Ричард Львиное Сердце.
Книга II. Нет!
Глава VIII. Приход и уход маркиза

Глава VIII

Приход и уход маркиза

Маркиз Монферрат роскошнейшим образом обставил свое путешествие из Акры в Сидон, со свитой, на шести галерах. Впрочем, должно быть, и этого было ему мало: в Сидоне он взял с собой свою любимую жену с её женщинами, евнухами и янычарами. Его сопровождали в Триполи уже целых двенадцать кораблей. Оттуда он отправился по алепской дороге в Рыцарский Карак, а два дня спустя - дальше, к великому подъему на Мон-Ферран. С ним двигалась вся блестящая компания - все его эсквайры и рыцари в златотканых одеждах с алыми чепраками на мулах и носилками для женщин, с поэтами и скоморохами, со своим попом, турками и наложницами.

Целью маркиза было - произвести внушительное впечатление на Старца из Муссы, но вышло наоборот. Старца нелегко было тронуть: он привык ко всему такому. Пророку не напророчить, попа не удивить чудесами!

Поднявшись на вершину Мон-Феррана, он был встречен старым суровым шейхом, который преспокойно объявил ему, что он должен тут и остановиться. Маркиз разозлился, шейх держался степенно. Маркиз бушевал и поминал про свои рати.

- Смотрите-ка сюда, сударь мой! - проговорил шейх.

Горные зубцы были унизаны лучниками; в висячих лесах блистали копья; а между ними и небом угрюмо стояли ледяные вершины.

Маркиз почувствовал, что колени у него опускаются. Наутро он проснулся в целомудренном настроении, и переговоры были возобновлены на иную ногу. В заключение он просил, чтоб ему дозволили взять с собой хоть трех молодцов, без которых он не мог обойтись. Ему были необходимы: его духовник, его шут да цирюльник.

- Нет, это невозможно! - возразил шейх и прибавил: - Если они уж до такой степени нужны вам, можете покуда оставаться с ними на Мон-Ферране. Но в таком случае вы уж не можете рассчитывать на свидание с Повелителем ассасинов.

- Но, высокопочтенный господин мой, - возразил маркиз с дурно скрываемым нетерпением. - Ведь в этом вся цель моего путешествия.

- Так и было слышно, - заметил шейх. - Но это уж ваше дело. Я же могу со своей стороны сказать, что эти особы не могут быть необходимы при кратком свидании.

- Я могу уделить его величеству целую неделю, - проговорил маркие.

- Господин мой может уделить вам целый час, но считает, что и половины этого времени за глаза довольно.

- Друг мой! - сказал маркиз, широко раскрыв глаза. - Я избран в короли Иерусалима.

- Ничего про это дело мне не известно, - отвечал шейх. - Я думаю, нам лучше спуститься.

И они пошли только втроем: шейх, маркиз и Джафар-ибн-Мульк.

Когда они, наконец, достигли цветущей долины и вступили в третий из парадных покоев, их встретил глава евнухов и заявил, что его господин в гареме, а потому тревожить его невозможно. До сих пор маркиз всё расточал улыбки и восторги, но теперь его взяла страшная досада. Но делать было нечего. Поневоле пришлось ему ждать на голубом дворе часа три. Наконец его ввели в приемную залу, залитую молочным светом, и он чуть не упал в обморок от злости и смущения. Он был ослеплен; он, спотыкаясь, прошел по кроваво-красному ковру до трона и, едва держась на ногах, остановился с сомкнутым ртом, в то время как Повелитель ассасинов уставился на него до того прищуренными глазами, что трудно было даже поручиться, видит ли он его. Окружающие как колы, стояли на коленях.

- Что вам нужно от меня, маркиз Монсферрат? - Спросил старый владыка самым глухим голосом.

Маркиз набрался храбрости и сказал с достоинством:

- Прекрасный повелитель мой! Я хочу свести двух королей на дружественной почве, я ищу союза для общей доброй цели и ищу обмена выгодами и прочими подобными любезностями.

Все эти предложения были записаны на табличках и внимательно просмотрены Старцем из Муссы, который, наконец, сказал:

- Рассмотрим всё это по порядку. Каких же это королей вы хотите свести на дружественной почве?

- Вас, государь мой, и себя, - отвечал маркиз.

- Я не король, - отозвался Синан, - и не слыхал, чтобы вы были король.

- Меня избрали королем Иерусалима! - резко возразил маркиз.

- Ну, дальше. Что это за общая добрая цель?

- Хе-хе! - просиял маркиз. - Это - справедливая кара. Я буду разить вашего врага, султана, через его друга, короля Ричарда.

Старец задумался.

- Ты сам нанесешь ему удар, маркиз? - спросил он наконец.

- Государь! Твой вопрос совершенно справедлив, - поспешил ответить Монферрат. Выходит так, что я не могу сам сразить короля Ричарда: мне до него не добраться. Я в этом сознаюсь - видишь, как я откровенен! Но вы, я уверен, можете сразить его. А этим, позвольте вам заметить, вы нанесёте смертельный удар Саладину, который его любит и заключает с ним договоры вам в ущерб и всему христианству на позор.

- Ты говоришь о позоре христианству? - переспросил Синан, заморгав глазками.

- Увы! Будешь поневоле говорить, - мрачно подтвердил маркиз.

- Я вижу, ты принимаешь близко к сердцу это дело.

- Да, очень близко! - отвечал маркиз. Старец опять пристально посмотрел на него, потом спросил, где можно найти Мелека.

- Мы думаем, что он теперь в Аскалоне и отделился от герцога Бургундского, - сказал маркиз.

- Джафар-ибн-Мульк и Коджа-Гассан! - сказал старец как бы во сне. - Подите сюда!

Молодые люди отошли от стены и упали ниц перед троном, а их господин обратился к ним таким голосом, словно заказывал обед:

- Возвращайтесь с маркизом на берег через Эмезу и Баалбек и, как завидите Сидон, наносите удар! Одного из вас сожгут живьем. Я думаю, пусть лучше это будет Джафар. Другой же пусть поспешит вернуться с доказательством. Прием окончен.

Старец сомкнул глаза. Лежавших ниц кто-то тронул легонько. Они подползли к своему повелителю и поцеловали его ногу. Затем стали поджидать маркиза. А тот, бледный, как смерть, ничего не видел и не слышал. При новом знаке один из ассасинов положил ему руку на плечо.

- О, Господи Иисусе! - пробормотал маркиз, обливаясь потом.

- Перестань блеять, глупый баран! Ты разбудишь господина, - торопливо прошептал Джафар.

Маркиза увели, а Старец спал себе преспокойно.

Никого из своих так больше и не видал маркиз: во-первых, их уже не было в Мон-Ферране, во-вторых, его повезли другой дорогой. Сперва ехали по угрюмому хребту Мазиафа, где крепость, словно повисшая в воздухе, как облачко, стережет долины, потом - по снежным полям, по террасам, вырубленным во льдах, где крутизна поднимается и падает на тысячу футов с обеих сторон. Так добрались до Эмезы - горного селения, окутанного вечными туманами; оттуда спустились к Баалбеку и через тернистые речные ущелья - к залитому солнцем морю. Вот по каким местам вели приговоренного к смерти итальянца! А он тем временем уж понял, что конец его близок, и старался закалить себя, чтобы мужественно встретить смерть.

Башни Сидона засверкали непорочной белизной над сизой пеленой туманов. Путники увидели золотистые пески, окаймленные морской пеной, увидели и корабли. Спускаясь по долине, роскошно усеянной цветами и душистыми кустами, там, где крепкие кактусовые изгороди замыкали вспаханные поля и оливковые сады, а кузнечики поднимали свою трескучую музыку, Джафар-ибн-Мульк прервал молчание, в которое были погружены все трое:

- Пора? - спросил он своего брата, не поворачивая головы.

- Нет ещё, - отозвался Коджа.

Маркиз принялся горячо молиться, но не раскрывая уст.

Они вступили в степь, среди которой торчали утесы, покрытые альпийскими розами и диким виноградом. Здесь воздух был мягкий, чистый, солнце нежно. Осел маркиза вдруг вздумал порезвиться, насторожил уши и заржал. Джафар-ибн-Мульк подошел вплотную к маркизу и обнял его за шею.

- Добрый знак! - сказал он. - Рази, Коджа!

Коджа всадил свой нож по рукоятку - маркиз только кхекнул. Джафар сиял его с осла - труп трупом.

- И я тоже думаю, - сказал тот. - Дай мне доказательство!

Они отрубили маркизу правую руку. Коджа, встряхнув её, положил себе за пазуху. Когда он уж отъехал далеко по дороге в горы, Джафар сел на кучку фиалок, поел немножко хлеба и фиников и крепко уснул на солнышке. Там его и нашел объезд сидонских солдат, которые тут же поблизости нашли бренные останки своего повелителя за исключением правой руки. Солдаты забрали Джафара-ибн-Мулька и сожгли его живым.

Старец из Муссы был ласков с Жанной; он был до того доволен ею, что редко проводил время без неё. Он находил теперь, что Фульк - прекрасный мальчик, да иначе и быть не могло, принимая во внимание, какие у него родители. Жанне была дана самая полная свобода, какая только возможна для любимицы великого владыки. Однажды, недель шесть спустя после того, как она в первый раз явилась в долину, он послал за ней. Когда она пришла и низко поклонилась, он потянул её за руку, чтоб она стала рядом с троном, обнял её и поцеловал. С чувством самоудовлетворения заметил он, что у неё прекрасный вид.

- Дитя моё! - ласково начал он. - У меня есть для тебя новость, которая, наверное, будет тебе приятна. В настоящее время большая часть маркиза уже разложилась в склепе.

Зеленые глаза Жанны дрогнули на мгновенье; она молча всмотрелась в умное лицо старика.

- Государь! - спросила она по привычке. - Это правда?

- Сущая правда, - ответил он. - В доказательство взгляни на эту руку, которую один из моих ассасинов - тот, что остался жив - принес мне.

Он вынул из-за пазухи мертвую руку и положил бы её на колени Жанны, если б она не воспротивилась.

Он опустил её на пол рядом с собой. Потом Старец продолжал:

- По справедливости, я мог бы требовать себе награды за это. Я и потребовал бы, если б не был уже вознагражден.

Опять Жанна вдумчиво всматривалась в него.

- Какое же это ещё вознаграждение, государь? - промолвила она.

- Ну, что же вы сделаете теперь со мной, государь? Убьете меня? - спросила она.

- Можешь ли ты задавать такой вопрос? - ответил Старец.

Затем он продолжал говорить уже более важно. Он сообщил Жанне, что, по его мнению, жизнь короля Ричарда находится пока в безопасности, но что он предвидит большие затруднения на его пути, пока он не уберется восвояси.

- Не один ведь маркиз Монферрат враг ему, - продолжал Старец. - Мелек страдает от того же, от чего и все великие люди - от зависти людей, которые, с его точки зрения, слишком глупы, чтоб он мог считать их человеческими существами. Для дурака нет ничего противнее, как видеть собственную глупость; а так как твой Мелек - всё равно, что зеркало для таких людей, то можешь быть уверена, что они придушат его при первой возможности. Он - самый смелы из всех людей на свете и один из лучших правителей, но он нескромен. Он - человек чересчур властительный; и слишком мало в нем любви. Жанна слушала его с широко раскрытыми глазами.

Старик взял её за руку.

- Весьма немного есть людей на свете, - сказал он, - про которых я не знал бы чего-нибудь. Говорю тебе: есть предел власти Мелека. Не может человек своенравно говорить Да или Нет без того, чтобы за это когда-нибудь не поплатиться. С той, как и с другой стороны, долг всё растет. Его дело - с кем столкнуться: с теми ли, к кому он сперва благоволит, или с теми, кого он отвергает. Обыкновенно первых труднее удовлетворить, чем последних. Поэтому пусть он остерегается своего брата.

Жанна прильнула к нему, умоляя его и взглядом, и устами.

- О, господин! - сказала она, и губы её задрожали. - Если я хоть что-нибудь значу для вас, скажите мне, когда королю Ричарду будет угрожать опасность - тогда я должна буду покинуть вас.

Красота Жанны, ещё возвеличенная роскошным нарядом, который ей нравился, а также и её телесным благосостоянием, была, конечно, замечательна, а скромность - ещё больше, но сердце было самым великим её достоинством. Она опять подняла взор к моргающим глазам своего повелителя и несколько секунд твердо смотрела в них, обдумывая его слова. Затем она опустила глазки и проговорила:

- Конечно, я останусь у вас до тех пор, пока не будет угрожать моему господину прямая опасность; здешний воздух полезен моему малютке.

дитя!

Жанна сложила руки и пробормотала:

- Будь в этом уверена, дорогое, милое дитя! - сказал Старец и отослал её обратно в гарем.