Король Иоанн.
Действие V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Король Иоанн. Действие V. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ V.

СЦЕНА 1.

Норсамтон. Комната во дворце.

Входят: Король Иоанн, Пандульфо, с короной, и свита.

Король Иоанн. Я передал вам венец моего могущества.

Пандульфо. (Отдавая корону королю.) Примите его обратно, а вместе с ним и королевскую власть, и королевское величие, как дар святейшого Папы.

Король Иоанн. Теперь исполните же ваше святое слово: спешите к Французам, употребите всю власть святейшого Папы, чтоб остановить их, прежде чем вспыхнем пожаром. Недовольные графства наши возмущаются; народ, в разладе с долгом, присягает чужеземной крови, чуждому королю. Только вы можете остановить этот разлив испорченных соков. Не медлите; болезнь нашего времени так сильна, что если не дать сейчас лекарства, она сделается неизлечимой.

Пандульфо. Мое дыхание возбудило эту бурю за ваше сопротивление Папе; вы покорились - и мои же уста укротят грозу войны, возвратят ясную погоду вашим возмущенным владениям. Ныньче же, в день Вознесения, не забывайте этого, в день вашей клятвы служить Папе, я отправлюсь к Французам и заставлю их положить оружие. (Уходит.)

Король Иоанн. Ныньче день Вознесения? Пророк говорил, кажется, что я сложу корону в день Вознесения, в полдень? - и я сложил ее. Тогда я думал, что вынужденно; но, благодарение Богу, я сложил ее добровольно.

Входит

Филип Фолькенбриджь. Весь Кент передался, только Дуврский замок держится еще. Лондон принял дофина и его войско, как доброго гостя. Ваши дворяне отказались повиноваться вам и отправились предлагать свои услуги вашему врагу; небольшое число сомнительных друзей мечется в ужаснейшем смятении то туда, то сюда.

Король Иоанн. И после вести, что Артур жив, лорды не хотят возвратиться?

Филип Фолькенбриджь. Они нашли его на улице мертвым - пустой ларец, из которого чья-то проклятая рука похитила уже драгоценный алмаз жизни.

Король Иоанн. Бездельник Губерт сказал мне, что он жив,

Филип Фолькенбриджь. Клянусь, он и сам так думал. Но зачем же упадать духом? что смотрите так грустно? Будьте так же велики и делом, как были - помыслами; не кажите свету, что страх и бледное сомнение {В прежних изданиях: and sad distrust... По вкземиляру Коньера: and blank distrust...} могут отуманить и царственые очи. Будьте так же быстры и деятельны, как время, огнем с огнем, грозой грозящему; глядите прямо в лицо хвастливого страха, и низшие, перенимающие все у высших, возвысятся вашим примером, исполнятся нетрепетного духа решимости. - вперед! блестите, как бог войны, когда он задумает украсить собою поле брани: покажите, что вы не лишены ни мужества, ни возвышающей уверенности. Неужели им отыскивать льва в его пещере, в ней запугивать его, приводить в трепет? О, не попускайте этого. - Ободритесь {В прежних изданиях: Forage, and run... По экземпляру Колльера: Courage! and run...}, спешите встретить зло как можно дальше от порога; в схватку с ним, прежде чем оно подойдет так близко.

Король Иоанн. Сейчас был у меня легат Папы, и мне удалось заключить с ним мир. Он обещал отослать войска, предводимые дофином, назад.

. О, позорный союз! И мы, в сердце своих владений, поведем сладкия речи {В прежних изданиях: Send fair-play orders... По экземпляру Колльера: Send fair-play offers...}, пустимся в переговоры, ответим угодливостью, просьбами постыдного мира на воинственное вторжение? позволим безбородому мальчишке, этому изнеженному, шелковому щеголю, храбровать безнаказанно на наших полях, подстрекать свое мужество нашей воинственной почвой, издеваться над нашим воздухом, разсекая его своими тщеславными знаменами? - К оружию, король! Может-быть, кардиналу не удастся заключить мира; а если и удастся, пусть видят, что мы готовы к отпору.

Король Иоанн. Я поручаю тебе все нужные в этом случае распоряжения.

Филип Фолькенбриджь. Так выступим же смело; я знаю, теперь мы можем встретить и врага гораздо значительнейшого.

СЦЕНА 2.

Равнина близь Свит-Эдмондс-Бёри.

Входят: Людвиг, Сольсбёри, Мелёнь, Пемброк, Бигот, все с доспехами, и войска.

Людвиг. Граф Мелёнь, нам на память вы снимите с этого договора список, а подлинник возвратите лордам, чтоб и они, и мы, перечитывая наши условия, знали для чего принимали святое причастие {При торжественных союзах, лица, заключавшия их, принимали причастие, как бы для того, чтоб скрепить их еще сильнее.}, и хранили наши клятвы твердо, ненарушимо.

Сольсбёри. Мы, с нашей стороны, не нарушим их никогда. Но, благородный дофин, поверьте, не смотря на добровольную клятву в невынужденной верности, в ревностном содействии успеху вашего оружия, мне горестно, что для этой болячки вашего времени необходим пластырь гнусного возмущения, что одну застарелую язву надо лечить множеством новых. Больно мне, что должен обнажить это железо для того, чтоб наделать столько вдов, и когда же? - когда все громко зовет Сольсбёри на благородную защиту, на спасенье отечества. Но такова уже порча нашего времени, что для обороны, для сохранения нашего права, мы сами не можем не действовать рукой жестокой неправды и возмутительного зла. И не горе ли нам, не менее меня огорченные друзья мои, что мы, дети этого острова, дожили до того, что заодно с иноземцами должны попирать грудь нашей прекрасной родины, пополнять собой ряды врагов её? Я не могу не плакать и от одной уже мысли {В прежних изданиях: Upon the spot of this enforced cause... По экземпляру Колльера: Upon the of this enforced cause...} о горькой необходимости украсить собой иноземное дворянство, следовать за знаменами, совершенно нам чуждыми, и куда же? - сюда, сюда! - О, народ мой, еслиб ты мог передвинуться! еслибы Нептун, сжимающий тебя в своих объятиях, отвлек тебя от самосознания и перебросил на языческий берег, где эти обе християнския армии могли бы слить враждующую кровь в единый сосуд союза, вместо того, чтоб проливать ее так не по-соседски!

Людвиг. Ты вполне обнаруживаешь этим свою благородную душу; это землетрясение благородства произведено в твоей груди борьбой высоких привязанностей. О, какую благородную битву выдержал ты между необходимостью и любовью к отчизне! Позволь мне осушить прекрасную росу, серебром прокрадывающуюся по щекам твоим. Мое сердце трогалось нередко слезами женщин, этим обыкновенным ливнем, но эти мужественные слезы, этот дождь, проливаемый бурей души, поражает, изумляет меня сильнее, чем вид неба, разсекаемого пламенными метеорами. Подними же голову, благородный Сольсбёри, подави эту бурю величием своего сердца, предоставь эти слезы детским очам, никогда еще не видавшим исполинской борьбы мира, встречавшим счастье только за пиршествами, в разгаре веселья, наслаждений. Идем, идем; ты углубишь руку в кошель богатого успеха, так же далеко, как сам Людвиг; точно так же и вы, благородные лорды, если присоедините силу своих мышц к моей.

Входит Пандульфо со свитой.

И вот, как бы глас ангела говорит мне: смотри, вот идет святый легат, он несет вам полномочие неба, дарует своим словом право всем вашим действиям.

Пандульфо. Блого доблестному дофину Франции! Король Иоанн примирился с Римом; дух его, возставший против святой церкви, покорился снова великой римской митрополии, престолу святейшого Папы. И потому сверни грозные знамена, укроти буйный дух ярой войны, и да ляжет она к стопам мира смиренно, как ручный лев, страшный только с виду.

Людвиг. Извини, святый отец, я не пойду назад; я слишком велик, чтоб быть собственностью, подчиненным помощником, полезным работником, орудием какой бы то ни было власти в мире. Ты сам же раздул погасшие угли войны между мной и этим караемым государством; сам дал пищу этому пламени, и теперь не погасить, не задуть его тем же слабым дыханием, которым вздул его так удачно. Ты сам объяснил мне мои права на эти владения; сам подстрекнул меня на это предприятие, и теперь приходишь и говоришь, что Иоанн помирился с Римом. Чтожь мне в этом примирении? Со смертью Артура вся эта страна делается, по моей жене, моей собственностью; и теперь, когда она вполовину ужь завоевана, я должен возвратиться, потому что Иоанн помирился с Римом? Да разве я раб Рима? Разве Рим помогал мне деньгами, войсками или снарядами? Разве не я один несу на себе всю тягость этого предприятия? Кто, кроме меня и подвластных мне, потеет в этом деле, ведет эту войну? Разве я не слыхал, как эти островитяне кричали: Vive le Roy! когда я проезжал мимо их городов? Не у меня ли лучшия карты, чтоб выиграть эту игру в корону, и когда мне почти ужь уступают ее - я откажусь? Нет, клянусь небом, никогда!

Пандульфо. Вы смотрите только на внешнюю сторону этого дела.

Людвиг. На внешнюю или внутреннюю, я не возвращусь во Францию до тех пор, пока мое предприятие не увенчается успехом, которого надеялся прежде, чем вывел это храброе войско, собрал эти пламенные души, чтоб насмеяться над военным счастием и вырвать славу из самых челюстей опасностей и смерти. (Трубы.) Что значат эти веселые звуки?

Входит Филипп Фолькенбриджь

Филип Фолькенбриджь. В надежде, что вам не чужды приличия света, прошу меня выслушать, потому что я прислан говорят. Святый отец Миланский, король Иоанн поручил мне спросить, чем кончились ваши переговоры; смотря по ответу, я увижу: дать ли волю, или обуздать язык мой.

Пандульфо. Дофин упорствует, не соглашается на мои просьбы и говорят решительно, что не положит оружия.

Филип Фолькенбриджь. И клянусь всею кровью, которою когда-либо упивалось бешенство, он говорит дело. - Теперь выслушайте же короля Англии, потому что я буду говорить от лица его величества. Он готов, я готов не даром; над этим обезьянским и невежливым вторжением, над этим шорным маскерадом, над этой глупой комедией, над этой неслыханной дерзостью детских войск {В прежних изданиях: This unhair'd saucieness and boyish troops... По экземпляру Колльера: This unheard sauciness of boish troops...} он смеется и готов выхлестать эту войну карликов, эти войска пигмеев далеко за пределы своих владений. И неужели вы могли подумать, что рука, которая имела столько силы, чтоб отдуть вас перед вашими же дверьми, заставить вас убираться по домам, нырять подобно бадьям в сокровенные колодцы, забиваться в клева под подстилку, лежать в сундуках и шкапах под замками подобно закладам, обниматься с свиньями, искать сладкой безопасности в погребах и в темницах, трепетать, ужасаться даже крика своего национального петуха {В прежних изданиях: Even at the crying of your nation's crow... По экземпляру Колльера: Even at the crowiny of your nation's cock... над своими птенцами, как орел, готовый ринуться на первого, кто приблизится к гнезду его. - А вы, выродки, неблагодарные бунтовщики, кровожадные Нероны, раздирающие недра вашей матери, Англии, краснейте от стыда; потому что ваши жены и бледноликия девы, как Амазонки, спешат на звуки барабанов, заменяют наперстки наручниками, иглы копьями, а нежность сердца диким, кровавым мужеством.

Людвиг. Кончи свое храброванье и ступай с миром; мы соглашаемся, что ты можешь переругать нас. Прощай; мы слишком дорожим временем, чтоб терять его с таким хвастуном.

Пандульфо. Позвольте мне сказать -

Филип Фолькенбриджь. Нет, дай досказать.

Людвиг. Мы не хотим слушать ни того, ни другого. Бейте в барабаны! Пусть гром войны говорит за наши права и за наше вторжение.

Филип Фолькенбриджь. Да, в самом деле, ваши барабаны застонут, если вы начнете бить их; застонете и вы, когда мы примемся колотить вас. Пробуди отголосок хоть одним барабаном, и на него ответят барабан так же громкой; ударь в другой, и другой потрясет, так же сильно, небесную твердь и насмеется над громом; потому что воинственный Иоанн, не доверяя этому хромому легату, которого послал не столько для дела, сколько для забавы, приближается сюда, и на челе его сидит голая смерть, которой пировать ныньче между тысячами Французов.

Людвиг. Гремитежь барабаны; вперед, отыскивать страшную грозу эту.

Филип Фолькенбриджь. И ты найдешь ее, дофин, не сомневайся.

СЦЕНА 3.

Другая часть равнины.

Поле битвы. Входят: Король Иоанн и

Король Иоанн. Скажи, Губерт, как идут дела?

Губерт. Боюсь, дурно. Что ваше здоровье, ваше величество?

Король Иоанн. Лихорадка, которая так давно меня мучит, усилилась. О, я очень болен!

Входит Гонец.

Гонец. Государь, ваш храбрый племянник Фолькенбриджь просит ваше величество оставить поле сражения и уведомить его через меня куда отправитесь.

Король Иоанн. Скажи в Свинстед, в тамошнее аббатство.

Гонец. Приказал еще передать, что сильное вспоможение, которого ожидал дофин, село, три ночи тому назад, на Гудвайнския мели. Сэр Ричард узнал об этом только теперь. Французы, утомленные битвой, отступают.

Король Иоанн. Злодейка лихорадка жжет меня, не дает порадоваться этой славной вести. Скорей, к моим носилкам; в Свинстед. Слабость превозмогает - я изнемог совершенно.

СЦЕНА 4.

Другая часть поля сражения.

Входят: Сольсбёри, Пемброк, Бигот и другие.

. Я никак не думал, что король так богат друзьями.

Пемброк. Попробуем еще. Ободрим Французов; не удастся им - не удастся и нам.

Сольсбёри. Незаконнорожденный демон, Фолькенбриджь, на зло самому злу, отстаивает победу почти один.

Пемброк. Говорят, что король захворал сильно и оставил поле сражения.

Входит Мелёнь, поддерживаемый солдатами.

Мелёнь. Ведите меня к английским бунтовщикам.

Сольсбёри. В счастьи нас называли иначе.

Пемброк. Это граф Мелёнь.

Сольсбёри. Смертельно раненый.

МелёньUnthread the rude eye of rebellion... По экземпляру Колльера: Untread the road-way of rebellion...}; назад, к уволенной верности, отыщите короля Иоанна и падите к его ногам, потому что одержат ныньче победу Французы - в награду за все ваши труды, дофин обезглавит-вас. Он поклялся в этом, вместе со мной и со многими другими, перед алтарем Сент-Эдмондс-Бёри, перед тем самым алтарем, у которого мы клялись вам в вечной любви и дружбе.

Сольсбёри. Возможно ли? правда ли это?

Мелёнь сообщников обвинили, между прочим, и в том, что они сделали восковое изображение короля, которое постепенно таяли на огне, думая тем извести короля.}. И что же в целом мире может побудить меня к обману теперь, когда я ужь не могу пользоваться обманом? для чего мне лгать, когда правда, что должен умереть здесь, и жить там правдой. Еще раз: Людвиг клятвопреступник, если одержит ныньче победу, и ваши глаза увидят как займется заря следующого дня. В эту же ночь, черное, заразительное дыхание которой клубится уже над пылающим гребнем старого, слабого, утомленного днем солнца, - в эту же гибельную ночь вы изпустите последнее дыхание, сраженные изменой за измену, если только Людвиг, с вашей помощью, одержит ныньче победу. Поклонитесь от меня Губерту, что остался при короле; дружба к нему и память, что мой прадед был Англичанин, пробудили мою совесть и заставили открыть вам все. И за все это, прошу вас: отнесите меня куда-нибудь подальше от шума и грома битвы, где бы я мог спокойно передумать остаток мыслей, отделить душу от тела в созерцании, в набожных помышлениях.

Сольсбёри. Мы верим тебе, и да накажет меня небо, если не правда, что я рад этому счастливому поводу воротиться назад стезей проклятого бегства. Как сбывающий разлив, мы оставим наше прежнее буйное и безпорядочное стремление, войдем в пределы, из которых выступили, и тихо и покорно потечем назад к нашему океану, к нашему великому королю Иоанну. В твоих глазах, я вижу, назрела уже жестокая предсмертная тоска {В прежних изданиях: Right in thine eye... По экземпляру Колльера: in thine eye...} - я помогу унести тебя отсюда. - идем, друзья! Новое бегство! новая перемена - счастливая, потому что возвращает нас к старым правам.

СЦЕНА 5.

Другая часть той же равнины. Французский лагерь.

Входит и свита.

Людвиг. Мне показалось, что солнце не хотело закатиться, остановилось и зарумянило все облака запада, когда утомленные Англичане начали измерять свою собственную землю медленным отступлением. И как хорошо сделали мы, что, после кровавой работы дня, пожелали им доброй ночи залпом лишних ядер и, почти властелины поля, последние свернули наши разорванные знамена!

Входит

Гонец. Где дофин, мой повелитель?

Людвиг. Здесь. Что нового?

Гонец. Граф Мелёнь убит; английские лорды отпали по его убежденью, а вспоможение, которого вы так давно ожидали, погибло на Гудвайнских мелях.

. Проклятие тебе за такия гадкия, гнусные вести! Я не ожидал такой неприятности в эту ночь. - Кто сказал, что король Иоанн бежал, за час или за два перед тем, как досадная ночь остановила утомленные войска наши?

Гонец. Государь, кто бы ни сказал это, сказал правду.

Людвиг. Хорошо. Ступайте же по палаткам; да смотрите, чтоб стражи бодрствовали всю ночь. И день не встанет раньше меня на новую попытку счастья!

Равнина близь Свинстидского аббатства.

Филипп Фолькенбриджь и Губерт встречаются.

. Кто ты? Отвечай скорее, а то выстрелю.

Филип Фолькенбриджь. Друг. А ты кто?

Губерт

Филип Фолькенбриджь. Куда?

Губерт. Тебе на что? Почемужь бы и мне не спросить о твоих делах точно так же, как ты о моих?

. Кажись, Губерт?

Губерт. Отгадал. Ты так хорошо знаешь мой голос, что я готов, пожалуй, принять тебя за моего друга. Кто же ты в самом деле?

Филип Фолькенбриджь

Губерт. Проклятая память! ты и безглазая ночь пристыжаете меня. - простите, храбрый воин, что знакомый звук вашего голоса ускользнул от моего слуха.

Филип Фолькенбриджь. Без комплиментов; что нового?

. Я шатаюсь в этой темноте, отыскивая вас.

Филип Фолькенбриджь. Так короче; с какой вестью?

Губерт

Филип Фолькенбриджь. Кажи же самое больное место этой скверной вести; ведь я не женщина, не упаду в обморок.

Губерт. Я подозреваю, что король отравлен монахом {Никто из историков, писавших в течении первых 60 лет по смерти короля, не упоминает об этом отравлении. Томас Вайкс, первый рассказывает о нем следующим образом: "монах, чтоб отмстить королю за какое-то оскорбительное слово, отравил чашу с элем, принес ее к нему, отпил прежде сам, чтоб отвратить всякое подозрение, и вскоре умер". - Гораздо достовернее, что Иоанн умер в Ньюарке просто от горячки.}. Я оставил его почти без языка, желая поскорей уведомить вас об этом несчастии, чтоб вы могли принять свои меры, чего может быть не удалось бы, еслиб узнали об этом позже.

. Как принял он отраву? кто отведывал пищу?

Губерт. Говорю вам монах, отчаянный бездельник. Внутренность изверга разорвалась в туже минуту; но король говорит еще, и, может-быть, выздоровеет.

Филип Фолькенбриджь

Губерт. Как, разве вы не знаете? лорды возвратились и привезли с собой принца Генриха. По его просьбе король простил их, и они все при его величестве.

Филип Фолькенбриджь. Боже всемогущий, укроти гнев свой, не испытуй нас выше сил наших! Послушай, Губерт, в эту ночи половина моего войска, при переходе через мели, застигнута приливом и поглощена Линкольнскими топями; я сам обязав спасением только моей доброй лошади. Ступай же вперед, веди меня к королю; боюсь, чтобы он не умер до моего прихода.

Сад Свинстедского аббатства.

Входят: Принц Генрих, Сольсбёри и Бигот.

. Поздно; вся кровь заражена смертельно, и мозг его - это нежное, как уверяют, жилище души, - предсказывает несвязными речами близкую кончину.

Входит Пемброк.

Пемброк

Принц Генрих. Так вынесите же его сюда. (Бигот уходит.) Что он все еще неистовствует?

. Теперь не так сильно, как в то время, как вы его оставили; сейчас пел.

Принц Генрих. О, горький обман болезни! Упорствуя, жестокия страдания доводят наконец до того, что и не чувствуются. Истощив наружные части, смерть оставляет их в покое {В прежних изданиях: Leaves them invisible insensible)... По экземпляру Колльера: Leaves them unvisited...} и нападает на дух: колит, терзает его целыми легионами странных фантазий, которые, теснясь к этой последней твердыне, перепутываются совершенно. Не странно ли, что смерть поет! И я - я лебеденок этого бледного изнемогшого лебедя, поющого грустный гимн своей собственной смерти, убаюкивающого органами безсилия и душу и тело на последнее успокоение.

. Утешьтесь, принц; вы рождены дать форму безобразному хаосу, который оставляет вам ваш родитель.

Вносят Короля Иоанна на креслах. и свита.

Король Иоанн. Ну вот, теперь душе моей свободнее; ей никак не хотелось вылететь вы в двери, ни в окна. В груди такое знойное лето, что все мои внутренности разсыпаются в пыль. Я фигурка, начерченная пером на пергамене, и огонь корчит меня.

Принц Генрих

Король Иоанн. Отравлен - дурно чувствую; - мертв, оставлен, брошен, и никто из вас не приведет зимы, не попросит ее погрузить свои ледяные пальцы в мой желудок; не проведет рек моего королевства сквозь мою спаленную грудь; не заставит Север поцеловать мои разтрескавшияся губы своими студеными ветрами, освежить меня своим холодом. Ведь я прошу немногого, прошу только холодного утешения, и вы так скупы, так неблагодарны, что отказываете даже я в этом.

Принц Генрих. О, еслибы мои слезы могли хоть немного облегчить вас!

. Оне разъедают своей солью. - Во мне ад, и в нем, как злой дух, заперт яд, чтоб терзать проклятую кровь безпощадно.

Входит Филипп Фолькенбриджь.

Филип Фолькенбриджь

Король Иоанн. Племянник, ты пришел закрыть мне глаза. Все снасти моего сердца переломаны, созжены; все ванты парусов, на которых ходила моя жизнь, ссохлись в одну нить, в один тоненький волосок. Сердце держится еще на одной жалкой жилке, и она порвется, как только передашь мне твоя новости, и тогда все, что ты видишь, будет куском глины, пустой формой разрушенной королевственности.

Филип Фолькенбриджь. Дофин готовится к походу сюда, и Бог знает, как мы его здесь встретим, потому что лучшая часть моего войска, когда я, для большей выгоды, решил отступить, погибла в одну ночь, застигнутая на топях неожиданным приливом {Это случилось с самим королем при переходе из Линна в Линкольншир. Тут он потерял все свои сокровища, регалии и большую часть обоза.}.

Сольсбёри. Вы передаете эту горестную весть мертвому. - О, мой повелитель! король за мгновенье - а теперь!

Принц Генрих. Такой же путь, такой же конец ждет и меня. Чтожь в мире прочного? на что понадеяться, положиться, когда и то, что было за мгновенье королем, делается прахом?

. И ты отлетел? - Только жажда мщения удерживает меня еще здесь; отомщу - и за тобой на небо, служить тебе так же верно, как служил на земле. - Ну, вы - звезды, вращающияся в своих собственных сферах, где же ваше мужество? Загладьте вашу измену; назад вместе со мной: изгоним позор и опустошенье за потрясенные врата ослабевшого государства! Отыщем скорее врага, а него он и сам отыщет нас; Дофин спешит по моим пятам.

Сольсбёри. Так вы не все знаете. Кардинал Пандульфо отдыхает здесь в аббатстве: он приехал, за какие-нибудь полчаса с мирными предложениями, на которые нам можно согласиться, нисколько не унижая себя. Дофин желает кончить войну.

Филип Фолькенбриджь

Сольсбёри. Он отправил уже большую часть обозов к морскому берегу, предоставив переговоры кардиналу. Если хотите - вы, я и другие лорды можем нынче же отправиться вместе с ним для скорейшого окончанья этого дела.

Филип Фолькенбриджь. Хорошо, а вы, благородный принц, займетесь, между тем, с другими принцами, которых присутствие там не нужно, погребением вашего родителя.

. Он хотел, чтобы тело его положили в Ворстере.

Филип Фолькенбриджь. Так и похороните его там. - Желая наследнику его государства и величия всякого счастия, я предлагаю тебе, с полною покорностью, на коленях, мою верную службу и неизменную преданность.

Сольсбёри

Принц Генрих. Сердце мое нежно; я хотел бы поблагодарить вас, но не могу ничем, кроме слез.

Филип Фолькенбриджь. Нет, заплатим времени только необходимую дань слез, потому что оно опередило грусть нашу. - Англия не падала и не падет никогда к ногам горделивого победителя, если сама не поможет преодолеть себя. Теперь, когда все лорды возвратились, пусть идут на нее и три конца мира - мы отразим. Ничто не преодолеет нас, если только Англия останется верною самой себе!