Могучий вечер погулял на славу,
И испареньям не дробить лучей,
И день одел в вечернюю оправу
Синеющих ресниц белки своих очей.
Два наважденья - тишина и мрак -
Закату подают зловещий знак.
Но как они в беспамятстве ни бьются,
Ни тщатся все вокруг заворожить,
Движенье, звук и свет не поддаются
И продолжают всласть своею жизнью жить.
Молчат травинки на церковной крыше,
Движенья ветра будто и не слыша.
И церкви многоверхое убранство,
Светящиеся грани распластав,
Не уступает мраку, и в пространство,
В расплывчатую даль свой шпиль несет стремглав,
Где в темной выси, недоступной зренью,
Слетелись тени на ночные бденья.
Спят мертвецы, спокойны и безгласны.
Ползет из тьмы необъяснимый звук -
Не чувство и не мысль, но столь же ясный,
Из логова червей освобожденный вдруг.
И, влившись в хор ночной, миротворящий,
Он делает прохладу леденящей.
Причастная покойной благодати,
Смерть притягательна, как эта ночь,
И впору мне, как малому дитяти,
Заманчивые тайны и сулит
Причуды снов под тяжкой ношей плит.
Как поясняла Мэри Шелли, во второй половине июля 1815 года Шелли по совету врача отправился в путешествие, он проплыл вверх по Темзе, вплоть до ее истоков.