Отелло.
Действие второе.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Портовый приморский город на Кипре.

Входят Монтано и двое горожан.

Монтано. Не видать-ли чего-нибудь на море с вершины мыса?

1-й горожанин. Волны вздымаются так высоко, что ровно ничего не видно. Как я ни смотрел, но между небом и открытым морем не могу разглядеть ни одного паруса.

Монтано. Однако, ветер громко ревел на суше; никогда еще от его порывов наши бойницы не дрожали так сильно. Если он и на море бушевал с такою-же яростью, какие дубовые ребра кораблей выдержат напор обрушивающихся на них тающих гор! Что-то мы еще услышим?

2-й горожанин. Услышим, что турецкий флот рассеян. Чтобы прийти к такому заключению, стоит только с обдаваемого пеною берега взглянуть, как бушуют разъяренные волны; оне, кажется, стремятся покорить облака, Встряхиваемыми ветром чудовищными гривами своими, оне как будто стремятся залить сияющие огни Медведицы и погасить стражей недвижимого полюса. Никогда не видывал я такого бешенного разгула волн.

Монтано. Если турецкий флот не успел найти убежища в какой-нибудь бухте, ему не сдобровать. Где выдержать такую бурю? (Входит третий горожанин).

3-й горожанин. Радостные вести, приятели! Война окончена. Бешенная буря так оттузила турок, что положила конец всем их намерениям. Один прибывший из Венеции корабль видел крушение и гибель большей части неприятельского флота.

Монтано. Неужто? это правда?

3-й горожанин

Монтано. Я этому рад; он будет достойным правителем.

3-й горожанин. Хотя тот-же Кассио и радуется истреблению турецкого флота, он все-таки печален и молится о спасении мавра. Свирепствовавшая буря разлучила их корабли.

Монтано. Молюсь и я о его спасении. Я служил под его начальством; полководец он настоящий. Пойдемте на пристань и посмотрим на прибывший корабль, а там, где небесная лазурь сливается с лазурью моря, постараемся увидать, не плывет-ли сюда храбрый Отэлло.

3-й горожанин. Да, пойдемте. Каждую минуту можно ожидать нового прибытия (Входит Кассио).

Кассио. Благодарю доблестных обитателей этого воинственного острова, отдающих полную справедливость мавру. Да пошлет ему небо защиту против рассвирепевшей стихии. Я потерял его из вида в самую опасную минуту.

Монтано. Прочен-ли его корабль?

Кассио. Корабль новый; построен он из крепкого леса, а кормчий славится и опытностью своею, и умением; поэтому на него можно вполне положиться. В виду этого, хотя я и не обольщаюсь чрезмерною надеждой, но в то-же время и не отчаиваюсь (За сценой крики: Парус! Парус! Входить четвертый горожанин).

Кассио. Что там за крики?

4-й горожанин. Город совсем опустел; все жители столпились на морском берегу и кричат, что виден парус.

Кассио

2-й горожанин. Корабль приветствует пушечною пальбою; это означает, что он дружественный.

Кассио. Прошу вас, синьор, справьтесь повернее, кто прибыл? и скажите нам.

2-й горожанин. Сейчас (Уходит).

Монтано. Скажите, лейтенант, правитель женат?

Кассио. И как нельзя счастливее. Ему судьба послала такую девушку, которая, как-бы ни восхваляла ее молва, как-бы ни описывали ее увлекательные перья, все-таки остается вне сравнения и не поддается описаниям, так богато наделена она всякими совершенствами (2-й горожанин возвращается). Кто-же приехал?

2-й горожанин. Некто Яго, поручик правителя.

Кассио. Переезд, значит, выдался ему самый счастливый и скорый. Даже сами бури, громадные волны, ревущий ветер, отмели и подводные камни, - эти предатели, на каждом шагу грозящие бедою ни в чем не виноватому килю, точно утратили свои сокрушительные наклонности. Красота как будто и на них повлияла своею прелестью, и они, неумолимые, не захотели препятствовать благополучному приезду сюда божественной Дездемоны.

Монтано. Кто это?

Кассио. Та самая, о которой я говорил: - повелительница нашего великого повелителя, в сопровождении неустрашимого Яго, сверх всяких ожиданий прибывавшая сюда после семидневного плавания. О, великий Юпитер, прими Отэлло под свою защиту и наполни его парус могучим своим дыханием; дай ему осчастливить эту бухту прибытием в нее великолепного корабля, благополучно препроводи его, трепещущего от любви, в объятия Дездемоны, и дай ему, оживив новым пламенем наш упавший дух, успокоить весь остров Кипр... Но вот, смотрите! (Входят Дездемона, Эмилия, Яго и Родриго с их свитою). Сокровище, привезенное кораблем, ступило на берег! Обитатели Кипра, падайте пред нею на колени! Привет мой тебе, прелестная синьора! Пусть небесная благодать осеняет тебя и сверху, и со всех сторон!

Дездемона

Каcсио. Он еще не прибыл, и я о нем ничего не знаю, кроме того, что он до сих пор был совершенно здоров и скоро прибудет сюда.

Дездемона. А все-таки я за него боюсь. Как вас отбило от него?

Кассио. Совместными усилиями неба и моря... Однако, слышите? опять крики! (За сценой кричат: "Еще парус! Еще парус! Затем раздается пальба).

2-й горожанин. Пушечною пальбою приветствуют они крепость; значит, тоже дружественный корабль.

Кассио. Осведомитесь, кто прибыл (Один из горожан уходит). Здравствуйте, почтеннейший Яго; здравствуйте и вы, синьора Эмилия. Не выходите, Яго, из терпения при виде моего слишком вольного обращения; меня воспитание научило такой смелой вежливости (Целует Эмилию).

Яго. Если-бы относительно вас её губы так-же щедры были на поцелуи, как относительно меня язык её щедр на слова, вам это скоро-бы надоело.

Дездемона. Напротив, она говорит очень мало.

Яго. Нет, синьора, через-чур много! Я всегда замечаю это, когда мне хочется спать. Впрочем, должен сознаться, что при вас, синьора, она больше держит язык за зубами и ворчит только мысленно.

Эмилия. Никогда я не подавала тебе повода отзываться так.

Яго. Ну, ну! знаю я вас,женщин! Вне дома вы картинки в гостинной вы колокола, дикие кошки в кухне, праведницы, когда оскорбляете других, чертовки, когда заденут вас, бездельницы в домашнем обиходе и клюшницы в постели.

Дездемона. Какой ты клеветник!

Яго. Будь я турком, если говорю неправду. Все женщины встают только, чтобы бездельничать, и ложатся в постель, чтобы бодрствовать.

. Не поручила-бы я тебе сочинить мне похвальное слово.

Яго. Да и не поручай.

Дездемона. Что-бы ты придумал, если-бы тебе поручили сказать похвальное слово мне?

Яго. Синьора, не возлагайте на меня такой обязанности. Я умею только хулить, а хвалить не мастер.

Дездемона. А все-таки попробуй!.. Пошел кто-нибудь на пристань?

Яго. Да, синьора.

Дездемона. Мне далеко невесело, но, чтобы обмануть себя-же, стараюсь казаться как раз противуположной тому, что я на самом деле... Посмотрим, как-бы ты стал меня хвалить?

Яго. Синьора, я напрягаю все силы, но, увы, мысль никак не может отделиться от мозга; она прилипла к нему, как птичий клей к перу, она того и гляди вместе с собою вырвет из башки и мозг, и все остальное. Но потуги моей музы кончились, и она разражается так:

Если женщина умом, и красотой пленяет свет,

Ум на пользу ей, а красота во вред.

Дездемона. Хороша похвала! Но что, если она дурна, но умна?

Яго. Коль она черна, но при этом умна,

Мужа все-таки найдет себе она.

Дездемона. Еще хуже!

. А если она красива, но глупа?

Яго. Как ни будь глупа красавица, ей-ей!

Глупость брюхо нагулять поможет ей.

Дездемона. Все это старые пошлости, способные смешить только дураков в харчевнях. Какого-же ты жалкого мнения о той, кто и глупа, и дурна?

Яго. Хуже глупостей и ей наделать вряд,

Чем красавицы с умом порой творят.

Дездемона. Промах непростительный. О глупой и безобразной ты отозвался лучше, чем об умных и красивых. Посмотрим, какое похвальное слово скажешь ты той, которая в самом деле достойна похвалы, о женщине, настолько истинно безупречной, что в ней и злословию не найти, к чему придраться?

Яго. Коль умна она, красива, не горда;

Коль на привязи язык у ней всегда;

Коль деньгами она зря не сорит: -

"И могла-бы, да не стоит!" говорит;

Коль супруг её и знатен, и богат,

Но всегда прилично прост её наряд;

Мстить хотя-б могла, но презирает месть;

Как зеницу ока сберегает честь;

Хоть иметь любовников могла-б она,

Но не пала, о, тогда она годна...

. На что?

Яго. Разным дуралеям грудь давать сосать и в харчевнях пивом торговать.

Дездемона. Это заключение не только хромает, но оно просто глупо. Хотя он тебе и муж, Эмилия, но не учись у него ничему. Что скажете на это вы, Кассио? Я нахожу, что, как учитель, он не только никуда не годен, но и неприличен.

Кассио. Синьора, он говорить в простоте душевной. От такого закаленного воина, как он, нельзя требовать утонченной вежливости (Продолжает тихо и оживленно разговаривать с Дездемоной).

Яго (про себя, наблюдая за ними). Он жмет ей руку. Примем к сведению. Шепчитесь, шепчитесь! Мне достаточно будет тончайшей паутины, чтобы запутать в ней такую крупную муху, как Кассио. Да так, улыбайся ей! Я тебя, как веревками, опутаю твоею-же собственною любезностью. Ты поступаешь прекрасно, именно как следует. Однако, как-бы волокитство не отняло у тебя твоего лейтенантства... поэтому много лучше было-бы для тебя, если-бы ты пореже прикладывал к губам три пальца, желая разыгрывать из себя пленительного молодого человека, хорошо! сделай еще! (Кассио посылает Дездемоне воздушный поцелуй). Ну, так и есть... Еще поцелуй! Прекрасно, прекрасно, посылай, посылай поцелуи... только для тебя несравненно было-бы лучше, если-бы вместо пальцев ты целовал костяшки от клистирных трубок (За сценой трубят). А, это мавр; я узнаю звук его труб.

Кассио. Да, в самом деле, он!

Дездемона. Пойдемте к нему на встречу, чтобы принять его как следует.

Кассио. Да вот он и сам (Входит Отэлло; за ним свита).

Отэлло. Дорогая моя воительница!

Дездемона. Безценный мой Отэлло!

Отэлло. И сильно радует меня, и сильно удивляет, что ты попала сюда ранее меня.О, радость души моей! Если-бы за каждой бурей наступало такое чудное затишье, я-бы сказал: - "Дуйте, ветры, дуйте до тех пор, пока не пробудите смерти"! Да, пусть моя ладья вздымается на высокие, как Олимп, вершины водяных гор, а потом низвергается в такую-же глубину, как та, что отделяет небеса от ада. Если мне суждено умереть, то теперь для этого самая лучшая минута, потому что душа моя переполнена таким блаженством, которое, как я боюсь, уже более не повторится в ожидающем меня неведомом будущем.

. Избави Бог! Напротив, пусть наша любовь и наше счастие ростут по мере того, как возрастают наши года.

Отэлло. Благия силы небесные, ответьте на её желание словом "Аминь". Я не в состоянии высказать всей своей радости. Она душит меня... Слишком она сильна (Целует жену). Вот тебе! Вот тебе еще. Пусть никогда между нами не будет других несогласий.

Яго (Про себя). Да, вы теперь настроены совершенно согласно, но я сломаю скрипку и согласие исчезнет. Клянусь честью.

Отэлло. Пойдем в замок, Дездемона (Киприотам). Знаете-ли вы новость, друзья? война кончена; турки перетонули в море. Как поживают мои старые знакомые на этом острове? (Дездемоне). Радость моя, тебя здесь будут носить на руках, так как в прежнее время я пользовался здесь всеобщим сочувствием... О, прелесть моя, я болтаю вздор, потому что просто теряю рассудок от счастия. Сделай одолжение, Яго, отправься на пристань и вели перенести в замок мои сундуки. Затем пригласи ко мне коменданта цитадели; он человек достойный, и относительно его никакая предупредительность не будет излишнею. Пойдем, Дездемона. Еще раз говорю: - какое счастие, что я нашел тебя уже здесь (Отэлло, Дездемона, Кассио и Эмилия уходят вместе со свитою).

Яго (Обращаясь к Родриго). Мы сейчас отправимся с тобою на пристань, но прежде - подойди ближе... Если ты человек храбрый и если говорят правду, будто у людей влюбленных является несвойственное им мужество, слушай меня. Лейтенант будет дежурить сегодня в кордегардии... Но прежде всего я должен тебе сказать, что Дездемона уже теперь влюблена в него без памяти.

Родриго. В него? Что?Не может быт.

Яго. Приложи указательный палец к губам... вот так, и я объясню тебе все. Заметь прежде всего, с какою страстностью она влюбилась было в мавра, а из-за чего? из-за глупых и выдуманных небылиц, которые он ей рассказывал. Будет-ли она продолжать любить его за эти выдумки? Пусть твое влюбленное сердце не верит этому и не сокрушается. Ея глаза должны чем-нибудь услаждаться, а разве может их усладить вид дьявола? Когда, вследствие удовлетворения, кров перестанет кипеть, чтобы разжечь ее снова, чтобы заставить снова взалкать сытую страсть, необходимы - изящное обращение. соответствие в годах, красивая наружность, а мавр ничем этим не обладает. Вот за отсутствием в нем не обходимых качеств, красавица должна будет разочароваться в своем выборе. Ея утонченной натуре мавр сделается противен, невыносим; его присутствие станет вызывать в ней тошноту, и это вынудит ее прибегнуть к новому выбору. А теперь, друг мой, раз положение само собою определилось совершенно ясно и разумно, кто-же стоит выше Кассио на ступенях такого благополучия? Этот проходимец штука тонкая. У него хватит ловкости замаскировать изящным обращением, светскою любезностью таящиеся в нем сластолюбивые, глубоко развратные поползновения... Никто в этом отношении не стоит выше Кассио, почему-же жене мавра не полюбить его? Он малый пронырливый, изворотливый, умеющий пользоваться обстоятельствами. Благодаря умению притворяться, он щеголяет всевозможными достоинствами, разумеется, поддельными, так как настоящих у него вовсе нет. Словом - совсем бес, а не человек... А потом он, - шельма, - хорош собою, молод, имеет все внешния данные, чтобы увлечь глупое, незрелое воображение. Совсем он моровая язва, a барынька уже несколько заразилась.

Родриго. Ни за что этому про нее не поверю; у неё такие ангельские наклонности.

Яго. Поди ты с своими ангельскими наклонностями! Вино, которое она пьет, тоже добыто из винограда, как и всякое другое. Если бы она в самом деле была так ангелоподобна, как ты говоришь, она никогда не влюбилась-бы в мавра. Сам, я думаю, видел, как она сладко улыбалась, когда Кассио касался её ладони. Или не заметил?

Родриго. Да, я видел, но простая любезность - больше ничего.

Яго. Нет, клянусь вот этою рукою, не любезность, a похотливость. Это, так сказать, заглавие, темное введение к любовной повести, полной сладострастия и развратных помыслов. Губы их находились на таком близком расстоянии, что их дыхания целовались. Недостойные мысли, Родриго!.. Но когда началось подобное сближение, недалеко и до остального, до главного, в котором нет ничего неземнаго... Фи!.. Дай мне, однако, руководить тобою, так как я не без цели привез тебя из Венеции. Нынешнюю ночь ты будешь мне нужен; я устрою так, что тебя назначат в ночной караул. Кассио тебя не знает, а я буду недалеко. Найди предлог, чтобы хорошенько раздражить Кассио слишком-ли громким разговором, не исполнив-ли ею приказаний или каким-нибудь другим способом, который лучше всего подскажут тебе сами обстоятельства.

Родриго. Хорошо.

Яго. Он горяч, вспыльчив и вывести его из себя не трудно. Может быть, он ударит тебя, но этого-то и следует добиваться. Я сумею раздуть эту ссору, так что среди киприотов вспыхнет серьезный бунт, который усмирить можно будет только увольнением Кассио. Таким образом, благодаря средствам, которые я предоставлю в твое распоряжение, путь к достижению твоего желания сократится значительно, так как будет устранено благополучно главное препятствие, до сих пор отнимающее у нас всякую надежду на успех.

. Я исполню все, что хочешь; предоставь мне только случай.

Яго. Разсчитывай на меня. Чрез несколько времени приходи за мною в цитадель. Мне надо идти за поклажею мавра. До свидания.

Родриго. Прощай (Уходит).

Яго. Тому, что Кассио влюблен в нее, я верю охотно, a то, что она может полюбить его - совершенно логично и правдоподобно. Хотя я ненавижу мавра, но у него все-таки душа любящая, постоянная и благородная; мне кажется, что Дездемона была-бы с ним счастлива. Я тоже люблю Дездемону, не из желания воспользоваться ею, - хотя, кто знает? - может быть, при помощи случая пришлось-бы отвечать и за этот грех, - но больше как орудие мести, за то, что сластолюбивый мавр, говорят, бывал и на моем месте. Эта мысль, словно смертельный яд, гложет мое нутро. Моя душа не успокоится, не может успокоиться до тех пор, пока мы не поквитаемся с мавром и пока он не заплатит мне женою за жену, или, по крайней мере, до тех пор, пока я не разожгу в нем такой ревности, что омраченному рассудку ничем её не исцелить. Да и дружку Кассио не сдобровать, если только венецианская дрянь, нетерпение которой я удерживаю посредством ошейника и смычки, исполнить как следует порученное ей дело. Я так беззастенчиво наговорю мавру на лейтенанта, которому, чего доброго, вздумается рядиться и в мой ночной колпак, - что обманутый мавр станет меня благодарить, любить, награждать... А за что? - за то, что я заставлю его разыгрывать из себя осла и, навеки возмутив его покой, его доверие, доведу его до умопомешательства (Ударяя себя по лбу). Мысль уже сидит вот здесь, но она еще смутна; впрочем, предательская мысль никогда не бывает ясна, пока не наступит самая минута действовать (Уходит).

СЦЕНА II.

Площадь.

Входит Глашатай; за ним толпа.

Глашатай (Читая по бумаге). Доблестный правитель наш, благородный Отэлло, сим извещает киприотов, что получены достоверные известия подтверждающия полную гибель турецкого флота, и по этому случаю предлагает всему здешнему населению выразить свою радость песнями, плясками, потешными огнями, всем, в чем каждый, сообразно своим вкусам, может находить удовольствие. Но, помимо этого радостного события, правитель празднует свое бракосочетание, и ему угодно сообщить это во всеуслышание. Все покои замка гостеприимно растворят свои двери, и каждый пусть свободно пирует в них от сего пятого часа до тех пор, пока часы не пробьют одиннадцати. Да благословит Бог остров Кипр и нашего благородного правителя (Уходят).

СЦЕНА III.

Зало в замке.

Входят Отэлло, Дездемона, Кассио и слуги.

Отэлло. Любезный Кассио, примите на сегодняшнюю ночь начальство над караулом. Мы не должны забывать, что и пированию есть границы, которых не следует переступать.

Кассио. Яго уже знает, как ему следует распорядиться; тем не менее, я все осмотрю своими глазами.

Отэлло. Яго честнейший человек. Покойной ночи, Микель. Завтра рано утром мне надо будет с вами поговорить (Дездемоне). Пойдем, моя радость. Когда собственность приобретена, следует вступить во владение и пользоваться плодами сделки. Покойной ночи (Отэлло, Дездемона и слуги уходят. Появляется Яго).

. Яго, вы приходите, как раз во-время. Нам пора идти в караул.

Яго. Полноте, лейтенант! Теперь всего десятый час, a нашего главнокомандующего заставила распрощаться так рано нетерпеливая любовь к Дездемоне. Осуждать его за это не приходится. Отэлло еще не успел вкусит полного блаженства, а такому блаженству позавидовал бы сам Юпитер.

Кассио. Она действительно прелестное создание.

Яго. Да, есть чем полакомиться.

Кассио. Как свежа, как нежна!

Яго. А какие глаза! Сколько в них огня, страсти!

Кассио. Но в то же время сколько скромности!

Яго. А стоит ей заговорить, любовь сейчас забьет тревогу.

Кассио. Она само совершенство.

Яго. Желаю всякого благополучия их брачному ложу. Пойдемте, лейтенант; у меня припасен кувшин превосходного вина. А тут, рядом я подобрал милейшую компанию из благородных киприотов; все они хоть до завтра готовы пить за здоровье Отэлло.

Кассио. С удовольствием выпил бы и я, но только не сегодня, любезный Яго. Я не могу пить много; мозг не выдерживает. Впрочем, провести время в приятном обществе я не прочь... но только не пить.

Яго. Народ они милейший... Пить, пожалуй, за вас буду я, хотя не понимаю, что может сделаться от одного кубка?

. Нет, я уже выпил целый кубок. Хотя вино и сильно было разбавлено водою, а видите, как оно подействовало на меня. Я совсем на себя не похож. Зная, что от лишнего глотка я становлюсь буйным, я не решусь произвести новый опыт.

Яго. Полноте, лейтенант... Сегодня пир горой... а эти молодые люди сильно желают познакомиться с вами.

Кассио. Где же они?

Яго. Здесь, за дверями; будьте добры, пригласите их войти.

Кассио. Согласен, хотя мне это не совсем по вкусу (Уходит).

Яго. Если к тому кубку, который он уже выпил, заставить его прибавить хоть один еще, он сделается раздражительнее и задорнее собаченки моей прекрасной супруги. Дурак Родриго, и без того уже не помнящий себя от любви, опоражнивал за здоровье Дездемоны такие громадные кубки, что теперь совсем готов, а, между тем, он должен идти в караул. Трое же киприотов, как и все туземцы воинственного этого острова, народ такой заносчивый, гордый и щепетильный, что готов вспыхнуть от каждого неосторожного слова; а я кроме этого еще подпоил их изрядно, так что они уже достаточно разгорячены; они то-же будут в карауле... Вот с этою-то компанией я постараюсь стравить Кассио и, ручаюсь головой, выйдет такая потеха, что взволнуется весь остров. Однако, вот и они. И если только мои предположения оправдаются, мои дела пойдут, как лодка по ветру и по течению! (Входят Кассио, Монтано и несколько киприотов).

Кассио. Клянусь небесами, они заставили таки меня выпить.

Монтано. Клянусь честью солдата, ты и целаго кубка не выпил; стоит ли говорить о таких пустяках?

Яго. Эй, вина! (Поет).

Пусть кубки гремят,

Пусть кубки звенят,

Отрада в них нашему брату.

Солдат - человек;

Живет он не век!

Неужто-жь не выпить солдату?

Кассио. Клянусь небесами, отличная песенка...

Яго. Я вывез ее из Англии... Вот этот народ, скажу я вам, не дурак выпить. И датчане ваши, и немцы, и толстобрюхие голландцы по части выпивки младенцы перед англичанами.

Кассио. Неужто англичане такие мастера пить?

Яго. А вы как бы думали. Датчанин уже заснет; немец свалится под стол, голландца тошнит, а англичанин как ни в чем не бывало, сидит себе перед бутылкой и все продолжает пить (Наливает в кубки вино).

Кассио. Здоровье нашего славного полководца!

Монтано. Чокнемтесь, лейтенант: и я пью за здоровье Отэлло.

Яго. О, Англия! Что за чудная страна! (Поет),

Король Стефан штаны носил

Ценою лишь в пол-кроны,

А думал, что переплатил

Портному миллионы.

Хоть роскошью сгуби страну,

Ему не будешь парой

Ты никогда. Скорее, ну!

Надень-же плащ свой старый.

Кассио. А эта песня еще лучше первой.

Яго. Хотите прослушать ее еще раз?

Кассио. Нет. Я считаю, что всякий, кто так поступает, недостоин своего звания. У всех нас над головами - небеса... Иные души должны спастись, а другия не должны.

Яго. Совершенная правда, лейтенант.

Кассио. Не во гнев будь сказано ни нашему полководцу, ни какому-либо другому высокопоставленному лицу, я, - что касается меня, - надеюсь спасти свою душу.

Яго. Я тоже, лейтенант.

Кассио. Позвольте... разве только после меня. Лейтенант должен спастись раньше поручика... Будет толковать об этом... Перейдем к делу... Прости нам, Господи, грехи наши!.. Ну, господа, пора и на караул... Не подумайте, что я пьян... Нисколько!.. Смотри поручик, вот моя правая рука, а вот левая... В эту минуту я нисколько не пьян. Ни ноги мои, ни язык не заплетаются. Разве не так?

Все. Совершенно так.

Кассио. Ну, и прекрасно... Не воображайте, будто я пьян (Уходит пошатываясь).

Монтано. Идемте на площадку, господа; надо сменить часовых.

Яго (Обращаясь к Монтано). Как вам нравится молодец. что сию минуту вышел отсюда? Как воин, он достоин-бы стоять рядом с Цезарем; он рожден для того, чтобы распоряжаться, отдавать приказания, но видите, какой у него порок! этот порок и все остальные достоинства являются у лейтенанта полным равноденствием; одни равны другому. А жаль. Видя, что Отэлло относится к нему так доверчиво, я боюсь, как-бы эта несчастная слабость не наделала бед и не переполошила всего острова.

Монтано. А часто это у него случается?

Яго

Монтано. Не худо было предупредить об этом правителя. Он, может-быть, ничего не замечает? а если и замечает, то, по своему добродушию, из-за хороших сторон Кассио не хочет видеть дурных. Не так-ли (Входит Родриго).

Яго. А, это вы, Родриго... (Тихо). Пожалуйста беги скорее за лейтенантом (Родриго уходит).

Монтано. Очень, очень жаль, что благородный мавр такую важную должность, как должность лейтенанта, доверил человеку, одержимому такою слабостью. Довести это до сведения правителя - обязанность каждого честного человека,

Яго. Сулите мне весь Кипр, а я все-таки этого не сделаю; я слишком горячо люблю Кассио, и я дорого заплатил-бы за то, чтобы искоренить у него этот порок... Однако, слышите? Что это за шум? (За сценой крики: - "Караул! Караул!" Вбегает Родриго, преследуемый Кассио).

Кассио. Мерзавец! Негодяй!

Монтано. Что случилось, лейтенант?

Кассио. Этот олух вздумал учить меня моим обязанностям. Я до тех пор буду колотить его, бездельника, пока он взойдет в оплетенную фляжку.

Родриго. Меня думаешь колотить? Ну, нет!

Кассио. Ты еще огрызаешься! Вот тебе! (Ударяет ею).

Монтано. Перестаньте, лейтенант! Прошу вас, синьор, не давайте воли. рукам.

Кассио

Монтано. Полно, полно! Вы пьяны.

Кассио. Я пьян? (Оба обнажают оружие и дерутся).

Яго (Тихо Родриго). Беги скорее, кричи, зови, ударь в набат (Родриго уходит). Полноте, добрейший лейтенант... Перестаньте, ради Бога! - Эй, кто-нибудь сюда... скорее... на помощь! Слушайте, синьор! Слушайте, Монтано... Эй, кто-нибудь! Никого не дозовешься!.. Хороша стража (За сценой звук колокола). Кто это вздумал бить в набат?.. Ах, Боже мой!.. Одумайтесь, синьор лейтенант, или вы опозорите себя навеки (Входит Отэлло с приближенными).

Отэлло. Что здесь такое?

Монтано. Я ранен на смерть, истекаю кровью, но не жить и ему.

Отэлло. Прекратите бой, если вам дорога жизнь

Яго. Прекратите бой! Слышите. лейтенант?.. Синьор Монтано? Господа! Вы забываете свое положение и свои обязанности. Прекратите бой! С вами говорит главнокомандующий! Стыдитесь, прекратите бой!

Отэлло. Что все это значит? Из-за чего вышла ссора? Разве мы обратились в турок; Господь избавил нас от турок, так мы сами хотим наносить себе удары, которые они для нас приготовляли? Постыдитесь, если вы христиане и прекратите дикую распрю. Тот, значит, ни во что не ставит свою душу, кто, все еще пылая бешенством, сделает хоть шаг, чтобы возобновить поединок; его ждет немедленная смерть... Да велите прекратить набат, - он только еще сильнее пугает и без того уже встревоженное население этого острова... И так, скажите, синьоры, из-за чего вышло дело? Ты, честный Яго, кажешься полумертвым от горя. Говори, кто начал ссору? Если ты сколько-нибудь мне предан, говори.

Яго какой-нибудь планеты, отнявшей у них рассудок, они вдруг обнажили оружие и кровожадно стали направлять удары один другому прямо в грудь. Я не могу объяснить себе из-за чего началась эта дикая ссора. О, зачем не лишился я в каком-нибудь славном сражении ног, приведших меня сюда, чтобы быть свидетелем того, что здесь произошло.

Отэлло. Отвечайте, Микель, что заставило вас забыться до такой степени.

Кассио. Простите меня, синьор; я не в силах говорить.

. А вы, достойный Монтано? - вы всегда были тихи и миролюбивы. Спокойствие и степенность вашей молодости были замечены всеми; даже самые строгие и мудрые судьи не иначе произносили ваше уже известное имя, как с глубоким уважением. Что-же вынудило вас пренебречь составленным о вас общественным мнением и променять вашу добрую славу на звание ночного буяна.

Монтано. Уважаемый Отэлло, я опасно ранен. Мне в настоящую минуту говорить тяжело и вредно. Что и как здесь произошло, пусть расскажет вам Яго; он знает это не хуже меня. Насколько мне известно, я за эту ночь не сделал и не сказал ничего предосудительного, если только не считать предосудительным чувство самосохранения, заставляющее защищаться, когда на нас нападают.

Отэлло поднять руку, и лучший из вас падет жертвой моего негодования. Скажите мне, из-за чего произошла эта отвратительная стычка, и кто был зачинщиком? Назовите виновника и, будь он мне даже братом-близнецом, я навсегда отрину его от себя. Как! в таком городе, которому так еще недавно угрожала опасность, где в сердцах обывателей не улеглись еще страх и тревога, вы затеваете личную, чисто домашнюю ссору, затеваете ее ночью, в кордегардии, тогда-как её назначение - водворять, а не нарушать порядок и тишину? Это гнусно. Яго, кто был зачинщиком?

Монтано (к Яго). Ты недостоин будешь звания воина, если из пристрастия к моему противнику, или по духу товарищества хоть что-нибудь исказишь или недомолвишь в своем ответе.

Яго. Не задевайте меня за живое. Мне было-бы легче, если-бы у меня вырвали язык, чем давать показания против Микеля Кассио, но я убежден, что могу сказать всю правду, не повредив ему ни в чем. Вот как было дело, генерал. Пока мы здесь разговаривали с Монтано, вбежал кто-то из назначенных в караул, с громким криком, прося защиты; за ним с обнаженною шпагою гнался Кассио. Тогда этот благородный синьор стал умолять лейтенанта воздержаться от насилия, а я, чтобы кричавший не поднял тревоги и не переполошил города, как это к несчастию и случилось, бросился за ним в догоню. Однако, ноги у него оказались проворнее моих, и я поспешил вернуться, потому что услышал здесь бряцание оружия и бранные слова Кассио, к которым, насколько мне известно, он никогда ранее не прибегал. Вернувшись, - a это произошло через два-три мгновения, - я застал их уже дерущимися, как застали их и вы, своим появлением прекратив бой. Сказать мне более нечего, кроме разве того, что люди всегда люди и что даже самые лучшие из них иногда забываются. Хотя Кассио немного виноват перед Монтано, как зачастую виноваты бывают люди именно против тех, кому желают наиболее добра, я все-таки я убежден, что гнев Кассио вызван был какою-нибудь действительно непростительною дерзостью со стороны убежавшего, которую невозможно было перенести равнодушно.

Отэлло служанками). Смотрите, вы даже ненаглядную мою любовь заставили подняться с постели (к Кассио). Ты послужишь примером для других.

Дездемона. Что здесь такое, дорогой мой?

Отэлло. Ничего, милая; теперь все опять в порядке. Ступай, ложись... Монтано, я сам приму на себя обязанность вашего хирурга, чтобы залечить вашу рану. Уведите его (Монтано уносят). Ты, Яго, обойди лично весь город и постарайся успокоить тех, кого могла переполошить эта нелепая стычка. Пойдем, Дездемона. Такова жизнь солдата: каждую минуту неожиданная тревога может прервать его мирный сон.

Яго. Вы ранены, лейтенант?

Кассио. Да, неизлечимо.

Яго. Но, благодаря Богу, этого, кажется, нет.

. О, мое имя, доброе мое имя, я запятнал тебя навсегда! Я утратил бессмертную часть себя; остается только одно тленное. Яго, где мое доброе имя, где оно?

Яго. Как честный человек, говорю: - слыша ваши стоны, я было подумал, что вашему телу нанесено какое-нибудь тяжкое увечье, так-как увечье телесное много чувствительнее нравственнаго. Что такое доброе имя, как не пустой, бессмысленный предразсудок? Им иногда пользуются без всяких заслуг, а иногда его лишаются без всякого разумного основания. Вы нисколько не лишились доброго имени, если только сами не вообразите, будто лишились его. Ну, полноте унывать... будьте мужчиною! Даже главнокомандующего можно умилостивить. Он отрешил вас от должности в минуту досады, и в этом отрешении более сказались требования политики, чем негодование. Так иногда бьют собственную ни в чем не виноватую собаченку, чтобы устрашить грозного льва. Упросите, умолите его, и он опять ваш.

Кассио. Нет, я скорее готов-бы молить его о презрении, чем стараться такого доброго начальника вводить в заблуждение на счет офицера, недостойного этого звания, та-кого легкомысленного пьяницы! Ну, скажите, достойно-ли офицера напиваться пьяным, словно попугай болтать сам не зная что, придираться к другим, орать, ругаться и затевать ссору с своею тенью? О ты, невидимый дух, таящийся в крепких напитках, если у тебя нет другаго имени, я назову тебя дьяволом!

Яго

Кассио. Не знаю.

Яго. Неужто?

Кассио с торжеством обращать себя в скотов!

Яго. Вы теперь совсем оправились. Что отрезвило вас так скоро?

Кассио. Демону охмеления заблагоразсудилось уступить свое место демону гнева. За одним скверным поступком последовал другой как-бы затем, чтобы вызвать во мне презрение к самому себе.

Яго. Полноте! Вы относитесь к себе уже через чур сурово. Имея в виду время, место и положение этой страны, я был-бы очень рад, если-бы не произошло никакой ссоры; но так как дело уже сделано, вам надо подумать, как-все уладить на благо.

. Если я попрошу его снова назначить меня лейтенантом, он назовет меня пьяницей! Еслибы у меня, как у Гидры, была целая сотня языков, все они онемели бы при таком ответе. Страшно подумать, что из разумного человека я сначала превратился в дурака, а потом в скота! За каждый излишний кубок нам готовится проклятие, а само вино - дьявол!

Яго. Полноте, полноте! Хорошее вино - напиток пpeкрасный, и в нем сидит не дьявол, а разве только маленький бесеночек; но и этого нечего бояться, если умеешь с ним обходиться. Добрейший синьор лейтенант, надеюсь, вы не сомневаетесь, что я люблю вас искренно.

Кассио. Как же сомневаться, когда я вашу любовь испытал на деле - напился пьян?

Яго Я говорю, - заметьте это, - в том смысле, что правитель весь отдался созерцанию красоты и прочим прекрасным качествам своей жены и поклоняется он ей, как божеству. Покайтесь перед нею откровенно во всем. Упросите ее, чтобы она своим влиянием помогла вам занять прежнюю должность. Она так великодушна, приветлива, так всегда готова к услугам, так ангельски добра, что сочла бы недостойным себя не сделать для человека даже более того, чего он просит. Умолите ее снова возстановить узы, порвавшиеся между вами и её мужем, и я готов прозакладывать все состояние,что узы после починки окажутся еще крепче, еще прочнее, чем прежде.

Кассио. Ваш совет мне нравится.

Яго. Он внушен признательностью к вам и искренним желанием вам помочь.

Кассио в этом неудачу.

Яго. Не потерпите! Прощайте, лейтенант; мне еще нужно обойти город.

Кассио. Покойной ночи, добрейший Яго (Уходит).

Яго. Ну кто осмелится сказать, что я в этом деле поступаю, как мошенник, как предатель, когда я даю такие полезные, честные и умные советы, которые могут обезоружить гнев рассерженного мавра? Нет ничего легче, как заманить Дездемону в честную западню, опутать ее невидимыми сетями; она, ведь, также щедра на благодеяния, как сама благодатная природа, а ей нет ничего легче,как склонить мавра на милость. Еслибы дело шло даже о том, чтобы заставить его отказаться от христианского крещения, отказаться от всех благ, предоставленных Искупителем человечеству, он и на это согласился бы, лишь бы она того пожелала. Душа его до того окована любовью, что эта женщина может по своей прихоти делать, проделывать, переделывать все, что ей угодно. Власть её над слабой волей мавра не имеет границ; Дездемона для него святыня. Так где же с моей стороны мошенничество, когда я советую Кассио прибегнуть к заступничеству, которое поведет его к полному успеху? О, вы, божества ада! Когда вы затеваете какое-нибудь злое дело, вы всегда умеете придать ему такой вид, что оно на первый взгляд кажется окруженным небесным сиянием. Так-же поступаю и я в настоящую минуту. В самом деле, пока этот честный дуралей будет умолять Дездемону вступиться за него, а она тоже с дуру горячо вмешается, я внушу мавру чумную мысль, что жена; его взялась за это дело только потому, что питает к Кассио чувственное влечение, и чем больше будет она стараться делать лейтенанту добра, тем более станет она утрачивать доверие мужа. Таким образом, я обращу доброту её в птичий клей, а её участие явится сетями, которыми я опутаю всех (Входит Родриго). Что тебе, Родриго?

. Я вижу, что я здесь на охоте, не только не в качестве собаки, которою травят зверя, а в качестве зверя, которого травят. Деньги мои почти все истрачены; сегодня, ночью, меня исколотили порядком, и я предвижу, что мне придется вернуться в Венецию с небольшим запасом приобретенного ума, но за то совсем без денег.

Яго. Жалки те люди, у которых не хватает терпения. Разве рана залечивалась когда-нибудь иначе, как постепенно? Тебе известно, что мы действуем при помощи ума, а не волшебства, а уму приходится подчиняться проволочкам, требуемым временем. Разве все идет не как нельзя лучше? Положим, Кассио тебя побил, но за эту легкую обиду ты совершенно уничтожил будущность Кассио Многое на земле растет очень быстро, но растения, приносящия плоды, должны ранее расцвести. Потерпи еще немного. Клянусь святою литургией, уже начинает светать. Как деятельность и наслаждения заставляют быстро бежать часы! Ступай домой, а где этот дом, у тебя прописано в билете. Ступай-же, говорю я; ты скоро узнаешь более. Ну, живее (Родриго уходит). Остается исполнить два дела. Жена должна хлопотать перед Дездемоной за Кассио. Я заставлю ее пошевелиться, а сам тем временем займусь мавром и сделаю так, чтобы он застал Кассио пока тот будет вымаливать заступничество его жены. Вот какой оборот должно принять дело; не будем-же замедлять его течение равнодушием и совершенно ненужными проволочками (Уходит).