоги твоей неопытной ученице справиться с этим капризным изгибом линии губ!
- Дочь моя, Мириам, когда-то я был искусен в этом деле, - отвечал старец. - Но теперь я - простой каменщик, а ты - гениальный ваятель. У меня было дарование, у тебя - божественный талант! Не мне помогать тебе!
Тем не менее старик подошел к бюсту и, восхищенный, залюбовался работой девушки.
- Да, - добавил он, - тут вот, как сама ты говоришь, не совсем верно... Но попробуй сделать вот так... Нет, нет, я не возьму резца из твоих рук, сделай сама... Видишь, теперь - прекрасно!.. О, дитя, теперь не тебе у меня учиться!..
- Не говорил ли я, что ты гениальна в своем искусстве, госпожа! - воскликнул Марк.
- Ты, господин, много говоришь, и я боюсь, что очень многие из твоих слов находятся не в согласии с твоими мыслями. Но теперь, прошу тебя, не говори вовсе: я хочу изучить твои губы!
И работа продолжалась некоторое время в полном безмолвии.
Кроме того она рассказывала сказки и легенды иорданских рыбаков, и Марк слушал ее с видимым удовольствием. Иногда ее сменяла старая Нехушта, и тогда молодые люди жадно внимали полудиким сказаниям о далекой и знойной Ливии, о тамошних кровавых потехах и о чудесах белой и черной магии.
Так проходили часы работы, и дни следовали за днями счастливой чередой.
Но не всем они казались светлыми днями тихого счастья - для Халева это были бурные дни жгучей ревности, зависти и ненависти. Он готов был в любой момент вонзить нож в сердце блестящего молодого римлянина. И Мириам поняла это, поняла, что отныне горе тому человеку, который полюбится ей. Теперь она боялась Халева, боялась за Марка, хотя, в сущности, молодой римлянин был для нее никем в это время; но она знала, что Халев думал иначе. В последнее время она редко видела друга детства, однако тот находил возможность узнавать до мельчайших подробностей все о Мириам или молодом центурионе. Марк не раз говорил ей, что куда бы он ни пошел, где бы ни был, везде и всюду встречает он этого красивого странного юношу, которого она назвала "друг Халев".
Однажды во время сеанса, когда гипсовый слепок был уже готов, и Мириам работала над мрамором, Марк сказал ей:
- Я должен сообщить тебе новость, госпожа. Теперь я знаю, кто убил того плута иудея. Это твой друг Халев, как доказывают свидетельские показания!
Мириам невольно содрогнулась, так что резец выпал у нее из рук.
- Ш-ш! - прошептала она, оглядываясь на спящих кураторов. (В этот самый момент один из них начал просыпаться.) - Ведь они еще не знают об этом? - шепотом спросила она, наклонившись к Марку.
Он отрицательно покачал головой и казался изумленным.
- Я должна поговорить с тобой об этом деле, только не здесь и не теперь!
Вдруг Нехушта, как нельзя более некстати, уронила какой-то сосуд с металлическими инструментами.
Шум этот разбудил и остальных кураторов, но Мириам уже успела шепнуть:
- Встретимся в моем саду, в час после заката; калитка будет незаперта!
- Хорошо! - ответил Марк. - Но, боги, что это за шум? Друг Нехушта, ты неосторожно потревожила сон наших уважаемых кураторов, хотя, впрочем, на сегодня сеанс, кажется, закончен? - добавил он, обращаясь к Мириам.
- Я не буду задерживать теперь тебя дольше! - ответила та.
Солнце уже зашло, и мягкий лунный свет залил все вокруг. Олеандры, лилии и нежные цветы апельсиновых деревьев наполняли воздух нежным благоуханием. Кругом все стихло, разве только кое-где лаяли собаки, да вдали завывал одинокий голодный шакал.
Марк явился минут за десять до назначенного времени и, найдя калитку незапертой, вошел в сад. Вдоль высокой каменной стены, служившей оградой, шел длинный ряд деревьев, где царила густая тень. Середина же сада, сравнительно открытая, была освещена луной. Марк встал в тени. Крадучись, точно кошка за намеченной добычей, Халев за спиной Марка также пробрался в сад и притаился у стены.
Марк ожидал назначенного свидания, не помышляя о том, что ему могла грозить опасность. Вон там, впереди, мелькнуло белое платье, и молодой римлянин сделал несколько поспешных шагов навстречу девушке и ее неизбежной спутнице Нехуште. Теперь они стояли Достаточно далеко от Халева, так что он хотя и мог ясно различать их фигуры и движения, но разговора, который происходил шепотом, слышать не мог.
- Господин, - начала Мириам, глядя на римлянина своим ласковым, тихим взглядом, напоминавшим спокойную синеву небес, - прости, что я потревожила тебя в такой необычный час.
- Полно, госпожа Мириам, я всегда рад тебе служить! - отвечал Центурион. - Да не называй меня господином, а зови Марком, мне будет приятнее!
- Дело в том, что эта история с Халевом...
- Пусть бы все духи ада побрали этого Халева, что, как я полагаю, вскоре и должно случиться!
Марк рассказал, что нашлись свидетели из числа окрестных жителей, которые присутствовали при убийстве, и упомянул о долге, обязывающем арестовать Халева.
Мириам стала просить пощадить его. Но римлянин ревниво заметил, что он видит, как Халев любит Мириам, и спросил, не отвечает ли она взаимностью. Мириам пылко запротестовала против такого предположения, и смягченный римлянин уступил ее мольбам.
Между тем подслушивающий Халев не расслышал ни слова; до него доносился только смутный шепот двух голосов, но зато ни один жест, ни одно движение обоих не укрылось от его ревнивого взгляда. Нет сомнения, он присутствовал при страстном свидании влюбленных. Ему казалось, что сердце разорвется в его груди от ревнивой злобы, он готов был броситься на римлянина и тут же на месте убить его. Но минуту спустя чувства благоразумия и самосохранения взяли верх: он хотел убить, но не быть убитым! Если он убьет римлянина, Нехушта, эта старая кошка, подкупленная римским золотом, вонзит ему в спину нож, с которым она никогда не разлучается! Тогда Мириам достанется кому-нибудь другому, а он не получит никакого удовлетворения. Так рассуждал Халев, не спуская глаз с освещенной луной площадки сада.
Вот они расстались, и Мириам, не оглядываясь, исчезла в дверях дома. Марк, точно в полусне, прошел мимо юноши так близко, что чуть не коснулся его одежд. Только Нехушта оставалась неподвижной на том месте, где стояла, точно в глубоком раздумье. Халев, крадучись, последовал за Марком, прячась в тени деревьев. В десяти шагах от калитки сада Мириам в стене была другая калитка, ведущая в сад странноприимного дома. В тот момент, когда центурион обернулся, чтобы запереть за собой калитку, перед ним, точно из-под земли, выросла какая-то человеческая фигура.
- Кто ты? - спросил римлянин, отступив на шаг, чтобы лучше разглядеть своего посетителя.
Халев между тем переступил через порог калитки и запер ее за собой на засов.
- Я - Халев, сын Гиллиэля; я хочу говорить с тобой!
- Какое же у тебя дело ко мне, Халев, сын Гиллиэля? - спросил Марк.
- Дело о жизни и смерти, Марк, сын Эмилия! Мы оба любим одну девушку. Я видел все! Двоим нам она принадлежать не может. Я рассчитываю, что со временем она будет моей, если только глаз и рука не изменят мне сейчас. Из этого, полагаю, ясно, что один из нас должен сегодня умереть!
Тщетно Марк взывал к его разуму - пылкий юноша оставался непоколебим в своем намерении. Тогда центурион принял вызов. Драться решили на коротких мечах.
С минуту соперники стояли друг против друга. Римлянин гордо и смело ждал нападения, зорко следя за малейшим движением своего противника, иудей же присел, как тигр, готовящийся к прыжку, выжидая удобного момента. И вот с тихим отрывистым криком Халев кинулся на Марка, глаза его сверкнули дикой яростью. Но Марк проворно отскочил в сторону в тот момент, когда удар готов был его поразить. Меч Халева запутался в складках плаща соперника, и Марк, поймав его, возвратил удар, но, не желая нанести юноше серьезную рану, направил удар на руку и отсек ему один из пальцев, поранив остальные; Халев выронил свое оружие. Тогда Марк, наступив ногой на меч противника, обернулся к нему и проговорил:
- Юноша, ты сам того хотел! Это тебе урок, и ты до самой смерти не забудешь его. Ну, а теперь иди!
Халев заскрежетал зубами.
- Мы дрались на смерть. Слышишь, насмерть!.. Ты победил, убей же меня! - И окровавленной рукой он распахнул на груди одежду, чтобы противник сразу мог пронзить его мечом.
- Оставь такие шутки лицедеям! - сказал Марк. - Иди, но помни: если ты когда-нибудь осмелишься на какой-либо предательский поступок по отношению ко мне или к любимой тобой девушке, то я убью тебя, как воробья!
Издав нечто похожее на стон или проклятие, Халев скрылся во мраке. Марк, пожав плечами, готовился уже войти в дом, как вдруг чья-то тень пересекла его путь. Он обернулся и увидел подле себя Нехушту.
- Ах, друг Нехушта, каким путем ты очутилась здесь?
- Вот этим! - ответила та, указывая на живую изгородь, отделявшую их сад от сада странноприимного дома. - Оттуда я все видела и слышала!
- Если так, то, надеюсь, ты похвалишь меня за ловкость в бою и за добродушный нрав?
- В бою ты ловок, это правда, хотя тут нечем похвалиться при таком безумном противнике. Ну, а что касается твоего добродушия, господин, то скажу тебе, что оно достойно глупца!
- Да потому, господин, что этот Халев станет опаснейшим в Иудее человеком, и всего более опасным для госпожи моей Мириам и для тебя самого. Тебе следовало убить его теперь, когда представился благоприятный случай это сделать. А в будущем может повезти и ему!
На следующий день при перекличке юных воспитанников ессеев Халев не отозвался, и ни на второй, ни на третий день его нигде не могли разыскать.