Лагерь Валленштейна

Читан на открытии вновь отстроенного Веймарского театра в октябре 1798 года.

Игра серьезных и смешных личин,

Которой вы дарили благосклонно

И сердце чуткое, и взор, и слух,

Нас в этом зале вновь соединила.

И гляньте - молодеет старый зал.

Он в светлый храм преображен искусством,

От благородных мраморных колонн

Высокий дух гармонии взывает,

Торжественные чувства в нас будя,

И все же - это лрежний наш театр,

Арена подрастающих талантов

И юношеской силы колыбель.

Да мы и сами прежние еще, -

Как прежде мы стремимся к совершенству,

С которым здесь, на этой самой сцене,

Великий мастер чудеса являл,

Вас потрясая творческою мощью.

Достойнейших к нам привлекла, сбылась бы

Так долго вызревавшая мечта,

Блистательно б исполнилась надежда!

Пример высокий подражанья ждет,

Дает сужденью высшие законы.

Так пусть же станет этот новый круг

Свидетелем прекрасного таланта.

О, где ж полней проявит он себя

И где омолодит былую славу,

Коли не в нашей избранной среде,

В кругу, столь чутком к волшебству искусства,

Который в преклонении немом

Следит за каждым проявленьем духа

Ведь исчезает сразу, без следа

Чудесное творение актера,

В то время как скульптура или песнь

На сотни лет творцов переживают.

С актером вместе труд его умрет,

Подобно звуку, ускользнет мгновенье,

В созданье долговечном не живущий.

Нелегок труд - изменчива цена.

Потомки роз не дарят лицедею,

Поэтому он должен дорожить

Минутою, ему принадлежащей,

Всем существом проникнуть в современность,

Сродниться с ней и в благородных душах

Создать при жизни памятник себе.

Тем самым он в грядущее войдет.

Лишь тот для будущего жил, кто много

Свершил для современников своих.

И эра, что для Талии сейчас

На этой новой сцене наступила,

Внушает смелый замысел певцу:

Оставив прежний путь, перенести вас

Из повседневности мещанских дел

На более высокую арену,

Достойную великого столетья,

В котором мы стремительно живем.

Глубины человечества затронуть.

Ведь узкий круг сужает нашу мысль,

С возросшей целью человек взрастает.

И вот теперь, когда, в исходе века,

Действительность поэзии равна,

Когда мы ясно видим пред собой

Гигантских сил могучее боренье

Во имя высшей цели и борьба

Везде идет за власть и за свободу, -

Обязано искусство сцены также

Стремиться ввысь. Не смеет повседневность

И не должна глумиться над искусством!

Мы ныне видим полное крушенье

Той старой, прочной формы, что скреппла

В Европе полтораста лет назад

Желанный мир, доставшийся ценою

Тридцатилетних ужасов и войн.

Позвольте же фантазии поэта

Еще раз перед вами воссоздать

И радостней вглядитесь в наши дни,

И в будущее, полное свершений.

Итак, поэт вас вводит вглубь событий,

В разгар войны. Шестнадцать лет прошло

Разрухи, грабежей и запустенья,

А мир все в тот же хаос погружен,

И никаких надежд на перемирье.

Страна - столпотворение оружья,

Пал Магдебург, в руинах города,

Заброшены искусства и ремесла.

Ничем стал горожанин, всем - солдат.

Осквернены обычаи и нравы,

Разнузданность над кротостью глумится,

И по земле, войной опустошенной,

Кочуют одичавшие войска.

На фоне этой сумрачной поры

Рисуется вдруг замысел тщеславный,

Характер дерзновенный предстает.

Он вам знаком - отец бесстрашных армий,

Опора и угроза для монарха,

Отважный сын изменчивого счастья,

Что прихотью эпохи был взнесен

На высочайшую ступень почета

И, вечно ненасытный в вожделеньях,

Пал жертвой честолюбья своего.

Опутанный приязнью и враждой,

В истории проходит этот образ.

Но долг искусства - к взорам и: сердцам,

Как человека, вновь его приблизить.

Оно, храня во всем и связь и меру,

Все крайности приводит к правде жизни

И в гуще жизни видит человека,

И потому на мрачные созвездья

Оно слагает главную вину.

Не он сейчас пред вами предстает

На этой сцене. Но средь дерзких полчищ,

Что он спаял и воодушевил,

Вы тень его увидите, покуда

Облечь живою плотью эту тень.

Его сразила пагубная власть,

А лагерь - этой власти порожденье.

Не сетуйте ж на автора за то,

Что развернет он действие не сразу,

Отдельными картинами представив

Дела далеких дней, и постепенно

К раскрытию предмета приведет.

Да приобщит сегодняшний спектакль

Сердца и слух к звучаньям непривычным,

Пусть в ту эпоху вас перенесет,

На те, вам незнакомые, подмостки,

Что вскорости заполнятся делами

Героя нашего... И пусть простят,

Коль муза, по немецкому закону,

Потребует и рифмы. Благодарность

Воздайте ей хотя бы уж за то,

Что, мрачная порой, картина правды

Искусно ей превращена в игру,

Страшась собою правду подменить.

Сурова жизнь, искусство - беспечально.

Вахмистр, Трубач - карабинеры из полка графа Терцки.

Палатка маркитантки. Перед лавкой, где торгуют мелочным товаром и ветошью, толпятся солдаты всевозможных родов войск и знамен. Все столы заняты. Хорваты и уланы что-то варят, усевшись вокруг костра. Маркитантка разливает вино; солдатские дети играют в кости на барабане. В палатке поют. Крестьянин с сыном.

Ох, отец, мы в беду попали.

Надо бы нам от солдат подале!

Худо с такими дружками знаться:

Можно легко без башки остаться.

Э, не сожрут, дуралей! Не бреши ты!

Мы-то ведь тоже не лыком шиты.

Видишь, свежее войско прет

С Заалы да с Майна... Лихой народ!

Ранцы набиты редким товаром.

Значит, пришли мы сюда недаром.

Покойник ротный, спаси его бог,

Игральные кости мне дал в залог.

Вот и проверим на этой бражке,

Старые действуют ли костяшки.

Знай только строй из себя дурака,

Уши развесят наверняка!

Славный народ! Поклонись им в пояс,

Что сперли - продуют, не беспокоясь.

Пришли с лопатами к нам за добром, -

По ложечке все мы назад заберем.

Они нас прикладом, мечом и плеткой,

А мы их уловкой берем да сметкой.

За счет мужика небось брюхо отъели.

Восемь месяцев, как этот рой

В наши хлева залетел и в постели.

Пройдись, пошарь-ка по всей долине -

Ни куренка, ни зернышка нет и в помине.

Такая беда - прямо в петлю лезь.

Нечего жрать, хоть гложи свои кости.

Было, ей-богу, не хуже здесь,

Когда к нам Сакс заявился в гости.^[192]

А еще имперские! Герои!..

Отец! Вон из кухни выходят двое.

Выглядят, правда, не очень завидно.

Это богемские. Сразу видно.

Карабинеры Терцки. Пустейший народ.

Толкутся на месте - ни взад, ни вперед!

Вреднейшие, можно сказать, вояки:

Заносятся, пыжатся - тьфу, собаки!

Брезгают нами и нипочем

Но что это? Трех стрелков я вижу

Там у костра... Подойдем поближе.

Может, тирольцы? Ну, так и есть!

Эммерих, надо бы к ним подсесть.

Шустрые птицы. Щебечут складно,

Да и деньжонок у них изрядно.

Мужик! Проваливай! Эй, куда?

Сжальтесь, добрейшие господа.

С голоду брюхо свело, поверьте.

Все бы вам жрать да пьянствовать, черти!

Ты голоден? Выпей-ка, сучий сын!

Значит, ты думаешь, без причин

Вдвое нам повышают плату -

Так, чтоб вольготней жилось солдату?

Слыхивал я, герцогиня сюда

С дочерью жалует.

Ерунда!

Дело не в этом. Куском отменным

Новое войско, что к пильзенским стенам

Ныне подходит, умаслить хотят -

Швабов, хорватов, тирольских солдат,

Чтоб стал каждый из них покорен

Нашим начальникам. Вот в чем корень!

Да. Неспроста. Замышляют что-то...

Ясно, нечистая тут работа...

Видишь, сколько их понагнало!

Знать, не от скуки здесь время проводят...

Шепчутся, ищут у нас измены...

А старый парик из Вены^[193]

С ночи вчерашней по лагерю бродит.

Бьюсь об заклад, он у нас не случайно!

Чуешь! За всем этим скрыта тайна.

Поймите: ищейка это, шпион.

К герцогу, видно, подослан он.

Фридландца страшатся они сверх меры, -

Ведь силы такой у них не бывало.

Хотят его сбросить во что б то ни стало.

Но мы-то с вами ведь не таим,

Что все, как один, за него стоим.

Наш полк и еще четыре - с ним.

Ведет своячок нас Фридландца - Терцки.

Корпус, прямо скажу, молодецкий.

Герцог нас воспитал, вскормил.

Мы для него не жалеем сил

И со своим командиром смелым

Служим Фридландцу душой и телом!

Те же. Хорват с ожерельем. За ним стрелок.

Давай меняться! Гляди, чудак,

Даю за стекляшки два пистолета.

Нет, нет, стрелок! Не могу никак!

Держи в придачу синий колпак.

Достался мне новеньким в лотерею.

Знатный колпак! Век носить бы рад.

А это, смотри, жемчуга да гранат.

Как солнце, горит. Нацепи на шею!

Ну, ладно! Бери еще флягу вина.

Блестит... А ведь так, безделка одна!

Эге! Он его колпаком околпачит.

Молчу, стрелок. Но барыш пополам.

Колпак твой мне вроде нравится...

Значит,

Меняем? Все видели?.. По рукам!

Ну как дела? Чего слышал, брат?

Долго ли будем тут греться в холе?

Противник-то свеженьким вышел в поле.

А вам с чего больше всех страдать?

Дороги размыло. Придется ждать.

Да мне-то что! А вот, говорят,

Гонец прискакал. Привез донесенье;

Пал Регенсбург в прошлое воскресенье.^[194]

Гм... Значит, скоро двинут резервы.

На помощь Баварцу? Как бы не так!^[195]

Жулик он. Герцогу недруг первый.

Нет уж! Пусть ищут других вояк.

Ого! Ну, вы, я смотрю, не дурак.

Те же и два егеря. Потом маркитантка. Солдатские дети. Учитель солдатской школы. Служанка.

Постой-ка!

Да тут у них картеж и попойка!

Эй вы, в зеленом, кто такие?

Откуда курточки щегольские?

Егери Холька^[196]... Мундиры богаты!

Небось не с Лейпцигской ярмарки взяты.

С приездом, сударь!

Чтоб мне удавиться!

Да это же Густель из Блазевица!

Вот так встреча!

А вы, мусьё,

Никак, длинный Петер из Итцео,

Что с нашим полком за стаканом жженки

По ветру пустил отцовы деньжонки

В Глюкштадте? Помните или нет?

Как я перо променял на мушкет?

Ну да, это вы! Побожиться готова!

Значит, в Богемии встретились снова.

Метла войны - страшенная сила!

Метет нас на запад и на восток.

Я так пол света исколесила.

Можно представить себе.

Товар

Возила далеко, под Темешвар,

Когда мы с боями гнали Мансфельдца.^[197]

Ох, и веселое было дельце!

Потом к Штральзунду с герцогом шла.^[198]

Вдруг лопнуло все. Разорилась дотла.

На Мантую двинулась с инфантерией.^[199]

С Фридландцем туда, а обратно с Ферией^[200].

В испанском полку получила патент,

В атаку ходила на город Гент^[201].

Теперь в Богемии есть делишки:

Старые надо собрать должишки.

Коль князь мне поможет, все будет гладко...

Вишь, возле кухни моя палатка.

Ну, здесь побойчей торговля пойдет!

А где, скажи-ка, шотландец тот,

Который повсюду с тобою шлялся?

Пройдоха! Мошенником оказался.

Удрал и пожитки мои унес.

Не он добывал их, плюгавый пес!

Оставил мне вон того сорванца.

Мать! Ты кого так? Опять отца?

Ну, это штука особого рода.

Войску ведь тоже нельзя без приплода.

Марш на занятия! Живо! Пора!

Видать, не по сердцу им муштра.

Уходят, тетушка.

Это что еще за красотка?

Дочка сестры. Состоит при нас.

Ага! И ты ей, выходит, тетка?

Куда же ты, девочка? Повремени!

Гости ждут. Не могу. Ни-ни!

Лакомый кус! Недурна девица!

Помню, из-за нее, господа,

В горло могли мы друг другу вцепиться!..

Кого только в жизни не встретишь!.. Да...

А время-то, время бежит, как вода.

И что еще впереди случится!

Ваше здоровье! В добрый час!

Нельзя ли подсесть к огоньку, ребята?

Благодарим от души. Сейчас

Мы потеснимся. Ну, как дела-то?

Вам тут лафа. А вот наш отряд

Шел вражеским тылом... Пришлось туговато.

Разве? Откуда ж такой наряд?

Не очень-то хвалят вас.

Как вы сказали?

Что это значит? Заткнись-ка, брат!

Немного возьмешь, где прошелся хорват.

А это кружево, а рубахи,

А перья, как хвост у заморской птахи?

Что за штаны и какой камзол!

Любой носить бы за счастье почел.

Нет, к сожаленью, такие штуки

Не попадают богемцам в руки.

Зато мы отборный герцогский полк,

И нам предпочтенье перед другими.

Вот так сказал! А какой в этом толк?

Мы тоже ведь носим Фридландца имя.

А вы кто? Выходит, особая раса?!

В мундире вся разница. Мне покуда,

По правде сказать, и в моем не худо.

Приходится вас пожалеть, дружище.

Средь смердов живете - и сами не чище.

Может понять благородный тон

Лишь тот, кто вблизи от высоких персон.

Вблизи, говоришь, от высоких господ?

Как герцог сморкается, как плюет -

Это вы быстро схватили. А вот

В чем его гений, дух, так сказать, -

Того на плацу смотровом не понять.

Дьявольщина! Иль зовемся мы зря

Фридландские дикие егеря?

И кличку, поверьте, не осрамим.

Через рожь, через лес, коли нет дорог.

Все знают про егерский Хольков рог!

Словно смерч, нахлынем на вражий редут

С четырех сторон, когда нас не ждут.

Мы как пламя пожара, что ночью в дома

Вдруг ворвется и - можно сойти с ума -

Не сбежать и не выпрыгнуть из окон.

Жалость - побоку! К черту летит закон!

Только пепел да горького дыма запах.

Бьется девка в солдатских жилистых лапах.

Да мне-то что хвастать? Спросите вестфальцев,

Помнят ли «хольковских постояльцев».

И там, и в Фохтланде, и в Байрете

Расскажут отцы, а затем их дети,

А через сотню лет - дети детей

Про грозных хольковских егерей!

Оно и видно! Грабеж, разврат -

Да разве этим силен солдат?

Выправка, твердость, орлиный взор!

Нет, свобода нужна! Эх, постные рожи!

Что для солдата ее дороже?

Неужто сбежал я от школьных пут,

Чтобы столкнуться с муштрой и тут

И на заду натирать мозоли,

Сидя за партой, как в душной школе?

Весело, вольно хочу я жить,

Вихрем по разным странам кружить,

Счастье ловить, никогда не теряться,

Назад не глядеть и вперед не рваться.

Шкуру казне я решил загнать,

Чтобы забот никаких не знать.

В пекло ведите, в поток - все одно!

Пусть каждый третий летит на дно!

Пусть гром такой, что в глазах черно!

Не стану жеманиться, как невеста.

Но в остальном, извините, пас!

Ну а карман не тревожит вас?

Стало быть, не боитесь убытка?

Тоже была, доложу вам, пытка

У Густава Шведского. Вот позор!

Лагерь он превратил в собор.

Молись в отбой, молись на побудке,

На стрельбище и в караульной будке.

А чуть пошутишь - старик в обиде,

Канючит весь день, на коняге сидя.

Набожный воин был.

Черт его драл!

С девкой лучше не появляйся.

Тотчас ее тащит в часовню: «Кайся!»

Ну и не выдержал я. Удрал.

Да. Поскакал я тогда к лигистам.

На Магдебург шли они с шумом и свистом.^[202]

Тут уж совсем иной разговор.

Весело жили. Размах! Простор!

Вина и девчонок на всех хватало.

Всадники были как на подбор.

Тилли знал толк в командирском деле:

Себя самого держал в черном теле,

Ну а войскам не мешал нимало.

Только кассу его не трожь:

Сам не робей и других не тревожь.

Но вскоре все пошло по-другому,

После лейпцигского разгрома.

Куда ни сунься наш генерал -

Здесь неудача и там провал.

Входишь в деревню, стучишь наугад -

Ставни закроют и знать не хотят.

Так мы толкались туда-сюда,

Взял я задаток - и к Саксу в части.

Думал, авось улыбнется счастье.

Что же. К самому пирогу

Вы подоспели.

Куда там! Врагу

Не пожелал бы такой дисциплины.

От амуниции ныли спины.

Сутками стой на часах у дворца.

Смотры, поверки - и так без конца.

Боя, по сути, и не видали.

Что-то все мямлили, выжидали,

Этих боялись они и тех.

Словом, была не война, а смех.

Черт побери! Невтерпеж мне стало.

Я уж чуть к дому не задал драла, -

Попал бы в школьную мышеловку,

Если б Фридландец не начал вербовку.

Долго здесь думаете пробыть?

Покуда тому полководцем быть,

О бегстве и помышлять не буду.

Где я привольней житье добуду?

Все у вас на военный манер,

Что ни воин, то кавалер.

Самый дух, который в полках живет,

Словно ветер, завертит и понесет

Всех, до последнего пехотинца.

Ну и пошел! Добывай гостинцы!

Могу я бюргером помыкать,

Как наш Фридландец - княжеской швалью.

Все здесь, как в прежние дни, - благодать! -

Когда дело решалось мечом и пищалью.

Одно лишь считается за порок:

Невыполненье приказа в срок.

Делай что хошь, коль не вышло запрета.

И вообще существует лишь два предмета:

Что к солдату относится и что не к солдату.

Для нас только знамя герцога свято!

Ну, теперь я за вас спокоен.

Вы говорите, как истинный воин.

Служба не чином ему дорога.

Он императору - не слуга.

На кой ему черт император-то сдался?

Не шибко, видать, для него старался.

Ему и войско дают и сан,

А чем защитил он имперский стан?

Хотел он солдатское царство создать,

Мир подпалить, на куски разметать.

Всех в свои цепкие руки забрать.

Тсс!.. Не болтай-ка, брат, ерунду!

«Слово свободно», - сказал генерал.

Да, это верно. Я сам слыхал.

«Слово свободно, поступок нем,

Послушание слепо», - внушает он всем.

Он говорит это или не он,

Но только таков уж его закон.

Счастье ему никогда не изменит,

Хоть других оно за нос водит, и как!

Где теперь Тилли? Кто его ценит?

А я вот встал под фридландское знамя

И знаю заране, удача с нами!

Да как же иначе, коль он маг!

Любой, кто служит в герцогской части,

Живет под охраной волшебной власти.

На каждом шагу говорят о том,

Везде открыто шумят, не смущаясь,

В том, что он связан с ним, не сомневаюсь!

Помню: в кровавом люценском деле^[203]

Скакал он под свист орудийной метели

В пекло, в огонь. Улыбался хитро.

Прямо в колет угодило ядро,

Пулями шляпу изрешетило.

Он ли со смертью иль смерть с ним шутила -

Только на нем и царапины нет.

Мазь сатанинская - вот в чем секрет!

И вы поверили в байки эти?

Бросьте! Тревожите зря народ.

Просто он ходит в лосином колете.

Нет! Тут зелье и приворот,

Поэтому смерть его не берет.

Странные вещи бывают на свете!

Вот, говорят, он по звездам судит

О том, что с нами со всеми будет.

Но суть не в звездах! Тут способ иной:

Сквозь закрытые двери порою ночной

Приходит к нему старичок в покрывале.

Его часовые не раз окликали.

И лишь он появится, как тотчас

Творятся большие дела у нас.

Понятно! Отдался он черту в руки,

Поэтому мы и живем без скуки!

Рекрут (выходит из палатки, на голове жестяная каска, в руке бутылка с вином)

До свиданья, мамаша и отец родной!

Солдатом я стал! Не вернусь домой!

Гляди-ка, еще привели новобранца.

О Франц! Господа, пожалейте Франца!

Бой барабана!

Пушечный гром!

Новые страны

Там, за бугром!

В битву пора!

Сабля остра.

Кони заржали,

В дальние дали -

В лес или в дол,

Словно щегол,

Пой и лети.

Открыты пути!

Ура-а! Мне с Фридландцем беда - не беда!

Ей-богу, будет солдат хоть куда!

Оставьте его. Он из честной семьи.

А мы кто? Подкидыши, черт возьми?!

Но у него капиталец тетин.

Пощупайте курточку: бархат добротен!

Глупости! Только мундир почетен!

Шляпная фабрика есть у отца.

Не в этом счастье. Пойми, овца.

У бабушки москательная лавка.

Фу! Серой вонючей несет от прилавка!

У крестной матери погреб вин,

Двадцать огромных дубовых бочек.

Что ж, так и быть, разопьет не один.

Дельно! Меня не забудь, дружочек!

Он невесту оставил в сердечной боли.

Ну, значит, у парня железная воля.

Бабушку в лавке разлука скрючит.

Тем лучше! Наследство скорей получит!

Вахмистр (подходит величественным шагом и кладет руку на каску рекрута)

Отрок! Ты правильный путь избрал.

Отныне ты человеком стал.

В каске и воинском снаряженье

Примкнул ты к достойнейшему окруженью.

Духом отваги проникнись, парнишка.

На корабле фортуны, подняв паруса,

Намерен ты плыть, совершать чудеса.

Большие открыты тебе расстоянья.

Отважься! Надежда мертва без дерзанья!

Пусть топчется бюргер, тупое рыло,

По кругу, как на мукомольне кобыла.

Не то у военного человека!

Война! В ней сила нашего века!

Взгляни на меня. Вот я - капрал,

И палку мне император дал.

Запомни, юноша, мир не сладок,

На палке основаны власть и порядок.

Разве скипетр, всех приводящий в страх,

Не та же палка в монарших руках?

Важно добраться до чина капрала,

Это уж, как говорят, начало.

Со временем сможешь фельдмаршалом стать.

Вот расскажу тебе для примера

Историю бедного офицера

По имени Бутлер. Стояли мы, брат,

Вместе под Кёльном - лет тридцать назад.

А кто он теперь? Генерал-майор!

Всюду идет о нем разговор.

Драгунский корпус. Почет. Права.

Возвысить его захотелось фортуне.

Мои же старанья остались втуне.

Да... А возьми самого Фридландца.

Наш полководец - всему глава.

Он - повелитель, известный герой -

Когда-то был так, дворянчик простой.

Но лишь подружился с богиней войны,

Достиг невиданной вышины,

За императором он второй.

И кем еще станет?..

Загадывать утром, что будет вечером!

С малого начал - великим стал.

В Альтдорфе, будучи корпорантом,^[204]

Не слишком пыхтел он над фолиантом,

А дрался на шпагах и пиво хлестал.

В горячке едва школяра не угробил

И тем нюрнбергский сенат озлобил.

Они его - цап! - и на месяц в тюрьму,

Которую только пред этим открыли,

И окрестить заведенье решили

Именем первого гостя... Ему

Как поступить?.. К удивленью господ,

Пуделя он пускает вперед.

«Собачьей» с тех пор та тюрьма и зовется.

Вот это парень! Люблю полководца!

Из всех его громких подвигов, право,

Тот случай мне больше всего по нраву.

Между тем служанка накрыла на стол. Второй егерь заигрывает с нею.

Эй, сосед! Осторожней! Ну-ка!

Прочь, дурак! Куда тянешь руку?

Моя девчонка!

Вот те и на!

Ему одному, вишь, утеха нужна.

Да ты, приятель, в своем уме ли?

Тоже перину нашел для постели!

В лагере девка - что солнца свет, -

Грейся каждый, отказа нет.

Плевать хотел я на твой запрет!

Драться так драться, коли угодно!

Мир, господа! Любовь свободна!

Проходят рудокопы и наигрывают вальс, сперва медленно, потом все быстрей. Первый егерь танцует со служанкой, маркитантка - с рекрутом, служанка убегает, егерь гонится за ней и принимает в свои объятия капуцина, который как раз появляется.

Ай да веселье! Пир да гульня!^[205]

Примите в компанию и меня!

Вот она, армия, войско Христово!

Турки вы? Антибаптисты? Кто вы?

В воскресный-то день - и такой вертеп!

Иль мните, что бог всемогущий слеп,

Что долготерпенье его без предела?

Или иного у вас нет дела,

Как ублажать в непотребстве тело?

Quid hie statis otiosi?^[206]^[207]

А фурии смерти когтят Дунай.

Баварцы последней лишились твердыни,

Регенсбург в лапах врага отныне, -

А войско пирует! Вошло во вкус!

Брюхо растит и не дует в ус.

А мысли-то не о войне - о вине.

И точите вы языки - не клинки.

Подавай вам быка да бабьи бока.

Где уж словить Оксенштирна-быка?^[208]

Разорен, обнищал христианский люд, -

А у войска жратва на уме да блуд.

Час великой вселенской кары настал!

Знаменья в небе грозят бедою,

И господь среди туч широко распластал

Огненно-красную мантию боя.

Он комету, как розгу, над миром занес,

Предвещая безмерные бедствия вскоре.

Церковь стала ковчегом в кровавом море,

И не реки текут, а потоки слез.

римскую-то империю.

Зовут пилигримской везде теперь ее.

Рейнские воды - поток невзгоды,

Свили гнезда себе грабители.

Благословенные наши земли

Да тут и странного нет ничего!

Все через ваше идет скотство,

Через безбожье, которым объяты

Все - от полковника до солдата.

Ведь грех-то - он словно камень-магнит,

Который железо и сталь манит.

За лиходейством следует мука,

Подобно слезе после едкого лука.

Вначале - покой, а потом уж - рцы:

Взгляните в азбуку, молодцы!

Ubi erit victoriae spes,

Si offenditur Deus?^[209]^[210]

В бордель от святых удираете месс

И смеете жить, на победу надеясь?

Гласит изреченье: «Коль ищешь - найдешь».

Скажем: евангельская вдовица^[211]

Сыскала утерянный ею грош;

Братьев - Иосиф^[212]^[213]

Но тот, кто ищет в солдатских рядах

Совесть, веру, божий страх,

Тот не сумеет найти их. Где там!

Хоть сто фонарей зажигай при этом.

Правда, другие случаи есть.

Можно у евангелистов прочесть

О том, как солдаты в пустыню явились

К отшельнику. Каялись там, крестились:

«Quid faciemus nos?»^[214] - «Что делать нам,

Чтоб в лоно вернуться твое, Авраам?»

Et ait illis, - и он им изрек, -

«Neminem concutiatis -

Не живодерничайте вовек;

Neque calumniam faciatis! -

Убойтесь лжи! - И сказал засим: -

Contenti estote - довольны будьте

Stipendiis vestris - окладом своим

И о подлых привычках ваших забудьте,

«Не тревожьте всуе господне имя».

Но где отвратительнее бранятся,

Чем здесь, у Фридландца? Скажите, братцы!

Коль на каждую молнию или гром,

Что вы призываете злым языком,

Церковь в колокола бы звонила,

В стране бы давно звонарей не хватило.

И если бы хоть волосок один

Выпадал за каждое «чертов сын»,

Что извергает ваш рот паршивый,

К утру вся бы армия стала плешивой,

Будь вы хоть с Авессаломовой гривой.^[215]

Взять Навина^[216] - он тоже солдатом был.

А Давид Голиафа пращой убил.^[217]

Но кто сказал вам, заблудшие овцы,

Что те были ерники и сквернословцы?

Ведь как будто ничуть не трудней сказать

«С нами божья матерь!», чем «В бога мать!».

То извергает наружу она.

И еще есть заповедь: «Не укради!»

Ее вы, как вижу, точно блюдете.

Зачем же красть, коль все даром берете?

От ваших уловок, угроз, обжорства

Хитросплетений и крючкотворства

Дукаты хранить в сундуке что толку?

Из чрева коровы изымете телку.

С яйцом заодно берете курей.

Вспомните, как говорил иерей:

«Contenti estote», - учил он, бывало.

Что вам - пайка полкового мало?

А впрочем, к чему вас бранить, когда

Сверху эта идет беда.

Каков поп, таков и приход.

Возможно, и в бога не верует тот.

Отец! Ты солдата как хочешь крой,

Но полководца не трогай!

Стой!

Ne custodias gregem meam!^[218]

Ирод! Сведенья мы имеем,

Что подбивает народы он

Пойти к язычникам на поклон.

Эй ты, капуцин! Проваливай вон!

Такой бахвал и хвастун никчемный!

Но аппетит зато огромный.

Хвалился во весь свой безбожный рот,

Что к лету крепость Штральзунд возьмет,

Будь она скрыта в небесных просторах.

Выкуси! Зря только тратил порох!

Кто ему кляпом бы рот заткнул!

Вот чернокнижник! Вот царь Саул!

Гнусней Иуды и Олоферна^[219]!

Сам Люцифер! Исчадие скверны!

Кончено! Крышка тебе, старик!

Лисица! Нет от него нам спасу!

Лупи его насмерть, дырявую рясу!

Не бойся, попик, еще побудь!

А ну, из Библии что-нибудь!

И сей Навуходоносор надменный,

Архидьявол, посланный к нам геенной,

Известен под именем «Валленштейн»!

Не лучше ль назвать «Убивалленштейн»?

Как убийцу и первого негодяя?

И пока не избавитесь от Фридланда -

При этих словах, произнесенных торжественным тоном, капуцин постепенно отступает в глубь сцены под прикрытием хорватов, сдерживающих натиск остальных солдат.

Что это он насчет петуха?

Наверно, выдумка, чепуха?

Брешет для пущего беспорядка!

Как вам сказать? Да, не все тут гладко.

Есть такой достоверный слух,

Что у герцога странно устроен слух:

Не может слышать, как кошка мяучит,

А крик петуха его просто мучит.

Ну, здесь полководец на льва похож.

Малейший скрип - ему в сердце нож.

Любому строжайше шуметь запрещает.

Хватайте пройдоху! Бей его! Бей!

На помощь! Спасите!

Да что там? Эй!

Черт их дери! Неплохая ссора!

Ввяжусь-ка в драку!

Мерзавцы! Воры!

С чего это так кипятишься, хозяйка?

И надо ж! В палатку ко мне попал!

При офицерах - такой скандал!

В чем дело, сестрица? Узнать нельзя ли?

В чем дело? Да вот мужика поймали.

В фальшивые кости играл, подлец!

Ого! Их двое: сын и отец.

Вздернуть его!

К палачу! На правеж!

Да. Приказ о шулерстве был строжайший.

Повесить! Тащите на сук ближайший!

Что посеешь, то и пожнешь.

Все от нужды, брат. «Повесить его»!

Сперва разорят мужика до нитки...

А кто ему возместит убытки?

Вот и толкают на воровство.

Как ты сказал? Да в какой это век

Не полагалась за кражу плаха?

Крестьянин тоже ведь человек.

Брось их! Они из полка Тифенбаха.

Швец да жнец! Завизжат от страха!

В Бриге весь год в гарнизоне сидели,

Что за мужик? Прекратить скандал!

Шулер. Схвачен в одной из палаток.

Уж не тебя ли он обыграл?

Да. Обобрал с головы до пяток.

Вот как! И ты - фридландский стрелок -

Пал до такой унизительной страсти,

Что с мужиками пытаешь счастье?

А ну-ка, дядя, беги со всех ног!

Крестьянин убегает. Остальные подходят ближе.

Здо́рово! Вот вам и приговор!

С этим народом - какой разговор!

Валлонец он.^[220] Шутки шутить с ним не стоит.

Из паппенгеймовских он кирасир.

Макс Пикколомини их командир.

В люценской битве сами войска

Избрали его командиром полка,

Когда Паппенгейму настал каюк.

Ловко! И все-то им сходит с рук.

Еще бы! На то уж и полк такой!

Всегда впереди, рвутся первыми в бой!

Свой суд у них. Сами за все отвечают.

Фридландец в них прямо души не чает.

Полковник сказал. Какие ж тут враки?

К чертовой матери! Мы не собаки!

Вы чем-то взволнованы чрезвычайно.

Уж не про нас ли тут речь случайно?

Не сладко придется и вам, видать.

Хотят в Нидерланды нас всех угнать:

Конных стрелков, кирасир, егерей,

Всего восемь тысяч сабель, ей-ей!

Как! Значит, снова к голландцам? Вот чудо!

Я лишь вчера воротилась оттуда!

Особенно мы им дались - валлоны.

Ба! Все первейшие эскадроны!

Будем свитой того, миланца.

Инфанта? Вот так, скажу, курьез!

Попа? Сам черт эту весть принес!

Итак, по велению государя,

Покинем того, кто нам всех родней,

Испанцу своих отдадим коней.

Скряге, этой блевотной харе!

Нет! Не заманишь нас! Убежим!

Что нам? Может, молиться с ним?

Императору будем служить в полку,

Мы служим герцогу - и конец!

Нечего нас посылать в Нидерланды.

Если б не герцог - родной наш отец, -

Сроду не видеть нас Фердинанду!

А разве Фридландец не едет с нами?

Наш закон - это герцога знамя!

Не тратьте попусту время, друзья.

Болтовней добиться толку нельзя.

Вижу я дальше, чем все вы вместе:

За этим кроются злые вести.

Смирно! Слушать его слова!

Тетушка Густель, налей сперва

Стаканчик, чтобы живот согрело.

Ну а потом расскажу, в чем дело.

Вот, прошу вас... Ох, господа,

Неужели какая грозит беда?

Видите, в нашей солдатской судьбе

Не вредно подумать порой о себе.

Но полководец дает совет:

Рассматривай в целом любой предмет.

Вот все мы зовемся герцогской ратью,

Бюргер квартиру дает нам без слов,

Варит нам суп, поставляет платье.

Мужик - тот последних своих волов

Отдаст для армии. Будьте любезны!

Жалуйся, плачь - тут уж все бесполезно.

Коли ефрейтор и семь кирасир

Заедут в какое-нибудь селенье,

Он вам и пастырь и командир, -

Словом, верховное управленье.

Сволочи! Съесть нас готовы со зла.

Милее солдата в желтом колете.

Зачем же нас терпят, сукины дети?

Ведь не уступят числом и отвагой,

Дубиной владеют - как воин шпагой.

Так что ж не боимся мы этих бестий?

Затем что мы страшная сила все вместе.

Да, да! Мы вместе - громадная сила.

Фридландец, тот вовремя смог понять,

Когда - лет десять назад это было -

Пришел он, чтоб войско себе нанять.

Двенадцать тысяч дают, а он - королю:

«Ваше величество! Не прокормлю!

Не двенадцать тысяч давайте, а шестьдесят,

И сытым будет каждый солдат!»

С этих-то пор он над нами владыка.

К примеру, кто-нибудь отруби-ка

Мизинец с правой моей руки -

Старик вахмистр мизинца лишился.

Бараны! Да я без руки очутился!

Культя, обрубок, - что проку в ней?

И эти восемь тысяч коней

Для войска - мизинец. И горя мало!

Берите, дескать, не жалко нам.

Выходит, лишь пятая часть пропала?

Нет, врешь! Тут все полетит к свиньям!

Все к черту: достоинство, страх, почет.

Опять мужичье петушиться начнет.

Писцы из Вены запросят отчет

О харчах, фураже и квартирном расходе.

В общем - крышка былой свободе!

Да что там! Дождетесь, не ровен час,

Еще полководца возьмут от нас.

Сожрать его рада дворцовая знать,

Ей лишь бы повод какой сыскать.

Плевать ей, голодны мы или сыты.

Кто нам опора тогда и защита?

Столь ясным разумом наделен,

Чтобы лоскутные наши дружины

Призвать, собрать и сплотить воедино?

Вот, для примера, драгуна возьмем.

Ты кто по рожденью? Где твой дом?

Я из Ирландии.

Вы вдвоем

Откуда явились? Ах да, вы валлоны.

С юга. Чувствую по жаргону.

Откуда я родом - скажу едва ли.

Меня почти сосунком украли.

И ты ведь тоже нездешний. Нет?

А вы, сосед?

Из Швейцарии прибыл недавно.

Вот.

А ты какого подданства, егерь?

За Висмаром мой родитель живет.

А я и он - наша родина Эгер.

Так-то. И кто ж догадаться мог,

Что мы, прилетевшие с севера, с юга,

Чем-то разнимся друг от друга?

Мы словно сбиты в единый брусок.

Стоим против недруга войском сплоченным,

Плечом к плечу, эскадрон с эскадроном.

Мы как ветви на дереве на одном,

Мы друг друга с кивка одного поймем.

Так, что различий меж нас не стало?

Герцог спаял нас, врагам назло!

А мне-то и в голову не пришло,

Что между нами спайка такая.

Сам по себе я в строю шагаю.

Верно!.. Вахмистр объяснил толково.

Они солдат загубить готовы,

Властвовать всеми не терпится им,

А мы у них на пути стоим.

Измена! Заговор в смысле прямом!

Заговор? Да разрази меня гром!

Как же с долгами? Ну, я пропала!

Правильно! По миру все пойдем.

Многие здешние генералы

Для шику, для важности пущей подчас

Ну, и растратились не по средствам.

Думали, враг одарит их наследством.

Конечно, все их добро пропадет,

Если глава, если герцог падет.

Господи боже мой! Вот не лгу -

Пол-армии здесь у меня в долгу.

Граф Изолани - изволь, всмотрись ты -

Один мне должен талеров триста.

Какой тут выход? Ребята, взвесьте!

С нами не сделают ничего,

Коли по-прежнему будем вместе,

Коли мы встанем за одного.

Пусть на приказы изводят бумагу,

Врастем в Богемию - и ни шагу!

Ни в какие марши, ни в какой поход!

Останемся здесь! Не пойдем никуда!

Напрасно вы сунулись к нам, господа!

Друзья, одумайтесь! Как же так?

Императора воля ведь не пустяк.

Плевать мы хотели на эту волю!

Я вам кощунствовать не позволю!

Но я останусь при том же мненье.

Да, да! И я так слыхал не раз:

Здесь в силе только Фридландца приказ.

На то особое есть соглашенье.

Имеет право наш командир

Войну объявлять и подписывать мир.

Может казнить он и миловать может,

Производить в полковники и другие чины, -

Огромные, словом, права даны

Фридландцу монархом. Так кто ж ему равен?

Герцог, конечно, могуч и славен,

Но он остается, как всякий другой,

Императору нашему только слугой.

Нет, не как всякий! Господь с тобой!

Имеет не просто он чин офицерский.

Подобно Баварцу, он князь имперский.

Разве глаза меня обманули,

Когда я в Брандейсе был в карауле?

Помню, с покрытым челом генерал

Перед самим Фердинандом стоял.

Но это был особый парад:

Мекленбург он получал в заклад.

При государе не снял он каску?

Ну, это прямо похоже на сказку!

Что ж! Если вас не проймешь словами,

Тогда извольте пощупать сами.

Глядите: кто это?

Дайте сюда!

Да тут Валленштейн и орел парящий!

Вот вам! Довольны теперь, господа?

Чем он, скажите, не князь настоящий?

Монету чеканит, торговлю ведет,

Имеет свою страну, свой народ,

Велит себя «светлостью» называть.

Значит, и войско может держать!

Да ведь совсем не об этом спор.

Но мы-то служили кому до сих пор?

Кто платит нам деньги? Кто? Император!

Все это я отметаю! Вздор!

Кто денег не платит нам? Кто? Император!

Сорок недель, как напрасно сулят

Выдать солдатам двойной оклад.

Дело здесь верное. Честное слово!

Хватит вам! Вы уж сцепиться готовы.

Разве о том разговор сейчас,

Что император нам не указ?

Напротив. Желая драться геройски,

Как рейтары в славном имперском войске,

Долгу солдатскому будучи рады,

Мы не хотим превратиться в стадо,

Гуртом нас гнали во все концы.

Или страдает монаршья честь,

Коли в войсках самолюбие есть?

Сами судите: ведь только солдатам

Обязан монарх тем, что стал потентатом.

Чьей, как не нашей, солдатской, рукой

Ему обеспечен почет такой?

Так за что же должны мы страдать под ярмом

Тех, кто с ним жрет за одним столом,

В золоте ходит, важнее павы?

Ведь нам от богатства его и славы

Нет ничего, кроме бед и печали,

Кем бы себя мы в душе ни считали!

Обычно великие люди мира

Мудрее смотрели на честь мундира.

Всех и вся повергали в страх,

Зато уж носили солдат на руках.

Если в душе достоинства нет,

Брось аркебуз и снимай колет.

Раз уж я жизнью играю в сраженье -

Значит, удел необычен мой.

Или я просто скот для убоя

И, как хорват, ни полушки не стою.

Правильно! Честь выше жизни самой!

Меч не соха, не лопата, не плуг.

Мечами не жнут и не пашут, друг.

Не для нас золотые колосья шумят.

Бесприютен на свете солдат.

Он сквозь снег и сквозь ливень летит на врага.

Ни земли, ни домашнего нет очага.

Ослепительный блеск больших городов,

Крыши маленьких сел в струйках сизого дыма,

Виноградные лозы и сбор плодов

Мы лишь издали видим, шагая мимо.

Только доблесть его да солдатская честь.

Не сумей мы гордости этой сберечь,

Оставалось бы только грабить и жечь.

Видит бог - горемычная жизнь у нас!

А по мне - лучше всякой другой в сто раз!

Посмотрите: объездил я целый свет,

Рассказов хватило б на много лет.

Кому не служил я? Короне испанской,

Неаполитанскому королю,

Затем республике венецианской.

И понял: счастья нигде не словлю.

Знавал я купцов, паладинов, пиратов,

Видал ремесленников и прелатов,

Но милей, чем в камзоле или в сутане,

Мне в этом железном моем кафтане.

Ну, этого я бы сказать не мог.

Кто хочет урвать пожирней кусок,

Должен спешить и сбиваться с ног.

Кто почестей жаждет, стремится к чину,

Под ношей златой пусть сгибает спину.

Кому семейная радость нужна,

Чтоб детки росли и толстела жена, -

Займись ремеслом да сиди на покое.

А мне так противно житье такое.

Вольно живу и помру на ходу.

Ближних не граблю, наследства не жду

И на людскую возню вкруг меня

С улыбкой гляжу с высоты коня.

Браво, товарищ! Так мыслю и я!

Еще бы, коли привычно вам

Всю жизнь скакать по чужим головам.

Эх, парень! Дурные пошли времена.

Но пусть не подумают, что к мечу

Стремлюсь я и только войны хочу.

Я - человек и на поле боя.

Однако не дам помыкать собою!

Кто ж виноват, как не мы, солдаты,

Что податные к стене прижаты?

Война - причина несметных бед -

Длится скоро шестнадцать лет.

Видишь ли, брат, даже бог не в силе

Сделать так, чтоб все сразу довольны были.

Мы - солнцу рады, вас - зной гнетет.

Этот ждет вёдра, а ливня - тот.

Что для тебя лишь причина бед -

Для меня благодатный полуденный свет.

Я не спорю: три шкуры дерут с мужика

Да с бюргера. Жалость к ним велика.

Но помочь не могу, хоть грех сознаю.

Кони рвутся вперед - не сдержать никак.

Тут попробуй кто на дороге ляг!

Будь то сын родной иль отец-старик,

Разорви мне душу их страшный крик -

Все равно растопчу, искалечу тела.

С пути не свернешь, не покинешь седла.

На то и воюем! Была не была!

И если случилось в какой-то раз,

Что счастья луч блеснул и для нас,

Тут уж робеть и теряться обидно.

Недолго продлится война, очевидно.

Месяц-другой - и подпишут мир.

Вот и окончен солдатский пир.

Крестьяне - в ход, а солдатам - шиш!

И все по старинке пойдет, глядишь.

Но пока мы единое войско в стране

И, как говорится, еще на коне,

Не то вся еда пролетит мимо рыла.

Нет! Этому не бывать вовек!

Встанем стеной, как один человек!

Правильно! Сдружимся в общем деле!

Первый аркебузир (достав кожаную сумочку, маркитантке)

На сколько, тетушка, мы наели?

Ладно, сочтемся без канители.

Давно вам пора по своим делам,

А то компанию портите нам.

Жаль их. Славные, в общем, ребята.

Давайте решать. Посторонних здесь нет.

Какой на приказ мы дадим ответ?

А просто: Богемию я не покину!

Нельзя, господа, нарушать дисциплину!

Каждый пусть в корпус к себе идет,

Чтоб известить остальной народ.

Так, мол: получены грозные вести,

Поэтому надо держаться вместе.

Я за валлонов ручаюсь вполне.

Об их настроенье судите по мне.

Части Терцки - конный и пеший строй -

Готовы за герцога встать горой!

Второй кирасир (становится рядом с первым)

Ну, где ломбардец, там и валлон.

Свобода для егеря - высший закон!

Свобода там, где властвует шпага,

За Валленштейна костьми я лягу!

Лотарингец бравый идет туда,

Где веселье и радость живут всегда.

Ирландец верен счастливой звезде.

Тиролец вождя не бросает в беде.

Итак, пусть каждый полк, господа,

Рапорт напишет по форме и чести,

Что мы хотим оставаться вместе,

Что ни силой, ни хитростью и ни лестью

От герцога нас не отнять никогда, -

Потому как он солдату отец.

И все это надо вручить наконец

Он понимает нашу кручину

И разберется в таких делах.

Фридландец его уважает - страх!

Вот не глядит, что других он моложе.

И во дворце с ним считаются тоже.

Ясно! Давай! Порешили на том!

Пикколомини будет нашим послом!

Трубач, драгун, первый егерь, второй кирасир, стрелки (все разом)

Пикколомини будет нашим послом!

Ну, по стаканчику - и пошли!

За Пикколомини Макса! Пли!

Это бесплатно. Держи, земляк.

За то, чтобы воинство процветало!

За то, чтоб нас бюргер кормил до отвала!

За армию! За боевое знамя!

За то, чтоб Фридландец командовал нами!

Друзья, на коней! Покидаем ночлег!

В широкое поле ускачем!

Лишь там не унижен еще человек,

Лишь в поле мы кое-что значим.

И нет там заступников ни у кого,

Там каждый стоит за себя самого.

Во время пения остальные солдаты приближаются и образуют хор.

И нет там заступников ни у кого,

Там каждый стоит за себя самого.

Свободы теперь на земле не найдешь -

Застыли рабы на коленях.

И властвует злоба, коварство, ложь

В трусливых людских поколеньях.

И только солдат никому не слуга,

Он смерти самой обломает рога!

И только солдат никому не слуга,

Он смерти самой обломает рога!

Он страха не знает, робеть не привык.

Опасность его не тревожит:

Навстречу судьбе он летит напрямик

И завтра с ней встретиться может.

Что ж, завтра так завтра! А нынче сердца

Остаток веселья допьют до конца!

Что ж, завтра так завтра! А нынче сердца

Остаток веселья допьют до конца!

Стаканы вновь наполняются. Солдаты чокаются и пьют.

Шлет небо удачу герою.

Батрак, тот в земле копошится, как крот.

«Здесь, думает, клад я отрою!»

Он роет и роет, покорный судьбе,

А выроет только могилу себе.

Он роет и роет, покорный судьбе,

А выроет только могилу себе.

Вот в замок, где люстры сияют в окне,

Сверкают, как сотни жемчужин,

Непрошеный гость на горячем коне

Прискачет на свадебный ужин.

Не даст он подарков, не станет ждать,

А выкуп любовью велит подать.

Не даст он подарков, не станет ждать,

А выкуп любовью велит подать!

С чего тебя, девка, тоска извела?

Не плачь, все равно не поможет!

И верность хранить он не может.

Простится с тобой - помчится к другим,

Военной судьбою по свету гоним.

Простится с тобой - помчится к другим,

Военной судьбою по свету гоним.

Первый егерь берет за руки двух рядом стоящих; остальные поступают так же. Все участники сцены образуют большой полукруг.

Вставайте ж, товарищи! Кони храпят,

И сердце ветрами продуто.

Веселье и молодость брагой кипят.

Ловите святые минуты!

Ставь жизнь свою на́ кон в игре боевой:

И жизнь сохранишь ты, и выигрыш - твой!

Ставь жизнь свою на́ кон в игре боевой:

И жизнь сохранишь ты, и выигрыш - твой!

. - Ставка Валленштейна находилась в Пильзене, большом торговом городе Чехии (Богемии).

Когда к нам Сакс заявился в гости. - В 1631 году саксонские войска под командованием Арнима (Арнхайма) заняли Чехию, но были изгнаны оттуда Валленштейном.

А старый парик из Вены... - Квестенберг, член имперского военного совета, посланец императора в лагерь заподозренного венским двором Валленштейна.

Пал Регенсбург в прошлое воскресенье. - Регенсбург - вольный имперский город и стратегически важная крепость на Дунае; здесь происходили имперские сеймы. Регенсбург был взят войсками католической лиги несколькими месяцами ранее (15 ноября 1633 года), но Шиллер приближает падение Регенсбурга к событиям трилогии, завязывая все в один трагический узел.

На помощь Баварцу? Как бы не так! - «Баварец» - глава католической лиги герцог Максимилиан Баварский, враг Валленштейна.

Егери Холька. - Егери (здесь) - конные стрелки. Хольк - генерал Валленштейна (умер в 1633 г., к началу действия трилогии), отвоевавший по его приказу ряд германских земель.

Когда мы с боями гнали Мансфельдца. - То есть графа Эрнста фон Мансфельда (1580-1626). Он был разбит Валленштейном 25 апреля 1626 года под Дессау, у моста через Эльбу.

На Мантую двинулась с инфантерией. - Мантуя - город на севере Италии, в Ломбардии, захваченный в 1630 году австрийцами.

...обратно с Ферией. - Ферия - герцог, состоявший при особе дона Фернандо, кардинала-инфанта, брата испанского короля. Кардинал-инфант, о котором еще будет речь в «Лагере», был испанским наместником в Милане.

...к лигистам. // На Магдебург шли они с шумом и свистом. - Имеются в виду войска католической лиги, главою которой был, как сказано выше, герцог Максимилиан Баварский при главнокомандующем графе Тилли. Вступивший в войну (в 1630 г.) на стороне протестантов шведский король (с 1611 года) Густав II Адольф Ваза (1594-1632) не успел помешать Тилли взять город Магдебург, который был разрушен лигистами до основания; победители чинили жесточайшие насилия, никому не было пощады в этот прекрасный майский день 1631 года.

В Альтдорфе, будучи корпорантом... - то есть членом одной из студенческих корпораций. Альтдорф - старинный университетский городок неподалеку от Нюрнберга.

Речь капуцина написана Шиллером как юмористическое подражание причудливо-комическим речам венского придворного проповедника Абрагама а Санта Клара (Ганса Ульриха Мегерле, 1644-1709), составителя грубо-простонародных, забавно-назидательных проповедей; главное его сочинение - «Иуда, всем шельмам шельма». Шиллер ввел этот живописнейшим персонаж по совету Гете, приславшего ему текст речей патера Абрагама. Капуцинада - блестящая удача драматурга. Антибаптисты - по всей вероятности, контаминация слов «антипаписты» и «анабаптисты» (перекрещенцы). Последние - христианская секта, возникшая в пору Реформации. Анабаптисты отвергали крещение в младенческом возрасте, а взрослых крестили заново, отсюда - «перекрещенцы». Анабаптизм - сложное социальное явление, в котором первоначально проступали революционные, коммунистические стремления, сказавшиеся в событиях Крестьянской войны 1525 года, в учении Томаса Мюнцера.

Quid hie statis otiosi? (пропущено «toto die») - Евангелие от Матфея, 20, 6: «Что вы стоите (целый день) праздно?»

Где уж словить Оксенштирна - быка? «бычий лоб» (по-шведски произносится «Оксеншерна»), Аксель Оксеншерна (1583-1654) - шведский канцлер, сподвижник Густава Адольфа, после смерти короля направлявший политику Швеции, с 1636 года - член регентства в малолетство дочери Густава Адольфа, впоследствии шведской королевы Кристины.

Откуда возьмется надежда на победу, если го́спода оскорбили? (лат.) - Ред.

Ubi erit victoriae spes, si offenditur Deus? - «Откуда возьмется надежда на победу, если господа оскорбили?» - перефразировка слов одного из отцов церкви, Григория Турского.

- В Евангелии рассказывается о женщине, которая после долгих поисков нашла потерянную монету и обратилась к подругам и соседкам со словами: «Порадуйтесь со мною, я нашла потерянную драхму».

Братьев - Иосиф... - Сыновья библейского патриарха Иакова втайне продали в рабство египтянам своего младшего брата Иосифа, со временем достигшего в Египте высокого положения; однажды он принял их у себя, не узнанный ими.

Quid faciemus nos? - «Что делать нам?» В Евангелии рассказано, как к Иоанну Крестителю люди приходили креститься и спрашивали, как им жить. «Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованьем» (Евангелие от Луки, 3, 14).

Будь вы хоть с Авессаломовой гривой. - Авессалом, сын второго израильского царя Давида, преследуемый воинами своего отца, запутался в чаще леса своими пышными волосами, и его, повисшего на дубу, но еще живого, умертвил военачальник Давида.

... - Библейский полководец Навин одними звуками труб якобы разрушил крепостные стены Иерихона и повелел солнцу остановиться до окончания битвы.

А Давид Голиафа пращой убил. - Израильский царь, пророк и псалмопевец Давид в юности, на поединке, убил камнем, пущенным из пращи, великана-филистимлянина Голиафа, после чего филистимляне в ужасе бежали.

Олоферн - полководец вавилонского царя Навуходоносора (605-562 до н. э.), обезглавленный легендарной библейской героиней Юдифью.

Валлонец он... - Валлоны - население южной Бельгии, говорящее на французском языке. Валленштейн завел еще в 1620 году полк валлонов, впоследствии отличившийся в битве под Люценом, где им командовал граф Готфрид Генрих фон Паппенгейм, в этой битве смертельно раненный.

Автор:	Шиллер Ф. И.
Примечание:	Перевод Л. Гинзбурга
Категория:	Трагедия