Стихотворения

Автор:	Шиллер Ф. И., год: 1877
Примечание:	Перевод Н. Гербеля, С. Шевырёва, Л. Мея, Ф. Миллера, В. Лялина, А. Струговщикова, В. Гаевскаго, Д. Мина, Г. Данилевскаго
Категория:	Стихотворение
Связанные авторы:	Струговщиков А. Н. (Переводчик текста), Шевырёв С. П. (Переводчик текста), Мей Л. А. (Переводчик текста), Данилевский Г. П. (Переводчик текста), Гербель Н. В. (Переводчик текста), Мин Д. Е. (Переводчик текста), Миллер Ф. Б. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Стихотворения (старая орфография)

Немецкие поэты в биографиях и образцах. Под редакцией Н. В. Гербеля. Санктпетербург. 1877.

Поток, взволнованный дождями,

Стремится с горной крутизны;

Дубы исторгнуты с корнями

И камни им увлечены.

Остановившись в изумленье,

Прохожий внемлет шуму вод:

Он слышит горных струй паденье -

Но где жь родник их, где исход?

Так льются звуки песнопенья;

Но где же место их рожденья?

Прядущим жизненную нить -

Кто мог певца живым напевом

Своей души не покорить?

Волшебной силой вдохновенья,

Как жезл посланника богов,

Певец низводит в царство тленья,

Уносит выше облаков

И убаюкивает чувства

Святыми звуками искусства.

Когда в кружок толпы весёлой,

Отмечен тайной и бедой,

Нежданно вступит рок тяжолый

Своей гигантскою стопой,

Тогда сыны гордыни ложной

Пред мира лучшого послом

Падут; замолкнет шум ничтожный

Толпы ликующей кругом -

И перед истиной в мгновенье

Исчезнут ложь и заблужденье.

Прольются песней с высоты,

Ужь он прозрел - и, прозревая,

Свергает ношу суеты;

Он отрешается земного,

Он в мир заоблачный парит.

И, полн могущества иного,

Вперёд безтрепетно глядит -

И быстро сглаживают звуки

Морщины - жизненные муки.

Как сын, разлукою томимый,

Спешит покинуть край чужой,

Чтоб к сердцу матери любимой!

Припасть горячей головой:

Не так ли песня из чужбины

Приводит странника домой,

Рисуя светлые картины

Его невинности святой,

Чтоб сердце, как в былые годы,

Согреть в объятиях природы.

По морю вселенной направил я бег;

Там якорь мнил бросить, где видится брег

Пучины созданья,

Где жизни дыханья

Не слышно, где смолкла стихийная брань,

Где Богом творенью поставлена грань.

Я видел, как юные звезды встают,

Путём вековечным по тверди текут,

Как дружно летели

К божественной цели...

Я дале - и взор оглянулся окрест,

И видел пространство, но не было звезд.

И, ветра быстрее, быстрее лучей,

Я в бездну ничтожества мчался бодрей -

И небо за мною

Оделося мглою.

Как волны потока, так сонмы планет

За странником мира кипели во след.

И вот вопрошает: "Товарищ, куда?"

- К пределам вселенной

Мой муть неизменной:

Туда, где умолкла стихийная брань,

От века созданьям поставлена грань! -

" Кинь якорь! пределов им нет пред тобой."

- Их нет и за мною! путь кончен и твой!

Свивай же ветрило,

О, дух мой унылой,

И далее, смелый, лететь не дерзай,

И здесь же с отчаянья якорь бросай!

Бог лучезарный, росы освежительной жаждут поляны!

После дневного труда и забот человек отдыхает.

Тише бегут твои кони:

Спускай колесницу свою!

Видишь ли ты, кто тебя из кристальных чертогов Нептуна

Шибче помчалися кони:

Богиня Фетида манит.

Быстро с своей колесницы, в объятия страстной богини,

Прянул возничий и вожжи златые Амур принимает.

Кони стоят неподвижно

И пьют студеную волну.

На небо ночь благовонная всходит неслышной стопою;

Следом за ней много-звездной спешит и любовь чаровница.

Смертный, люби и покайся:

Покоится любящий Феб.

Стараясь исказить твой образ благородный,

Тебя насмешка в гряз хотела затоптать.

Враждуя целый век с прекрасным, ум холодный

Не верит ни в добро, ни в Божью благодать,

Ни в ангелов святых - и, полный святотатства,

Стремится у души украсть её богатства.

Но бедное дитя, поэзия святая,

Священные права заслуге возвращая,

Взнесла тебя к звездам на крылиях мечты.

Ты создана душой - и, окружонный славой,

Переживет века твой образ величавой.

Мир любит помрачать неверием холодным

Все то, что высоко, что блещет и горит;

Но есть ещё сердца с стремленьем благородным

И с верою во всё, что сердцу говорит.

Пускай клевещет Мом и тешит вкус народный:

Лишь благородный ум чтит образ благородный!

Как много в течение жизни земной

О будущем люди мечтают!

И все они цели счастливой, златой

Достигнуть скорее желают.

Мир Божий то свянет, то вновь расцветёт,

А смертный все ищет, всё лучшого ждёт.

Надежда, как мать, безотлучно при нём:

И юношу манит волшебным лучом

И старца при гробе питает:

Он сходит усталый с земного пути,

С надеждой - за гробом покой обрести.

О, нет! то не вымысел лживый, пустой,

Рождённый в мечтаньях невежды.

Мы знаем, мы верим, что есть мир иной,

Где сбудутся наша надежды.

То сладостной веры таинственный глас:

Ужели он может обманывать нас?

Когда весна, благоухая,

Сзывала первый хор певцов,

Являлась дева молодая

В долину бедных пастухов.

Она родилась не в долине,

Никто семьи её не знал

И след скрывался, как в пустыне,

И, чуя девы приближенье,

Стремилось всё на встречу к ней,

Хотя внушал благоговенье

Холодный блеск её очей.

Она с плодами приносила

Цветы чарующей весны!

Иное грело их светило,

Иной счастливой стороны.

И возвращалися с плодами,

С цветами пышными домой -

И отрок с светлыми кудрями,

И старец немощный с клюкой.

Приветом всех она встречала;

Но для любящейся четы

Подарок лучший сберегала:

Дарила лучшие цветы.

Склонясь над рекою, девица сидит.

Вздымаются волны сильней и сильней...

И слёзы невольно бегут из очей -

И песнь её льётся уныло:

"Разбилося сердце и мир опустел!

Мне счастья нет больше, свершон мой удел.

О, Матерь Святая, возьми ты меня!

Bcё счастье земное изведала я:

Жила я и в жизни любила!"

- Напрасные слёзы ты льёшь из очей:

Не слышит их милый в могиле святой.

Окажи мне, что, после восторгов любви,

Исцелит сердечные раны твои?

И всё для тебя ниспошлю я. -

"Пусть слёзы напрасно бегут из очей,

Пусть друг их не слышит в могиле своей!

Есть после восторгов прекрасной любви,

Есть высшее счастье - то слёзы мои:

В них прошлою жизнью живу я."

Три слова я молвлю - от сердца оне,

Велики их на свете значенье;

Три слова начало берут не извне,

Но завещаны нам от рожденья:

Человек на печальный конец обречён,

Если в эти три слова не веруёт он.

Он веровать должен, что с волей рождён,

Должен верить в своё назначеньё:

Рабом своей воли останется он,

Если в душу проникнет сомненье.

Та свобода вне силы, вне власти земной,

И свободен лишь тот, кто владеет собой.

Он веровать должен в небесную дщерь -

Добродетелью дщерь та зовётся;

Она не страшится ни бед, ни потерь;

Её голос на всё отзовётся:

Это то, чего разум разумных поймет.

В простоте же разсудка младенец поймёт.

И за жизнью наступит ли тленье -

Из тленья начало той жизни встаёт,

Что почило в начале творенья:

Не смущайся же тем, что глупец говорит.

Ниже тем, что вседневная мудрость твердит.

Три слова я молвил, значенье им дал;

Пусть они далеко отзовутся,

И как бы кто низко душой ни упал,

Те три слова ему остаются:

Человек не погиб и всего не лишон,

Если в эти слова ещё верует он.

Над пропастью путь недоступный лежит,

Межь жизнью и смертью мелькая;

Толпа исполинов тот путь сторожит,

Погибель тебе предвещая.

Страшись пробужденья заснувшей лавины

Там мост, переброшенный смелый дугой,

Над бездною страшной согнулся;

Но он был воздвигнут не смертной рукой:

К нему бы никто не коснулся.

Ревущий поток, пролетая под ним,

Увлечь его хочет стремленьем своим.

Врата растворились - и царство теней

Является вдруг пред тобою,

А дальше светлеет долина и в ней

Сменяется осень весною.

О, если б в-том крае укрыться я мог

От жизни волнений, от вечных тревог!

Четыре потока, свергаясь, шумят -

Никто не дошол к их истоку;

Они во все страны текут: на закат,

На север, на юг и к востоку;

Родившись в журчаньи, все вместе несутся,

Всё дальше бегут и навек разстаются.

Вдали два утеса стоят; высока

И носятся дети небес, облака,

В нарах золотистых над ними.

Играют они в поднебесьи толпой;

Их игр не увидит свидетель земной.

Царица сидит в высоте голубой

На светлом незыблемом троне;

Чело молодое, дыша красотой,

Блистает в алмазной короне;

Над нею льёт солнце сиянье свой,

Но только сияет, не грея её.

Над ручьём пастух печальный

Рвал поблёкший свой венок,

И глядел, как торопливо

Уносил цветы поток.

Так и дни мои уходят,

Будто волны за волной,

Так и юность увядает,

О, не спрашивайте боле,

Что так сердце тяготит! -

Обновлённая природа

Всех надеждой веселит;

Но и этот внятный голос

Пробудившейся весны -

Пробуждает лишь страданья,

Сердце рвёт до глубины.

Что мне в этих днях роскошных.

Полных вешней красоты?

Вечно близкой и далёкой -

Ей одной мои мечты.

К ней я руки простираю,

К ней стремлюся всей душой;

Но она неуловима -

И бежит меня покой.

Позабудь свои чертоги!

Я весенними цветами

Скрашу жизненный твой путь.

В роще песни раздаются,

Ключ струится с высоты:

Ведь и в хижине просторно

Для любящейся четы!

Светлни образ жителя Валгаллы,

Друг мой был всех юношей милей:

Очи - моря синие кристаллы

С майском блеске солнечных лучей!

Поцелуи друга - обаянье -

Как две искры, вспыхнувшия вдруг,

Как два тона арфы, при слиянье

В одностройный, неразрывный звук,

Пламенели, душу сплавивши с душою,

На устах, звуча, сливалися;

Вкруг счастливцев растоплялися.

Друга нет! напрасно, ах, напрасно

Звать ого в кручине и слезах!

Нет его - и всё, что в жизни красно,

Всё звучит мне безнадежным "ах".

Быстро игривой волною кружатся весёлые пары,

Пола касаясь едва окрылённой, воздушной ногою.

Что это? - лёгкия тени, телесные свергшия цепи,

Или крылатые эльфы сплетаются в лунном мерцаньи,

Словно по воздуху стелется дым, колеблемый ветром,

Как на струях серёбристых качается легкая лодка -

Прыгает мерно нога под пленительный такт музыкальный,

Лёгкое тело подъемлет гармония струн переливных.

Вот отделилась и, будто стараясь прорвать вереницу,

Мчится отважная пара к тесно-сомкнутому ряду:

Вмиг перед ней разступается он и смыкается снова,

Мчится - и вот исчезает из глаз - и в диком смятеньи

Рушится чудное зданье воздушного мира движенья.

Нет, оно радостно снова несётся - распутался узел;

Вновь возникает порядок: прекрасное лишь изменилось.

В мире движенья всё рушится быстро, чтоб вновь созидаться;

Тайный закон управляет изменчивой жизни игрою.

Но отчего же вращаются образы, быстро сменяясь,

И движенье тем образов чудных так полно покоя?

Каждый владеет собой, повинуясь лишь голосу сердца,

И поспешно идёт своею обычной дорогой.

Это богиня гармонии! Это она превращает

Буйный прыжок дикаря в хороводную стройную пляску

И укрощает, подобно самой Немезиде, безумица,

Дикий восторг и веселье созвучья уздой золотою.

Или напрасно звучит пред тобою гармония мира

И не хватают за сердце ни волны пленительных звуков,

Ни вдохновляющий такт, ни чудесная стройность созданий,

Ни закон неизменный, который в безбрежном пространстве

Движет блестящия солнцы извитыми смело путями?

Смертный, два гения чудных ведут тебя в жизни. Счастлив ты,

Если они, помогая друг другу, ведут тебя вместе.

Резвой игрою один сокращает твой путь: опираясь

На исполинскую руку его, ты судьбу и заботы

Смело встречаешь тогда - и, играя, тебя он приводит

К бездне, где человек, содрогаясь, стоит перед морем

Вечности. Здесь другой молчаливо тебя принимает

И через чорную бездну гигантской рукой переносит.

Нет, ты вполне никогда одному лишь из них не вверяйся!

Не доверяй одному своей чести, а счастья - другому!

Смейся, малютка, играй на коленях родной! На священном

Острове этом тебя не найдут ни печаль, ни заботы:

Держат с любовью тебя кроткой матери руки над бездной -

И, улыбаясь, ты, полный невинности, смотришь в могилу.

Вольный порыв увлекает твою молодую натуру!

Гордая сила сама создаёт себе в жизни пределы!

Для добровольной решимости нет ещё долга и цели!

Смейся, играй: скоро явится труд - и тяжолый и скучный -

И пред велением долга умрут в тебе радость и бодрость.

Чу! как рев взволнованного моря,

Словно плач у скал дробимых волн,

Из пучин несутся вопли горя -

Мёртвых мчит Харонов чолн.

Исказились лики

Скорбью страшной; бешеные крики

Мукой ада вырваны из уст;

Очи впалы: тщетно взор безумной

За волной Коцита вечно-шумной

Мчится в мглу - ужасный берег пуст.

Вопрошают шопотом брат брата:

"Что-то рок из наших вынет урн?"

Ах! пред ними вечность без возврата -

И косу переломил Сатурн.

Вот сидит он на рогоже;

Как смотрел на свет -

Тот же вид, величье то же,

Но ужь жизни нет.

Где жь избыток прежней мочи?

Где тот сердца пыл,

Как, бывало, духу ночи

Трубку он курил?

Сердце в нём разорвалося,

Светлый взор угас -

Взор, которым след он лося

Узнавал не раз.

Где проворство ног, которым,

На горах, в снегу,

Спорил на бегу?

Где могучесть рук - о, Воже! -

Гнувших лук тугой?

Вот сидит он на рогоже,

Бледный и немой!

Счастлив воин знаменитый!

Ты идёшь в края,

Где нет снега, где покрыты

Маисом поля;

Где полны дубравы дичью,

Где хор птиц поёт,

Где кипит твоей добычью -

Рыбой - лоно вод.

Так пируй, с духами равный!

Мы же здесь в слезах,

Вспоминая подвиг славный,

Погребём твой прах.

Так начнём же погребальный

Хор среди могил;

Всё, что он любил.

Лук положим к изголовью,

А топор на грудь,

В ноги мех с медвежьей кровью -

Другу в дальний путь.

Нож отточим, чтоб без страха,

Свергнув вражий труп,

С головы его в три взмаха

Мог он срезать чуб.

Краски огненного цвета

Бросим на ладонь,

Чтоб предстал он в бездне света

Красный, как огонь.

Чу! скрипнули дверцей садовой?

Чу! брякнула ручка замка?

Нет, то в тополи мохровой

Оденься густолиственной красой,

Пышно-зелёный свод: торжественный устроим

Приём мы в честь красавицы младой.

Вы, ветви, для неё сплетайтеся покоем,

Наполненным таинственною мглой!

Проснитесь, ветерки, играйте резвым роем

Вкруг розовых ланит её, когда

На зов любви прийдет она сюда!

Чу! кто это там торопливо

Скользит, шелестя по кустам?

Нет, то птица боязливо

Пропорхнула по ветвям.

День, погаси свой пламенник скорей!

Ко мне, немая ночь и сумрак молчаливый:

Укрой нас в сень таинственных ветвей,

Набрось на нас свой флёр пурпурный и ревнивый!

Свидетелей - докучных их ушей,

Нескромных взоров их - бежит Амур стыдливый;

Лишь Геспер - страж доверенный любви:

Чу! звук издалёка домчался,

Как-будто кто шепчет в саду?

Нет, то лебедь расплескался

На серебряном пруду.

Мой слух обнял гармонии поток:

Ручей журчит волной; зари живым румянцем

Лобзаемый, колеблется цветок;

Прозрачный виноград горит янтарным глянцем

И персик наливной, припавши за листок,

Лепечет радостно с златистых померанцев,

И ветер ароматною волной

С моих ланит смывает летний зной.

Чу! кажется, входят в аллею?

Чу! девственный шаг прозвучал?

Нет, под тяжестью своею

С ветки спелый плод упал.

День сладко задрожал и пламенные взгляды

Его угасли: меркнет полоса

На западе; цветы отрадной ждут прохлады;

Мир растопляется в спокойные громады

И всё - краса, волшебная краса,

И каждая из них, свой пояс разрешая,

Восторженным очах является нагая.

Но что там во мраке мелькает -

Не платье ли милой моей?

Нет, то белый столп сверкает

В тёмной зелени ветвей.

О, сердце, полно ждать! Кчему мечту пустую,

Тень счастия в душе своей ласкать?

Мечтой не остудить мне грудь мою большую

И призрака руками не обнять:

О, приводите мне - но тень - её, живую,

О, дайте ручку нежную пожать,

Коснуться хоть слегка краёв её мантильи!

И надо мною сон простёр незримо крылья...

И тихо, незримо, как лучь упованья,

Нежданной зарёю блаженного дня

Она подошла - и лобзанья

Други, было время золотое,

Процветало знание благое,

Процветал счастливейший народ!

То, о чём преданья умолчали,

То немые камни доказали -

Жил, он жил, счастливейший народ!

Но не прошлым красен день цветущий:

Красен цветь, который днесь цветёть.

Мы живём - и трижды прав живущий,

Если настоящим он живёт!

Други, север нам бывает вреден,

Солнце скупо, уголок наш беден;

Но он тёпл теплом высоких дум.

Та, чем нас природа обделила,

То живое чувство заменило -

И светлее солнца светит ум.

Не цветут гранаты и лимон -

Бахус краспощёкий нас венчает

За трапезой полногрудых жон.

Громче там - в страве иноплеменной,

Где стеклнсь со всех концов вселенной

На всесветный рынок корабли,

Где британец всем и всё торгует -

Громче там звенит и торжествует

Золотая деньга, бог земли.

Но не Темзе, не воде нечистой,

Отразить святые небеса:

Только светлых дум поток сребристый

Отражает Божьи чудеса!

Слаще вас, детей зимы суровой,

Лазарони спит в тени лавровой,

Под навесом божьяго шатра.

Там когда-то было царство Феба,

В небо там ушло второе небо -

Дивный дом апостола Петра.

Только гроб минувшого: живёт

Только то, что, полное дыханья,

Из ключа живой минуты пьёт.

Не смущайте жь, други, сих мгновений

Скорбных звуков скорбных песнопений:

Прошлого от праха не спасти!

Вечного и солнце не видало:

То лишь вечно, что не расцветало

И чему под солнцем не цвести.

Други, други, мало ль что бывало

И чему ужь боле не бывать?

Вечно только вечное начало

И Его святая благодать!

И так пришла пора разлуки -

Со мною разстаёшься ты,

С собой уносишь скорбь и муки

Неудержимо улетаешь

Ты, юность чудная моя,

И с морем вечности сливаешь

Те дни, когда был счастлив я.

Вы удалились безвозвратно,

Мечты моих прекрасных дней -

И лучь надежды благодатной

Не озарит души моей.

Нет прежней веры, чистой, ясной,

(Как с ней жива душа была!)

И всё, что было так прекрасно,

Жизнь безпощадно отняла.

Как древле к своему созданью

Познал любовь Пигмалион

И был огнём его желанья

Холодный мрамор оживлён,

Так, полный юношеской страстью,

Природу обнял я с мольбой -

И не осталась без участья,

Мои желанья разделила -

Стал голос сердца ей знаком:

Она со мной заговорила

Живым, понятным языком.

Тогда воскресло всё творенье,

Всё стало полно бытия;

Я понял жизнь в цветке, в растенье

И в тихом говоре ручья.

Хотел я, полный духом новым,

Весь мир в груди моей вместить,

Деяньем, мыслью, звуком, словом,

Его пытался оживить.

И этот мир - как идеален

В зародыше казался мне,

И как стал беден и печален,

Когда развился он вполне!

Мечтам доверившись прекрасным,

Чуждаясь мелочных забот,

На жизнь смотрел я взором ясным

До крайних точек мирозданья

Пытливо ум мой достигал:

Ни в высоте, ни в разстояньи

Себе предела он не знал.

Мир ясен был передо мною,

Ничем я не был в нём смущон.

Какою светлою толпою,

Счастливец, был я окружон!

Мне слава свой венок сплетала,

Любовь дары свои несла,

Как солнце, истина сияла,

Жизнь мирным счастием цвела!

И что же? Скоро, слишком скоро

Изчезли спутники мои -

И я остался без опоры

Один на жизненном пути.

Мелькнуло счастье лёгкой тенью,

Плодов мне знанье не дало;

Зловещей тучею сомненья

Я видел: слава доставалась

В удел бездарности одной,

И вместе с юностью умчалась

Пора любви моей святой -

И всё мертво, всё тихо стало.

Боялся в жизнь я заглянуть:

Одна надежда озаряла

Последним отблеском мой путь.

Кто жь от меня не отнимает

Ещё спасительной руки:

Меня с любовью провожает

До гробовой моей доски?

Ты, дружба, наше провиденье!

Тебя так долго я искал:

Тебя Творец для исцеленья

Сердечных недугов нам дал.

И, с нею бремя разделяя,

Ты, мирный труд, идёшь со мной -

И, ничего не разрушая,

Для цели общей ты сбираешь,

Быть-может, атомы одни,

Но в свитке вечности стираешь

Часы, минуты, годы, дни.

И я, друзья, в Аркадии родился!

На утре бытия

И мне мой рок в блаженстве поручился!.

И я, друзья, в Аркадии родился;

Но вся в слезах прошла весна моя!

Не дважды май нам в жизни расцветает:

Моя весна прошла.

Безмолвный бог, о, плачьте! преклоняет -

Безмолвный бог мой светоч погашает

И грёза отошла.

Я пред тобой, о, вечности равенство,

У полных тайны врат!

Она цела - но знал я совершенства;

Возьми её назад!

К тебе несу моей души стенанье,

Праматерь-судия!

Есть о тебе между людей сказанье,

Что ты царишь с весами воздаянья,

Венец всех дел тая.

Там, слышно, страх сретает преступленья,

А честь восторги ждут;

Вскрываются сердечные стремленья,

Решаются загадки Провиденья

И ты даёшь нам суд.

Там отчий кров изгнанным отверзают,

Нет терний в той стране;

Но дщерь богов, что правдой называют,

Что все бегут, не многие лишь знают,

Несёт оковы мне.

"В иной стране - отдай свою мне младость -

Я расплачусь с тобой;

Я взял обет - и отдал жизни радость

Ей до страны иной.

"Отдай мне всё, что есть в тебе святова,

Лауру - страсть твою:

За гробом скорб я уврачую снова!"

И сердце я разсек - и из больнова

Ей вырвал страсть мою.

"Ищи же долг теперь ты за могилой!"

Мне наглый свет кричал;

"Обманщица, подкупленная силой,

За тень существенность купила -

И что без ней ты стал?"

Людской толпы мне слышалась огласка:

"Твой страх - одна мечта!

И что богов твоих больная сказка,

Как не вселенной бедная развязка,

Земных умов земная острота?

"Что будущность, гробов предназначенье?

Что вечность гордая сама,

Как не громадных страхов отраженье

На зеркале пугливого ума?

"Превратный лик безжизненного тела,

Ты - мумия времён,

Что в холоде могильного предела

Смола надежд нам сохранить умела

И что тобой безсмертьем наречён.

"За лучь надежд найдем ли правду где мы?

Ты отдал жизнь правдивую свою...

Шесть тысяч лет уста могилы немы;

Возстал ли труп из тлена, чтобы все мы

Поверили в праматерь-судию?"

Я видел: век к тебе за веком мчался,

А мир земной

Бездушным трупом вслед распростирался;

Никто ко мне из гроба не являлся;

Но верил я обету всей душой.

Я всё заклал перед твоим престолом -

И вот явился наконец...

Я лишь одним твоим внимал глаголам:

Богиня, где же мой венец?

"Я вас равно люблю, земные чада!"

Богиня мне в ответ:

"Есть два цветка у вас, средь вертограда,

Есть два цветка, премудрых душ отрада:

Надежд и наслаждений цвет!

"Кто взял один - другого некасайся!

Ученье всех веков:

"Не веришь ты - живи и наслаждайся,

Уверовал - страдай и распинайся."

Судья миров - история миров!

"Ты взял мечты - ты принял награжденье,

Ты веру взял - она твой клад!

Спроси у мудрых мира разрешенья:

Что взято нами силой у мгновенья,

Отдаст ли вечность нам назад?"

С каким величьем ты, о, гений человека,

В гордыне мужества стоишь на склоне века,

С победной пальмою в руках,

С умом развившимся, духовной силы полный,

Сын зрелый временидеятольно-безмолвный,

С приветной кротостью в очах!

Свободный разумом, законом сильный,

Велик ты благостью, числом даров обильный,

Молчавших столько лет в душе твоей,

Природы дар, которая так любит

Тяжолый груз твоих цепей,

Которая в борьбе с тобой твой ум сугубит

И возстаёт в красе из дикости своей!

Но упоён победою над ней,

Не забывай любить ту руку,

Что на пустынных жизненных брегах,

Как сироту, рожденного на муку,

В добычу случая, нашла тебя в слезах,

Ту длань, что с первых дней для высшого призванья

И все порочные желанья

Исторгла из неопытной души,

Ту добрую, что в играх и случайно

В тебе понятия о долге создала

И добродетели высокой тайны

В загадках лёгких отгадать дала,

Ту мать, что, поручив любимца чуждой длани,

Вновь зрелым юношей прижмёт тебя к груди.

О, человек, в чаду слепых желаний

К ногам её рабынь во прах не упади!

В умении пчела тебя наставит

И прилежанию научит червь долин;

Но знание твой ум с духами рядом ставит:

Искусство, человек, имеешь ты один.

Лишь светлыми прекрасного вратами

В мир чудный знанья вступишь ты;

Чтоб высший блеск снести очами,

Постигни прелесть красоты.

Чем муз бряцающия струны

То воспитало ум твой юный,

Чтоб он познал всемирный дух.

Что некогда, в течении столетий,

Умом созревшим понял ты,

То ужь давно предузнавали дети

В символе вечной красоты.

Её прелестный лик гнушаться нас заставил

Порочных чувств, любить добро, как свет,

Когда ещё Солон не написал нам правил,

Принёсших медленно свой бледный цвет.

Ещё идея о пространствах бездны

Не создалась в уме людей -

Кто, созерцая своды звездны,

Ужь не предчувствовал о ней?

В короне звездной Ориона,

Доступная чистейшим лишь духан,

Сияя с солнечного трона

По безпредельным небесам,

Вселяя ужас блеском вечной славы,

И, сняв с главы венец свой величавый,

Нам предстоит, как символ красоты;

Здесь, пояс прелести вкруг стана обвивая,

Становится дитёй для детского ума.

Что здесь встречает нас, как красота земмая,

То встретит некогда, как истина сама.

Когда Творящий Дух отринул человека

От лика Своего и в области утрат

Определил ему стезёю трудной века

Найдти ко свету поздний свой возврат,

Когда от узника в обители печали

Все небожители безжалостно бежали -

Великодушная, она

Осталась с изгнанным одна.

Летая вкруг него, она надеждой дышет

Любимцу своему в печальном мире сем

И на стенах его темницы пишет

В прелестных вымыслах Эдем.

Доколь покоился в объятьях нежных этой

Мир не дымился, кровью жертв согретый,

Не возжигала брань священных алтарей;

Ведом на помочах её рукой нестрогой,

Как раб не следовал за долгом человек,

И нравственности с солнечной дорогой

Сливался светлый путь его невинных нет.

Кто целомудренно служил её законам,

Тот, низких чужд страстей, был сам себе глава,

Тот пред её священным троном

Обратно получал в духовном мире оном

Свободы сладостной права.

Блаженны вы, кого из миллионов

Она в свой храм к служенью призвала,

Чьим голосом вещала смысл законов,

В чьём сердце трон священный создала,

Вы, чьей рукой пред алтарями храма

Зажгла огонь святого фимиама,

Пред чьими взорами сняла с себя покров,

В один союз соединив жрецов!

Где высший жребий вас постановил!

В духовном мире высших сил

Вы были первою ступенью.

Но прежде, чем внесли гармонию вы к нам,

Ту связь, которой все покорствует пред взором,

Для дикаря природы дивный храм

Был зданьем без границ, под чорным ночи флёром,

Чуть-освещаемым затерянным лучом,

Толпой враждебною видений,

Сгнетавших ум его невольничьим ярмом,

Его избравших целью нападений

И, дикия, как он, с ним споривших во всём.

Прикован к ним тяжолыми цепями,

Коснея в нравственной глуши,

Природу созерцал он мёртвыми очами,

Не видя чудной в мой души.

Но тени сей души, мелькнувшей перед вами,

Рукою тихой, нежным чувством муз

Вы чудодейно уловили

Сливать их тайну изучили.

Вы с чувством радостным стремили к небу взор,

Любуясь стройностью роскошной пальмы гибкой;

Пред вами отражал кристалл потока зыбкий

Дрожащей зелени убор.

Могли ль вы не признать прекрасного намёка,

С которым в помощь вам сама природа шла?

В изображении на зеркале потока

Она искусство вам ей подражать дала.

С своею тайной разлучася,

Она прелестный призрак свой

В поток повергнула живой

И вам в добычу отдалася.

И сила творчества тогда проснулась в вас.

Но слишком гордые, чтоб брать одни даянья,

Вы стали подражать теням, пленявшим глаз,

На глине, на песке творя их начертанья.

Тогда сил творческих в вас ожил сладкий пир -

И первое созданье вышло в мир.

Отбросив тайный свой тукан,

Вам обнаружили доверчивые тени

Вас чаровавший талисман.

Законы силой чудотворной,

Богатства прелести и дум

В созданьях ваших рук слиял в союз покорный

Изобретательный ваш ум.

И обелиск взлетел, воздвиглись пирамиды,

Встал Гермес на меже, колонна поднялась,

Лесов мелодия в свирели раздалась

И в песнях стали жить Атриды.

Как в первый раз в один пучёк цветки

Связал разумный выбор чувства,

Так первое явилось в мир искусство;

Но вот ужь из пучков свиваются венки -

И новое является искусство,

Искусство смертного в делах его руки.

Оно, дитя красы, довольное собою,

Изшед доконченным, творцы, из ваших рук,

Едва войдёт в действительности круг.

Теперь, подчинена закону симметрии,

Колонна встать должна в ряду сестёр своих,

Герой исчез в толпе героев и впервые

Певец Меонии нам воспевает их.

Но вскоре в мир созданий новых

Свершился варваров набег.

"Смотрите!" вопиют толпы бойцов суровых:

"Всё это создал человек!"

И весело согласными толпами

Они спешат за лирою певцов,

Им певших грозную титанов брань с богами,

Гигантов род и истребленье львов -

И, внемля им, из слушателей сами

Становятся героями-бойцами.

Тогда впервые дух вкусил

Блаженство радостей игривых,

Питавших издали его восторгов пыл,

Без возбужденья дум пытливых

Теперь от нравственной дремоты

Освобождённый дух воскрес,

И вы ввели раба заботы

На лоно счастия с небес.

Теперь он сверг с себя ярмо животной злости,

Мрак человечностью разсеяв на челе -

И думы, выспренные гости,

В его блеснули голове.

Теперь, к звездам направив очи,

Подъемист царственный он лик:

Ужь в даль миров к светилам ночи,

Ужь к солнцам взор его проник.

Расцвел улыбкой лик прекрасный,

Взор блещет влагою страстей

И голос в песне сладкогласной

Развил всю страсть души своей,

И шутка с кротостью, в один союз слитые,

Из вдохновенных уст излилися впервые.

Он весь был предан, червь земли,

Но вы зародыш в нём нашли

Любви святой, любви духовной.

И если в мир любви духов

Широкий путь ему указан,

Конечно, этим был обязан

Он первой песне пастухов.

Облагорожена мышленьем,

Страсть сердца сладким песнопеньем

Из уст поэта излилась,

Слеза ланиты оросила

И нега страсти возвестила

Высоких дум святую связь.

Прекрасных грацию, могучих крепость стали,

И кротких кротость, и разумных ум

В одну вы славу сочетали

В картине дивной, полной дум.

И пред Неведомым стал человек смиряться

И отблеск полюбил Его,

И пламенный герой горел уподобляться

Всего прекрасного вы первый звук в те годы

Исторгли для него из струн самой природы.

Порывы дикие страстей,

Изменчивость судьбы от самой колыбели,

Устав инстинктов, должностей -

Все, взвесив чувством, вы съумели

Направить с выбором к своей высокой цели.

Что в ходе медленном своём

Развить в веках природе надлежало,

То в песнопении, на сцене ясным стало,

То приняло доступный всем объём.

Пред хором фурий устрашонный,

Злодей ещё неуличённый

Ужь в песне приговор внимал;

Ещё не смел мудрец решат судьбы вопроса,

А миру юному слепой певец Хиоса

Ужь те загадки разрешал

И Феспис в тишине с походной колесницы

Ужь Промысл низводил в подлунные границы.

Закон гармонии внесли.

Ещё судьба в немой дали

Под тёмной тайной покрывала

Круг полной жизни на земли

От ваших взоров укрывала,

А вас уже стремил отваги смелый дух

За ночь грядущого раздвинуть жизни круг.

Тогда вы ринулись без страха

Чрез океан Аверна роковой

И жизнь, бежавшую из праха,

Вновь обрели за урной гробовой.

Тогда явился нам, на Полукса склонённый,

С поникшин факелом Кастора лик младой,

Как месяц, тенью омрачённый,

Покуда не свершил он круг сребристый свой.

Но выше всё, паря всё к высшей грани.

Стремил творящий гений вас.

Уже создания возстали из созданий

И из гармонии гармония лилась.

То высшей красоте смиренно служит там:

Все нимфы прелести, столь милые очам,

Слились с величием в божественной Афине,

И сила, мускулы напрягшая в бойце,

Прелестно смолкнула в чертах прекрасных бога

И Зевс смягчил гордыню на лице

Средь Олимпийского чертога.

Преобразованный трудами мир вокруг

И сердце полное стремлений новых,

Развитое в борьбах с природою суровых,

Расширили созданий ваших круг.

Тогда вознёс с собой на крылиях свободы

Искусства человек, как лучшие дары,

Творя из щедрых недр природы

Прекрасного волшебные миры,

Пределы знания раздвинулись пред нами

И лёгкостью побед, приобретенных вами,

Дух, приготовленный отыскивать тропы,

Ведущия во храм к искусствам и свободе,

И перегнал ее в её туманном ходе.

Её он взвешивал, свой применяя вес,

Он мерил мерою, от ней же получённой,

И мир разумнее тогда пред ним воскрес,

Красы законам подчинённый.

Теперь гармонию он сферам возвратил

С самодовольным, юным обаяньен,

И если он пленялся мирозданьем,

Он симметрию в нём любил.

Теперь во всём, что зрит он пред собою,

Он зрит ужь равенства черты;

Свился с златой его стезёю

Прелестный пояс красоты:

Пред ним с победой совершенство

Созданий ваших предлетит.

Где шумно празднует блаженство,

Где скорбь безмолвная грустит,

Где медлит с думой созерцанье,

Где слёзы льют в жилище бед,

Везде он видит высший свет,

Везде играют с ним хариты

И сам он, чувствами развитый,

Подругам милым мчится вслед.

И так в прекрасных переливах

Явленья, линии красы

Свиваются пред ним в видениях игривых,

Так мчатся дней его часы.

И с морем музыки так сладострастно льющей

Струи для чувств его.он дух сливает свой

И предаётся пламенной мечтой

В объятия Цитеры всюду-сущей.

Вступив с судьбой в возвышенный союз,

Любимец граций и питомец муз,

Он тихую стрелу из лука всемогущей

Необходимости готов принят в тиши

В грудь, обнажонную без трепета души.

Любимцы кроткие гармонии священной,

Благие спутники но жизненным волнам,

Для жизни Тем, Кто жизнь даёт вселенной.

Коль ныне ценит долг свободный человек,

Коль любит цепь свою, ей подчинив свой век,

H случая над ним безсилен скиптр железный -

За всё в безсмертии своем

Найдёте некогда себе венец возмездный.

Когда вкруг чаши той, где мы свободу пьём,

Играют радостей пленительные боги

И создают из снов волшебные чертоги -

За всё мы вам любовью воздаём.

Вы Духу дивному, увившему цветами

Всех прелестей самой судьбы чело,

Тому, Кто повелел, чтоб пламенел светло

Его эфир несчётными звездами,

Тому Зиждителю, Который даже в час,

Когда грозит, во ужас облеченный,

Своим величием, красой пленяет нас -

Вы подражаете Создателю вселенной.

Как в светлом зеркале ручей

И зыбкий берег отражает,

Так в жизненных волнах сияет

Мир поэтических теней.

Вы к нам на свет в одежде брачной

Лик ужасающий и мрачный

Жестокой Парки привели;

Как в ваши урны кости тленья,

Так хор забот и треволненья

Вы в блеск волшебный облекли.

Я пробегал крылатой думой

Минувшее из века в век:

Без вас - как всё вокруг угрюмо,

Где вы - как счастлив иеловек.

Искуство, некогда на лёгких крыльях силы

Из ваших вышедшее рук.

Опять в объятья к вам сошло тот век унылый.

Когда времён томительный недуг.

Разрушив в членах жизни силы.

В щеках румянец угасил

Склонясь на посох свои. бродил.

Тогда вы жаждущим устам из свежей влаги

Вновь чашу поднесли живительной отваги;

Два раза из семян, посеянным вокруг.

Два раза вызвали вы к жизни жизни дух.

Бежав от варварских гонений.

Вы с опозоренных востока алтарей

Огонь последних жертвоприношений

Внесли в мир новых дикарей.

И юный день, беглец из стран востока.

Блеснул опять на западе зарёй -

И на полях Гесперии далёко

Расцвел цветок Ионии святой:

И, кротко отразясь в душе поэта,

Природа лучшая прекрасный свет дала

И дивная богиня света

В сердца людей торжественно вошла.

Тогда оковы с миллионов пали

И право за рабов свой голос подало.

Так племя юное крепчало и росли.

Тогда с высоким наслажденьем

Вы зрели счастие земли

И, облечённые смиреньем,

С заслугой молча отошли.

И если по полям проложенным мышленья

С отважным счастием парит теперь мудрец,

И, упоён пеаном дерзновенья,

Рукою смелою хватает ужь венец,

И если мыслит он, что платою презренной

Он, как наёмникам, воздаст своим вождям

И у престола истины священной

Художникам даст место, как рабам -

Простите вы ему: свершения корона

Над вашей головой сияет с небосклона.

Как вами, первым вешних дней цветком,

Дух развивая, начала природа,

Так вами, чудным жатвенных венком,

Из мрамора, из глины вознесясь,

Дух творческий искусств ужь победил для нас

Неизмеримые духовные пределы.

Что в мире знания открыл мыслитель смелый,

То завоёвано открыто лишь чрез вас.

Все те сокровища, что собрал ум прозревший,

И в ваших только рук поймет мыслитель сам,

Когда те знания, до красоты созревши,

Как перл создания, блеснут его очаг,

Когда на холм взойдёт он вместе с вами

И позлащённую вечерними лучами

Долину вдруг увидит там.

Чем больше прелестей для взора и для слуха,

Чем с высшей красотой созданья духа

В один союз сольёте вы,

В одно роскошные блаженство для толпы,

Чем шире помыслы и чувства

Раскроете для творчества искусства,

Тем совершенней в звеньях мирозданья,

Теперь разорванных без смысла и сознанья,

Узрит он чудных форм изящные черты,

Тем больше выйдет тайн сквозь ночи мрак безмолвный,

Тем далее пред них раздвинет мир столпы,

Тем шире жизнь польёт живые волны,

Тем для него слабей слепая мощь судьбы,

Тем выше все его стремленья,

Тем боле в нём любви, тем боле в нем смиренья.

Ведите же его таинственной стезёй,

Чрез формы чистые, чрез звуков мир чистейший,

Всё к высшим высотам, всё в красоте полнейшей

По чудной лестнице поэзии святой,

Чтоб на конце времён ещё порыв живой,

Ещё одно святое вдохновенье -

И человек повергся в упоенье

В объятья истины самой.

В короне звездной, без покрова

Тогда для зрелого уха

Как ты, Урания, сама.

И чем упорней от богини

Бежал он, к истине стремясь,

Тех он скорей постигнет ныне

Межь двух богинь святую связь.

Так в изумлении чудесном

Улиссов юный сын стоял,

Когда в вожде своём небесным

Он дщерь Юпитера узнал.

Достоинство людей вам вручено судьбами:

Храните же его!

Оно и падает и возникает с вами.

Поэзии священной волшебство

Премудрому в сём мире служит плану:

Да льётся жь вечно к океану

Святой гармонии оно!

Гонимый злобой закоснелой,

Суровой истины глагол

В союзе муз и в песне смелой

И под блестящей пеленою

Грозящей прелестью самою

Он звучно в песне прогремел

И, внемля гимн его победный,

Смущённый, трепетный и бледный

Пред ним гонитель онемел.

Сыны свободные природы,

Свободной матери сыны,

Летите на крылам свободы

К красе надзвездной стороны!

Других венцов себе не ждите!

Что потеряли в жизни сей,

То снова некогда узрите

На лоне матери своей.

На крыльях смелых мчась высоко,

Времён перегоните бег!

Ужь в нашем зеркале далёко

Горит зарёй грядущий век.

Идя несчётными путями

Сойдитесь все, сплетясь руками,

При троне благости святой,

Как в семь лучей, блестя прелестно,

Дробится белый свет межь тучь,

Как сель лучей дуги небесной

Должны сливаться в белый лучь,

Так упоённый взор пленяйте

Волшебной ясностью своей

И с морем истины сливайте

Свет ослепительных лучей!

Ну что вы там, в земле своей,

Дерёте нос под-час?

Не мало доблестных мужей,

Не мало есть богатырей

И в Швабии у нас!

У вас - и Карл, и Эдуард,

И Карл, и Фриц, и Эдуард...

У нас - один: граф Эбергард,

В сраженьи - божий гром.

И Ульрих, сын его - и тот

Любил железа звон:

Бывало, враг громит и жжёт -

Сын графа Ульрих не вздрогнёт

И вспять ни-пяди он.

Рентлингцы, с зависти, не раз

Ковали тайный ков -

И препоясались на нас

Они мечом в недобрый час;

А граф - не ждёт врагов:

Вломился къним - не победил,

Вернулся не добром.

Отец свою досаду скрыл,

А сыну божий свет не мил -

И плачет он тайком.

Змея под сердцем... "А! постой!"

И клялся отчей бородой

Омыть кровавою рекой

Свой гнев и свой позор.

И дождался. Давно пора!

И людям, и коням

Пришлось под Дёффинген с утра

Сойдтись на поле и - "ура!"

Ой, жарко было там!

Наш лозунг был: "врага топчи

За прежний бой!" Потом

С утра до поздной до ночи

Трещали копья и мечи,

И била кровь ключём.

А Ульрих? - львёнка не серди:

К врагам домчался он -

И страх, и ужас впереди,

И крик, и стоны позади,

И смерть со всех сторон.

По с смертию не спорят львы:

Все разом к Ульриху: увы!

Не опустил он головы,

Да жгучий взор застыл.

Как-будто голову сам ссек,

Сам враг заплакал... Га!

Наш граф не плакал весь свой век:

"Мой сын такой же человек!

Марш, дети, на врага!"

И сердце жолчью облилось,

И копья гнев навёл,

И много трупов улеглось;

А враг бежал - и вкривь, и вкось -

На горы, в лес и в дол.

И с трубным звуком мы в свой стан

Вернулися потом -

И пир-горой у поселян:

И вальс, и песни - и стакан

Заискрился вином.

В шатре одним один:

Слеза в глазах его блестит;

Пред ним убитый сын лежит,

Лежит убитый сын.

Затем при графе мы своём

И телом, и душой.

В его руке не меч, а гром;

Он - буря в поле боевом,

Звезда земли родной.

Так что жь вы там, в земле своей,

Дерёте нос под-час?

Не мало доблестных мужей,

Не мало есть богатырей

И в Швабии у нас!

Вот опять весною веет!

Обновился вид земной:

Льды разрушены волной;

В лоне вод с высот эфира

Улыбается Зевес;

Крылья нежного Зефира

Чуть колеблют юный лес;

В рощах хоры пробудились;

Ореада мне поёт:

"Все цветы к нам возвратились -

Дочь твоя ужь не придёт!"

Ах! я долго дочь искала,

Обежала много стран;

Вслед за нею посылала

Все лучи твои, Титан!

День приходит, день уходит -

Нет ни следа милых ног.

Он, который всё находит,

Лишь её найти не мог.

Ужь не ты ль, властитель неба,

Скрыл её, пленясь красой?

Взял Плутов её с собой?

Кто же к ней мой стон призывный

Отнесёт за Ахерон?

Чолн отходит непрерывно;

Но лишь тени носит он.

Мир подземный, мрака полный,

Век сокрыт очам земных;

Стикс, пока струит он волны,

Не носил ещё живых.

Много есть туда тропинок;

Но оттуда - ни одной.

Там и ток её слезинок

Скрыт для матери родной.

Жоны, Пирры поколенье,

Вам отраден смерти час:

Огнь священный погребенья

Возвращает к детям вас.

Лишь для нас, богов блаженных,

Недоступна та река;

Парк суровая рука.

Парки, бросьте от святыни

Горних стран меня в аид!

Не щадите прав богини:

Мать их бремя тяготит.

Я тогда бы лёгкой тенью

Полетела в те края,

Где одна, без утешенья,

С мрачных мужем дочь моя,

Истомлённая тоскою,

Тщетно ищет света дня,

Ищет мать - и пред собою

Вдруг увидела б меня!

Снова ласки и лобзанья,

И свидания восторг...

О, тогда б от состраданья

Прослезился самый Орк!

Тщетный зов! мечта пустая!

Всё летит путём своим

Зевса суд неотразим.

Он, счастливый, отвращает

Взор от мрака к небесам.

Что однажды похищает

Ночь, то век пребудет там...

Разве только Стикса воды

Луч Авроры озарит,

Иль Ирида Орка своды

Яркой радугой пронзит.

Не остался ль мне приметный,

Сладко-памятный залог,

Что любви цветок заветный

И в разлуке не поблёк?

Нет ли сладостных сомнений

Между дочерью и мной?

Нет ли тайных утешений

У отшедшей и живой?

Нет! не всё для нас пропало,

Хоть и скрыт её мне лик:

Нам таинственный язык.

Лишь умрут питомцы мая,

Лишь Борей, дыханьем уст

И листы и цвет срывая,

Обнажит печальные куст -

Дает мне семя жизни новой

Рог Вертумна золотой,

Я же семя это снова

Стиксу жертвою святой

Опущу в земное лоно,

К сердцу дочери моей:

Это в область Ахерона

Мой сердечный голос к ней.

Но лишь только с пляской Оры

Вновь весну к нам возвратят -

Солнца пламенные взоры

Снова мёртвых оживят.

Семя, скрытое могилой,

Недоступно для очей,

В царство света и лучей.

Корень ищет тьмы Эреба,

Стебель рвётся к небесам:

Им от Стикса и от Феба

Дань заботы пополам.

Вполовину за могилой,

Вполовину межь живых -

Ах! то вестника от милой...

Мне отраден голос их.

Пусть родную Орка своды

Скрыли в страшной глубине,

Слышу в первенцах природы

Нежный зов её ко мне.

Он мне радостно вещает,

Что и там, в стране теней,

Всё любовию пылает

Сердце дочери моей.

Вас приветствую душою,

Чада юные лугов!

Нектар сладостный богов!

Краски радуги пролью я

Вам на нежные листы,

И с Авророй их сравню я

В полном цвете красоты.

Пусть вещает блеск весенний

Всем восторг сердечный мой,

Пусть печальный мрак осепний

Всех роднит с моей тоской!

Золотясь под солнцем юга,

Смотрят замки друг на друга

И, шумя под их пятой,

Геллеспонт легко и смело

Сквозь утёсы Дарданела

Катит волны чередой.

Волны прыгают на берег,

Рвут от Азии Европу,

Но любви не устрашат.

Бог любви, Эрот могучий,

Сердце Геро страстью жгучей

И Леандра уязвил.

Геро - будто день прекрасный;

А Леандр, охотник страстный,

Лес и пажити любил.

Но вражда отцов жестоких

Тяготела над четой -

И любовь их колебалась

Над бездонной глубиной.

Там - на башне у обрыва,

Под которой горделиво

Геллеспонт ревёт и бьёт,

Геро друга поджидает -

К Абидосу взор склоняет,

Где возлюбленный живёт.

Нет моста на дальний берег,

Но любовь нашла дорогу

Без челнов и без мостов.

В лабиринт она вступает

И выходит; превращает

Тупоумных в мудрецов;

Под ярмо зверей склоняет;

В плуг алмазный запрягает

Огнедышащим волов.

Даже ярость Стикса злого

Для отважных не страшна:

Мощно любящих спасает

И из тартара она.

Даже в море пламень страсти,

Полный неги, полный власти,

Дух Леандра возбуждал -

И едва лишь день кончался,

Он отважно устремлялся

В бездны волн и уплывал,

Разсекая их руками,

Где мерцал приветный факел

И манил его во мгле.

Позабыв свой путь опасной,

На груди её прекрасной

Согревал младую кровь

И вкушал душой отраду,

Ту, которую в награду

Лишь дарит одна любовь,

День пока не пробуждал их

Из мечтаний неземных

И не гнал его в пучину

Из объятий огневых.

Тридцать раз луна златая

Озаряла, день сменяя,

Их любовь во тьме ночей;

Но промчались ночи скоро,

Как - завидная для взора

Безтелесных - страсть людей.

Кто, с несчастьями сдружившись,

С берегов реки аида,

Тот блаженства не вкушал.

Так прошли, сменяясь скоро,

Поздний Геспер и Аврора -

Быстро шли за днями дни;

Но ни стужи приближенья,

Ни листов сухих паденья

Не заметили они,

И лишь видели с восторгом

Уменьшенье круга дней,

Вместе радуяся счастью

Продолжительных ночей.

Вот весы над небесами

Уравняли ночи с днями -

И, печальна и грустна,

Видит Геро коней Феба,

Подходящих к краю неба,

Ожидания полна.

Море сгладилося, стихло -

Не сгибает ветер знойный

Вид упругое стекло.

Беззаботные дельфины

Средь серебряной равнины

Пенят воду под собой

И безмолвия дружин!

Мирных жителей пучины

Вышли чорною толпой.

Только рыбы их свиданья

Подмечали иногда;

Но Геката рот беззвучный

Им зажала навсегда.

И любуясь, как игриво

Вилось море, Геро льстиво

Изливалася в мольбе:

"Светлый бог! ты не коварен?

Нет, тот лжив, неблагодарен,

Кто но вверится тебе!

Только люди вероломны -

Ты же кроток. милосерден -

И зовёт тебя любовь.

"Без тебя, одна с тоскою,

За высокою стеною

Я б увяла в тишине;

Но ты милого хранило

И без лодок приносило

На зыбях своих ко мне.

Глубоки твоя пучина.

Страшен рев твоих валов,

Но отвага побеждает,

Не боится их любовь.

"И тебя, морей властитель,

Поражал Эрот-мучитель:

Хорошая весела,

Над блистающим чертогом

На быке золоторогом

Гелла по морю плыла.

Быстро вышел ты из моря,

И в пучину с плеч могучих

Ты увлёк её с собой.

"Грозный бог! и ты, богиня!

Вы, живущие в пучине,

Вы, любовников покров -

Друга милого введите

В пристань, или усмирите

Ярость пенистых валов!

Гелла, добрая богиня,

Снизойди к моим мольбам:

Принеси его сегодня

Снова к этим берегам!"

Туча небо омрачает...

Геро факел раздувает,

Чтоб он ярче осветил

Ирак таинственной пустыни,

Чтоб он милому в пучине

Знаком дружественным был.

Но, шумя и угрожая,

В небе звезды потухают;

В море буря настаёт.

Мрак нависнул и сгустился

Над пучиной - и полился

Дождь шумливою рекой;

В мраке молнии сверкают;

Из ущелий вылетают

Вихри шумною гурьбой:

Роют гибельные бездны

На пространстве водяном

И, как челюсти аида,

Разверзают их кругом.

В страхе Геро восклицала:

"Зевс! о чём я умоляла?...

Не внимай моим мольбам -

И избавь меня от горя!

Может-быть, ужь в безднах моря

Он стремится по волнам...

Вот и птицы водяные

И суда, предвидя бурю,

К верным пристаням спешат.

"Верно он неустрашимый,

Страстью пылкою гонимый,

Ужь теперь сюда плывёт.

Он в тон клялся предо-мною

Страсти клятвою святою -

Сдержит, если доживёт!

Ах! теперь, быть-может, близко

Волны с ним борьбу ведут

И его в свою пучину,

Безпощадные, влекут.

"Понт коварный! Понт презренный!

Твой покой дышал изменой:

Ты, как зеркало, сиял,

Разстилался пеленою

И коварной тишиною

Несчастливца привлекал;

Но едва в свои объятья

Вмиг все ужасы пучины

Ты обрушил на него!"

Буря стонет, завывает,

Море волны подымает;

Их могучая гряда

Бьётся в скалы - и боятся

К этим скалам приближаться

Крепко-рёбрые суда.

Вот и факел потухает,

Знак условный на скале.

Дико, страшно воет море,

Так-что страшно на земле.

И Венеру молит Геро -

Да прикажет мать-Венера

Укротить свирепость вод:

"Будет, вихри, вам награда:

Вам за-то тельца из стала

В жертву Геро принесёт!"

Всех богов в пучине, в небе

Усмиряющее масло

В море бурное пролить.

"О! услышь меня и ныне,

Вод блаженная богиня!

Выдь из храмины своей!

Гелла, ты чьё появленье

Служит вестником спасенья

Посреди морских зыбей,

Кинь свой, вытканный волшебно,

Кинь покров ему ты свой -

И спасёт его безвредно

Он из бездны роковой!"

Вихри буйные стихают

И на небо выезжают

Кони Феба - из лучей;

Волны моря снова льются

В ложе прежнее; смеются

Воздух с морем веселей,

Волны в берег каменистый,

И, сверкая и играя,

Тело к берегу несут.

Это он! И без дыханья

Он исполнил обещанье!

И на труп его она

Взор безжизненный вперяет,

Но не стонет, не рыдает:

Недвижима, холодна,

Безутешно в волны моря,

На луну она глядит -

И румянец благородный

На щеках её горит:

"Узнаю вас, силы злые!

Как ужасно, роковые,

Гнев исполнили вы свой!

Рано пить его порвалась;

Но я счастьем наслаждалась,

Был прекрасен жребий мой.

Наслаждаясь и любя -

А теперь погибну жертвой,

Афротида, за тебя!"

И, избежавши на стремнину,

Властелин зыбей морских

Принял трупы их святые

В воды тёмно-голубые -

Он могилой стал для них.

Он их бережно несёт

И из урны, вечно полной,

Воды пенистые льёт.

Однажды, с ножом под полою, тайком

Дамон к Дионисью-тирану пробрался;

Но был уличён и под стражу попался.

"Скажи мне, чего ты искаль здесь с ножож?"

Спросил Дионисий его с торжеством.

- Свободы отчизны: я связан обетом! -

"Злодей, на кресте ты раскаешься в этих!"

- Давно ужь себя я на гибель обрёк

Но - если доступно тебе сожаленье -

Назначь перед смертью трёхдневный мне срок,

Чтоб свадьбу сестры я отпраздновать мог.

В замену я друга оставлю порукой,

Тиран усмехнулся; заискрился взгляд;

Подумал - и молвил, по кратком молчанье:

"Изволь - я согласен на это свиданье;

Но помни, едва эти дни пролетят,

То он за тебя испытает мученье,

А ты его казнью заслужишь прощенье."

А вот он у друга: "властитель обрёк

Меня на позорную казнь - на распятье -

Но дать согласился трёхдневный мне срок,

Чтоб свадьбу сестры я отпраздновать юг:

Побудь же ты здесь у него в заключенье

Надежной порукой в моём возвращенье."

В темницу, под крепкую стражу тирана.

Дамон же уходит оттуда; но рано,

На третие утро, он с ложа встаёт,

Спешит совершеньем обряда - и вот

Боится промедлить назначенным сроком.

Вдруг буря - и ветер, и ливень с грозой;

Потоки со скатов в долины стремятся,

Ручьи и источники пухнут и злятся...

Но волны срывают его - и с собой

Уносят и гонят в глубокия воды,

Дробя и ломая последние своды.

Напрасно, блуждая над бурной рекой,

И зов изступлённый им в след посылает:

Челнок не решается выйти на бой

С холодною бездной, с ревущей волной,

Затем-что боится погибели в споре -

И сердце Дамона тоской стеснено -

И плачет, взывает к небес Властелину:

"Зевес! усмири роковую пучину!

Часы убегают и солнце давно

Зайдёт, а меня в Сиракузах не будет,

Тиран на распятие друга осудит!"

А речка всё злится, всё роет песок!

Валы убегают, волна за волною,

Тогда, проклиная обманчивый рок,

Он смело кидается в бурный поток

И бьёть его волны могучей рукою -

И к берегу правит, хранимый судьбою.

Невольные слёзы - молитвой Зевесу.

Навстречу ему из соседняго лесу

Выходит толпа кровожадных убийц.

Враждой и жестокостью веет с их лиц.

И дерзко дорогу ему заступают.

"Чего вы хотите?" скрывая испуг,

Спросил он: "я всё потерял, кроме жизни,

И тою пожертвовал милой отчизне!"

Он вскрикнул: "нет, ты не погибнешь, мой друг!"

Он вскрикнул - и трое на месте остались,

A все остальные ушли, разбежались.

A солнце всё катит свой огненный круг -

Совсем обезсилел, упал на колени:

"Не ты ль меня спас из разбойнячьих рук,

Извлёк из пучины - избавил от мук!

Уже

Здесь должен погибнут, пожертвовать другом?"

И - что же! - гремя серебристой волной,

Как-будто ручей прожурчал недалёко:

Он внемлет, вокруг обращается око -

Журча, выбегает источник живой.

И странник в восторге к нему припадает:

Усталые члены водой освежает.

Но вот ужь и солнце на злаках полей,

Рисует деревьев гигантския тени.

Два путника идут дорогой своей;

Он их обгоняет, как вдруг их речей

Ужасные звуки к нему долетают:

"Теперь ужь, конечно, его распинают!"

Тревога и страх его ноги крылят;

В душе его - муки; он сам себе страшен.

Но вот Сиракузы! Вершины их башен

Слегка позлащает румяный закат.

Отпущенник, дома его управитель:

Узнал его издали верный служитель.

- Назад! совершилось! ему он сказал:

Беги же отсюда! не медли спасеньем!

Он с часу на час всё надеялся, ждал,

Всё ждал и не верил, чтоб ты опоздал:

Ни чьи нареканья, ни чьи уверенья

Смутить не съумели его убежденья. -

"О, если ужь поздно, и я не поспел

Явиться пред другом спасителем жданным,

Распятье мне будет уделом желанным,

Чтоб после тиран говорить не посмел,

Что я обещанья сдержать не умел!

По знает, что люди и верят и любят!"

Ужь под вечер странник достигнул ворот

И видит: на площади крест возвышался;

Вокруг беззаботно народ волновался

Дамон закричал, раздвигая народ:

"Палачь, распинай меня - вот мои руки!

Я - мститель-убийца, он - жертва поруки!"

И вздрогнул, и стих изумлённый народ.

И плачут от горя, и плачут от счастья -

И все прослезилися с ними. По вот

Сам грозный тиран обо всём узнаёт,

Дивится друзьям и, познав умиленье,

Пришли. Дионисий на них посмотрел

И молвил: "Вы сердце моё победили!

Есть дружба: я верю святой её силе!

И что разделить бы я с вами хотел,

Когда вы согласны с желанием этим -

Пусть буду в союзе межь вами я третьим."

"Возьмите свет - он ваш!" сказал благой Зевес

Людскому племени с высот своих небес:

"Я вам дарю его - в наследие возьмите;

Но межь собой его по-братски разделите."

Спешит устроиться; хлопочет стар и мал:

Книг пахарь завладел полями и лугами,

Охотник в лес ушол за хищными зверями;

Купец товарами набил амбары, дом;

Владелец затворил дороги и плотины -

И требует со всех законной десятины.

Затем, когда раздел давно был совершон,

Пришол поэт - пришол из стран далёких он -

Ужь всё на всей земле имело господина.

- "О, горе, горе мне! так я забыт один,

Один из всех людей, я, твой покорный сын!"

Так жалобно взывал любимец Аполлона,

- "Не ты ль парил душой в стране волшебных снов!"

Сказал ему Зевес: "что жь ропщешь на богов?

И где, скажи мне, был ты при разделе света?"

- "С тобою!" был ответ смиренного поэта.

"Мой взор твой светлый лик в восторге созерцал,

Мой слух гармонии миров твоих вникал -

И, погрузясь душой в сиянье золотое,

Прости, я потерял наследие земное."

Зевес ему в ответ: "вся роздана земля:

Но если в небесах захочешь жить со мною,

То небо навсегда отверзто пред тобою."