Записки о частной, политической и литературной жизни Шеридана

"У нас неслыханное дcло, (говорит Виллемен в превосходном предуведомлении, находящемся при его переводе Школы злословия), чтобы один человек был попереме.нно, а иногда и на одно и тоже время, Комиком и начальником Парламентской оппозиции, Директором Театра и Государственным Министром. Один только Министр наш был драматическим Писателем - Кардинал Ришелье, да и тот издавал свои пиесы не под своим именем, и притом сочинял их, большею частию, посредством своих Секретарей Поэтов. Но ни один Комик не сделался еще у нас Министром. В Англии, это случалось несколько раз, и сие явление кажется там очень обыкновенным."

Должно думать, что не далеко от нас то время, когда и во Франции это не будет казаться дивом. Благодари Бога и успехи человеческого разума, теперь уже не думают, чтобы Ининератип" не мог быть человеком Государственным {У нас, в России, два классические Поэта были Министрами. Изд.}.

Но займемся Шериданом и новым его Биографам - Томасом Муром. Школа злословия - лучшее титло первого на литературную славу. Вторый, которого в Англии почитают одним из лучших Поэтов нашего времени, известен большей части наших соотечественников (т. е. Французов) только по своей Поэме Любовь Ангелов. {А в России по переводу В. А. Жуковского Пери и Ангел. Прозаический перевод статьи: Обожатели огня, напечатан в Соревнователе Просвещения. Изд.}

бы читателю, если бы Переводчик, Г. Паризо, не взял смелости отбросить большую их часть.

В Записках сих находится множество любопытных подробностей и занимательных анекдотов, касающихся до Театра и Политики: книга сия должна также нравиться читателям всех наций, как и Англичанам.

Две кровопролитные дуэли, которых необыкновенные обстоятельства плодовито описаны Т. Муром, были первыми примечательными происшествиями в молодости Шеридана. Он, с оружием в руках, оспаривал обладание прелестной певицы, Мисс Лейилей, на которой после женился и приехал с нею во Францию. Отец Шеридана, содержатель Театра и актер превосходный, успешно состязавшийся с знаменитым Гарриком не оставил ему никакого состояния. Он долго жил только тем, что печатал в журналах разные статейки, но не смотря на свою бедность, предавался без меры склонности своей к роскоши и расточительности, и потому входил в долги.

Жена его решилась наконец давать концерты, а Шеридан занялся сочинением театральных пиес. Вскоре после того Гаррик уступил ему управление Дрюри-ленского Театра. Фортуна, которая долго была к нему жестокою, начала ему улыбаться, и в душе его родилось благородное желание служить отечеству. Он явился в Нижней Палате Парламента, и в 1783 году сделан быль Секретарем Казначейства.

Театра, и привязанность его к занятиям Литературою умножалась, кажется, с летами.

Он уже был обременен долгами, когда, в 1809 году, сгореть Дрюриленский Театр. "Вечером 24 Февраля," говорит Т. Мур: "в то время, как Нижняя Палата разсматривала предложение Г. Понсонбея об Испанской войне и Шеридан хотел говорит, в зале собрания вдруг разлился чрезвычайный свет. Разсуждения были прерваны, и тогда узнали, что горишь Дрюри-ленский Театр; тотчас предложили отсрочить разсматривание дела до другого времени, но Шеридан сказал, с величайшим спокойствием, что как бы ни было велико частное бедствие, оно никогда не должно останавливать разсуждения о делах Государственных. По окончании заседания, он побежал в Дрюри-лен, и стоя на площади, смотрел с твердостию души, поразившею всех присутствовавших, на уничтожение своей собственности."

Уверяли, что в кофеином доме de la Piazza, где он по время пожара лакомился, подошел к нему один из его знакомых и удивлялся философскому равнодушию, с которым переносил он свое несчастие, а безпечный Шеридан отвечал: "Мне кажется, что всякой волен выпить рюмку вина, греясь у своего огонька? Английские журналы утверждали, что этот анекдот несправедлив.

Как бы то ни было, Дрюри-ленский пожар совершенно разорил Шеридана, которого дела давно уже были в дурном положении. С пустым кошельком и с умом, растроенным от излишняго употребления горячих напитков, он оставлен был и теми, на коих имел полное право надеяться, и которые были обязаны ему благодарностию. Шеридан, блестящий Оратор и отличный Писатель, подвергся всем ужасам нищеты. Не задолго перед смертию, полицейский служитель хотел его в одном одеяле помещен в тюрьму, но Доктор Бель вырвал его из рук этого безжалостного человека. Шеридан умер шестидесяти пяти лет, 7 Июля 1816 года. Он погребен в Вестминстере.

Знатнейшия особы в Англии, покинувшия его в несчастии, почли долгом присутствовать при его погребении. Это заставило одного из наших соотечественников сказать весьма справедливо "что Литераторам надобно жить во Франции, а умирать в Англии."

Анекдот, заимствованный нами из Записок Маркграфини Аншпахской, еще более покажет оригинальный ум этого странного человека.

"Во время ужаснейшого своего безденежья, Шеридан вздумал позвать, к себе обедать некоторых из друзей своих, и в том числе нескольких Лордов оппозиции; но осмотрев свой погреб, нашел в нем совершенное запустение. Он много был должен Шалье, богатому винопродавцу, который уже два года ничего не отпускал ему в долг. Однако ж все таки лучше было обратишься к нему, нежели к кому другому; надобно было только искусно провести его. Шеридан выдумал следующую хитрость. В назначенный для обеда день, он послал за Шалье и сказал ему, что так как у него теперь случились, деньги, то он хочет уплатить счет свой. Шалье был в восхищении, но не принести с собой счета, отправился ранним домой. Только что Шалье подходит к дверям, Шеридан его ворочает, как будто бы что-то вспомнил, и говорит ему: "Кстати, Шалье, приходите ко мне сегодня обедать; я вас познакомлю с некоторыми из моих приятелей; все они имеют большой вес в обеих Палатах Парламента." Шалье, любивший большой свет, и надеявшийся, может быть, что этот случай доставишь ему многих покупщиков, обещал непременно возвратиться к обеду. Дома он объявил, что обедает у Г. Шеридана, и вероятно, долго там пробудет. Шеридан же сказал ему, что обедать будут в шесть часов, но чтобы он приходил в пять, для того, что ему нужно поговорить с ним. Как скоро он пришел, Шеридан послал к его прикащику человека, и велел сказать, что так как Г. Шалье у него обедает, то чтобы он прислал сей час три дюжины бутылок Бургонского, две дюжины Бордо, две дюжины Портвейна и дюжину старого Реинвейна. Прикащик, зная, что хозяин его обедает у Шеридана, подумал, что это делается с его позволения, и потому тотчас прислал все требуемое. После обеда гости единогласно хвалили прекрасное вино Г. Шеридана и спрашивали имя продавца, у которого он брал его. Шеридан, показывая Шалье, сказал им: "Вот приятель, который доставил мне вино, и я очень рад, что могу нам рекомендовать его." На другой день Шалье узнал о хитрости Шеридана, но вряд ли доволен был его шуткою."

Школе злословия ему, как видно, нужно было только вспомнить прежния свои шалости.