Стихотворения (1781 г.)

Автор:	Шиллер Ф. И., год: 1901
Категория:	Стихотворение
Связанные авторы:	Мей Л. А. (Переводчик текста), Миллер Ф. Б. (Переводчик текста), Чюмина О. Н. (Переводчик текста), Коринфский А. А. (Переводчик текста), Шевырёв С. П. (Переводчик текста), Михайлов М. Л. (Переводчик текста), Тютчев Ф. И. (Переводчик текста), Мин Д. Е. (Переводчик текста), Фет А. А. (Переводчик текста), Фофанов К. М. (Переводчик текста), Бенедиктов В. Г. (Переводчик текста), Григорьев А. А. (Переводчик текста), Данилевский Г. П. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Стихотворения (1781 г.) (старая орфография)

Вопль и стоны грустно оглашают

Ныне смертью посещенный дом;

В колокол соборный ударяют;

Вот и гроб выносят с мертвецом.

Ах! он слишком молод для могилы!

Он, увы, угас в весенних днях!

Юный жар еще волнует жилы,

И огонь горит в его очах.

Умер сын! Ах, умер ненаглядный!

Как о нем рыдает горько мать!

Умер друг мой, брат! Идемте хладный

Труп его в могилу провожать!

Пусть гордятся сосны вековые,

Что стоят так твердо под грозой!

Пусть гордятся горы снеговые,

Небеса подпершия собой!

Пусть гордится подвигом свершенным

Иль герой в потомстве отдаленном,

Что во храм безсмертия проник!

Но тут червь цвет жизни пожирает.

Тот безумец, кто в мечтах своих

Жизнь земную прочною считает,

Видя гибель стольких молодых!

В ясном счастьи дни его мелькали,

Он не знал ни горя, ни печали:

Мир ему был ясный светлый май;

Жизнь его манила далью чудной;

Жить ему казалось так не трудно --

На земле он видел только рай!

Обливалась мать его слезами,

Смерть над ним махала уж крылами

И уж Парки обрывали нить,

Помрачая свет ума и зренья,

Он же все, все ждал выздоровленья,

Умирая, порывался жить!

Под землей, не зная сновидений,

И осталось все без исполненья,

Все, о чем мечтал ты, юный брат!

Встанет солнце над твоей могилой:

Ты его лучей не ощутишь;

Ветерок повеет легкокрылый,

Но в твоей могиле мрак и тишь!

Не обнимешь ты своей любезной,

Луч любви твой взор не озарит!

Горе нам! Напрасен стон наш слёзный:

Ясный взор твой навсегда закрыт!

Но он счастлив: мирно почивает

В тесном доме милый наш мертвец...

Пусть могила радостей не знает,

Там за-то всем горестям конец.

Пусть тебя предатель порицает,

Клевета и злоба пусть чернят,

Фарисей пусть дерзко утверждает,

Что ты грешник, что удел твой - ад!

Пусть, под маской честности, порочный

Правосудья сын пускай побочный

Управляет всех судьбой людей!

Пусть играет счастие толпою

Своевольно, смело, без границ:

Одного на трон внесет рукою,

А другого свергнет грубо ниц!

Спи: в гробу не видишь ты, счастливый,

Этой смеси смеха и скорбей,

Счастия прилива и отлива

И игры позорной наших дней,

Этой праздности трудолюбивой

И покоя полного труда.

Этой жизни праздно-хлопотливой

Не увидит взор твой никогда!

О, прости же, друг наш ненаглядный!

Посылаем вслед тебе любовь!

Мирно спи в своей могиле хладной!

Спи, покуда свидимся мы вновь!

Жди пока глас трубный пронесется

И затвор гробов вновь отомкнется

И возстанья вновь ударит час!

Высшим духом оплодотворившись,

Разрешатся гробы в этот миг,

И, в дыму планетном раскалившись,

Выкинут они жильцов своих.

Не в раю, как чернь предполагает,

Не в мирах иных, как мнит мудрец,

Не на небе, как поэт мечтает,

Но мы все ж сойдемся наконец.

Как? Ужели это справедливо --

Мы способны будем жить и там?

И за гробом чувство будет живо?

Верим мы не суетным мечтам?

Для тебя уж это не загадка --

И теперь дух восхищенный твой

Упоен из чаши Бога сладкой

Вечной истины струей святой.

Вечно алчной смерти труп отдайте,

Больше слез о нем не проливайте,

Прах засыпьте прахом же земным!

Кто постигнув цели Провиденья?

Кто проникнуть за могилу мог?

О, мы Бога чтим в благоговеньи!

Свят, свят, свят усопших в мире Бог!

Пусть земля земле и возвратится,

Но из гроба дух воспрянет вновь!

Пусть по ветру прах твой разлетится --

Не умрет вовек твоя любовь!

Назови, Лаура, силу обаянья,

Что влечет друг к другу оба естества,

Назови, Лаура, тайну волшебства,

Вызвавшую дивно двух сердец слиянье?

Ходом неизменным мировых планет

Управляет та же вековая сила,

Так в орбите солнца движутся светила.

И лучей полдневных золотой поток

С жадностью впивает каждая планета,

Пьет она из кубка пламени и света,

Как из мозга члены - животворный сок.

Солнечная искра ищет единенья

С солнечною искрой, и со всех сторон

Сферы гармонично приводя в движенье,

На любви основан мировой закон.

Изгони ее из творчества природы --

И миры погибнут в тот же самый миг,

В хаос низвергаясь, рухнут неба своды

И Ньютон оплачет разрушенье их.

Из пределов духа удали богиню --

И над ним победа плоти суждена;

Без любви нет веры в Божию святыню,

Без любви придет ли новая весна?

Отчего, Лаура, нега поцелуя

Краску разливает на лице моем,

В жилах зажигая кровь мою огнем?

Не сдержать порыва юных сил кипучих,

Рвущихся на волю с пылом молодым;

Жгучия объятья ждут объятий жгучих

И сердца пылают пламенем одним.

В мире бездыханном, там, где на свободе

Вихрятся пылинки, - все приносит дань,

Все любви подвластно, как в живой природе,

Где плетется вечно. Арахнеи ткань.

Посмотри, Лаура! Трепетно живая

Радость обнялась с безумною тоской,

На груди надежды к жизни согревая

Муки безнадежной холод ледяной.

Зачастую в сумрак непроглядной ночи

Братское участье вносит свой просвет,

И, блестя слезами, отражают очи

Солнца золотого благотворный свет.

Всюду есть потребность тайная сближенья,

Есть потребность эта даже в царстве зла,

И в разладе с небом - гнусные дела.

Обвивают грех змеиными узлами

Эвменид чета: раскаянье и стыд;

Где взмахнет орел могучими крылами --

Там во тьме измена злобная грозит.

Зависть отравляет счастье без возврата,

С гордостью идет у гибели игра,

И суля конец достойный для разврата,

Ждет его в объятья смерть, его сестра.

К прошлому в объятья пламенно и бурно

Будущее рвется на крылах любви;

К вечности - невесте дряхлого Сатурна,

Тот давно направил помыслы свои.

Но придет минута - возвестил оракул --

И ее настигнет он, неумолим,

И пожар миров засветит брачный факел,

Вечности союзу с временем седым.

Краше засияет после ночи мрачной

Над любовью нашей луч зари иной;

Ей конца не будет. Радуйся со мной.

Стоит лишь твоим перстам воздушным

Прикоснуться к клавишам послушным --

Я стою,как статуя,в тиши;

Жизнью, смертью ты повелеваешь,

Как кудесник властно напрягаешь

И владеешь струнами души.

Даже ветер тиховейный,

Притаясь, напеву внемлет,

И восторг благоговейный

Мирозданье все объемлет;

Все застыло, и простор

Внемля звукам, очарован,

Я-же словно заколдован,

Встретив твой волшебный взор.

Дышут звуки прелестью чудесной,

Зарождаясь, словно херувимы

В глубине отчизны их небесной.

Словно мир, из хаоса рожденный,

Заблистав, струит вокруг сиянье --

Так и песен мир завороженный

Льет в сердца свое очарованье.

То я слышу: ключ сочится,

По каменьям он струится

Переливным серебром,

То далекий слышу гром.

Бурно свергаясь с отвесной громады,

Пеной дробятся и бьют водопады;

Нежным охвачены трепетом,

Веют осины зеленые,

С томным проносятся лепетом,

Ветры влюбленные.

То в безнадежной и мрачной кручине

Вижу себя я в зловещей пустыне,

Там, где слезами струится Коцит,

Правду скажи мне: тобою случайно

Райских напевов открыта-ли тайна?

О, разреши мне сомнение вмиг --

Это ли горних селений язык?

Монумент, возникший злым укором

Нашим дням и Франции позором,

Гроб Руссо, склоняюсь пред тобой!

Мир тебе, мудрец уже безгласный!

Мира в жизни ты искал напрасно:

Мир нашел ты, но в земле сырой.

Язвы мира век не заживали:

Встарь был мрак - и мудрых убивали,

Нынче - свет, а меньше-ль палачей?

Пал Сократ от рук невежд суровых,

Пал Руссо, - но от рабов христовых,

За порыв создать из них людей.

О Лаура! мир забывши бренный,

В сферах неба нежусь я, блаженный,

Если взор твой на меня глядит!

Мнится, пью эфир я благодатный,

Если взгляд твой, кроткий и приятный,

Вдруг мой образ отразит!

Мнится, слышу звуки райской лиры,

Или арфы из другого мира

Услаждают мне мой жадный слух;

Муза чает миг любви и счастья,

Если звук сребристый сладострастья

С уст твоих прольется вдруг.

Мнится, машет Купидон крылами,

За тобой кружатся сосны сами,

Как под звук Орфеевой струны;

Ускоряет шар земной движенье

В миг, когда ты пляшешь в упоеньи

И твой взор любви так полон силы,

Что он в мрамор - в каменные жилы --

Поселил бы дух живой!

Облеклись бы в плоть мои мечтанья,

Если б в нем я мог прочесть признанье:

О, Лаура! ты моя, я твой!

Чу, ударил колокол печальный!

Вот он, вот - и час последний мой...

Мир живых, тебе - привет прощальный! I

С Богом, в путь! На площадь! Все - за мной!..

Жизнь, прими последний дар заветный,!

Эти слезы жгучия прими!

Сладок был яд страсти беззаветной...

Слез отраву за него возьми!..

Вы сокройтесь, тени дней блаженных:

Мрак могилы мне заменит вас!

Озарявшее любовью счастья час...

Вы простите, юных грез виденья,

Дети рая - светлые мечты! j

Вы завяли в утро упоенья,

Не расцвесть вам, мертвые цветы!..

Шли гирлянды роз благоуханных

К лебединой белизне одежд моих,

Помню - в годы первых дум нежданных

В кудри я всегда вплетала их...

И в одежде белой, как бывало,

Я стою на роковом пути:

Вместо роз чернеет покрывало --

Знак, что скоро мне на казнь идти!..

Плачьте вы о жертве увлеченья --

Чья невинность лилией цветет,

В чьих сердцах от самого рожденья

Сила воли - что ни день - растет!..

Горе мне - забывшей ваш обычай!

Я - себе вонзила в сердце нож:

Клятв изменника пленительная ложь!..

Может быть, невинность обольщая,

Он змеиным сердцем льнет к другой

В час, когда - от горя изнывая --

Я стою у плахи роковой...

Может быть, от прежней лжи далек, он

В поцелуях пьет блаженство вновь;

И лобзать он станет новой жертвы локон

В миг, когда моя прольется кровь...

Нет, Иосиф!.. за тобою тенью

Плач Луизы всюду полетит;!

Этот звон, взывая к отомщенью,

Слух твой страхом смерти поразит!

В миг, когда ты - с милой слив дыханье --

Станешь слушать и ласкать ее,--

До нея дойдет мое страданье

И отравит счастие твое!..

Злой изменник!.. Мой позор нежданный,

Муки сердца, пылких клятв слова,

(О, смягчить могло-бы это тигра, льва!..)...

Все забыл ты, раб своей измены!..

Парус поднят и - пропал из глаз...

Юным девам на прибрежье Сены

Ты сплетаешь лживый свой рассказ...

Сын, мой сын... В моих объятьях нежных

Он лежал - в волшебном царстве сна,

Улыбался в грезах безмятежных;

Расцветала жизнь в нем, как весна...

Мой малютка! Что с тобою сталось?!

Мой любимый, вечно дорогой!..

Я смотрела, - сердце разрывалось

От любви и муки неземной...

"Где отец мой?" - слышался безмолвный

Роковой, мучительный вопрос...

" Где твой муж? `-звучал страданья полный

Голос сердца - голос жгучих слез...

Ах, напрасно ждать его, напрасно!

Он теперь - среди детей других...

Счастья нашего ты каждый час и миг!..

Целый ад в душе моей безумной;

Мир лежит пустыней предо мной!..

Жажду радостей, волнений жизни шумной!..

И всего, что память шлет с тобой!..

Детский лепет мне напоминает

Тень погибших невозвратных дней;

В сердце мне стрелою проникает

Каждый взгляд младенческих очей!..

Ад мне, ад - тебя не видеть, милый;

Муки ада - видеть мне тебя!..

Сколько счастья дал отец постылый,

Столько горя ты даешь - любя...

Слышу клятвы, с их лукавой лестью;

Вечно слышать суждено мне их!

Вечно!.. Тут - забилось сердце местью,

И - убийство совершилось вмиг!..

О, злодей!.. Неслышными шагами

Призрак сына всюду за тобой

В сладком сне тебя он обовьет!

Пусть, при звездном ласковом мерцанье,

Он развеет мир твоей любви --

Этот призрак бедного созданья,

Бледный призрак мертвеца в крови!.. i

Он у ног убийцы, холодея,

Трепетал, и кровь его лилась.

Жизнь моя струилась вместе с нею,

Обрывалась в сердце с миром связь...

Чу, стучится в двери вестник казни!

Я на смерть с отрадою спешу;

Холод смерти встретив без боязни,

Я им пламя страсти погашу!..

Пусть Творец простит тебя, Иосиф!

Я - тебя... прощаю на земле,

Все - и гнев, и злую месть отбросив

В этих писем тлеющей золе...

Тлейте, клятвы! Тлейте, поцелуи!

Вас с собой в могилу не возьмешь!..

Догорай, погибшей жизни ложь!..

Девы, розам юности не верьте

О, не верьте, сестры, никому!..

Здесь, идя к своей позорной смерти,

Шлю проклятья счастью моему!..

Слезы? Слезы палача?!.. На плаху!..

Дай скорей повязку!.. О, не плачь!

Рви смелей цветок! Руби с-размаху!

Не бледней, кончай скорей, палач!..

Тяжко, мрачно, тучей грозовою

По поляне грозный строй идет.

Широко раскинулась поляна:

Для игры кровавой место есть.

Долу взор все опустили,

Все сердца усиленно забились...

Перед фронтом, мимо бледных лиц,

"Стой!"

И мгновенно замер строй.

Фронт стоит безмолвно.

Что там в утренних лучах

Так сверкает на пригорке?

Не знамена ли врагов?

То они - мы видим их...

Жен, детей поручим Богу...

Ну, смелее! чу! гремит

Барабан, труба звучит,

Потрясая душу...

Сладок битвы дикий клик:

В мозг и кости он проник.

С Богом,братья! Братское прощанье!

В мире лучшем до свиданья!

Там уж молнии сверкают

И орудий гром гремит....

Больно глазу... Вот опять!..

По рядам несется лозунг...

С Богом, братья! - пусть гремит!

Свирепеет смерть; летят

Пули, как железный град,

В синих тучах дыма.

Вот войска уже сошлись;

Вот уж битва завывает...

На колени вдруг припав,

Залпом первый ряд стреляет;

Но не многие встают.

Тесный строй картечь опустошает;

На передних трупах возникает

Новый ряд; повсюду истребленье..

Батальоны носят смерть!

Бой кипит. Уж солнце село:

Ночь враждующих одела.

С Богом, братья! Братское прощанье!

В мире лучшем до свиданья!

Кровь и брызжет, и струится:

Все смешалось - и нога

Попирает труп врага...

"Франц! ты тут? Друг! поклонись невесте!"

Битва жарче все кипит...

"Поклонюсь!" - Ужасный вид!

Нам во след картечью свищут!...

"Поклонюсь! спи с миром, друг..."

Я ж туда спешу, где градом

Пули сыплются на нас...

Все кипит кровавый бой;

Все покрыл уж мрак ночной.

С Богом, братья! Братское прощанье!

В мире лучшем до свиданья!

Чу! несутся там в галоп!

Скачут адъютанты.

Гонят всадники врагов --

И умолкли громы...

Слава нам! Победа!

Кончен, кончен жаркий бой!

День разсеял мрак ночной...

Чу! труба отбой звучит,

Барабанный гром гремит...

В мире лучшем до свиданья!

Счастливы любовью

Боги! - не любовью ль

Мы равны богам?

С нею рай светлее;

С нею мир подлунный

Небом светит нам!

Древле - слышится преданье --

Из недвижных скал

Вмиг возникло мирозданье,

Смертных род возстал.

Их сердца - как хладный камень,

Злоба в них и страх,

И небес всесильный пламень

Не пылал в сердцах.

Ни Амуров рой воздушной

Цепью из цветов;

Хор Камен - Любови милых --

Не пленял сердец унылых

Звуком голосов.

Ах! любовники не знали

Плесть венцы порой;

Весны с грустью отлетали

В след одна другой.

И Аврора без привета

Возставала с вод;

Без привета нисходило

Солнце в лоно вод.

По лесам сыны печали

Одинокие блуждали --

Бремя в их сердцах.

И слеза любви, страданья

Не искала упованья

В мрачных небесах.

Но вдруг всплыла из светлых волн

" Дщерь неба: взор любовью полн...

И вот плывут в пучине

Наяды в след богине.

Как утра юного разсвет --

Так озарил весны привет

Творенья мрак бездонный;

Стихии дышат, жизнью полны.

Денница с звездной высоты

Богине улыбнулась,

И роза с трона красоты

Пред нею развернулась.

Уж заунывный соловей

Запел ей песнь любви;

Уж волны оживил ручей

Дыханием любви;

Твой мрамор дышет красотой,

О, Пигмальон! о, воскреситель!

О, бог любви; ты - победитель:

Твои созданья пред тобой.

Счастливы любовью

Мы равны богам?

С нею рай светлее;

С нею мир подлунный

Небом светит нам!

Как мечта, как нектар алый,

Бьющий искрами в фиалы,

Средь любви пиров

Дни летят богов.

Громовым Перуном блещет

С трона гордого Кронид;

Гнев власы его крутит,

И Олимп под ним трепещет.

Зевс богам оставил трон:

Бог миров - с земли сынами --

В мгле дубрав вздыхает он.

Смолкли громы под стопами;

Леды пламенной устами

Страх Титанов усыплен.

В голубых волнах эфира

Правит Феб в броне златой:

В прах пред ним народы мира!

Что ему его порфира?

Что ему народы мира?

Для любви, для звучных лир

Он забыл, забыл про мир.

Там к Юнонину престолу

Сонм богинь склонился долу;

Гордый взор её скользит

Над четой младых павлинов;

Блеском радужных рубинов

На власах венец горит.

О, богиня! что нам в славе?

Нет любви в твоей державе!

Вянут жизни в ней цветы...

Но кому сей глас молебный?

С гордой трона высоты

Молит - пояс дать волшебный --

Не богиню ль красоты?

Боги! - не любовью ль

Мы равны богам?

С нею рай светлее;

С нею мир подлунный

Небом светит нам.

Свет любви пронзает ад!

Там лучи его блестят,

В темном царстве злой судьбины;

Пред улыбкой Прозерпины

Возсиял Плутона взгляд:

Свет любви смиряет ад.

Зазвучали ада своды,

Цербер смолк: то глас свободы,

Лиры глас твоей, Орфей!

Там Минос в тоске глубокой

Укрощает суд жестокой;

На власах Мегеры хладной

Змий смирился кровожадной;

Спит тяжелый звук цепей;

Вран покинул Прометея,

И Коцит, дотоле громкой,

Стих - и вот струею звонкой

Вторит песнь твою, Орфей:

О любви ты пел, Орфей!

Счастливы любовью

Боги! - не любовью ль

Мы равны богам?

С нею рай светлее;

С нею мир подлунный

Небом светит нам.

Весь природы стройный храм

Ей возносит фимиам;

Мир - алтарь любови.

Из-за дальних, синих гор

Не Дианы ль вижу взор?

Нет! - то взор любови.

Не богиня в вышине,

Улыбаясь, зрится мне;

Блещут в радужных лучах:

Все любовь - и здесь, и там.

И природа светит нам

Взорами любови!

Про любовь журчит ручей --

Быстрый ток любовь смиряет;

Запоет ли соловей --

Песнь любви любовь вдыхает:

Все любовь, любовь одна

В звуках радости слышна.

Мудрость в солнечных лучах!

Пусть твой огнь горит в умах!

Уступи любови!

Пред любимцами молвы

Не склоняла ты главы --

Покорись любови!

Кто над сонмами светил

В вечность путь тебе открыл

Кто, разрушив мглы покров,

Сквозь разселины гробов

Возсиял зарею?

Все любви небесной взор

Храм безсмертья освещает,

И духов согласный хор

Ею к Вышнему пылает.

Так любовь, любовь одна

Нам вождем к Творцу дана!

Счастливы любовью

Боги! - не любовью ль

Мы равны богам?

С нею рай светлее;

С нею мир подлунный

Небом светит нам!

Над бездной возникших из мрака миров

Проплывши пучину,

Свой якорь закину,

Где жизни дыхание спит,

Где грань мирозданья стоит.

Я видел: звезда за звездою встает --

Свершать вековечный, размеренный ход.

Вот к цели, играя,

Несутся... блуждая,

Окрест обращается взор

И видит беззвездный простор.

И вихря, и света быстрей мой полет.

Отважнее! в область хаоса! вперед!

Но тучей туманной

По тверди пространной,

Ладьи дерзновенной во след,

Клубятся системы планет.

И вижу - пловец мне на встречу спешит

"О, странник! зачем и куда ты?" кричит.

-- Проплывши пучину,

Где жизни дыхание спит,

Где грань мирозданья стоит!

"Вотще! безпредельны пути пред тобой!"

-- Межи не оставил и я за собой!..

Напрасны усилья!

Орлиные крылья,

Пытливая мысль, опускай

И якорь, смиряясь, бросай!

С временщиком Фортуна в споре

К убогой Мудрости летит;

"Сестра, дай руку мне - и горе

Твоя мне дружба облегчит!

Дарами лучшими своими

Его осыпала, как мать --

И что ж? - ничем ненасытимый,

Меня скупой он смел назвать!

Смотри - вот горы серебра!

Кинь заступ твой, теперь ненужный:

С нас будет, милая сестра".

"Лети!" ей Мудрость отвечала:

"Не слышишь? друг твой жизнь клянет!

Спаси безумца от кинжала;

А мне в фортуне нужды нет".

Лекажи, зачем над юностию смелой

Глумишься ты, клянешь любовь,

И - в хладе вьюг окоченелый --

Цветущий май бранить всегда готов?

Была пора - вкруг нимф ты увивался,

Губил сердца, кружился и плясал,

Дыханьем уст прекрасных упивался

И рай земной в объятиях сжимал.

О, селадон! Когда бы в те мгновенья

Конечно б ты его паденья,

Прильнув к устам, не услыхал

Поверь мне, философския ученья

Бывают непреложны не всегда,

Как пульса нашего неровное биенье:

Богами мы не будем никогда!

Порою кровь струею пробивает --

На радость нам - разсудка твердый лед...

Пусть то святые ангелы свершают,

На что нам, грешным, сил недостает.

Мой вольный дух гнетет земное тело:

Оно теснит - оно мешает мне

Быть ангелом, но мне какое дело?

Я человеком быть могу вполне.

Чу! как рев взволнованного моря,

Словно плач у скал дробимых волн,

Мертвых мчит Харонов челн.

Исказились лики

Скорбью страшной; бешеные крики

Мукой ада вырваны из уст;

Очи впалы: тщетно взор безумной

За волной Коцита вечно-шумной

Мчится в мглу - ужасный берег пуст.

Вопрошают шепотом брат брата:

Что-то рок из наших вынет урн?

Ах! пред нами вечность без возврата --

И косу переломил Сатурн.

Дети солнечного всхода,

Пестрых пажитей цветы,

Вас взлелеяла природа

В честь любви и красоты.

Ваши яркие уборы,

Так нарядно-хороши;

Но любимцы неги вешней,

Плачьте: прелесть жизни внешней

Не вдохнула в вас души.

Вслед за жаворонком нежно

Соловьи о вас грустят;

На листах у вас, небрежно

Колыхаясь, сильфы спят;

Ваши пышные короны

Превратила дочь Дионы

В брачный полог мотыльков,

Плачьте, плачьте, дети света!

В вас тоска понятна эта --

Вам неведома любовь.

Но томление разлуки

Выношу я, не скорбя...

Друг мой, Нанни! эти руки

Вьют подарок для тебя.

Жизнь и душу, страсть и речи,

Вам теперь передаю --

И сильнейший меж богами,

Здесь под скромными листами

Скрыл божественность свою.

Из "Писем Юлия к Рафаэлю; - романа еще не изданного.

Друг! доволен малым 'Вседержитель,

И напрасно думает мыслитель,

Что закон так сложен мировой.

Нет, одно лишь колесо в движенье --

И планетный мир, и мир мышленья

Приводить должно собой.

И ему-то, как рабы, послушны,

Сонмы звезд текут единодушно

По пространным небесам.

Да, оно влечет и направляет

Дух наш к солнцу духа: так стекает

О, не та же ль мировая сила

И меня, мой друг, соединила

В вечно-счастливый союз с тобой?

О, Рафаэль! пусть рука с рукою

К солнцу духа я всегда с тобою

К совершенству путь свершаю свой!

Я нашел тебя, о, час счастливый!

Из мильонов выбрал - и ревниво

Говорю: ты из милионов мой!

Пусть настанет света преставленье,

Пусть все будет хаос и смешенье --

Ввек пребудет наш союз святой!

Не в твоих ли взорах, добрый гений,

Собственных желаний и стремлений

Отраженье вижу я?

При тебе мне краше и свежее

Божий мир, и свод небес синее

И ручья светлей струя.

К чьей же груди припаду с рыданьем,

Рафаэль, как не к твоей?

Ведь восторг - и тот нетерпеливо

Ждет, чтоб друга взор красноречиво

Отвечал ему скорей.

Еслиб в мире вдруг людей не стало,

То считал бы я живыми скалы,

Их бы страстно целовал;

Полюбил бы горные теснины;

Мне друзьями были бы равнины;

Тайны ветрам я бы поверял!

Мертвецы мы, если ненавидим,

Боги - если любим; счастье видим

В дружбе и любви святой.

Восходя все выше постепенно,

Мы везде заметим неизменно

Силу связи круговой.

Цепью - от монгола начиная

И эллинским мудрецом кончая --

Светлым ангелам во след,

Мы вперед, пока не погрузимся

В вечность, где ни лет, ни меры нет.

Одинок был сам Отец творенья,

И - своих же качеств отраженье

Он духам безплотным передал --

И Ему на встречу вековая

Безпредельность мчится, воздымая

Вслед за валом вал.

Взор Лаура, твой горит

Лучезарною зарею!

Краска рдеющих ланит,

Слез твоих прелестный вид

Всех пленять должны собою!

О, счастлив, кому с слезой

На глазах любви святой

Ты клялась быть вечно неизменной!

Ты светла, как солнца отраженье,

Что в серебряном теченье

Ручейка сверкает, и весной

Смотрит осень пред тобой;

Степи можешь дать ты оживленье,

Даже мглу грядущих лет

Озарит твой ясный свет.

Ты гордишься прелестью своею,

Я же слезы лью над нею.

Где времен прошедших след?

Все, что полно было обаянья,

Сгибло все; роскошные все зданья --

Гордость, прелесть наших лет --

На останках прежних все возстало.

Наши розы сладкий аромат

Из могил сосут; ключей начало

Там, где кости сгнившия лежат.

О, взгляни на небо голубое:

Звезды скажут пусть тебе былое!

Не одна у нас весна:

Видны были им паденья

Многих тронов, многия сраженья.

В глубинах земных

Видим след мы дел былых.

Раньше-ль,позже-ль, - что тут значат годы!

Лишь настанет смерти миг

На часах природы,

И погаснет даже солнца свет

И его погибнет след...

Ты спроси, давно-ль краса твоя блистает?

Что гордишься тем, что взор горит,

Свеж румянец розовых ланит?

Из могил все это возникает.

Но, ведь, смерть за дар заемный свой,

За румянец юности, двойной

Мерой вымогает!

Не шути над смертью, ангел мой!

Алый цвет, глазам отрадный,

И как раз рукою безпощадной

Смерть ужасный лук натянет свой!

Верь мне, друг, о, верь мне, дорогая:

Лишь на смерть глаза твои глядят,

И блестит на гибель каждый взгляд,

Все тебя лишь к смерти приближая.

Ты довольна: пульс твой оживлен,

Крови юной горячо теченье!

Но твой пульс раб смерти: только к тленью

Так спешит и бьется он!

С уст улыбку вмиг прикосновеньем --

Смерть прогонит: в море вал

Так бежит под легким дуновеньем --

И навеки след его пропал.

Так из жизненных начал

Возникает смерть - и верх над тленьем

Все никто еще не одержал!

Я предвижу: лик твой побледнеет,

И поблекнут алые уста;

От забот житейских похудеет;

Сила лет туманом омрачит

Юной жизни ключ; ты станешь хилой,

Станешь ты сама себе немилой,

И другим не будет мил твой вид.

Посмотри: во мне играет сила --

И могуч, как дуб я молодой;

Не боюся стрел я смерти злой;

Взор мой ясен, как небес светила;

Дух же мой горит еще страстней,

Чем все звезды: луч их не блистает

Так, когда их хоровод гуляет

В небесах во мгле ночей!

Мысль моя чрез мир весь мчится смело

До его конечного предела.

Вижу, дева, ты гордишься мной!

Но небесный кубок золотой,

Мне дающий радость и отраду,

Не лишен и яду!

Кто себе из праха создает

Идеал. Ах, звуком слишком смелым

Можно струны арфы разорвать:

Гений же привык летать,

Не стесняясь никаким пределом,

Покоряя все себе кругом.

А потом что будет? О, потом...

Погляди: уж на меня - о горе!--

Возстают мечтанья в смелом споре!

Нет, не долго уж моим лучам

Догорать; лишь года два - и зданье

Упадет, обрушась в основанье:

Я в своих лучах угасну сам!

Плачешь ты? О, прочь слеза-злодейка!

Разве лучше старость-лиходейка?

Прочь, слеза! исчезни поскорей!

Разве лучше, чтоб без сил скитался

В мире я, в котором отличался

Силой жизни в юности моей?

Юность я с любовью золотою?

Чтоб в духовной слепоте своей,

Перед смертью, я с ожесточеньем

Слал проклятья лучшим заблужденьям?

Прочь, слеза! исчезни поскорей!

Рви цветок,бог смерти,в лучшем цвете!

Угаси теперь же на разсвете

Со слезою жизни факел мой!

Так при лучшей сцене ниспадает

Занавес; но театр еще внимает,

Будто ждет развязки роковой...

Привет тебе, прекрасный!

С кошницею цветов,

Природы упоенье,

Пришел ты средь лугов.

И вот опять ты с нами,

Мы радостно на встречу

Идем на твой призыв.

И девушку ты помнишь,

Которая меня

Любила и все любит

До нынешняго дня.

Для девушки цветочек

Прошу я у тебя.

А ты? Цветок даешь ты.

Любой даешь, любя.

Привет тебе, прекрасный!

С кошницею цветов,

Природы упоенье,

Пришел ты средь лугов.

Странно мне, непостижимо:

Минна ль милая идет?

И меня не узнает?

С свитой франтов выступает

И, тщеславия полна,

Гордо веером играет...

Нет, да это не она!

С летней шляпки перья веют --

Подаренный мной наряд;

Эти ленты, что алеют,

"Минна! - стыдно!" говорят.

И цветы на ней... не я ли

Эти выростил цветы?

Прежде чем они завяли,

Изменила, Минна, ты!

С этой ветренной толпою --

Позабудь меня - иди!

В этой, бившейся тобою,

Я найду еще груди

Благородных сил довольно

Низкий твой обман стерпеть,

Безразсудную презреть.

Сердце Минны исказилось

Милым личиком - о, стыд!

Но ведь прелесть - миг - и скрылась:

Не надежен розы вид.

Гнезда ласточками свиты

По весне до первых вьюг:

Разнесутся волокиты,

И отринет верный друг.

Красоты твоей развалин

Представляется мне вид:

Взор твой - сумрачен, печален --

На минувшее глядит,

Те, которые так жадно

Поцелуй ловили твой,--

Глядь, хохочут безпощадно

Над отцветшей красотой.

Сердце Минны исказилось

Этим личиком - о, стыд!

Прелесть розы отлетит.

Как тогда я смехом гряну

Сам в глаза твоей судьбе!.

Нет! о, нет! - я горько стану,

Минна, плакать о тебе.

Дыханье утра всю землю живит,

Разсвет, сквозь древесные ветви сияя,

Блистаньем пурпурным кусты золотит

И высится ярко, пылая,

Вершина горы золотая.

Приветствуют юного солнца восход

Проснувшихся птичек веселые хоры,

А солнце, в объятьях Авроры

Пылая, в красе молодой возстает.

Благое светило!

Лучей твоих силой

И луг весь цветистый

Росой серебристой

Блестит, отражая в ней ясный твой свет.

Уж утра дыханье

Земные созданья

Живит все вокруг;

Зефир шаловливый

Над розой красивой

Порхает, смеется проснувшийся луг.

Уж трубы дымятся соседняго зданья,

И слышны мычанье, и топот, и ржанье

Коней и быков;

Скрип тяжких возов,

Погонщиков зов

Поля оживляют;

Орлы, ястреба беззаботно летают

И крылья купают в парах облаков.

Покой вожделенный

Душе истомленной

Природа прекрасна

Но в прелести ясной

Мертва для меня.

О, взойди Аврора и лобзаньем

Оживи скорее лес и луг!

Закатися, солнце! - всем созданьям

Даруй сон, все успокой вокруг!

Завтра, ах, быть может, луч Авроры

Смерть мне возвестит,

А закат мне отуманит взоры

И меня в сон вечный погрузит.

Вечно льнуть к устам с безумной страстью,

Кто ненасыщаемому счастью,

Этой жажде пить твое дыханье,

Слить с твоим свое существованье

Даст истолкованье?

Отдаваясь власти безотчетно,

Силы духа быстрой чередою

Через жизни мост, чтобы с тобою

Жизнью жить одною?

О, скажи: владыку оставляя,

Не в твоем ли взгляде память рая

Обрели разрозненные братья

И - свободны вновь от уз проклятья --

В нем слились в объятья?

Или мы когда-то единились --

Иль затем сердца в нас страстью бились?

Не в луче-ль погасших звезд с тобою

Были мы единою душою,

Жизнию одною?

Да, мы были - внутренно была ты

В тех зонах (им же нет возврата)

Связана со мною... Так в скрижали

Мне прочесть б той довременной дали

Вдохновенья дали.

Взором вещим я прочел чудесно:

Мы единым Богом неизменно,

Творческою силой вдохновенной

Были во вселенной.

Нектара источники пред нами

Разливались светлыми волнами;

Смело мы печали разрешали,

К светозарной правды вечной дали

Гордо возлетали.

Плачь, Лаура, Бога в нас не стало,

Мы - обломки дивного начала,

И не зная удовлетворенья,

Ненасытно в нас живет влеченье:

К Божеству стремленье.

От того-то вся преданность счастью --

Вечно льнуть к устам с безумной страстью,

Эта жажда пить твое дыханье,

Слить с твоим свое существованье

В вечное лобзанье.

Отдаваясь власти безотчетно,

Силы духа быстрой чередою

Через жизни мост бегут с тобою

Жизнью жить одною.

От того, владыку оставляя,

У тебя во взгляде память рая

Обрели - и, тяжкий гнет проклятья

Позабыв, сливаются в объятья

Вновь они, как братья.

Ты сама... пускай глаза сокрыты,

Но горят зарей твои ланиты...

Мы родные: из страны изгнанья

В край родной летим мы в миг слиянья

В пламени лобзанья.

Стенящие вопли минули!

В пирах Елисейских Полей

Дней замогильных теченье --

Вечного счастья восторг и паренье,

Тихой долиной бегущий ручей.

Юно-лелеющий

Май вечно-веющий

Носится здесь по долам;

Время во снах золотых пролетает.

Дух в бесконечных пространствах витает,

Истина рвет свой покров пополам.

Восторг без конца

Волнует сердца.

Здесь нету печальному горю прозванья;

Здесь сладким восторгом зовется страданье.

Странник усталый, от зноя старая,

Члены в прохладной тени расправляя,

Ношу кладет здесь навек наконец;

Серп из руки утомленной роняет --

И под бряцание арф засыпает,

Грезя о жатве поконченной, жнец.

Стоны-ль убийства чей слух поражали,

Иль у кого под громовой пятой

Горы дрожали порой --

Тихо тот дремлет у звучного лона

Ясных ключей, меж осокой зеленой,

Бьющих живым серебром:

Чужд ему воинский гром.

С верным супругом обнявшись, супруга

Пьет поцелуи средь злачного луга --

Нежит их сладкий зефир;

Светлый венец свой любовь обретает

И жала смерти навек избегает,

Празднуя вечно свой свадебный пир.

Мужчина я! - и кто мечтой

Себя достойней чает.

Пусть выйдет тот на свет дневной

Подобье Божие - мой вид,

Я смело уверяю,

И мне свободный вход открыт

Ко всем утехам рая.

Пройдет ли дева красоты --

Смелее, друг, смелее!

Я говорю: мужчина ты --

Целуй ее скорее!

Корсет сжимает грудь её,

Сильней она краснеет:

Ведь знает, что мужчина я,--

Затем она и млеет.

Зайди лишь я в купальню к ней,

Она бы закричала:

Мужчина я, а то бы ей

Кричать на ум не вспало.

Мне слово - что мужчина я --

К ней доступ открывает;

Не страшен я, но от меня

А знатных, дам любовь снискать

Мне разве будет трудно?

Повсюду слово то опять

Мне помогает чудно.

Мужчина я - то слышно всем

По звукам лиры смелой:

В других руках она совсем

Иначе бы запела.

А ум мужской? ведь он берет

Оттуда же начало,

Откуда Божий дух течет;

А это разве мало?

Тиранов враг, мой талисман

Их смело поражает;

А если верх возьмет тиран,--

Он с честью умирает.

Германцам этот талисман

Над Римом верх доставил;

Он при Гранине персиян

Вот гордый римлянин сидит

Под африканским зноем;

В его глазах огонь горит,

И смотрит он героем.

Вот отрок смелый подошел

К бежавшему из плена...

"Скажи: ты Мария нашел

На пепле Карфагена!".

Так он велел сказать своим,

Великий и в паденье;

Мужчина он - и перед ним

Все чувствуют смущенье.

Его ж потомки не могли

Сберечь свои владенья,

И суетную жизнь вели

В пустом увеселеньи.

О, как постыдна участь их!

На веки род презренных

Лишился прав мужских своих,

И так влачат они век свой,

Живут не с головою,

А разве с тыквою большой,

Внутри совсем пустою.

Так у аптекаря вино --

В реторту лишь вольется --

Теряет спирт свой весь оно:

Вода лишь остается.

Они от женщины бегут,

Дрожат, ее встречая,

И - если в круг их попадут --

Стоят, от страха тая.

Счастливый семьянин - и тот

Их взор собой тревожит:

Кто людям жизни не дает,

Людей любить не может!

Так я иду, гордясь собой,

И кто себя считает,

Как я, мужчиной - тот со мной

Ну что вы там,в земле своей

Дерете нос под-час?,

Немало доблестных мужей, i

Не мало есть богатырей

И в Швабии у нас!

У вас - Карл, и Эдуард.

И Фриц... и кто потом?

И Карл, и Фриц, и Эдуард...

У нас - один: граф Эбергард

В сраженьи Божий гром.

Змея под сердцем... "А! постой!"

Задумал он с тех пор --

И клялся отчей бородой

Омыть кровавою рекой

Свой гнев и свой позор.

И людям, и коням

Пришлось под Деффинген с утра

Сойдтись на поле и - "ура!"...

Ой, жарко было там!

И Ульрих, сын его... и тот

Любил железа звон:

Бывало, враг громит и жжет --

Сын графа Ульрих не вздрогнет

И вспять ни пяди он.

Рейтлингцы, с зависти, не раз

Ковали тайный ков --

И препоясались на нас

Они мечом в недобрый час;

А граф - не ждет врагов:

Наш лозунг был: "врага топчи

За прежний бой!" Потом

С утра до поздней до ночи

Трещали копья и мечи,

И била кровь ключом.

К врагам домчался он --

И страх, и ужас впереди,

И крик, и стоны позади,

И смерть со всех сторон!

Вломился к ним - не победил,

Вернулся недобром;

Отец свою досаду скрыл;

А сыну Божий свет не мил --

И плачет он тайком.

Но с смертию не спорят львы:

Сверкнула сабля в тыл --

Все разом к Ульриху... увы!

Не опустил он головы,

Да жгучий взор застыл.

Как будто голову нам ссек,

Сам враг заплакал... Га!

Наш граф не плакал весь свой век.

"Мой сын такой же человек!--

Марш, дети, на врага!"

И копья гнев навел,

И много трупов улеглось;

А враг бежал - и вкривь и вкось --

На горы, в лес и в дол.

И с трубным звуком мы в свой стан

Вернулися потом --

И пир-горой у поселян:

И вальс, и песни - и стакан

Заискрился вином.

А где ж наш граф? Сидит

В шатре одним один;

Слеза в глазах его блестит;

Пред ним убитый сын лежит,

Лежит убитый сын.

Затем при графе мы своем

И телом, и душой.

В его руке не меч, а гром.

Он - буря в поле боевом,

Звезда земли родной!

Дерете нос под-час?

Не мало доблестных мужей,

Не мало есть богатырей

И в Швабии у нас.

На смерть воспитанника военной академии Иоганна Христиана Векерлина (род. в 1759 г.). товарища Шиллера по медицинским занятиям, впоследствии поступившого на службу в аптеку к отцу поэта. Стихотворение напечатано от имени друзей покойного. Мрачное мировоззрение и сомнения в справедливости Творца, выраженные в первой редакции еще более резко, возбудили толки, о которых поэт писал (4 янв. 1781 г.) своему другу фон Говену: "Эта мелочь ославила меня в округе больше, чем двадцатилетняя практика. Это слава, во слава того, кто сжег храм Эфесский. Господи помилуй!"

1. А. Ш. (Элегия на смерть юноши, из Шиллера "Сибирския мелодии" 1846. Переп. в "Мелодиях" 1852 г.). Перевод, в общем, очень недурен, во помещаемый нами перевод Миллера точнее.

2. Ф. Миллер. (Элегия на смерть юноши). Шиллер в переводе рус. поэтов, изд. Гербеля и Собр. стих. Миллера.

3. Н. Голованов. Лирическия стихотворения Шиллера. М. 1899.

После долгих споров о личности "Лауры", к которой обращено это и пять других (см. ниже) стихотворений, можно теперь считать несомненным, что под этим именем, избранным под влиянием Клопштока, скрыта Луиза Доротея Фишер, вдова офицера, у которой поэт жил в Штутгардте по выходе из академии (си. биографию). Смысл стихотворения: как сила всемирного тяготения сдерживает и объединяет мир материя, так любовь скрепляет воедино мир духовный; обобщая обе области, поэт вслед за греческими философами, особенно Эмпедоклом, для которого обособление и соединение первоначально хнотических и разрозненных элементов есть дело Эроса, даже именует обе силы одинаково любовью ("На любви основан мировой закон"). Далее поэт сообщает и различным проявлениям чувства также личную жизнь - любовь: радость сочетается с горем, надежда с отчаянием, тоска "братски" сочетается с наслаждением - и от этого союза рождаются "золотые дети" - слезы успокоения. То же парное сочетание видит поэт и в "царстве зла", где "наши пороки враждуют с небом и любовно соединяются с адом, грех со стыдом и раскаянием, величие с опасностью, гордость с падением, счастье с завистью, похоть с своей "сестрой" - смертью. Последния две строфы изображают невозможное осуществление невыполнимого порывания: это произойдет лишь тогда, когда, согласно преданию, Время (Сатурн) соединится с своей невестой - вечностью.

1. Аноним (Фантазия к Лоре, из Шиллера, "Московск. Вести." 1831, ч. VI). Перевод литературный, но тяжеловесный.

2. Н. Гербель. Фантазия. Лауре, Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля.

"Марии" подражание Шиллеру ("Славянин" 1827, ч. 11, 13). Взяты только последния 8 строк стихотворения и очень неуклюже и неточно переделаны в 12.

4. В. Курочкин. (Лауре - отрывок из Шиллера) Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля. Спб. 1857, т. II, стр. 296. Куплеты 4, 5, 6, 7,8.

6. О. Н. Чюмнна. Фантазия (Лауре). Переведено для настоящого издания.

"Один из навболее незрелых, напыщенных и безсодержательных опытов поэта" (Дюнцер, 311). В русском переводе не упомянуто имя "кудесника (стих 5) Якова Филадельфия - знаменитого мага XVIII века, вызывавшого души мертвецов и отсутствующих. Стихи:

связанные с его именем, вызывают разногласия между комментаторами: одни (Келлерман) - объясняют их смысл так: Филадельфий оживляет тысячи бездушных тел; другие, наоборот (Фигоф), видят здесь сравнения: "как Филадельфий своим искусством отнимал души у тысячи людей, так Лаура обращает своей игрой в бездушную статую своего слушатели". Дюнцер, между прочим, находит возможным усмотреть здесь намек на "тысячи нитей", которыми орудовал Филадельфия, приводя в движение автоматов, употребляемых им для своих фокусов.

1. А. Мерзляков. "К Лауре за Клавесином из Шиллера". "Вестн. Европы" 1806 г. ч. XXV, и в сочинениях Мерзлякова (М. 1867, ч. 2). Перевод очень растянут (55 стихов вместо 41) и тяжел, не представляет интереса по имени переводчика. См. о нем ниже при переводе Державина.

2. Державин. Дева за клавесином. "Вест. Евр." 1806 г., ч. XXVI, No 7 и в отдельных изданиях сочинений Державина, где печатается под заглавием "Дева за арфою". В печати этот перевод появился после перевода Мерзлякова, но сделан он раньше - в 1805 г. Державин отправил его к Каченовскому для напечатания в "Вест. Евр.", но Каченовскому, не любившему белых стихов, перевод не понравился, и чтобы отклонить печатание, он просил Мерзлякова перевести "Деву" рифмованными стихами, а Державину написал, что у него есть один перевод. Затем он, однако же, напечатал и перевод Державина. Дмитриеву перевод Державина тоже не нравился. Ср. Соч. Державина под ред. Грота, т. 2, стр. 540--43. Последних 10 стихов Державинского перевода, с их полемикой против скептицизма 18 века, у Шиллера совсем нет.

3. В. Бенедиктов. (Лаура за клавесином). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля, и в "Сочинениях".

5. О. Н. Чюмина. Переведено для настоящого падания.

Обращение к памятнику Жан-Жака Руссо (1712--1776) на так называемом "острове Ив" в Эрменонвиле подле Парижа, где жил последние дни и умер знаменитый философ. Из четырнадцати первоначальных строф этого стихотворения поэт с большим тактом отбросил двенадцать слабых, оставив две лучшия. Преследования Руссо навлек на себя сочинением "Эмиль или о воспитании", которое было сожжено рукой палача. Автор, приговоренный в заключению в тюрьме, бежал и долго скитался, терпя большие лишения.

1. Мей. Руссо, Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля и в "Сочинениях".

I В изданной Шиллером в 1782 году "Антологии" эта ода носит более определенное название: "Минуты блаженства подле Лауры". В том же 1782 году оно появилось в "Der Schwäbische Musen Almanach", сокращенное на две строфы, в 1793 г. урезано поэтом более чем на половину, отчего, по мнению всех комментаторов, производит неполное впечатление.

1. Ф. Миллер. (Лауре) Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

2. Н. Голованов, Лирическия стихотворения Шиллера. М. 1899. ("Восторг к Лауре").

Популярная в эту эпоху тема. Тяжкия и позорные наказания, налагаемые за детоубийство государством и церковью, вызвали отпор со стороны поэтов и гуманных людей, указывавших на смягчающия обстоятельства - соблазны и страсть; к этому общественному настроению относится и Гретхен в "Фаусте". Стихотворение представляет собой как-бы монолог но пути на казнь, чему, однако, противоречит сцена сожжения писем (предпоследняя строфа).

1. Милонов (Мать убийца, с немецкого из Шиллера). "Вест. Евр." 1813, ч. LXX, 3. Сатиры Милонова 1819, 85. Больше пересказ, чем перевод.

2. И. Покровский - ( Мать убийца") "Благонамеренный", 1822, ч. 17, No 7, 270. Перевод, по своему времени, не дурен.!

3. А. Мейснер. (Чадоубийца, из Шиллера). Соч. А. Мейснера, 1836, и в издании Гербеля.

4. Аноним, (Преступница, из Шиллера) "Сибирския Мелодии", 1846. 41. Перевод не без достоинств.

5. Н. Голованов. Лирич. стихотв. Шиллера, М. 1899.

6. Аполлон Коринфский. Переведено для настоящого издания.

Первоначально называлось "В бою - рассказ офицера" и, несомненно, принадлежит к лучшим произведениям первого периода. Обращает на себя внимание свободный размер, переходы которого вполне соответствуют развитию действия.

1. Ф. Миллер. Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

В анонимной заметке об "Антологии" Шиллер говорит, что это стихотворение, очевидно, написано под влиянием "Nachtfeier der Venus" Бюргера (1773); последнее стихотворение есть подражание "Pervigilium Veneris" ("Cras amet qui numquam amavit, quique amavit, eras amet"), приписываемому Катуллу. Несмотря на это указание, произведение Шиллера совершенно самостоятельно. Комментаторы различно оценивают план композиции: по мнению Дюнцера, между первой частью, где передается, как еще грубый род людской рождением богини любви призвав к духовной жизни, и второй, где изображена власть любви на Олимпе, в преисподней и на земле, откуда любовь возносит людей на небо, нет никакой связи. Наоборот, Фигоф считает гимн одним из лучших юношеских стихотворений Шиллера. Объяснение второй строфы ("Из недвижных скал... смертных род возстал") см. дальше в Словаре - Девкалион и Пирра.

1. С. Шевырев. Торжество любви. "Северная Лира", 1827.

2. Н. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899. (Триумф любви).

"Мысль о бесконечности вселенной высказана в этом стихотворении в оригинальных образах: фантазия поэта жаждет пронестись до самого конца вселенной; после долгого скитания она, наконец, видит пред собой беззвездное пространство и думает, что достигла цеди, как вдруг натыкается на новые массы миров. А другая фантазия, несущаяся ей на встречу, сообщает ей, что границ мира не найти". (Дюнцер). Образы стихотворения неясны и часто несоединимы.

1. С. Шевырев. (Безпредельность, из Шиллера). "Московский Вестник" 1827, ч. III, No 12, стр. 814. Также в "Литературн. прилож. к Русскому Инвалиду" (1833, No 96, 767), в "Полной Русской Хрестоматии" Галахова, в изд. Гербеля.

2. П. Ободовский. (Величие мира, подражание Шиллеру). "Северные цветы", 1827, отд. II, стр. 830. Подражание очень вольное.

"Стихотворения А. Струговщикова" 1845. Как все переводы Струговщикова, не достаточно точный.

4. М. Михайлов. Безпредельность. "Библиот. для чтения", 1855, т. СХХИХ, и в "Стихотворениях" М. Л. Михайлова, изд. 1862 и 1890.

5. Н. Голованов, Лирич. стих. Шиллера. М. 1899. (Безпредельность).

"Фортуну", хотя в самом стихотворении Фортуна не является действующим лицом; в оригинале стихотворение просто называется "Счастье и мудрость".

1. А. Струговщинов. (Фортуна и Мудрость, из Шиллера) "Стихотв. А. Струговщикова", 1845.

2. Н. Гербель. (Фортуна и Мудрость). Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

3. В. Т. (Фортуна и Мудрость, из Шиллера) "Сын Отечества", 1857, No 38, 917. Очень растянутый (26 стихов) перевод.

Из стихотворения, первоначально гораздо более длинного, выброшены стихи, не вполне пристойные.

Название, быть может, указывает на то, что поэт хотел изобразить не все многообразие подземного царства, но лишь одну определенную группу из него. (Дюнцер, с чем, однако, несогласен Фигоф). В противоречии с греческим мифом, обреченные как будто надеются еще на искупление ("Что-то рок из наших вынет урн").

"Благонамеренный", 1849, ч. VIII, 134. Перевод довольно удовлетворительный.

2. Аноним. (Сцена из Тартара, из Шиллера). "Сибирския Мелодии", 1816. Перепечатано в "Мелодиях" 1852. Скорее подражание, чем перевод.

3. Д. Мин. Группа из Тартара, Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

4. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

Из песен к Лауре - вымышленное имя, которое было заменено новым - Нанни, когда это стихотворение было перенесено поэтом из "Антологии", где оно называлось "Мои цветы", в 1 том его собрания стихотворений.

1. А. Фет. (К цветам, Шиллера). "Отеч. Записки", 1844, т. XCIII, и в "Стихотворениях А. Фета" 1863, и позднее.

2. Баженов. Цветы. "Сочин. и переводы" А. Баженова. М. 1870, ч. II.

3. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

Роман, о котором говорит поэт в подзаголовке, должен был "обратить внимание на известные эпохи пробуждения и движения разума, исправить некоторые истины я погрешности, касающияся морали и могущия быть источником счастия или страданий". Мысли этого стихотворения, сходные с идеями "Фантазии" (стр.6), развиты в изданных из этого романа отрывках - в "Философских письмах" Юлия к Рафаэлю, особенно в "Теософии" Юлия (см. дальнейшие тома). Тремя последними стихами заключил Гегель "Феноменологию духа".

1. Ф. Миллер. (Дружба) Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля и Стихотвор. Миллера.

Меланхолия - настроение, взирающее на все земное лишь с точки зрения его тленности и недолговечности и потому повергающее мыслителя в глубокую скорбь о неизбежном конце всего высокого и прекрасного, - характерное настроение Шиллера в большинстве его произведений. Эту глубокую скорбь испытывает поэт при виде цветущей красоты и юношеской свежести Лауры (стихи 1--18); он рисует всю тленность земного (ст. 19--26) и всей вселенной (ст. 27--37), чтобы затем перейти к изображению прелестей Лауры (ст. 38--74) и своих могучих физических и духовных сил (ст. 75--105), которые ждет тот-же неизбежный и безотрадный конец. В заключительных стихах (ст. 103--114) развивается мысль, что лучше умереть во всей полноте юношеских сил, чем в немощной старости. Это желание поэта исполнилось.

1. Ф. Миллер. (Лауре). Шиллер в изд. Гербеля и в Стихотв. Миллера.

В оригинале называется "К весне". Самое непритязательное и грациозное изо всех юношеских стихотворений Шиллера.

1. Н. Гербель. (Весне). Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

2. Аноним. (Весна, приди. Из Шиллера). "Развлечение" 1891, No 16.

Стихотворение это не имеет автобиографической подкладки; быть может, поэтому оно, в противоположность "песням к Лауре", написанным в пылу страсти, отличается художественностьюдеталей изображения, спокойствием и внешней отделкой.

1. В. Жуковский. К 1805 году относится "Идиллия, где разработаны мотивы Шиллеровского стихотворения.

2. Бенедиктов. (К Минне). Стихотворения, изд. 1856 и позднее.

В "Антологии" называлось "Утренняя Фантазия". Поэт, всегда любивший антитезы, естественно пришел в противоположению мрачного настроения самоубийцы и радостного, светлого утра. Последние стихи оригинала:

ясно говорят о том, что несчастный решил сегодня-же покончить с собой. Поэтому неточно в переводе Ф. Миллера:

1. Ф. Миллер. (Беглец). Шиллер в переводе русских поэтов изд. Гербеля и в Стихотв. Миллера.

Исходя из платоновского учения о тон, что нашей здешней жизни предшествовало безплотное существование нашей души, пребывающей в созерцании Божества, "поэт пытается объяснить странное желание соединиться с возлюбленной тем, что оба они в незапамятные времена (в эонах) составляли единое целое; память их хранит об этом смутное, но могучее воспоминание, так что весь нынешний пыл есть лишь естественное побуждение возстановить это нарушенное единство. - Как в "Фантазии" поэт видел возможное слияние с милой лишь в бесконечно отдаленном будущем, так здесь он относить его в бесконечно далекое прошлое". (Келлерман). В основании лежит также миф о происхождении любви, рассказываемый Аристофаном в "Пире" Платона: люди некогда составляли одно сложное существо, состоявшее из мужчины и женщины; Зевс разрубил их на две половины, которые и теперь под властью непобедимого могучого стремления рвутся соединиться друг с другом.

1. Аполлон Григорьев. "Тайна воспоминания" ("Моск. Город. Листок" 1841, No 258). В переводе Григорьева пропущены 2 строфы: шестая. (В существе соединенном тесно и т. д.) и восьмая (Плачь, Лаура, Бога в нас не стало), которые в нашем издании добавлены О. Н. Чюминой.

Противоположение "Группе из Тартара" (стр. 15); оба стихотворения, быть может, навеяны Энеидой, кн. VI. В "Антологии" это стихотворение, названное "Кантатой", было распределено по строфам между хором и пятью голосами.

1. А. Мансуров. (Элизиум из Шиллера). "Каллиопа" 1817, 95. Перевод не точен.

"Сын Отечества" 1819, ч. LIV, No 22, 132. Перепеч. в "Новостях литературы" 1825, ч. XII, 191.

Перевод довольно точный и литературный. Последняя строфа опущена.

3. Г. Данилевский. Элизиум. Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля и в соч. Данилевского.

В "Антологии" называлось "Кастраты и мужчины" и возникло в виде противовеса "Невинности мужчины" Бюргера. Из первоначальной редакции, более пространной, выброшены фривольные строфы.

1. Ф. Миллер. (Достоинство мужчины). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля.

Граф Вюртембергский Эбергард IV Грейнер (Сварливый), правивший от 1341 но 1399 г., был одним из храбрейших рыцарей этого смутного времени. Нескончаемые неурядицы между городами, рыцарями и государями связали их всех в разные союзы, которые боролись между собою, соединяясь, смотиря по обстоятельствам, с той или иной стороной. К битве при Бейтлингене 14 мая 1377 года горожане бились с рыцарями, во главе которых был сын Эбергарта, Ульрих; через одиннадцать лет, 25 августа 13888 года, в битве при Деффингене победа, благодаря Эбергарду, осталась за рыцарями; но сын героя, спешивший на помощь отцу, был убит. Свежая, бодрая военная песнь в народном духе вложена в уста Эбергарду. Имена героев противной стороны ("У вас - и Карл, и Эдуард, и Фрицы. и т. д.) не имеют в виду определенных личностей и выбраны произвольно. В стихотворении несколько исторических погрешностей: в битве под Рейтлингеном вюртембергцы вовсе не были разбиты. Ульрих ("львенок", а в немецком оригинале "junge Kriegsmann" "юный воин" и "Bube " - мальчик), когда его убили под Деффингеном, был уже дедушкой. Стих "клялся отчей бородой" намек на другое прозвище Эбергарда - Rauschebart - (бородач). Та же тема обработана Уландом в нескольких балладах, превосходящих юношеское произведение Шиллера.

1. Л. Мей. (Граф Эбергард Грейнер. Военная песня из Шиллера). "Сын Отечества", 1857, т. II, No 16 и в сочинениях Мея.