Из трагедии "Ченчи" (отрывок)

Автор:	Шелли П. Б., год: 1875
Примечание:	Перевод П. Вейнберга
Категория:	Сценка
Связанные авторы:	Вейнберг П. И. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Из трагедии "Ченчи" (отрывок) (старая орфография)

Лукреция, потом Беатриче, которая входит шатаясь, и говорит как бы в помешательстве.

Дай мне платок скорее! Мозг мой ранен;

В крови глаза... О, вытри эту кровь!

Я ничего не вижу...

Беатриче,

Мой милый друг, нет раны у тебя;

С прекрасных щок не кровь, а пот холодный

Бежит рекой. О, горе, горе мне!

Что сделалось, дитя мое?

О, ужас!

Я чувствую - пол гнётся подо мной,

Там женщину в слезах; она стоит

Спокойная, недвижная, немая;

А я иду, шатаясь, точно мир

Вокруг меня колеблется... О, Боже!

Прекрасный свод небесный весь в крови!

Свет солнечный глубоко-чорен; воздух

Наполнился миазмами, как те,

Что мёртвые вдыхают под землёю...

Ах! душно мне! Ползёт ко мне, ползёт

Какой-то пар пятнающий и чорный...

Как он тяжол и плотен! не могу

Сорвать его с себя: спаял он крепко

И члены мне и пальцы, въелся в нервы

И тлению всё тело предаёт,

И жизни дух чистейший отравляет!

О, Господи! теперь лишь в первый раз

Я поняла, что чувствует безумный:

Сомненья нет, сама безумна я!

(С отчаяньем.)

Что рвётся в даль, на воздух, в гроб кладут

И дернут там уже гнилые члены...

Какая мысль ужасная пришла

Мне в голову! Она прошла... Но всё же

Здесь на глазах лежит она - лежит

Так тяжело на утомлённом сердце.

О, мир! о, жизнь! о, день! О, горе мне!

Дитя моё, что сделалось с тобою?

Увы! она не отвечает мне!

В её душе есть только чувство муки,

Без знания причин его. Печаль

Глубокая, конечно, изсушила

Источник свой.

Несчастье над своим

Родителем убийство совершило;

Но никогда его отец не делал

За бедное созданье!

Кто ты,

Допрощица? Нет у меня отца. (В сторону.)

Из дома сумасшедших эта нянька,

Которую приставили ко мне...

Печальная обязанность!

(К Лукреции, тихим медленным голосом.)

Послушай!

Почудилось недавно мне, что я

Та самая бедняжка Беатриче,

О ком теперь все люди говорят,

Та самая, которую нередко

Её отец и запирал нагую

В подземные темницы, где вились

Вокруг нея чешуйчатые змеи,

И, голодом моря её, давал

Ей в пищу лишь испорченное мясо.

Ужасные рассказы эти мне

В тревожных снах так часто появлялись,

Что, наконец, я стала думать... Нет,

Не может быть! На этом диком свете

Совершено не мало страшных дел,

Чудовищных, страннейших соплетений

Добра и зла; не мало человек

Придумывал таких вещей, какие

Осуществить едва ли смеет кто;

Но никогда ещё не создавала

Фантазия людская дел таких,

Как то...

(Вдруг останавливается и приходит в себя.)

Кто ты? О, поклянись - покамест

Что ты не та, кем я тебя считаю!

О, матушка!

Нет, нет, не говорите!

Коль правда то, то значит всё должно

Быть правдою, несокрушимой правдой,

Связавшейся так тесно с жизнью всей,

Что изменить её или избегнуть,

Увы, никто не может. Да, теперь

Я узнаю: вот это - замок Ченчи,

Ты - мать моя, Лукреция, а я -

Я дочь твоя. Быть-может, здесь смутила

Безумными словами я тебя;

Но слов таких ты больше не услышишь.

О, матушка, поди ко мне! Теперь

Ужь я...

Увы! что сталося с тобою,

Моё дитя? что сделал твой отец?

Что сделала я, бедная! Как-будто

Виновна я? Моя ли в том вина,

Что человек с седыми волосами

И голосом суровым - человек.

Меня давно терзающий так сильно,

Как могут лишь родители терзать -

Моим отцом зовётся и при этом...

О, кто же я?... Что станется с моим

И именем, и положеньем в свете,

И памятью о том, чем я была,

Когда своё отчаянье съумею

Я пережить?

Да, ты права, дитя:

Он злой тиран. Нам хорошо известно.

Свободу нам доставить. Но что сделать

Он мог ещё ужаснее? Ужель

Он в силах был придумать поруганье

Страшнее тех, к каким привыкли мы.

Ты вне себя! Глаза твои сверкают

Блуждающим, неведомым огнём!

Скажи мне всё... Раскрой ты эти руки,

Чьи пальцы так впились один в другой

Ах, это жизнь, лишонная покоя,

Терзает их так сильно. Если я

Заговорить попробую, то верно

Сойду с ума. Да, что-нибудь должно

Произойти - что именно, не знаю

Ещё сама, по верно что-нибудь

Что превратит мои былые муки

В простую тень... Когда бы знала я,

Что именно случится, я ждала бы

С спокойствием безмолвным, и ничто

Но ах, теперь!... О, кровь моя, ты. крою,

Отцовская, бегущая по жилам

Запятнанным моим, когда б могла

Ты обагрить запятнанную землю

И смыть с нея на веки преступленье

Ужасное, гнетущее меня!

Нет, это быть не может! Пусть другие

До гроба жизнь проводят в мысли той.

Что видит Бог и терпит злодеянья -

Но никаким мученьям никогда

Не сокрушишь моей горячей веры!

Да, что-нибудь ужасное с тобой

Случилося, но что - а догадаться

Не смею я... О, бедное дитя!

Не закрывай пред материнским страхом

Твою печаль гнетущую! не прячь

Её в свой гнев и гордый, и замкнутый!

Я скорбь мою изобразить словами,

Когда в душе не в силах я себе

Представить то, что так преобразило

Теперь меня - когда мои все мысли,

Как призраки печальные, идут

Укутавшись в свой безобразный ужас.

Ты хочешь слов? О. матушка, из всех

Какие есть на языке у смертных.

Не передаст наверно ни одно

Всех мук моих. Кому такия муки

Достанутся, тот должен умереть,

Как я умру, не называя их

По имени, как я не назову.

Смерть! смерть! тебя наградою и карой

Зовёт закон и Бога и людей...

О, что же мной из этих двух названий

Заслужено?

Ты заслужила мир

Ты пребывать, пока тебя Господь

Не призовёт. Как ни ужасны муки

Твои, дитя, ты злого ничего

Не сделала. Смерть - наказанье только

Преступнику; награда жь - для того,

Кто ходит здесь лишь по шинам тернистым,

Которыми Господь усеял путь.

К безсмертию ведущий.

Да, смерть - кара

Преступнику; о, Боже мой, молю -

Не дай мне впасть в разсудка заблужденье!

Коль суждено мне дни за днями жить.

Коль плоть моя - храм недостойный духа

Всевышняго, со делаться должна

Пещерою поганой, из которой

Всё то на что Ты с ужасом глядишь,

Смотреть тебе в лицо со страхом будет -

То этому не быть! Самоубийство?

Преступною! О, в этом смертном мире

Ни одного ещё закона нет,

Который бы подвергнуть наказанью

Мог муку ту, что я теперь терплю.

Входит Орсино.

Здорово друг! С-тех-пор как мы видались

В последний раз, постигнуло меня

Великое, неслыханное горе.

Ни смерть, ни жизнь уже не возвратят

Покоя мне. Не спрашивайте только,

Что именно случилось - есть дела,

Страданья есть такия, для которых

Нет образов и слов на языке.

Но кто же вам такое оскорбленье

Нанёс теперь?

Не может быть, иль может быть - об этом

Я вас прошу не думать. Это есть

И было. Вы совет мне дайте только,

Как убежать, чтоб не было того жь

Опять со мной. Я умереть хотела,

Но Божий страх остановил меня,

И мысль о том, что даже смерть не может

В моей душе сознанье истребить -

Сознание неискуплённой муки...

Скажите же, что делать?

Обвинить

Перед судом его за преступленье -

И пусть закон отмстит ему за вас.

О, ледяной советник! Если б слово

Я отыскать могла на языке.

Чтоб моего убийцы преступленье

Изобразить; и если б мой язык

Как острый нож, исторгнул злую тайну.

Грызущую мне сердце, и для всех

Открыл бы всё, и обратил бы имя

Невинное и чистое моё

В предмет гнуснейших сплетень и насмешек,

В пословицу - да, если б это всё

Произошло - чему не быть однако -

То разве я спасла бы тем себя?

Подумайте о ненависти страшной

Преступника, о золоте его.

Обь ужасе великом обвиненья,

Которое не смеет говорить

Открыто, вслух и боязливо шепчет,

И прячется с боязнью и стыдом

В гнуснейшие намёки! О, какую

Так, значит, вы хотите терпеливо

Переносить?

Переносить? Нет, друг,

Как видно, ваш советь немного пользы

Мне принесёт.

(Отворачиваемся и творит сама с собой.)

Да, всё должно скорей

Быть решено и сделано. Как тёмно

В моём уме! Как-будто бы туман

Его объял, и мысли, словно тени,

Встают одна во след другой и тьмой,

Густою тьмой друг друга одевают.

Ужели он, преступник, не умрёт

И будет жить затем, чтоб в преступленьях

Торжествовать? Ужели ко всему.

Что сделал он ужасного, привыкнуть

Пока совсем, навеки не погибнешь?

Смерть мощная! Ты, тень с двойным лицом!

Судья судей! правдивейший посредник!

(Отходит с сторону и задумывается.)

О, если гром небесный низходил

Когда-нибудь для мщения на землю...

Остановись, не богохульствуй! Бог

Здесь на земле свою являет славу,

И людям дал все средства, чтоб они

Своим врагам платили за обиды.

От нас самих зависит наказанье

Преступника...

Но если человек

Как наш злодей, своим богатством может

Закон, права, общественное мненье?

Но если нет прибежища к тому,

Пред чем дрожит виновнейший? Но если

Мученья те, что переносим мы,

Так велики, чудовищны и странны,

Что им никто не может веры дать?

О, Господи! Но если те причины,

Которые должны бы нам помочь,

Лишь губят нас, а нашему злодею

Торжествовать способствуют, и мы.

Страдалицы и жертвы, больше терпим

И мучимся, чем он, мучитель наш?

Не думайте что там, где есть злодейство,

Не может быть возмездия, когда

Обиженный решается на мщенье...

Как? Если бы имели только мы

Надежный путь... не знаю я наверно...

На сколько я догадываюсь смутно -

Последнее злодейство, что над ней

Он совершил, уже такого рода,

Что всякое раскаянье у вас

Равнялось бы полнейшему безчестью.

Её оно обязывает мстить,

Вас - отыскать спасенье от мучений,

Меня - вам дать один совет... И, так...

Затем-что мы опору и защиту

Надеяться не можем там найти,

Где без труда находят их другие.

Молчи, Орсино! Также вас.

Почтенная сударыня, прошу я:

Долой с себя, как старую одежду,

Вы сбросьте всё раскаянье и страх,

И кроткое терпенье, и почтенье,

И узы все житейския. Мы их

От детских лет всё на себе носили.

Но с-этих-пор насмешкою оне

Являются в моём священном деле.

Из слов моих вы знаете, что мне

Нанесена позорная обида;

Хоть нет для ней на языке людском

Названия - она взывает в мщенью.

Да, к мщению за-то, что свершено,

И для того чтоб я могла избегнуть

Печального удела - отягчать

Мой бедный дух преступными делами

И сделаться... тем сделаться, что вам

Привидеться не может даже в грёзах.

Я Господу молилась горячо,

С своей душой я долго говорила,

Всё поняла и наконец решилась

Гак поступить, как правда мне велит.

Ты друг ли мне, Орсино? Неизменный

Я ль ложный друг? Спасением души

Мне поклянись - и лишь тогда решуся

Я мысль мою открыть тебе.

Клянусь,

Искустно всё, и силы, и молчанье,

И всё, чем я владею, посвятить

Одной тебе и сделать, что прикажешь!

Так, значит, вы уверены, что мы

Его убить решились?

И скорее

То совершить, что решено. Должны

Мы действовать и быстро и отважно.

Не то

Закон казнит нас смертью и позором

За-то, что сан он делает не раз.

Вы можете беречься как хотите,

Но об одном прошу я вас - скорей,

Не медлите! Орсино, как бы это

Устроить нам?

Я знаю страшных двух

Разбойников; для них душа людская

Так дорога, как тело червяка;

Из прихоти ничтожнейшей решатся

Они разбить любую жизнь. Таких

Охотников теперь не мало в Риме.

Что нужно нам, то продадут они.

Перед разсветом завтра хочет Ченчи

Суровую Петреллу в Аппенинах,

Коли туда доедет он...

Тёмно ль будет

В тот час, как вы прибудете туда?

Мне помнится - от замка в двух верстах

Дорога вдруг становится крутою

И узкою, и тянется с трудом

Вдоль страшного, глубокого оврага.

Внутри его - могучая скала.

Ужь много лет с трудом и смертным страхом

Над бездною всё держится она,

И, кажется, упасть готова в пропасть,

Так грешный дух с томительным усильем

Цепляется за жизнь, но каждый час

Шатается сильнее и сильнее,

И падая, сам делает страшней

Он бездну ту, куда упасть страшится.

Внизу скалы печальная гора,

Как-будто бы усталая зевает;

А под горой, среди глухих пещер,

Невидимый, доступный только слуху,

Неистово несётся водопад

И чрез него устроен мост. А выше,

Но этим всем утесам и скалам,

Раскинут лес из кедров, сосен, пихт.

И ветви их, сплетясь с зелёным плющом,

Тенистую беседку образуют.

В полдневный час там сумерки густые,

А вечером - чернейшей ночи тьма.

Пред тем, как вам к тому мосту доехать,

Погнать ослов, иль выждать постарайтесь,

Покамест мы...

Послушайте! то не слуги походка!

Должно-быть граф нежданно воротился...

Придумайте какой-нибудь предлог

Для вашего присутствия, Орсино.

Нога того, чьи слышим мы шаги,

Переступить тот мостик, о котором

Сказала я, во веки не должна.

(Беатриче и Лукреция уходят.)

Что делать? Здесь меня застанет Ченчи -

И предстоит мне перенесть его

Пытливый взгляд, который будет в душу

Я здесь теперь? Улыбкой равнодушной

И праздною закрою мысль мою.

Вбегает Джиакомо.

Как, это вы? У вас хватило духу

Сюда придти? Как-будто знали вы,

Что Ченчи здесь не встретите?

Напротив,

Я шол сюда, чтоб отыскать его,

И буду ждать, пока он возвратится.

О. Господи! Да взвесилили вы

Всю страшную опасность этой встречи?

Всё взвесил л! А он, губитель мой,

Предвидит ли свою опасность? Знайте,

Теперь уже здесь не отец и сын,

И алой тиран; здесь враг лицом к лицу

С другим врагом. Он оттолкнул природу -

Свой щит: она отвергнула его -

Как свой позор; а я топчу ногами

Обоих их. Да разве мне отец

Тот человек, которого я жажду

За горло взять и так сказать ему:

"Я от тебя но требую ни счастья,

Ни золота, ни памяти о днях

Спокойного младенчества, ни жизни

С любимою и нежною семьёй,

Хоть это всё ты у меня похитил:

Я требую лишь одного, чтоб ты

Мне возвратил моё честное имя,

Сокровище единое моё,

Которое от ненависти злобной

Твоей души считал сокрытым я

Под нищетой, мне посланной тобою.

Отдай его - иначе... О, Творец!

Какое же мне дело до людей!

Ну, хорошо, спокойно разскажу

Я вам о том, что сделал он, со мною.

Вы знаете, что этот старый граф,

Которого зовут Франческо Ченчи,

Взял у меня как будто бы в займы

Приданое жены моей, а после

Отрёкся дерзко от займа того

И в нищету пеня с семейством ввергнул.

Чтоб как-нибудь поправиться, искал

Я где-нибудь пристроиться на службу.

Ужь должность мне обещана была,

И, на неё надеясь, новых платьев

Я накупил для всех детей, и вновь

Моя жена мне стала улыбаться,

И отдыхать душою начал я.

Мою успел отдать он одному

Бездельнику, в награду за услуги

Гнуснейшия. Вернулся я домой

С известием печальным, и сидели

В уныньи мы и облегчали грусть

Слезами той привязанности прочной,

Что силу нам даёт переносить

И самые ужасные минуты.

Вдруг он пришол и. по привычке, стал

Нас проклинать, бранить и издеваться

Над бедностью моею, говоря,

Что так Господь казнит детей строптивых.

Тогда - чтоб стыд сковал его уста -

Напомнил я о женином приданом.

Но он сейчас придумал небольшой

Разсказ о том, что будто эти деньги

Я прокутил секретно. Клевета

Мою жену глубоко поразила;

А он, вполне довольный, что успел

Ушол от нас. Я видел, что жена

Поверила обманщику, что клятвы

Горячия в невинности моей

Встречали в ней одно негодованье

Безмолвное, один холодный взгляд

Неверия - и из дому я вышел.

Когда ж опять вернулся я, жена

Свой гнев внушить уже успела детям,

И все они кричали мне: "Отец!

Дай платьев нам! Дай нам хорошей пищи!

Что в ночь одну ты промотал, семье

На месяцы хватило бы!" Я понял,

Что адом стал мой дом - а в этот ад

Я не вернусь, пока не оправдает

Меня мой враг. А не захочет он,

Так я закон природы ниспровергну

И...

Верь, что здесь ты не найдёшь того,

Наверное.

Тогда... Ведь ты мне друг

По прежнему. Недавно в разговоре

Ты намекнул на средство мне одно.

Последнее - теперь к нему, ты видишь,

Я подошол. Страдания мои

Оно должно отчасти успокоить.

Но, друг, хоть я решился - слово то

Ужасное: отцеубийца - душу

Мою томит и мучит...

Слово - звук,

Не более. Смотри, как Провиденье

Творит свой суд правдивейший и им

Деяния людския освещает.

То, что тобой задумано, уже

Совершено

Его могила

Готова. Знай, что дочери старик

На днях нанёс большое оскорбленье.

Она не говорит,

Что именно случилось; но к догадкам

Печальнейшим ведут и бледность щок

Смертельная, и гневная серьозность

Её чела, и строгий и глухой

Звук голоса, в котором нет ни страха.

Ни нежности. Притом заметил я

Ещё одно: перед твоим приходом,

Межь-тем, как я и мачиха её

Стояли здесь и, ужасом объяты.

Между собой печальный разговор

Вели о том, что сделалось - и только

Высказывать - намёками глухими,

Тревожными, хотя в душе свой

На мщение решились - Беатриче

Прервала нас, и взглядом, и устами

Сказала нам: "он должен умереть!"

О, если так - довольно! Сомневаться

Я перестал. Для мщения у нас

Причина есть важней моей причины.

И есть судья священнее меня,

И мститель есть с душой гораздо чище

Моей души. О, милая сестра,

Ты никогда червя не раздавила,

Не сорвала ни разу ты цветка

И в кротости младенческого сердца

Слезами лишь кропила их; в тебе

И красота и ум соединились

В чудесную гармонию - и ты

Поругана! О, сердце! оправданья

Как думаешь, Орсино: не дождаться ль

Его мне здесь, чтоб тут же умертвить?

Нет, погоди - а то ещё, пожалуй,

Ему спастись удастся от того,

Что ужь теперь свершится непременно;

Тогда тебе ни убежать нельзя,

Ни спрятаться, ни оправдаться. Лучше

Повремени; наш план совсем готов

И за успех надеемся мы твёрдо.

Входит Беатриче.

Брат, это ты! я слышу голос твой -

Но что с тобой? меня не узнаёшь ты?

О, да! ты прав - погибшая! Я вижу,

И поселил в уме твоём догадки

О том, чего не смеет произнеси,

Людской язык. Иди домой, Джакомо;

Пожалуй, он вернётся и тебя

Застанет здесь. Но дай мне на прощанье

Свой поцелуй: он будет знаком мне,

Что с нами ты на смерть его согласен.

Прощай, прощай! Пусть набожность твоя,

И братская любовь и милосердье,

И чувства все, смягчающия дух

Суровейший, в твой дух вселять суровость!

Не возражай ни слова мне. Прощай!

(Уходят с разные стороны.)

БЕАТРИЧЕ спит; входит БЕРНАРДО.

Её лице! Подумаешь, что он -

Остаток дня прошедшого в весельи

И в тьме ночной, среди блаженных грёз,

Живущого последния минуты!

Ещё вчера так много мук она

Перенесла - и дышет так спокойно

И так легко? О, горе, горе! Мне

Казалося, что никогда ужь больше

Я не усну. Но с этого цветка -

Прекрасного, уснувшого - я должен

Спокойствия небесную росу

Стряхнуть. Вставай, сестра моя! Ужели

Ты можешь спать?

Мне снилось в этот миг,

Что мы в раю. Ты знаешь, брат, что раем

Темница нам является, когда

Мы думаем об участи, постигшей

Сестра, любезная сестра!

О, от чего твой сон остаться должен

Лишь слом простым! О, милосердый Бог!

Как я скажу?...

О, не смотри, сестра,

Спокойно так и счастливо! При мысли

О том, что я пришол тебе сказать.

Душа моя готова разорваться.

Вот видишь, ты довёл меня до слёз...

Дитя моё, как будешь ты несчастен.

Безпомощен, когда меня не станет!

Ну, что же ты имеешь мне сказать?

Сознались! А! Да разве сознаваться

Им было в чём? Нет, верно чтоб польстить

Мучителям своим, они сказали

Постыдную, преступнейшую ложь!

Как! и они себя назвать решилась

Преступными? О, чистый, белый лик

Невинности! и ты скрываться должен

Под маскою виновности, и всё,

Что есть в тебе высокого, святого,

Таить от всех незнающих тебя!

Входит судья; за ним стража вводит Лукрецию и Джиакомо.

О, низкия и жалкия созданья!

Из за того, чтоб несколько минут

Которые, ведь, смертны точно так,

Как ими же терзаемое тело -

Решились вы стереть с лица земли

Столетия блестящого наличья

И превратить в насмешку, в звук пустой

Ту вечную, незыблемую славу.

Что высоко, как солнце, вознеслась

Над призраком земной, непрочной славы!

Вам хочется, чтоб привязали нас

К ногам коней и бешено тащили

По улицах; чтоб наши волоса

И грязь и пыль тех улиц заметали;

Чтоб грубая, безчувственная чернь

На наш позорь стекалась любоваться

Из всех домов, театров и церквей-

Вам хочется, чтоб ветреная масса

Проклятия иль вялые слова

Участия обидного кидала

На труп живой в тот час, как будем мм

И оставлять, как память о себе,

Отчаянье, позор, и кровь, и ужас!

О, ты, о ты, в ком сирота нашла,

Вторую мать - не убывай, родная.

Своё дитя! Не допусти её

Пасть жертвою неслыханных страдании!

А ты, мой брат, со мною вместе ляг

Мод колесо - -и будем в этой пытке

Безмолвствовать, как тело мертвеца!

Мы скоро там найдём покой, как в гробе...

Боязнию исторгнутая ложь

Одна придать способна ужас пытке!

О, и тебя заставит наконец

Она сказать всю истину! Сознайся

В своей вине, из состраданья к нам.

О, милая, сознайся! Дай скорее

Нам умереть! А после смерти мы

Он сжалится над нами.

О, сестра

Любезная, коль это точно правда.

Сознайся им - а после папа вас

Простить и всё уладится

Сознайтесь.

Иль мы такой подвергнем пытке вас,

Что...

Пытке? Нет, ужь лучше превратите

Вы колесо своё в веретено;

Пытайте пса, чтоб вынудит признанье.

Что лил он кровь пролитую его

Хозяином - да, пса терзайте пыткой,

Но не меня! Мои мученья - все

В моём уме и в сердце, в самом тайном

Убежище души моей; она

Рыдает вся слезами жгучей жолчи

Где всюду ложь, мои родные также

Себе самим решились изменить:

При мысли той, что я всю жизни страдала

И с ней теперь, страдая, разстаюсь;

Что я суда правдивого не вижу

Ни на земле, ни на небе; что ты,

Стоящий здесь - тиран, а эти люди -

Твои рабы. Вот муки у меня

Ответ на всё способные исторгнуть.

Что хочешь ты услышать от меня?

Не хочешь ли ты лучше обвинить

Верховного Судью всего мирского

За то, что он свершиться допустил

Тому, что мне нею душу истерзало

И этому поступку после дол

Один исход, который называешь

Ты смертию отца? Но с-этих-пор

Я ничего не стану отрицать.

Хотите вы, чтоб было так - пусть будет;

На этом всё покончится. Теперь

Вы можете неё делать, что хотите,

А из меня ни слова больше вы

Не вырвете какой угодно пыткой.

Довольно с нас и этих слов, хотя

В них нет ещё признания прямого.

Теперь пока последний приговор

Произнесут - никто не должен с ними

В сношеньях быть. Вас, молодой синьор.

Я попрошу сейчас же удалиться.

(Уходят, кроме Лукреции, Беатриче и Джиакомо.)

Сознался я! Ужели это правда?

Ужели всё погибло и нигде

Надежды вам, всхода не осталось?

О, злой язык, ты погубил меня!

Зачем тебя не вырвал я из горла

И не швырнул собакам? Умертвить

Сперва отца и после гнусно видать

Сестру - обречь погибели её,

Которая в преступном, норном мире

Одна из всех невинна и чиста!

Жена моя! малютки дорогия!...

Покинуты, безпомощны... Отец,

Создатель мой! даёшь ли ты прощенье

Преступнику, когда его душа.

Как здесь моя, от мук на части рвется?

(Закрывает лицо руками и плачешь.)

Окончилось! Зачем я признавалась?

Зачем, зачем я пытке поддалась?

Поступок ваш был слабостью; но плакать

О сделанном - ведь значит поступать

Ещё слабей. Отрите эти слёзы.

Как видно, Бог, который впал мои

Страдания, и в нашем смелом деле

Явил свой гнев - теперь покинул нас:

Но это нам лишь кажется, и думать

Мы не должны, что он карает нас.

Брат, сядь ко мне поближе; дай мне руку.

Ты прежде был душою твёрд и смел.

Приободрись! О, матушка родная.

Склонись ко мне в колени головой

И задремать немного постарайся!

Твои глаза совсем утомлены

Безсонницей и скорбью безъисходной.

Поди ко мне: я песенку тебе

Но вместе с тем и не совсем грустна.

Поди же, я яг. Вот так. Не позабыла ль

Я слов её? Нет, помню. О, они

Печальнее, чем я воображала!

(Поёт.)

О, мой коварный друг! Улыбкой иль слезою

Меня проводишь ты, когда свои глаза

Навеки я сомкну? Для трупа под землёю

Не всё ль равно: улыбка ил слеза?

Прощай! Послушай; что-то там.

Как-будто глухо шепчет нам!

В улыбке у тебя, о милый мой - змея;

В слезах твоих, мой друг, отраву слышу я.

О, сонь! когда бы смерть была, как ты, отрадна

Иль если б ты давал забвенье навсегда -

Усталые глаза сомкнула бы я жадно,

Чтоб но вставать для жизни никогда!

О, мир, прости! Но слышишь звон

Колоколов? Как грустен он!

С душой исполненной и радости и мук!

О, кардинал, я даже опасаться

Боюсь, что ты приносишь нам отказ

В прощении.

Пусть Бог к молитвам папы

Не будет так неумолим и строг,

Как он - к моим молениям. Вот смертный

Вам приговор.

О, Боже! умереть

Внезапно так! в таких цветущих летах

Сойти в сырой, холодный мрачный гроб -

Приют червей! Теснейшее пространство

Избрать себе жилищем! Никогда

Не видеть света ласкового солнца

Живых существ; всё потерять... Ужасно!

И сделаться ничем, иль... Чем?... Кто я?

О, Господи, не дай мне но мешаться!

Прости мне мысль безумную мою:

Что если там, в широком, мрачном мире,

Лимонном звезд, бездонном и пустом -

Нет ни земли, ни Господа, ни неба?

Что если в нём живёт лишь мой отец

И буду я его дыханьем, взглядом

И голосом везде окружена.

И станет он в моей умершей жизни

И воздухом и светом? Что, когда

По временам, в том образе, в котором

Он гнал меня и мучил на земле,

Почтенными сединами прикрытый,

Ко мне дрожа, вновь будет подходить,

Хватать меня и устремлять спой взор

В мои глаза, и к низу, к низу, к низу

Тащить меня? Ведь, был же он один

Да и теперь, когда ужь умер он,

Всё дух его живёт во всём, что дышет -

Живёт, и мне и всем моим несёт,

Отчаянье и смерть и посрамленье!

Ещё никто из царства смерти в мир

Не приходил, чтоб тамошним законам

Учить людей - законам, может быть,

Неправедным, как те, что нас уносят...

Куда, куда?

Надейся на любовь

Создателя и веруй в обещанье

Спасителя: до вечера ещё

Мы внидем в рай.

Спокойствие вернулось

Опять ко мне. Чтоб ни было теперь -

Уныние не овладеет мною.

Но всё-таки, не знаю почему,

Как холодно, фальшиво, скучно неё

Мне кажется! Не раз незаслужонно

Страдала я; с дней детства моего

Отторгнута была от жизни, света,

Святой любви. Вы правы, говоря,

Что я должна надеяться на Бога.

Да, на Него надеюсь я, в Него

Я верую. Ни на кого другого

Надежды нет. Но отчего же всё

Моя душа холодной остаётся?

(Во время этого монолога, Джиакомо разговаривал в глубине сцены с Камилло; по окончании его, Камилло уходит, а Джиакомо выходит на авансцену.)

О, мать, сестра - сказать ли новость вам?

Бернардо наш пошол недавно к папе

Вымаливать прощение.

Дитя,

Быть-может он успеет... Нам позволят

Разсказывать об этих всех страданьях...

Какая мысль! Ах в сердце слышу я

Как-будто бы потоки тёплой крови.

А, между-тем, чрез несколько минут

И кровь твоя, и сердце охладеют...

Брось эту мысль! Надежда хуже, злей

Отчаянья и истязаний смерти!

Смягчай мороз, готовый истребить

Цветок земли; смягчай землетрясенье,

Когда оно проснётся, и под ним

Дрожит большой, свободный, сильный город;

Смягчай чуму, летящую как вихрь,

И голод злой, и бешеное море;

Всё, всё смягчай - по только не людей,

Холодных, злых, бездушных формалистов -

Правдивейших созданий на словах

И Каинов на деле! Нет, родная.

Брось эту мысль; мы умереть должны:

Смерть лечит нас от самых страшных мук.

И между-тем, как наши все убийцы

Живут себе спокойно на земле,

А чёрствые, безчувственные люди,

Сквозь этот мир страдания и слёз

С улыбкою идут на встречу смерти,

Как-будто бы встречая жизни сон -

Мы с искренним и странным наслажденьем

Открытый гроб приветствовать должны.

Смерть мрачная, я жду тебя! Скорее

Возьми меня в объятия, к груди

Прижми как мать и песнью колыбельной

Навей мне сон - твой непробудный сонь!

А вы - вы все живущие живите,

Покорные, подвластные другим,

Как некогда и мы существовали.

Мы. в этот миг...

Рыдания, моленья и надежды!

Служители суровой смерти ждут

Там у дверей... Мне кажется, заметил

Я на лице у одною из них

Как-будто кровь... О, скоро обагрится

Он кровно всех, кто только дорог мне;

И через миг, как воду дождевую,

Её сотрёт... О мир! о жизнь! меня

Сокройте вы, навеки истребите!

То зеркало невинности чистейшей,

В которое, с любовию глядясь,

Я делался и добрым и счастливым!

Смотреть, как в гроб ложишься, гаснешь ты -

Бросавшая прелестный свет на всё:

На что твой взгляд прелестный обращался!

Нет сил, нет сил подумать, что когда

Скажу: "сестра!" - "сестры ты не имеешь"

Ты, чья любовь нас всех соединяла -

И ты умрёшь! Порвётся эта связь

Прекрасная!

Входят

Они идут! О, дай же

В последний раз прильнуть к твоим губам,

Пока оне ещё не побелели,

Скажи: "прости!" пока ее заглушила

Навеки смерть прекрасный голос твой!

Сестра, сестра! Позволь его услышать

Ещё хоть раз!

Прощай, мой милый брат!

Об участи плачевной нашей думай

Ты с кроткою печалью, как теперь,

И мыслями и чувствами благими

Свершай сбой путь не в гневе и проклятьях.

Свершай его в терпеньи и слезах.

Ещё одно, дитя моё запомни:

Всегда, всегда будь верен той любви,

Той честности, которую всегда

Хранила я ненарушимо, свято,

Хоть суждено мне было скрыть её

Под тучею позора и убийства!

Наносят мне жестокие удары,

Пусть на твоём невинном, чистом лбу

Стоит клеймом позорным наше имя,

Пусть на него в присутствии твоём

Ты всё сноси, не шли проклятий тем,

Кто, может-быть, тебя в могиле любит.

Тогда и ты умрёшь, как я умру -

Не преклонясь пред муками и страхом.