Сонеты

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Сонеты (старая орфография)

СОНЕТЫ ШЕКСПИРА

Полное собрание сонетов Шекспира появилось в печати в 1609 г. Издатель их, Томас Торп, предпослал им посвящение, из которого можно было видеть, что вдохновителем поэта был некто мистер W. H. Тем не менее, до начала ХИХ-го столетия большинство комментаторов Шекспира было убеждено, что в сонетах выражается пламенная любовь поэта к неизвестной лэди. Такое убеждение представлялось совершенно понятным и естественным - до такой степени страстная привязанность Шекспира в неизвестному другу походила на обожание любимой им женщины. Позднее, когда вполне выяснилось, что первые 126 из общого числа 154 сонетов посвящены лицу мужеского пола, между изследователями возникли самые разнообразные предположения. Перебирались все близкия к Шекспиру лица с инициалами W. H. Некоторые прямо отрицали самое существование какого-нибудь мистера W. H.; и в настоящее время одни утверждают, что воспеваемым другом не мог быть никто другой, как граф Соутгэмптон, другие - граф Пемброк. В молодой смуглой лэди, которой посвящены остальные 28 сонетов, узнают фрейлину королевы Елизаветы, мистрисс Мэри Фиттон.

Сонеты Шекспира в своей последовательности представляют ценный биографический материал. В своем выборе мы останавливались, на-ряду с сонетами, наиболее проникнутыми любовью к другу, и на таких, в которых сквозь призму нежной дружбы просвечивают черты Шекспировского миросозерцания. Изследователи Шекспира указывают, что в своих сонетах он сходит с пьедестала гения и, как обыкновенный человек, плачет и жалуется на судьбу. Вот эти-то общечеловеческия черты гения и останавливали более всего наше внимание.

Сначала мы поместили сонет LXXII, объясняющий причину однообразия всех остальных песен. Потом следуют 6 сонетов (XXII, XXVII, XXXI, XXXVIII, XLI и LXXXI), в которых наиболее ярко выражена его горячая любовь к другу. Сонеты XCVII и XCVIII раскрывают состояние души влюбленного поэта во время разлуки с милым сердцу, а CXVI - его твердую веру в истинную любовь, истинную дружбу, которая устоит перед разлукой и перед какими угодно препятствиями. Далее идут сонеты, особенно интересные в психологическом отношении. В XVIII и XXV высказывается недоверие Шекспира к прочности житейских благ, в LII - взгляд на относительность счастья, на причины, заставляющия людей ценить его. Сонеты LX и LXII проникнуты глубоким пессимизмом; в последнем находятся прозрачные намеки на суровый политический режим Елизаветы. В XXX и LXXIII слышится глубокая грусть поэта.

28 последних сонетов, посвященных женщине, не представляют особого интереса. В них выражения любви даже значительно бледнее, чем в предъидущих сонетах. Очевидно, Шекспир вносил в свои новые отношения гораздо больше критики (описание наружности в CXXX сонете). Сонет CXLV представляет грациозную шутку, шаловливый эпизод любви. В заключение мы поместили чрезвычайно характерное обращение поэта к своей душе (сонет CXLVI), быть может, послужившее поводом для комментаторов настаивать на том, что и все сонеты были беседою поэта с самим собою. - С. И.

1.

(LXXVI).

Зачем так странно чужд моим стихам

Новейший ритм и способ выраженья?

Зачем я не ищу по сторонам,

Как помодней излить мне вдохновенье?

Зачем всегда я об одном пою,

На старый лад настроив лиру снова,

И простодушно этим выдаю

И автора, и цель любого слова?

Затем, что я лишь о тебе пишу,

Тебя пою свободными стихами,

Про все-ж, что в сердце так давно ношу,

Могу сказать лишь старыми словами...

С зарею солнце молодеет вновь,

2.

(XXII).

Пока твои прелестные черты

Еще щадит безжалостное время,

Я так же свеж и молод, как и ты,

И плеч моих не давит жизни бремя.

Могу-ль тебя, о друг, я быть старей?

В моей груди твое ведь сердце бьется,

Мое-ж трепещет радостно в твоей.

Состареться нам вместе остается.

Щади-ж себя для сердца моего,

Твое беречь я также не забуду.

Как мать хранит ребенка своего,

Стеречь его от гроз житейских буду.

А коль мое умрет в твоей груди,

Свое обратно от меня не жди.

3.

(XXVII)

Я в мирном сне ищу успокоенья

От будничных забот и суеты.

Напрасно все. Не спит воображенье;

Оне к тебе стремятся, друг далекий,

Широкою и властною волной.

Застлал мне взор полночи мрак глубокий,

Как взор слепого, черной пеленой.

Но я не слеп. Передо мной витает

Твой милый образ. Освещая ночь,

Он как звезда во тьме её блистает,

С её лица морщины гонит прочь.

Итак, днем члены отдыха не знают,

А ночью мысли к другу улетают.

4.

(XXXI).

Сердца давно оплаканных друзей

В твоей груди в согласье чудном бьются.

Не думал я, что чувства прежних дней

В тебе одном таинственно сольются.

Не думал я, что все, кого любил,

Кому во след неслись мои рыданья,

О ком в тоске так долго слезы лил,

В тебе воскреснут в прежнем обаянье.

И все богатство чувств моих сокрыто,

И для тебя теперь пылает вновь -

Что для друзей былых уже забыто.

Я их любил, предвидя образ твой,

И ты за всех теперь владеешь мной.

5.

(XXXVIII).

Пока пером моим ты управляешь,

Не хочет муза тем иных искать,

Хотя не все, что ты в мой стих вливаешь,

Я на бумаге в силах передать.

В себе неси свою ты благодарность

За гимн, моей написанный рукой:

Поверь, одна лишь полная бездарность

Не вдохновится темою такой.

К чему-ж искать иного мне сюжета?

Пусть девять муз - десятая затмит,

В безсмертных песнях твоего поэта

Пусть имя друга миру прогремит.

Возьми по праву мой венок лавровый.

6.

(XLI).

Пусть тьмою сон окутает меня,

Во тьме острей мое бывает зренье;

Устав служить пустым заботам дня,

Мой взор тебя ласкает в сновиденье.

И призрак твой ночную гонит тень,

Твой легкий призрак, сотканный мечтою.

Явись ты сам - и самый светлый день

Перед твоей померкнет красотою.

Твой образ светит мне сквозь мрак ночной...

Когда-ж придет желанный час свиданья

И на яву мы встретимся с тобой!

От долгого устал я ожиданья.

Ведь без тебя свет кажется мне тьмой,

С тобой же ночь ясна, как свет денной.

7.

(LXXXI).

Иль ты умрешь, а я останусь жить,

Чтоб тень твою последний раз прославить,

Не может смерть жестокая заставить.

Пусть я забыт, пусть равнодушный свет

Мою могилу лавром не венчает,

Но образ твой оставить яркий след,

В безсмертии пред миром заблистает.

Твой памятник, живая песнь ноя,

В грядущия проникнет поколенья,

Сквозь даль времен твой образ, жизнь твоя

Зажгут в сердцах восторг и умиленье.

Ты в песнях будешь жить из века в век,

Пока землей владеет человек.

8.

(XCVII).

Какой студеной, хмурою зимою,

Какой завесой непроглядной тьмы

Я окружен был в дни, когда с тобою

Разлучены, друг нежный, были мы.

Пора меж тем стояла золотая:

Сменяя лето, осень плод несла,

Обильный плод, что от красавца мая

Но сиротливой, жалкой нищетою

Казалась мне вся эта благодать.

Всю жизнь, всю радость ты унес с собою,

И даже птицы громко щебетать

Не смели в рощах, иль печальным пеньем

Листву пугали стужи приближеньем.

9.

(XCVIII).

В разлуке были мы. Кругом шумел

В своем цветном плаще апрель веселый.

Вдохнуть во все он молодость съумел;

Казалось, прыгал сам Сатурн тяжелый.

Ни пенье птиц, ни яркие цветы

С их ароматом, прелестью уборов,

Ничто моей не трогало мечты,

Не привлекало равнодушных взоров.

Я не пленялся бледностью лилей

И горделивых роз румянцем смелым:

Цветы казались копией твоей,

Срисованной художником умелым;

Лишь тень твоя - цветы - была со мной.

10.

(CXVI).

Ничто не может помешать слиянью

Двух сродных душ. Любовь не есть любовь,

Коль поддается чуждому влиянью,

Коль от разлуки остывает кровь.

Всей жизни цель, любовь повсюду с нами,

Ее не сломят бури никогда,

Она во тьме, над утлыми судами

Горит, как путеводная звезда.

Бегут года, а с ними исчезает

И свежесть сил, и красота лица;

Одна любовь крушенья избегает,

Не изменяя людям до конца.

Коль мой пример того не подтверждает,

То на земле никто любви не знает.

11.

(XVIII).

Я с летним днем сравнить тебя готов,

Но он не столь безоблачен и кроток;

И жизни летней слишком срок короток:

То солнце нас палящим зноем жжет,

То лик его скрывается за тучей...

Прекрасное, как чудный сон, пройдет,

Коль повелит природа или случай.

Но никогда не может умереть

Твоей красы пленительное лето.

Не может смерть твои черты стереть

Из памяти забывчивого света.

Покуда кровь кипит в людских сердцах,

Ты не умрешь в моих живых стихах.

12.

(XXV).

Кто под счастливой родился звездой,

Тот в праве блеском почестей гордиться,

Но я, довольный скроvною судьбой,

Съумею лучшим счастьем насладиться.

Пред сильным мира ловкий фаворит,

Как златоцвет под солнцем, расцветает,

Но хмурый взгляд - и разом он убит,

Пусть воин дал отчизне ряд побед,--

Лишь раз накажет рок его ошибкой,

И прежнего восторга стынет след,

Сменяясь вдруг презрительной улыбкоq.

Нет, я доволен жребием своим:

Любимым другом нежно я любим.

13.

(LII).

Похож я на скупого богача:

Лишь изредка любуясь блеском клада,

Он достает его из-под ключа;

Ему мила запретная отрада.

Не потому ль рад празднику народ,

Что несколько лишь ярких дней веселья

Приходится на весь рабочий год.

Ведь крупных перлов мало в ожерелье...

Как мой сундук ревниво стережет

Красивейший наряд для воскресенья,--

Скупое время жадно бережет

Нечастых встреч волшебные мгновенья.

Иль в золотых мечтах, иль наяву.

14.

(LX).

Как волн морских ритмический прибой,

Несутся легкокрылые мгновенья,

Несутся вдаль поспешной чередой,

Не зная цели вечного движенья.

На утлой лодке жалкий человек

Чрез море жизни быстро проплывает;

В борьбе за счастье свой истратив век,

Он никогда его не достигает.

И не родилось до сих пор красы,

Которую бы время пощадило.

Все губит мерный взмах его косы,

Все сокрушает гибельная сила.

Но песнь моя съумеет устоять

И долго будет друга прославлять.

15.

(LXVI).

Я смерть зову измученной душою,

Устав смотреть, как слеп капризный рок,

Как добродетель борется с нуждою

Как рядом с верой - ложь живет на свете,

Как лаврами ничтожество дарят,

Невинность как безстыдно ловят в сети,

Как всюду силы темные царят.

Как рот искусству нагло зажимают,

Как в нем судьей невежда хочет быть,

Как глупостью правдивость называют,

Как добродетель злу должна служить...

Уйти б скорей в прохладный мрак могилы,

Да друга бросить здесь не хватит силы.

16.

(XXX).

В часы, когда молчит усталый ум,

И тихия ко мне слетают грезы,

О прошлом я грущу. Полет печальных дум

Горячия сопровождают слезы.

И плачу я о радостях былых,

О всех, кого давно взяла могила,

И о любви увядшей днях златых,

О всем, что прежде сердцу говорило...

И прошлые печали вереницей

Проносятся и предъявляют счет,

Давно уже оплаченный сторицей.

Но стоит лишь мне вспомнить о тебе,

И снова благодарен я судьбе.

17.

(LXXIII).

Во мне ты видишь, друг, то время года,

Когда рвет ветер желтый лист ветвей,

Когда уныло стонет непогода,

Где прежде пел так сладко соловей.

Во мне, мой друг, ты видишь свет прощальный

На западе угаснувшого дня.

Тот свет - предвестник полночи печальной,

Угрюмой смерти близкая родня.

Во мне огня ты видишь угасанье...

Он умереть не хочет под золой,

Но вырваться смешны его старанья:

Его задушит пепла мертвый слой.

Во мне ты это видишь, и разлуку

18.

(CXXX).

Тусклее солнца блеск её очей,

Бледней коралла губок пурпур нежный,

И белых персей все-же снег белей.

Но проволок пучки у ней растут,

Где должен тонкий завиваться волос.

У ней на щечках розы не цветут;

Не музыка её приятный голос;

Её походка все-же не богини,--

Я должен в том признаться, рад не рад,

Хотя богинь не видывал доныне.

Пусть так, а все-ж любовь редка моя,

19.

(CXLV).

С прелестных губок, созданных рукою

Амура самого, чуть слышный звук слетел:

"Я ненавижу"... Я молчал с тоскою

Мой вид, должно быть, жалок был при этом,

Пришлось ей гнев на милость изменить,

Ей захотелось дружеским приветом

Унылый дух мой вновь развеселить.

Своим словам обратный смысл придать:

Так день своим веселым приближеньем

Тьму заставляет с неба улетать.

Лишь: "не тебя", - она проговорила,--

20.

(CXLVI).

Зачем, душа, покорно ты страдаешь,

Перенося позорный плен страстей,

И дорогой ценою покупаешь

Ты тратишь жизнь на это украшенье,

А жить, душа, так мало нам дано...

Твой пышный дом не убежит от тленья;

Червям же, право, будет все равно.

Но от него богатство отнимай,

На счот его красы питаясь смело,

Себе права на вечность покупай.

Ты пищи тленной смерти не оставишь,

                                                                      Перев. С. ИЛЬИН

Сонеты [76, 22, 27, 31, 38, 41, 81, 97, 98, 116, 18, 25, 52, 60, 66, 30, 73, 130, 144 и 146]. Перев. С. Ильина. - Вестник Европы, 1902, No 9, с. 91--100.