Как вам это понравится.
Действие первое.

"Как вам это понравится (As You Like It)". Также известно под другим наименованием: "Как вам угодно"

Как вам это понравится (As You Like It)

Перевод П. А. Каншина

ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА:

Герцог, живущий в изгнании.

Фредерик, брат его, похитивший у него престол.

Амиан, Жак - приверженцы герцога, последовавшие за ним в изгнание.

Ле-Бо, придворный Фредерика.

Шарль, борец.

Оливер, Жак, Орландо - сыновья синьора Роланда-де-Буа.

Адам, Денис - слуги Оливера.

Оселок, шут.

Мессир Оливер Путаница, пастор.

Корен, Сильвий - пастухи.

Гильом, деревенский парень, влюбленный в Одри.

Лицо, изображающее Гименея.

Розалинда, дочь изгнанного герцога.

Целия, дочь герцога Фредерика.

Феба, пастушка.

Синьоры, приверженцы обоих герцогов; пажи, охотники и прочая свита.

Сцена происходит сначала близь дома Оливера; потом, частью, при дворе герцога Фредерика, частью в Арденском лесу.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Огород близь дома Оливера.

Входят: Орландо и Адам.

Орландо. На сколько я помню, Адам, вот что было оставлено мне по завещанию: лишь жалкая тысяча ефимков; но, как ты сам говоришь, на брата моего было возложено, под страхом его спасения, воспитать меня хорошо. С этого и начинается мое горе. Он поместил моего брата Жака в школу и о нем получаются самые золотые отзывы; что же до меня касается, то он держит меня дома по деревенски или, говоря правильнее, наравне с животными. Разве можно назвать содержанием, подобающим дворянину моего происхождения, такое, которое не отличается от содержания вола в хлеве? Его лошади воспитываются лучше, потому что, кроме того, что им нет недостатка в корме, их обучают езде, для чего и нанимают берейторов за дорогую плату. А я, его брат, пользуюсь на его попечении только правом рости; в этом отношении, его скот на навозных кучах столько же ему обязан, как я. Помимо этого ничего, которое он дарует мне так щедро; он старается еще отнять у меня то немногое, что дала мне природа, заставляет меня есть с своей челядью, отказывает мне в положении своего брата и, насколько в его власти, уничтожает во мне благородство таким воспитанием. Вот что огорчает меня, Адам, и дух моего отца, который я сознаю в себе, начинает возмущаться против подобного рабства: я не хочу терпеть его более, хотя и не нахожу еще разумного средства к избавлению от него.

Входит Оливер.

Адам. Вот и мой хозяин, брат ваш.

Орландо. Отойди в сторону, Адам, и ты услышишь, как он будет пробирать меня.

Оливер. Что поделываешь здесь, сударь?

Орландо. Ничего; меня не обучали уметь делать что-нибудь.

Оливер. Так что вы портите здесь, сударь?

Орландо. Да, вот, помогаю вам портить праздностью такого вашего бедного, недостойного брата, каким Бог меня создал.

. Придумайте что нибудь получше, да довольствуйтесь быть ничем.

Орландо. Неужели я должен сторожить ваших свиней и питаться с ними лузгой? Что за наследие я промотал для того, чтобы дойти до такого нищенства?

Оливер. Понимаете ли вы, сударь, где вы?

Орландо. Прекрасно понимаю: в вашем огороде.

Оливер. И знаете, перед кем вы?

Орландо. О, и гораздо лучше, чем тот, перед кем я, знает меня. Я знаю. что вы мой старший брат и, по нежному голосу крови, вы должны бы знать и кто я. Народный обычай признает за вами преимущества, как за первым рожденным, но тот самый завет не лишает меня моей крови, будь между мною и вами хотя еще двадцать братьев: во мне такая же отцовская частица, как и в вас, хотя я признаю, что ваше первородство ставит вас ближе к почестям, которыми он пользовался.

Оливер. Что, мальчишка?..

Орландо. Потише, старший братец, не то вы окажетесь помоложе меня кое в чем...

Оливер. Ты позволишь себе дать волю рукам, подлый?

Орландо. Я не подлый: я младший сын синьора Роланда де Буа; он был моим отцом, и трижды подл тот, кто говорит, что такой отец народил подлых. Не будь ты моим братом, я не выпустил бы твоего горла из этой руки, пока другою не вырвал бы у тебя языка, произнесшего это! Ты обругал сам себя.

Адам. Дорогие господа, не горячитесь; в память отца вашего, будьте посогласнее!

. Пусти меня, говорю!

Орландо. Подождешь, пока захочу. Ты должен меня выслушать. Мой отец завещал тебе дать мне хорошее воспитание, а ты выростил из меня мужика, закрывая, утаивая от меня все свойства благородного человека; но дух моего отца возстает грозно во мне, и я не хочу более выносить прежняго; ты должен предоставить мне занятия, приличные дворянину, и возвратить мне ничтожную сумму, завещанную мне отцом; я отправлюсь с нею попытать своего счастья.

Оливер. И что же ты будешь делать? Растратив ее, просить милостыни? Хорошо, убирайся; не хочу более возиться с тобой; я исполню часть того, что ты просишь. Оставь меня теперь, прошу.

Орландо. Я не хочу оскорблять тебя более того, что требуется для моей пользы.

Оливер. Уходи и ты с ним, старый пес!

Адам. Это в награду мне: старый пес?.. Оно и верно: я зубы растерял на службе у вас... Господь помяни моего старого господина! Он не выговорил бы такого слова (Уходят Орландо и Адам).

Оливер. Так-то оно? Ты хочешь перерости меня? Я вылечу тебя от такой скороспелости, и не жертвуя вовсе тысячью ефимков. Ей, Денис!

Входит Денис.

Денис. Вы звали, ваша милость?

Оливер. Не приходил сюда Шарль, борец герцога, чтобы поговорить со мною?

Денис. Какже, он тут, у входа, и настаивает на том чтобы видеть вас.

Оливер. Призови его сюда (Денис уходит). Это будет отличное средство; борьба назначена на завтра.

Входит Шарль.

Шарль

Оливер. Почтенный господин Шарль!..Что новенького при новом дворе?

Шарль. Нового ничего при дворе, одно старое: то есть, старый герцог изгнан его младшим братом, новым герцогом и трое или четверо из преданных ему вельмож последовали добровольно за ним в изгнание, а новый герцог забрал себе их земли и доходы, вследствие чего охотно дает им разрешение странствовать.

Оливер. Можете вы мне сказать, изгнана-ли и Розалинда, дочь герцога, вместе с отцом?

Шарль. О, нет, потому что дочь нового герцога, её двоюродная сестра, так любит ее; оне воспитывались вместе с самой колыбели, и она скорее последовала бы за нею в изгнание, или же умерла бы от разлуки с нею. Розалинда осталась при дворе и любима дядею не менее, нежели его собственная дочь. Никогда еще две женщины не любили так друг друга, как оне.

Оливер. Где живет старый герцог?

Шарль. Говорят, что он теперь в Арденском лесу, вместе с несколькими веселыми товарищами; они живут там, как старый английский Робин-Гуд. Слышно, что еще многие молодые дворяне пристают к ним с каждым днем, и они проводят время беззаботно, как в золотом веке.

Оливер. Вы завтра боретесь в присутствии герцога?

Шарль. Да, ваша милость, и я пришел с тем, чтобы сообщить вам кое-что. Мне передали, потихоньку, что ваш младший брат, Орландо, намерен явиться переодетым, чтобы попытать силы в схватке со мной. Но завтра, мессир, я борюсь из чести, и тот, кто уйдет от меня не искалеченным, должен считать себя счастливым. Ваш брат очень молод, нежен и, при моем расположении к вам, мне было бы жаль изувечить его, а ради моей чести мне придется это сделать. Вот почему, любя вас, я пришел вас предуведомить, для того, чтобы вы могли отговорить его от его намерения, или же были бы уже приготовлены к несчастию, которое он на себя накликает. Сам он лезет на это, и совершенно помимо моего желания.

Оливер. Благодарю тебя, Шарль, за любовь ко мне; ты увидишь, что я сумею за нее отплатить. Я сам знал уже о намерении брата и старался стороною отклонить его от того; но он стоит на своем. Я должен сказать тебе, Шарль: это самый упрямый малый во всей Франции: он очень честолюбив, завистлив и хочет равняться по таланту со всяким; да еще питает тайные и подлые замыслы против меня, своего родного брата... Поэтому поступай, как знаешь: мне все равно, сломаешь ли ты ему палец, или и шею; но тебе надо быть на-стороже, потому что, если ты причинишь ему только легкое повреждение, или же он сам не одержит над тобою блистательной победы, он употребит против тебя яд, завлечет тебя предательски в какую нибудь ловушку и не отстанет, пока не лишит тебя жизни, тем или другим способом. Уверяю тебя и говорю это со слезами, нет теперь в живых человека, такого молодого и уже столь низкаго. И я рассуждаю о нем еще по-братски, а еслибы я стал разбирать его вполне, мне пришлось бы краснеть и плакать, а ты побледнел бы от ужаса.

Шарль. Я рад сердечно, что пришел к вам: если он явится завтра, я с ним посчитаюсь! И если, после этого, он будет еще в состоянии ходить один, обещаю не бороться более на призы! А затем Бог храни вашу милость! (Уходит).

Оливер. Прощай, любезный Шарль... Теперь надо будет подстрекнуть этого повесу. Надеюсь, наступит ему конец... Клянусь душою, не знаю почему, но я никого не ненавижу так, как его. Между тем, он добр; не обучен ничему, но знающ; полон благородного порыва; любим всеми слоями общества и даже так обвораживает сердца всех, особенно моих собственных людей, которые его ближе знают, что я остаюсь без должного уважения. Но это не продлится: этот борец уладит все; мне остается только поджечь мальчишку еще более, и я займусь этим тотчас (Уходит).

СЦЕНА II.

Лужок перед герцогским дворцом.

Входят: Розалинда и Целия.

Целия

Розалинда. Дорогая Целия, я и так выказываю большую веселость против той, которую чувствую, а ты требуешь, чтобы я была еще веселее? Если ты не можешь заставить меня забыть изгнанного отца, то не можешь и научить меня вспоминать что либо особо приятное.

Целия. Я вижу из этого, что ты не любишь меня со всею тою силою, с которою я тебя люблю. Еслибы мой дядя, твой изгнанный отец, изгнал бы твоего дядю, моего отца, герцога, а я осталась бы с тобою, я научилась бы любить твоего отца вместо своего; так поступила бы и ты, еслибы сила твоей любви ко мне была такого же прочного закала. как моя к тебе.

Розалинда. Хорошо, я забуду свое положение для того, чтобы радоваться твоему.

Целия. Ты знаешь, что я единственное дитя моего отца, у которого, вероятно, других и не будет; когда он умрет, ты увидишь, что ты будешь его наследницей, потому что отнятое им силою у твоего отца будет возвращено мною тебе любовно. Клянусь честью, я это сделаю; если же я нарушу эту клятву, пусть обращусь я в чудовище! Поэтому Роза, моя дорогая Роза, будь весела!

Розалинда. Буду с этих пор, сестричка; начнем забавляться. Что бы придумать?.. Как ты думаешь, не влюбиться ли нам?

Целия. Прекрасно, прошу тебя; но только ради забавы: серьезно полюбить мужчину не надо, да и в шутку лишь так, чтобы можно было отстать честно, не теряя своего непорочного румянца.

Розалинда. Чем же мы станем забавиться?

Целия. Сядем и будем издеваться над хозяюшкою-фортуной с её колесом, ради того, чтобы она вперед раздавала свои дары поравномернее.

Розалинда. Это стоит сделать, потому что она одаряет всех очень несправедливо: щедрая слепая женщина особенно ошибается в своих подарках женщинам.

Целия. Это верно: тех, которых она дарит красотою, она редко делает и честными, а тех, кого сделает честными, дарит одним безобразием.

Розалинда. Но ты смешиваешь обязанности фортуны с принадлежащими природе: фортуна властвует над земными дарами, а не над тем, что творится природой.

Входит Оселок.

Целия. Так?.. Но если природа создала красивое существо, разве оно не может, по воле фортуны, свалиться в огонь? Если природа одарила нас умом для борьбы с фортуной, не послала ли фортуна сюда этого дурака, чтобы прервать наш спор?

Розалинда

Целия. Может быть, это дело не фортуны, а самой природы, которая, находя наш природный ум слишком тупым для рассуждения о таких богинях, прислала сюда этого дурака, чтобы служить нам оселком: тупость дурака служит всегда оселком его острот... Ну, что, умница? Куда ты направляешься?

Оселок. Сударыня, пожалуйте к отцу.

Целия. Тебя сделали послом?

Оселок. Нет, честное слово, но мне поручили сходить за вами.

Розалинда. Где ты выучился такой клятве, дурак?

Оселок. Перенял ее у одного кавалера, который клялся честным словом, что блины хороши, и клялся, тоже честным словом, что горчица никуда не годится. А я могу поручиться, что блины никуда не годились, а горчица была хороша. И все же этот кавалер клялся не ложно.

Целия. Какже ты это докажешь своим великим запасом разума?

Розалинда. Да, просим тебя, сними узду с своей мудрости.

Оселок. Станьте обе передо мной; потрите себе подбородки и поклянитесь своими бородами, что я подлец.

Целия. Клянемся бородами, будь только оне у нас, что ты подлец.

Оселок. Клянусь своею подлостью, что я таков, будь только она во мне. Но если вы клянетесь тем, чего у вас нет, вы не нарушаете клятвы; так было и с тем кавалером, который клялся честью: её у него не бывало никогда, а если и водилась, то он давно расстратил ее на клятвы, прежде нежели увидал эти блины и эту горчицу.

Целия. Кого-же это ты разумеешь здесь, скажи?

Оселок

Целия. Одной любви моего отца к нему уже достаточно, чтобы его уважать. Довольно! Не говори более о нем. Тебя высекут на днях за твои издевательства.

Оселок. Очень жаль, что дуракам запрещается говорить умно о глупостях, совершаемых умными людями.

Целия. Клянусь, это ты говоришь справедливо: с тех пор, как небольшой ум дураков был вынужден замолчать, доля глупости, присущая умным людям, стала очень заявлять о себе. Вот идет Ле Бо.

Входит Ле Бо.

Розалинда. С полным ртом новостей...

Целия. Которые он выложит перед нами, как голубь, питающий своих птенцов.

Розалинда. Так мы будем начинены новостями.

Целия. Тем лучше: на нас будет более покупателей. Доброго дня, господин Ле Бо! Что новаго?

Ле Бо. Прекрасная принцесса, вы пропустили хорошую забаву.

Целия. Забаву? Какого цвета?

Ле Бо. Цвета, принцесса? Как мне ответить вам?

Розалинда. Как подскажут вам остроумие и случай.

Оселок. Или как будет предназначено судьбою.

Целия. Прекрасно сказано, угодил пальцем в небо.

Оселок

Розалинда. Ты потерял бы весь свой аромат.

Ле Бо. Вы меня сбили с толку, принцессы. Я хотел рассказать вам о прекрасной борьбе, которую бы проглядели.

Розалинда. Передайте нам подробности этой борьбы.

Ле Бо. Я расскажу вам о её начале, а если вашей милости будет угодно, окончание её вы увидите; теперь-то и настанет самое занимательное, а для совершения его борцы придут сюда, где вы теперь.

Целия. Ну, это начало, которое умерло и схоронено?

Ле Бо. Пришел старик с тремя сыновьями...

Целия. Как раз начало для старинной сказки!

Ле Бо. Все трое славные молодые люди, прекрасного роста и наружности...

Розалинда. С билетами на шее: "Да будет сим известно всем и каждому"...

Ле Бо. Старший вступил в бой с Шарлем, герцогским борцом, который повалил его в один миг, переломив ему три ребра, так что теперь мало надежды на его спасение. Точно также отделал он и второго, и третьяго. Все трое лежат там, а бедный старик, их отец, так убивается с горя над ними, что у всех зрителей выступают слезы от сочувствия к нему.

Розалинда. Увы!

Оселок. Но какую же забаву, сударь, проглядели принцессы?

Ле Бо. Да ту же, о которой я говорю.

Оселок. Век живи, век учись! Я слышу в первый раз, что ломание ребер составляет забаву для дам.

Целия

Розалинда. Но неужели найдется еще кто-нибудь, желающий прочувствовать эту сокрушительную музыку на своих боках? Есть еще охотник до перелома ребер?.. Будем мы смотреть на эту схватку, кузина?

Ле Бо. Придется вам, если останетесь здесь, потому что именно это место назначено для борьбы, и они уже готовы начать ее.

Целия. Вот уже и идут. Останемся и посмотрим.

Музыка. Входят: герцог Фредерик, придворные, Орландо, Шарль и свита.

Герцог. Начинайте. Если этот юноша не слушает увещаний, пусть сам отвечает за свою смелость.

Розалинда. Это он?

Ле Бо. Этот самый, принцесса.

Целия. Увы, он слишком молод! Однако, вид у явно самоуверенный.

Герцог. Как, дочь моя и племянница?.. Вы пробрались сюда взглянуть на борьбу?

Розалинда. Да, государь, просим на то вашего позволения.

Герцог. Это доставит вам мало удовольствия, уверяю вас, потому что слишком велико различие между этими людьми. Из сострадания к юности вызывающего, я старался его отклонить, но он не хочет слушать никаких убеждений. Поговорите вы, девушки, с ним; посмотрите, не удастся ли вам тронуть его.

Целия. Позовите его сюда, добрейший господин Ле Бо.

Герцог. Сделайте это; я отойду в сторону.(Удаляется).

Ле Бо

Орландо. Повинуюсь, со всем подобающим уважением.

Розалинда. Молодой человек, вы вызвали на бой борца Шарля?

Орландо. Нет, прекрасная принцесса; он вызывает всех вообще, и я, подобно другим, хочу испытать с ним мою молодую силу.

Целия. Молодой кавалер, дух у вас слишком смел для ваших лет: вы видели уже жестокое доказательство силы этого человека; еслибы вы захотели взглянуть на себя своими глазами и обсудить себя своим-же рассудком, то опасность вашего предприятия подала-бы вам совет приступить к более равномерному испытанию. Мы просим вас, ради вас-же самого, позаботиться о своей сохранности и отказаться от своей затеи.

Розалинда. Согласитесь на это, молодой синьор; ваша слава не пострадает от этого: мы можем попросить герцога о том, чтобы он велел прекратить бой.

Орландо. Умоляю вас, не судите о мне сурово, хотя и сознаюсь, что виновен, отказывая в чем-либо таким прелестным и достойным особам. Но пусть ваши прекрасные глаза и добрые пожелания сопровождают меня на это испытание: если я паду, будет опозорен лишь тот, кто никогда не бывал в чести; если буду убит, то умрет лишь тот, кто и всегда желал этого; я не огорчу тем никого из моих друзей, потому что и нет у меня никого, кто стал-бы сокрушаться обо мне: я только занимаю в мире место, которое может быть занято более достойно, когда я очищу его.

Розалинда. Я хотела-бы прибавить вам ту малую силу, которою я обладаю.

Целия. А я, в добавку к ней, и мою.

Розалинда. Будьте счастливы! Молите небо, чтобы я ошиблась насчет вас!

Целия. Да исполнятся сердечные желания ваши!

Шарль. Ну, где-же тот юный молодец, которому так хочется полежать с своею матерью - землей?

Орландо. К вашим услугам, мессир, но его притязания более скромны.

. Бой лишь до первого падения.

Шарль. Я поручусь вашей светлости, что вам не придется ободрять его во вторую схватку, после того, что вы так настоятельно отговаривали его от первой.

Орландо. Вы надеетесь посмеяться надо мною потом; но вам не следовало-бы издеваться наперед. Но, начинайте!

Розалинда. Геркулес тебе в помощь, молодой человек!

Целия. Я хотела-бы быть невидимкой, чтобы схватить того силача за ногу.

Шарл и Орландо борятся.

Розалинда. О, превосходный молодой человек!

Целия. Будь у меня в глазах громовой удар, я знаю, кто был-бы поражен.

Шарль падает. Восклицания.

Герцог. Довольно, довольно!

Орландо. Да, прошу вашу светлость; мне надо перевести дух.

Герцог. Каково тебе, Шарль?

Ле Бо. Он не в состоянии говорить, ваша светлость.

Герцог

Орландо. Орландо, государь. Я младший сын синьора Роланда де Буа.

Герцог. Я желал-бы лучше, чтобы ты был сыном кого-нибудь другого; свет считал твоего отца почтенным человеком, но я встречал в нем всегда врага, и ты понравился-бы мне более своим подвигом, еслибы происходил из другого дома. Но приветствую тебя: ты доблестный юноша... Хотелось-бы мне только, чтобы ты назвал мне другого отца (Уходит; за ним cвuma и Ле Бо).

Целия. Будь я на месте моего отца, сестричка, поступила ли бы я так?

Орландо. А я горжусь тем, что я сын синьора Роланда, его младший сын... И я не променяю этого названия на то, чтобы стать приемным наследником Фредерика!

Розалинда. Мой отец любил синьора Роланда, как свою душу, и все на свете были одного мнения с моим отцом. Еслибы я знала прежде, что этот молодой человек его сын, я умоляла-бы его со слезами не отваживаться

Целия. Милая кузина, пойдем, поблагодарим его и ободрим. Грубое и подозрительное обращение моего отца колет меня в сердце... Мессир, вы отличились, и если вы будете исполнять свои любовные обеты подобно тому, как вы здесь даже превзошли обещанное, ваша возлюбленная будет счастлива.

Розалинда (давая ему цепь с своей шеи). Синьор, носите это в память обо мне, находящейся не в ладах с фортуной и желавшей-бы дать вам более, но не имеющей на то в руках средств... Идем, сестричка?

Целия. Да... Прощайте, прекрасный кавалер (Удаляются).

Орландо. Неужели я не могу выговорить: благодарю? Мои лучшие способности уничтожены, а то, что сохранилось, стоит столбом, безжизненною массой!

Розалинда. Он зовет нас назад... Моя гордость ослабела вместе с моим счастьем; я спрошу, чего он хочет... Вы звали, мессир?.. Вы боролись хорошо и победили не одного только врага...

Целия. Идем, что-ли, сестрица?

Розалинда. Тотчас... Прощайте (Уходит с Целией).

. Что за страсть сковала такою тяжестью мой язык? Я не мог заговорить с нею, когда она напрашивалась на беседу... О, бедный Орландо! Ты поражен: если не Шарль, то кто-нибудь послабее одолел тебя.

Входит снова Ле Бо.

Ле Бо. Любезный мессир, даю вам дружеский совет покинуть эти места. Хотя вы заслужили высокое одобрение, искренния рукоплескания и любовь,- но герцог теперь в таком расположении духа, что истолковывает иначе все сделанное вами... Герцог своенравен... Что он в сущности, о том вам легче догадаться, нежели мне говорить.

Орландо. Благодарю вас, синьор; но, прошу вас, скажите: которая из двух, присутствовавших при борьбе, была дочь герцога?

Ле Бо. Ни одна, если судить по обращению; но, в действительности, та, которая пониже, его дочь; другая-же - дочь изгнанного герцога; она удержана здесь похитителем престола - дядей, чтобы быть подругой его дочери; но их взаимная любовь глубже, чем естественный союз сестер. Однако, я могу сообщить вам, что в последнее время этот герцог возымел неудовольствие против своей кроткой племянницы; оно основано единственно на том, что народ уважает ее за её добродетель и жалеет ее, из-за участи её отца. Я убежден вполне, что его злоба против этой молодой девушки вспыхнет как-нибудь внезапно... Мессир прощайте! Впоследствии, среди лучшего общества, нежели здешнее, я постараюсь снискать вашего большего расположения и познакомиться ближе с вами.

Орландо. Я очень вам признателен. Прощайте! (Ле Бо уходит). Мне приходится из дыма в копоть: от тирана герцога к тирану брату... Но, небесная Розалинда! (Уходит).

СЦЕНА III.

Комната во дворце.

Входят: Целия и Розалинда.

Целия. Что же, кузина.. Что-же, Розалинда... Помилуй нас, Купидон... Ни словечка!

Розалинда. Ни одного, чтобы даже бросить собаке!

Целия. Твои слова слишком драгоценны, чтобы бросить их собакам; но брось какия-нибудь мне, забей меня своими рассуждениями.

Розалинда. И будут-тогда две кузины, которых пришлось уложить: одна была забита рассуждениями, а другая помешалась от недостатка в них.

Целия. Все это относительно твоего отца?

Розалинда. Нет, отчасти и относительно его дочери. О, как много терний в этом будничном мире!

Целия

Розалинда. Я могу отряхнуть эти с платья, но те у меня в сердце.

Целия. Выкашляй их прочь.

Розалинда. Хотела-бы попытаться: кашлянуть: "го!" и получить "его".

Целия. Полно, борись с своим увлечением.

Розалинда. О, оно держит сторону лучшего борца, нежели я!

Целия. Но я желаю тебе успеха! Настанет пора, когда и ты вступишь в борьбу, не страшась упасть... Но, оставим эти лишния шутки, поговорим серьезно: возможно-ли, чтобы ты так внезапно глубоко полюбила младшего сына старого Роланда?

Розалинда. Герцог, мой отец, очень любил его отца...

Целия. Разве из этого следует, что ты должна очень любить его сына? Если рассуждать так, то я должна ненавидеть Орландо, потому что мой отец глубоко ненавидел его; однако, я не ненавижу его.

Розалинда. Нет, прошу тебя, ради меня, не питай к нему ненависти.

Целия. Зачем буду я? Разве он не заслужил уважения?

Розалинда. Дозволь мне любить его за это, а ты люба его потому, что я люблю... Но, смотри, сюда идет герцог.

Целия. И с взглядом, полным гнева!

Входит Герцог с придворными.

Герцог

Розалинда. Я, дядя?

Герцог. Да, племянница. И если, в течение последующих десяти дней, тебя встретят ближе, чем за двадцать миль от местопребывания нашего двора, ты умрешь за это.

Розалинда. Умоляю вашу светлость позволить мне унести с собою хотя объяснение моей вины: если я владею своим рассудком или сознаю свои собственные желания, если я не сплю и не помешана,- на что надеюсь,- то я, дорогой дядя, никогда, даже в самом зародыше помышления, не оскорбляла вашей светлости.

Герцог. Таковы все предатели; еслибы их оправдание зависело от слов, они были-бы чище самой благодати!.. Довольно того, что я тебе не доверяю.

Розалинда. Ваше недоверие не может еще обратить меня в предательницу. Скажите, на чем вы основываете подобное?

Герцог. Ты дочь своего отца: этого достаточно.

Розалинда. Я была ею, когда ваша светлость владели его герцогством; была, когда вы изгнали его, предательство не наследственно, синьор; но еслибы даже оно и передавалось нам родственниками, это не относится ко мне: мой отец не бил предателем. Поэтому, мой добрый государь, не подозревайте меня так, не считайте мое бедствие способным на измену.

Целия. Дорогой властитель, позвольте мне сказать...

Герцог. О, Целия, она оставалась здесь лишь ради тебя, иначе она скиталась-бы со своим отцом.

Целия. Я не просила вас оставлять ее здесь, но это была ваша добрая воля и ваше сострадание; я была еще слишком мала в то время, чтобы оценить Розалинду, но я знаю ее теперь: если она изменница, то такова и я; мы спали вместе, вставали разом, учились, играли, ели в одно время и, куда-бы мы ни шли, подобно лебедям Юноны, мы были всегда парой, неразлучны.

Герцог. Она слишком хитра для тебя; её кротость, самое её безмолвие и терпение, трогают народ, и он ее сожалеет. Ты глупа: она лишает тебя должного, и ты покажешься краше, будешь сочтена добродетельнее, когда её не будет... Поэтому не открывай уста! Приговор, произнесенный мной над нею, тверд и неизменен: она изгнана.

Целия

Герцог. Ты безумна... А ты, племянница, распорядись. Если ты пропустишь срок, клянусь честью и моим великим словом, ты умрешь (Уходит с придворными).

Целия. О, бедняжка Розалинда! Куда-же ты пойдешь? Хочешь, обменяемся отцами? Я уступлю тебе своего... Прошу тебя, не будь печальнее, чем я!

Розалинда. Мне более причин на то.

Целия. Нет, кузина. Прошу тебя, развеселись: разве ты не знаешь, что герног изгнал и меня, свою дочь?

Розалинда. Этого он не делал.

Целия Обсудим вместе, как нам бежать, куда идти, что взять с собою. И не старайся ты принять всю эту перемену на себя, нести одной беду, исключив меня вовсе из нея; именем неба, бледнеющего при виде наших горестей, что бы ты ни говорила мне, я иду всюду с тобою.

Розалинда. Но куда мы пойдем?

Целия. Отыщем моего дядю.

Розалинда

Целия. Я оденусь в бедную, простую одежду и вымажу себе лицо чем-нибудь вроде умбры; так сделаешь и ты и тогда мы пройдем, не подвергаясь нападениям.

Розалинда. Не лучше-ли мне, так я выше обыкновенного роста, переодеться мужчиной? Красивый тесак на бедре, в рук кабанье копье и,- какой-бы женский страх ни таился у меня на сердце,- у меня будет лихая и воинственная наружность, не хуже, чем у многих трусов - мужчин, лишь прикрывающихся наружной личиной.

Целия. Какже мне звать тебя, когда ты станешь мужчиною?

. Я не хочу называться хуже, чем паж Юпитера, и потому, смотри-же, зови меня: Ганимед. А как звать тебя?

Целия

Розалинда. Но, кузина, что, если мы постараемся сманить дурачливого шута, который при дворе твоего отца? Не будет-ли он нам подпорой в нашем странствовании?

Целия погони, которая устремится за мною после моего бегства. Идем радостно не в изгнание, а на свободу (Уходят).