Смерть Валленштейна (отрывок)

Смерть Валленштейна.

Валленштейн - герцог фридланский, предводитель войск австрийского императора Фердинанда, вступивший в тайные сношения со Шведами.

Октавио Пикколомини - давний, но ложный друг Валленштейна, переходящий с веренным ему войском под знамена Фердинанда.

Макс Пикколимани - сын его, облагодетельствованный Валленштейном и страстно влюбленный в дочь его, Теклу Валленштейн. Узнав от отца о замыслах Валленштейна против Фердинанда, он также переходит на сторону последняго.

Текла Валленштейн.

- мать её.

Графиня Терцкая - сестра Герцогини.

Граф Терцкий - зять Валленштейна, начальник нескольких полков.

Нейман - его адъютант.

Илло - один из старших генералов, приближенный Валленштейна.

Буттлер - полковник, командующий драгунами.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТИЕ.

здесь; не прячусь; здесь, пред всеми!

Ужь полно мне, во мраке и глуши,

Вкруг стен бродить, под окнами скитаться

И краткий миг свиданья улучать:

Напрасные надежды и сомненья,

Души тоска - ужь не по силам мне!

(Подходит к Текле, которая при входе его бросилась в объятия матери.)

О! Не склоняй своих ты взоров, ангел!

Взгляни, смотри ты смело на меня;

Кто б ни был тут, ты ни кого не бойся,

Сознайся всем и громко всем скажи,

Что ты и я, друг друга любим - любим!

И для чего, пред кем таиться нам?

Для счастия нужна, быть может, тайна;

Для безнадежного несчастья - не нужна.

И если б тут светили сотни солнц,

Пусть действует открыто, смело - в праве.

(Заме;чая на лице графини Терцкой выражение удовольствия и веселости.)

Вы смотрите, Графиня, на меня,

Как будто бы с каким-то ожиданьем,

С какою-то надеждою? О, нет!

Я прихожу не с тем, чтоб здесь остаться:

Прощаюсь я!... О, Текла! решено --

Я должен, да, с тобой разстаться должен.

Но ненависть твою с собою понести --

Я не могу. Имей же состраданье,

Склони ко мне без ненависти взор

И подтверди мне тоже словом.

О, Боже мой! мне - разлучиться с ней!

Мне -

Нет, этого не в силах сделать сам:

Лишь ты одна, мой ангел, дашь мне силу,

Ты мне скажи - что сострадаешь мае,

Но что я прав, что сделать так - я должен.

          Ты здесь? Но знай, я не тебя искал;

Я никогда тебя не думал видеть.

Я только к ней: она пусть все решит,

А больше нет ни до чего мне дела!

И думаешь, что буду я так прост --

Пущу тебя отсюда, разъиграю

Перед тобой великодушья роль?

Ты думаешь?... Нет! Как бездельник, скверно

Против меня отец твой поступил;

В глазах моих ты сын его - и только!

Не вырваться тебе из рук моих;

Поругана им дружба, продана.

Не выручат любовь и состраданье --

Ужь время их прошло: заступят их

Кровавая вражда, раздор и мщенье!

Могу и я быт извергом как он!

Что властен ты со мною делать - делай!

Безропотно покорствуя судьбе,.

Я на себя твой гнев не вызываю

Но между тем и не боюсь его:

Что привлекло меня сюда - ты знаешь.

Вот - всем тебе хотел обязан быть;

Хотел принять и этот жребий райский

От той же все родительской руки,

А ты его разрушил хладнокровно.

Безчувственной стопою топчешь ты

Все радости своих и к сердцу близких;

Как будто бы подземный, страшный пламень,

Которого слепой и дикий гнев

Ничто уже остановить не может --

Кипит в тебе неистовая страсть.

Несчастлив тот, кого очаровали

Твой вид и речь, кто вверившись тебе,

Надежд своих тобою подпер зданье!

В ночную тишь, нежданно. - страшный ток

Клокочет в глубине коварной бездны,

Стремится вон, прорвался - и кругом

Опустошительный свой пламень разливает

И губит все что человек ростил.

Тут сердце ты отцовское представил;

Что ты сказал, все в черном сердце том.

Обманут я, но лишь искусством адским!

Да, ад избрал и приютил ко мне

Гнуснейшого, коварнейшого духа --

Противустать нельзя подземным силам!

И к сердцу я - слепец - прижал змею;

И алчная, тем сердцем насыщалась:

Любовь она сосала из него.

Я не имел и тени подозренья;

Всех мыслей дверь я открывал ему,

И опасений всех ключи безпечно бросил.

Я звездные пространства вопрошал:

Врага искал высоко и далёко --

А у меня он в самом сердце жил!

Когда бы я был тем пред Фердинандом,

Чем предо мной Октавий был - поверь,

Я б на него оружия не поднял.

Но Фердинанд - мой строгий государь,

Не друг моей души: вверяя

Мне жезл вождя, он был уже и сам

Со мной в войне: война неизбежима

Лишь только там, где есть друг в друга вера;

И если кто дерзнул ту веру отравить,

Тот изверг! тот ужь в матерней утробе

Грядущее заранее убил!

Несчастный я! в душе сознаться должен,

Что оправдать отца я не могу!

И сколько дел, дел тяжко-злополучных

Свершилось вдруг! Сомкнулись в цепь одну

Ложь, ненависть, измена и коварство.

За что же мы, невинные ни в чем,

Повержены в одну и ту же бездну

Возможных зол и преступлений? Мы --

Святыню чувств всегда святыней чтили;

За что отцов совместные вины,

Как две змеи, нас кольцами сжимают?

Вражда отцов за что, за что и нас

Любящихся с терзаньем разлучает?

          Останься, Макс, со мной; останься! - Макс,

Не оставляй меня! послушайся, останься.

Вот, видишь ли - когда тебя внесли.

Под Прагою, ко мне в бивак мой зимний,

Ты был еще дитя; весь перезяб;

Совсем твои окостенели руки --

А оттого что знамя ухватил

И не хотел отдать его, упрямец!

Я - приютил тебя, покрыл своим плащем;

Я за тобой ухаживал как нянька,

Малейшей для тебя услуги не стыдясь.

И наконец - в тепле, покое, неге --

Ты снова здесь, у сердца моего,

Почувствовал с восторгом жизнь младую.

С тех пор, к тебе бывал ли я другим?

          Я множества людей устроил счастье:

Тех почестьми и деньгами осыпал.

Тебя же я - любил! Тебе же я --

Дал лучшие дар, дал сердце... весь отдался!

Счастливцы те - чужими были мне,

А ты, ты был моим Вениамином!

Нет, Макс, меня ты не оставишь; нет,

Не может быть, не верю. Я не верю,

Чтоб Макс меня оставил!

Боже мой!

Да! был твоим я пестуном от детства;

То жь для тебя я делал, что отец.

Я окружил тебя любови сетью:

Коль хочешь ты и может - рви ее!

Ты узами соединен со мною

Всех нежных чувств - всем тем, что люди чтят;

Чем сближены; чем дороги друг другу: --

Ужь я ничто; служи ты Фердинанду: --

И блесткою алмазной на груди,

Алмазною руна-златого цепью,

По всем правам должны тебя почтить --

За то, что ты отца, за то что друга,

За то, что чувств святейших не почтил!

Но как же быть?... о Боже!... Я обязан:

Присяга, долг...

Какой бы это долг?

И перед кем?.... Ты отвечай мне - кто ты?

Когда неправ пред государем я,

Моя вина не может быть твоею.

Себе ли ты принадлежишь? Собой

Распоряжать ты можешь ли, как хочешь?

И действовать ты можешь ли как я,

Во всем, всегда и всюду самовластно?

Ты действуешь, но действуешь не сам,

А ивешь ты - жизнию моею:

Я все тебе; твой император - я.

Принадлежать, повиноваться мне --

Вот честь твоя и вот природы голос!

Когда тот мир где существуешь ты,

С своей стези обычной выступая,

Бросается, весь пламенем объят,

На мир другой и мир тот сожигает --

Не можешь ты не следовать за ним:

В стремительном неудержимом беге,

Уносит он с собою - и тебя,

В большом кольце планет ему подвластных,

И всю чреду других своих светил.

Не может быть виной - закон природы:

Никто тебя не будет осуждать

За то, что ты остался верен дружбе!

Бунтуют Паппенгеймцы;

С оружием в руках бегут сюда

И требуют чтоб граф Пикколомини

Им выдан был сей час же; если жь нет --

Они грозят взять штурмом самый замок.

Поднять мосты; ворота запереть;

В орудия - одни цепные ядра.

Безумцы! Мне грозить!... Ступай ты к ним

И объяви приказ мой, Нейман:, в лагерь!

Покорность! Ждать, пока я дам ответ!"

Прошу тебя, пусти ты Макса.

Черти!

На самый верх орудия встащили...

О бешеный народ!

Команда... ну,

Пойдет теперь потеха!.... заряжают....

Ужь целят в насъ*

О, Боже наш!

Позволь,

Я выйду к ним: могу уговорить их.

Нет, ни-за-что, ни шагу!

Но... жизнь их..

И жизнь твоя...

Я ужь сказал, ни шагу!

От преданных тебе полков - посол:

Как милости они просить велели,

Чтоб в дело им позволили вступить.

Во власти их въезд Прагский, Мильский тоже;

По первому сигналу от тебя,

Они полкам мятежным в тыл ударят, /

Разстроят их и в улицы втеснят --

А в улицах ужь нетрудна расправа.

Не дай простыть Их жару, поспеши:

Полк Буттлера за нас, числом нас больше,

И Пильзенский потушим мы мятеж.

Так в Пильзене быть самой битве! В нем-то

Неистовый, семейственный раздор,

Как алчный зверь, повсюду будет рыскать.

Все должен гнев, безумный гнев решить!

Средь тесных стен, не битве быть, а бойне.

Кровавый пир ожесточенных фурий

О! будь же то, чему ужь должно быть!

Что я давно предвидел - пусть свершится!

Что жь, хочешь ты вступить со мною в бой?

Свободу всю тебе предоставляю:

Ступай, веди полки против меня.

Война тебе знакомое ужь дело,

Ты у меня ужь поучился ей --

И мне в борьбу вступить с тобой не стыдно.

Теперь тебе прекрасный случай есть

Мне отплатить достойно за науку

Вот до чего доходит! Макс, подумай!

Я слово дал честное Фердинанду

Из лагеря привесть к нему полки,

Над коими мне вверено начальство:

Я слово то сдержу, или умру;

Вполне мой долг я этим ужь исполню;

И не вступлю, коль скоро то возможно --

Я чту твою враждебную главу.

Что там?

Убит.

Но кто?

Все Тихенбахцы --

Их выстрелы.

Их выстрелы! В кого?

Ты Неймана к ним выслал - застрелили.

Ах, дьяволы! и смели.... сам пойду!

Для них теперь нет ничего святого --

Не выходи!

О, ради Бога!

Вождь!

Нельзя, постой.

Остановись, куда ты?

Прошу тебя, побереги себя!

Увидев кровь, они остервенились;

Пусть ярость их утихнет, и тогда....

Нет, нет! иду: я слишком долго медлил;

Они меня не видели в лицо

И оттого лишь только дерзость эта.

Я выйду к ним, я к ним заговорю...

Да! все они солдаты Валленштейна,

Кто, как не я, начальник грозный их?

Я посмотрю: еще бы не узнали

меня, их солнце в мраке битв.

Я даже не возьму оружия с собою,

Мятежникам я только покажусь.

          Увидите: вдруг усмирится буйство

И в берега покорности войдет.

Когда они его увидят, я надеюсь...

Не может быть надежды никакой!

Я выдержать не в силах этой муки!

Я шел сюда - и был я духом тверд:

должен;

Что так велит мне дружба поступить,

Любовь и честь. А между тем, о Боже!

Все изверга какого-то во мне,

Чудовище какое-то лишь видят.

Я стал и тем противен, кто мне мил:

Я на себе проклятия их слышу;

И должен я смотреть на муки их,

Когда могу прервать одним их словом.

Я сам не свой, в волнении мой дух.

Два голоса в груди моей я слышу;

Но в мыслях - мрак: которому из двух

Последовать, повиноваться должно?

О как был прав отец мой! На себя

Напрасно я так смело полагался: --

Не знаю сам как быть, что делать мне?

Не говорит тебе?... Так я скажу:

Изменником отец твой оказался;

Через него, презренного, вперед

Жизнь Герцога запродана убийцам;

Позора нашего он первою виной.

Вот тут ответ на то, что делать сыну!

Обязан сын зло искупить отца,

Обязан сын честь воскресить и верность....

Коль хочет он, чтоб Валленштейнов род

Не сохранил Пикколомини имя,

Как страшное проклятие, как брань!

О где б я мог лишь голос правды слышать,

А не язык желаний и страстей!

О, если бы спустился с неба Ангел,

Черпнувши там из моря света мне

Безпримесной, чистейшей правды!... Как?

Жду Ангела?... Но ангел предо мною!

          Пусть все решит и суд произнесет

Чистейшее, святое это сердце:

Оно нигде, ни в чем не может погрешить.

Я у твоей любви спрошу - способной

Достойного счастливца лишь избрать,

А низкому душою несчастливцу

Бросающей презренья полный взгляд --

Скажи: любить меня ты будешь, можешь,

       Когда я здесь остаться соглашусь?

И если так, то говори скорее --

Я ваш!

Смотри, подумай, Текла!...

Нет,

Что чувствуешь, то

Уже ль отца забудешь ты...

Не дочь

Здесь герцога Фридланского со мною --

Со мной моя возлюбленная здесь.

Теперь идет не о короне дело;

Обдумывать его могла бы ты:

Вопрос другой - вопрос о чести друга,

Об участи и славе храбрых войск,

За мной во всем последовать готовых.

Что жь, как же мне - клятвопреступным быть,

Вступить в мятеж? Иль быть отцеубийцей,

К Октавью слать смертельное ядро?

Да, да! Ядро - раз вышедши на волю,

Уже не есть безчувственная вещь;

Ужь дух в него вселяется какой-то,

И фурии, те мстительницы зла,

Влекут его с неслыханным лукавством

Макс, Макс...

Нет, не спеши ответом.

Души твоей великость знаю я:

Готова ты долг тяжкий, самый трудный

Скорей всего принять за первый долг.

Но пусть теперь то только совершится,

К чему влечет нас к ближнему любовь,

А не порыв к великому лишь делу.

Припомни чем была. Герцог для меня,

И как ему воздал за все отец мой.

А дружество, честь, нежная любовь

И долгого гостеприимства святость --

В них веровать должны всем сердцем мы:

Их оскорбить - есть то же святотатство,

Все это, все - ты взвесь весами правды

И пусть твое решает сердце.

Макс,

Ужь все твое давно решило сердце:

Последуй первому влечению его.

Несчастная!

О! Есть ли что святое,

Что правое, чего б душа его

В единый миг глубоко не сознала?

Иди же, Макс; долг тяжкий исполняй!

А я везде, всегда б тебя любила:

Какой бы путь ты ни избрал себе,

Поступишь ты - тебя достойно, честно;

Но никогда тревожить не должно

Раскаянье души твоей прекрасной.

Так должен я с тобой разстаться!

Макс,

Когда себе во всем ты пребыл верен --

Ты верным мне

Дом Фридландов и дом Пикколомини

Не прекратят взаимной их вражды;

Но жизнью мы живем с тобой отдельной --

Мы собственной лишь нашею живем.

Иди, беги: с преступным нашим делом,

Не смешивай ты правое свое.

К погибели дом Валленштейна близок;

На нас лежит проклятие небес,

И может быть в одну и ту же бездну

Вина отца влечет меня с собой.

Но обо мне ты не скорби напрасно --

Судьба моя решится скоро, Макс!

Я слышу крик!.... Граф Терцкий?....

Все пропало!

Не усмирил их даже герцог?

Нет.

Я слышала был "Виват!"

Фердинанду!

Забыли долг!

И слова одного

Не мог сказать им герцог - в войске

Мятежный шум и крик не умолкал.

Вот герцог сам.

Граф Терцкий!

Что, мой герцог.

Велеть полкам готовиться в поход:

Сегодня же мы Пильзен оставляем.

Где Буттлер?

Здесь - приказов ваших жду.

Вы с Эгерским знакомы коммендантом --

Вы, помнится, друзья и земляки:

Немедленно дай знать ему с курьером,

Чтоб был готов нас в Эгере принять.

И ты с полком пойдешь туда же с нами.

Все в точности исполнить я спешу.

Довольно! Вы должны теперь разстаться.

О, Боже мой!

Возьмите; вот он, здесь:

Свободен он и пусть уходит с вами.

Так ненависть ко мне питаешь ты?

В негодовании бежишь, не можешь видеть!

Союз сердец ты не слегка разнять,

А разорвать с усильем, с мукой хочешь.

Я без тебя еще не свычен жить.

Иду один отсюда, как в пустыню,

А милых мне всех оставляю здесь.

Не отвращай ты взоров, умоляю;

Позволь еще узреть в последний раз

Черты твои, священные мне вечно;

Позволь коснуться мне...

Но может быть

Графиня, вы?

Вы, Герцогиня? В вас

Другую мать привык всегда я видеть.

Идите, граф, куда зовет вас долг,

И может быть не далеко то время.

Когда лишь вы одни, наш нежный друг,

Защитником нам будете пред Троном.

Вы этою надеждою меня

Спасти от мук отчаянья хотите,

Но для чего нам льстить себя мечтой?

Определен мой час! И слава Богу,

Что я могу окончить разом все.

Идти со мной ужь не хотите вы;

От нового отставши господина,

Вы к прежнему опять. Ужь хоть теперь

Верней ему служите: дайте руку,

Что жизнь его вы сохраните мне.

На герцога разгневан император;

Во власть убийц обрек его главу,

И за нее сулит им груды злата.

И вот когда - теперь нужна ему

Всечасная забота нежной дружбы

И глаз любви недремлющий на миг;

А, кажется, его я оставляю....

С людьми...

Иди туда, в тот лагерь

Изменников искать: там только есть

Подобные Октавью и Галласу,

А здесь лишь ты один. Избавь ты нас

И от него: или скорей отсюда.

Звучи, труба! О, еслиб то была

Труба враждебных войск.... о, еслиб Шведы!

Готов идти на поле смерти я!

И сколько здесь мечей своих я вижу --

Пускай бы столько же и вражеских мечей

Мне грудь насквозь пронзили!... Вам что надо?

В отчаянье привесть меня страшитесь'.

          Раскайтесь!

К толпам еще толпы!

Влечет меня с собою эта лава...

Обдумайтесь; какой я вождь вам? я

Изтерзан горестью, мой дух в изнеможеньии

Вы лучших благ моих лишаете меня;

Так знайте же - я вас предам богине мщенья.

Избрав меня в вожди, сгубили вы себя...

За мной! Но кто за мной - ужь тот не жди спасенья!...

(Когда он уходит в глубину сцены, между кирассирами замечается сильное движение; они окружают его и провожают с страшным шумом; Валленштейн остается неподвижным", Текла падает в объятия матери; занавес опускается.)

WALLENSTEINS TOD.

Ja, ja! Da ist er! Ich vermag's nicht länger,

Mit leisem Tritt um dieses Haus zu schleichen,

Den giinst'gen Augenblick verstohlen zu

Erlauern. - Dieses Harren, diese Angst

Geht über meine Kräfte!

O, sieh' mich an! Sieh' nicht weg, holder Engel!

Bekenn' es frei vor Allen. Fürchte Niemand.

Es höre, wer es will, dass wir uns lieben.

Wozu es noch verbergen? Das Geheimniss

Ist für die Glücklichen; das Unglück braucht,

Das hoffnungslose, keinen Schleier mehr,

Frei, unter tausend Sonnen kann es handeln.

Nein, Base Terzky, seht mich nicht erwartend.

Nicht hoffend an! Ich komme nicht zu bleiben.

Abschied zu nehmeu, komm' ich. - Es ist aus.

Ich muss, muss dich verlassen, Thekla - muss!

Nur einen Blick des Mitleids gönne mir,

Sag, dass du mich nicht hassest. Sag' mir's, Thekla.

O Gott! - Gott! ich kann nicht von dieser Stelle.

Ich kann es nicht, - kann diese Hand nicht lassen

          Sag, Thekla, dass du Mitleid mit mir hast,

Dich selber überzeugst, ich kann nicht anders

Du hier? - Nicht du bist's, den ich hier gesucht.

Dich sollten meine Augen nicht mehr schauen.

Ich hab' es nur nut ihr allein, liier will ich

Von diesem Herzen freigesprochen sein.

An allem andern ist nichts mehr gelegen.

Denkst du, ich soll der Thor sein und dich ziehen lassen

Und eine Grossmuthsscene mit 'dir spielen?

Dein Vater ist zum Schelm an mir geworden.

Du bist mir nichts mehr, als sein Solm, sollst nicht

Umsonst in meine Macht gegeben sein.

Die er so ruchlos hat verletzt. Die Zeiten

Der Liebe sind vorbei, der zarten Schonung,

Und Hass und Rache kommen an die Reihe.

Ich kann auch Unmensch sein, wie er.

Du wirst mit mir verfahren, wie du Мacht hast.

Wühl aber weisst du, dass ich deinem Zorn

Nicht trotze, noch ihn fürchte. Was mich hier

Zurückhält, weiset du.

Sieh'! Alles - Alles wollt' ich dir verdanken,

Das toos der Seligen wollt' ich empfangen

Aus deinei väterlichen Hand. Du hast's

Zerstört; doch daran liegt dir nichts. Gleichgültig

Tiiltst du das Glück der Deinen in den Staub;

Der Gott, dem du dienst, ist kein Gott der Gnade.

Wie das gemüthlos blinde Element,

Das furchtbare, mit dem kein Bund zu schliessen,

Folgst du des Herzens wildem Trieb allein.

Weh' denen, die auf dich vertraun, an dich

ütte ihres Glückes lehnen,

Gelockt von deiner gastlichen Gestalt!

Schnell, unverhofft, bei nächtlich stiller Weile,

Gährt's in dem tück'schen Feuerschlunde, ladet

Sich aus mit tobender Gewalt, und weg

Treibt über alle Pflanzungen der Menschen

Der wilde Strom in grausender Zerstörung.

Du schilderst deines Vaters Herz. Wie du's

Beschreibst, so ist's in seinem Eingeweide.

In dieser schwarzen Heuchlers-Brust gestaltet.

O, mich hat Höllenkunst getäuscht. Mir sandte

Der Abgrund den verstecktesten der Geister,

Den lügekundigslen, herauf und stellt' ihn

Als Freund an meine Seite. Wer vermag

Der Hölle Macht zu widerstehn? Ich zog

Den Basilisken auf an meinen Busen;

Mit meinem Herzblut nährt' ich ihn, er sog

Sich schwelgend voll an meiner Liebe Brüsten,

Ich batte nimmer Arges gegen ihn,

Und warf die Schlüssel weiser Vorsicht weg --

Am Sternenhimmel suchten meine Augen,

Im weiten Weltenraum den Feind, den ich

lm Herzen meines Herzens eingeschlossen.--

Wär' ich dem Ferdinand gewesen, was

Octavio mir war - ich hätt' ihm nie

Krieg angekündigt - nie hätt' ich's vermocht.

Er war mein strenger Herr nur - nicht mein Freund.

Nicht meiner Treu' vertraute sich der Kaiser.

Krieg war schon zwischen mir und ihm, als er

Den Feldherrnstab in meine Hände legte,

Denn Krieg ist ewig zwischen List und Argwohn,

Nur zwischen Glauben und Vertraun ist Friede.

Wer das Vertraun vergiftet, о! der mordet

Das werdende Geschlecht im Leib der Mutter!

Ich will den Vater nicht vertheidigen.

Weh' mir dass ich's nicht kann!

Unglücklich schwere Thaten sind geschehen,

Und eine Frevelhandlung fasst die andre

Doch wie geriethen wir, die nichts verschuldet.

In diesen Kreis des Unglücks und Verbrechens?

Wem brachen wir die Treue? Warum muss

Der Väter Doppelschuld und Frevelthat

Uns grässlich wie ein Schlangenpaar umwinden?

Warum der Väter unversöhnter Hass

Auch uns, die Liebenden, zerreissend scheiden?

Max, bleibe bei mir! - Geh nicht von mir, Max!

Sieh, als man dich im Prag'schen Winterlager

Ins Zelt mir brachte, einen zarten Knaben,.

Des deutschen Winters ungewohnt, die Hand

War dir erstarrt an der gewichtigen Fahne,

Du wolltest männlich sie nicht lassen, damals nahm ich

Dich auf, bedeckte dich mit meinem Mantel,

Ich selbst war deine Wärterin, nicht schämt' ich

Der kleinen Dienste mich, ich pflegte deiner

äftigkeit,

Bis du, von mir erwärmt, an meinem Herzen,

Das junge Leben wieder freudig fühltest.

Wann hab' ich seitdem meinen Sinn verändert?

Ich habe viele Tausend reich gemacht,

Mit Ländereien sie beschenkt, belohnt

Mit Ehrenstellen - dich hab' ich geliebt.

Mein Herz, mich selber hab' ich dir gegeben.

Sie alle waren Fremdlinge, du warst

Das Kind des Hauses, - Max! du kannst mich nicht verlassen.

Es kann nicht sein, ich mag's und will's nicht glauben,

Dass mich der Max verlassen kann.

O, Gott!

Ich habe dich gehalten und getragen

Von Kindesbeinen an. - Was that dein Vater

Für dich, das ich nicht reichlich auch gethan?

Ein Liebesnetz hab' ich um dich gesponnen,

Zerreiss' es, wenn du kannst. - Du bist an mich

Geknüpft mit jedem zarten Seelenbande,

Die Menschen an einander ketten kann.

Geh' hin, verlass mich, diene deinem Kaiser,

Lass dich mit einem goldnen Gnadenkettlein,

Mit seinem Widderfell dafür belohnen,

Dass dir der Freund, der Vater deiner Jugend,

Dass dir das heiligste Gefühl nichts galt.

O, Gott! wie kann ich anders? Muss ich nicht?

Mein Eid - die Pflicht.--

Pflicht, gegen wen? Wer bist du?

Wenn ich am Kaiser Unrecht handle, ist's

Mein Unrecht nicht das deinige. Gehörst

Du dir? Bist du dein eigener Gebieter,

Selbst frei da in der Welt, wie ich, dass du

Der Thäter deiner Thaten könntest sein?

An mich bist du gepflanzt, ich bin dein Kaiser,

Mir angehören, mir gehorchen, das

Ist deine Ehre, dein Naturgesetz.

Aus seinem Gleise tritt, sich brennend wirft

Auf eine nächste Welt und sie entzündet,

Du kannst nicht wählen, ob du folgen willst,

Fort reisst er dich in seines Schwunges Kraft

Sammt seinem Bing und allen seinen Monden.

Mit leichter Schuld gehst du in diesen Streit,

Dich wird die Welt nicht tadeln, sie wird's loben.

Dass dir der Freund das Meiste hat gegolten.

Was gibt's?

Die Papponheimischen sind abgesessen

Und rücken an zu Fuss; sie sind entschlossen

Den Degen in der Hand das Haus zu stürmen;

Den Grafen wollen sie befrein.

Die Ketten vorziehn. das Geschütz anpflanzen.

Mit Kettenkugeln will ich sie empfangen. (Terzky geht.)

Mir vorzuschreiben mit dem Schwert! Geh, Neumann,

Sie sollen sich zurückziehn, augenblicks,

Ist mein Befehl, und in der Ordnung schweigend warten

Was mir gefallen wird zu thun.

Entlass ihn,

Ich bitte dich, entlass ihn!

Tod und Teufel!

Was ist's?

Auf's Rathhaus steigen sie, das Dach

Wird abgedeckt, sie richten die Kanonen

Aufs Haus --

Die Rasenden!

Sie machen Anstalt,

Uns zu beschiessen.

Gott im Himmel!

Lass mich

Hinunter, sie bedeuten --

Keinen Schritt!

Ihr Leben aber! deins!

Was bringst du Terzky?

Botschaft von unsern treuen Regimentern.

Ihr Muth sey länger nicht zu bändigen,

Sie flehen um Erlaubniss anzugreifen

Und wenn du nur die Losung wolltest geben,

So könnten sie den Feind irn Rücken fassen.

Ihn in die Stadt einkeilen, in der Enge

Der Strassen leicht ihn überwältigen.

O, komm! Lass ihren Eifer nicht erkalten!

Die Bultlerischen halten treu zu uns!

Wir sind die grösste Zahl und werfen sie

Und enden hier in Pilsen die Empörung.

Soll diese Stadl zum Schlachtgefilde werden,

Und brüderliche Zwietracht, feueraugig

Durch ihre Strassen losgelassen toben?

Dem tauben Grimm, der keinen Führer hört,

Soll die Entscheidung übergeben sein?

Hier ist nicht Raum zum Schlagen, nur zum Würgen;

Die losgebundnen Furien der Wulh

Ruft keines Herrschers Stimme mehr zurück.

Wohl! es mag sein! Ich hab' es lang bedacht,

Wie ist's? Willst du den Gang mit mir versuchen?

Freiheit, zu gehen, hast du. Stelle dich

Mir gegenüber. Führe sie zum Kampf;

Den Krieg verstehst du, hast bei mir etwas

Gelernt, ich darf des Gegners mich nicht schämen.

Und keinen schönem Tag erlebst du, mir

Die Schule zu bezahlen.

Ist es dahin

Gekommen? Vetter, Vetter! könnt ihr's tragen?

Die Regimenter, die mir anvertraut sind

Dem Kaiser treu binwegzuföbren, hab' ich

Gelobt; diess will ich hallen oder sterben.

Mehr fordert keine Pflicht von mir. Ich fechte

Wicht gegen dich, wenn ich's vermeiden kann.

Denn auch dein feindlich Haupt ist mir noch heilig.

Er stürzt.

Stürzt! Wer?

Die Tiefenbacher th а ten

Den Schuss.

Auf wen?

Auf diesen Neumann, den

Du schicktest.

Tod und Teufel! So will ich --

Dich ihrer blinden Wuth entgegenstellen?

Jetzt nicht, mein Feldherr!

О, halt' ihn! halt' ihn!

Lasst mich!

Thu' es nicht,

Jetzt nicht! Die blutig rasche Tiiat hat sie

In Wuth gesetzt, erwarte ihre Reue.

Hinweg! Zu lange schon hab' ich gezaudert.

Das konnten sie sich freventlich erkühnen,.

Weil sie mein Angesicht nicht sahn. - Sie sollen

Mein Antlitz sehen, meine Stimme hören.--

Sind es nicht meine Truppen? Bin ich nicht

Ihr Feldherr und gefürchteter Gebieter?

Lass sehn, ob sie das Antlitz nicht mehr kennen,

Das ihre Sonne war iu dunkler Schlacht.

Es braucht der Waffen nicht, ich zeige mich

Bezähmt, gebt Acht, kehrt der empörte Sinn

Ins alte Bette des Gehorsams wieder.

Wenn sie ihn sehen - es ist noch Hoffnung. Schwester.

Hoffnung! ich habe keine.

Das ertrag' ich nicht.

Ich kam hieher mit festentschiedner Seele,

Ich glaubte recht und tadellos zu thun

Und muss hier stehen wie ein Hassens werther,

Ein roh unmenschlicher, vom Fluch belastet,

Vom Abscheu Aller, die mir theuer sind,

Unwürdig schwer bedrängt die Lieben sehn,

Die ich mit einem Wort beglücken kann.--

ört sich, es erheben

Zwei Stimmen streitend sich in meiner Brust,

In mir ist Nacht, ich weiss das Rechte nicht zu wählen.

О wohl, wohl hast du wahr geredet, Vater;

Zu viel vertraut' ich auf das eigne Herz,

Ich stehe wankend, weiss nicht, was ich soll.

Sie wissen's nicht? Ihr Herz sagt's Ihnen nicht?

So will ich's Ihnen sagen!

Ihr Vater hat den schreienden Verralh

An uns begangen, an des Fürsten Haupt

Gefrevelt, uns in Schmach gestürzt, daraus

Ergibt sich klar, was Sie, sein Sohn, thun sollen:

Gutmachen, was der.Schändliche verbrochen,

Ein Beispiel aufzustellen frommer Treu,

Dass nicht der Name Piccolomini

Ein Schandiied sey, ein ew'ger Fluch im llaus

Der Wallensteiner.

Wo ist eine Stimme

Bewegt der Wunsch, die Leidenschaft. Dass jetzt

Ein Engel mir vom Himmel niedersteige,

Das Rechte mir, das Unverfälschte schöpfte

Am reinem Lichtquell mit der reinen Hand!

Wie? Such' ich diesen Engel noch? Erwart' ich

Noch einen ändern?

Hier auf dieses Herz

Das unfehlbare, heilig n ine, will

Ich's legen, deiue Liebe will ich fragen.

Die nur den Glücklichen beglücken kann,

Vom unglückselig Schuldigen sich wendet.

Kannst du mich dann noch lieben, wenn ich bleibe?

Erkläre, dass du's kannst, und ich bin euer.

Bedenkt --

ühlst.

An euern Vater denkt --

Nicht Friedlands Tochter,

Ich frage dich, dich, die Geliebte frag' ich!

Es gilt nicht eine Krone zu gewinnen,

Das möchtest du mit klugem Geist bedenken.

Die Ruhe deines Freundes gilt's, das Glück

Von einem Tausend tapfrer Heldenherzen,

Die seine That zum Muster nehmen werden.

Soll ich dem Kaiser Eid und Pflicht abschworen?

Soll ich in's Lager des Octavio

Die vatermörderische Kugel senden?

Denn, wenn die Kugel los ist aus dem Lauf,

Ist sie kein todtes Werkzeug mehr, sie lebt.

Ein Geist fährt in sie, die Erinnyen

Ergreifen sie, des Frevels Rächerinnen,

Und führen tückisch sie den ärgsten Weg

Nein, übereile dich auch nicht.

Ich kenne dich. Dem edlen Herzen könnte

Die schwerste Pflicht die nächste scheinen. Nicht

Das Grosse, nur das Menschliche geschehe.

Denk, was der Fürst von je an mir gethan.

Denk' auch, wie's ihm mein Vater hat vergolten.

O! auch die schönen, freien Regungen

Der Gastlichkeit, der frommen Freundestreue

Sind eine heilige Religion dem Herzen,

Schwer rächen sie die Schauder der Natur

An dem Barbaren, der sie grässlich schändet.

Leg' Alles, Alles in die Wage, sprich

Und lass dein Herz entscheiden.

O, das deine

Hat langst entschieden. Folge deinem ersten

Gefühl --

ückliche!

Wie könnte das

Das Rechte seyn, was dieses zarte Herz

Nicht gleich zuerst ergriffen und gefunden?

Geh' und erfülle deine Pflicht! Ich würde

Dich immer lieben. Was du auch erwählt,

Du würdest edel stets und deiner würdig

Gehandelt haben. - Aber Reue soll

Nicht deiner Seele schönen Frieden stören.

So muss ich dich verlassen, von dir scheiden!

Wie du dir selbst getreu bleibst, bist du's mir.

Uns trennt das Schicksal, unsre Herzen bleiben einig.

Ein blut'ger Hass entzweit auf ew'ge Tage

Die Häuser Friedland, Piccolomini,

Doch wir gehören nicht zu unserm Hause.--

Fort! Eile! Eile, deine gute Sache

Von unsrer unglückseligen zu trennen.

Auf unserm Haupte liegt der Fluch des Himmels,

Wird meines Vaters Schuld mit ins Verderben

Hinabziehn. Traure nicht um mich! Mein Schicksal

Wird bald entschieden seyn.

Was war das? Was bedeutete das Rufen?

Es ist vorbei und Alles ist verloren.

Wie? Und sie gaben nichts auf seinen Anblick?

Nichts. Alles war umsonst.

Sie riefen "Vivat!"

Dem Kaiser.

О, die Pflichtvergessenen!

Man liess ihn nicht einmal zum Worte kommen.

Als er zu reden anfing, fielen sie

Mit kriegerischem Spiel betäubend ein.--

Hier kommt er.

Terzky!

Mein Fürst!

Sich fertig halten, heut' noch aufzubrechen,

Denn wir verlassen Pilsen noch vor Abend.

Buttler!

Mein General!

Der Commandant zu Eger

Ist euer Freund und Landemann. Schreibt ihm gleich

Uns morgen in die Festung einzunehmen.--

Ihr folgt uns selbst mit eurem Regiment.

Es soll geschehn, mein Feldherr!

Scheidet!

Gott!

Hier ist er. Er ist frei. Ich halt' ihn nicht mehr.

Du hassest mich, treibst mich im Zorn von dir.

Zerreissen soll das Band der Liebe,

ösen, und du willst den Riss,

Den schmerzlichen, mir schmerzlicher noch machen!

Du weisst, ich habe ohne dich zu leben

Noch nicht gelernt. - In eine Wüste geh' ich

Hinaus, und Alles, was mir werth ist, Alles

ück. - О, wende deine Augen

Nicht von mir weg! Noch einmal zeige mir

Dein ewig theures undverehrtes Antlitz!

Verstoss mich nicht.--

Das Mitleid für mich hätte? Base Terzky --

Ehrwürd'ge Mutter?

Die Pflicht sie ruft. - So können sie uns einst

Ein treuer Freund, ein guter Engel werden

Am Thron des Kaisers.

Hoffnung geben sie mir,

O, täuschen sie mich nicht mit leerem Blendwerk!

Mein Unglück ist gewiss, und Dank dem Himmel!

Der mir ein Mittel eingibt, es zu enden,

Nicht folgen? - Wohl! Bleibt eurem neuen Herrn

Getreuer, als dem alten. Kommt! Versprecht mir.

Die Hand gebt mir darauf, dass ihr sein Leben

Beschützen, unverletzlich wollt bewahren.

Des Kaisers Acht hängt über ihm und gibt

Sein fürstlich Haupt jedwedem Mordknecht preis,

Der sich den Lohn der Blutthat will verdienen.

Jetzt that' ihm eines Freundes fromme Sorge,

Ich scheidend um ihn seh' --

Sucht die Verräther

Hier ist nur einer noch. Gebt und befreit uns

Von seinem hassenswürd'gen Anblick. Gebt.

Blast! Blast! - О, wären es die schwed'schen Hörner,

Und alle Schwerter, alle, die ich hier

Entblösst muss sehen, durchdrängen meinen Busen!

Was wollt ihr? Kommt ihr mich von hier hinweg

Zu reissen? - О, treibt mich nicht zur Verzweiflung!

önntet es bereun!

Noch mehr! Es hängt Gewicht sich an Gewicht

Und ihre Masse zieht mich schwer hinab.--

Bedenket, was ihr thut. Es ist nicht wohlgethan

ührer den Verzweifelnden zu wählen.

Ihr reisst mich weg von meinem Glück, wohlan,

Der Rachegöttin weih' ich eure Seelen!

Ihr habt gewählt zum eigenen Verderben,

Wer mit mir geht, der sei bereit zu sterben!