Стихотворения (1795 г.)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Стихотворения (1795 г.) (старая орфография)

ПОЭЗИЯ ЖИЗНИ.

(1795).

Могу ли тенью я обманчивой пленяться

"И ложным призраком, как правдой, наслаждаться?

"Вся обнаженная, без дымки покрывала,

"Хочу, что б истина передо мной сияла.

"Пусть меркнут небеса с исчезнувшей мечтою,

"И пусть свободный дух, привыкший улетать

"И в бесконечности все жаждавший познать,

"Действительность скует тяжелою рукою.

"Тогда научится он властвовать собою,

"Поймет, что значит долг святой,

"Весь ужас нищеты земной

"И, примирившийся, склонится пред судьбою.

"Кто истины владычества боится,

"Сумеет-ли нужде тяжелой покориться?"

Так восклицаешь ты, о мой суровый друг,

И, опытом жестоким умудренный,

Все отрицая, ты глядишь вокруг.

Прочь улетает светлый сонм богов

И нежных муз забавы умолкают,

Богини юные с кудрей своих роняют

Гирлянды свежия цветов,

Волшебный жезл о землю разбивает

Гермес и музу - Аполлон,

Как утренний туман покровы жизни тают

И лик печальный обнажен.

Действительность является уныло,

И мир становится тем, что он есть - могилой.

Повязку с глаз своих амур сорвет отныне

И на него любовь испуганно глядит,

Вдруг узнает в своем небесном сыне

Лишь смертного и в ужасе бежит.

Лик юный красоты морщины покрывают

И на устах твоих, бледнея, остывает

Горячий поцелуй... Исчезло заблужденье

И в жизни ждет тебя покой окамененья.

Allegro (Поликсена Сергеевна Соловьева)

(1795).

Бушует ливень, вторят скалы;

А там, над вздувшимся ручьем

Гремят и падают обвалы,

Деревья ломятся кругом;

Внимает путник одинокий,

В восторг и ужас погружен,

Волнам ревущого потока,

Не зная, где бушует он.

Так волны песни мчатся мимо

Из глубины недостижимой.

Кто может, звукам тем внимая,

В себе их чары победить?

Слышна в них сила роковая,

Она сплетает жизни нить;

То в мир теней нас погружает,

Исполнив трепетом сердца,

То разом в небо увлекает

По мановению певца,

Колышет зыбкою волною.

Так часто входит в круг веселый,

Где шум и радость, и борьба

Своею поступью тяжелой

Неумолимая судьба;

И все склоняется мгновенно

Пред этим гостем неземным,

Смолкает говор жизни бренной

И маски падают пред ним.

Так перед истиной ничтожно

Все то, что суетно и ложно.

Так песня чуть коснется слуха,

И в сердце нет тоски земной,

И смертный разом в царство духа

Несется вольною душой.

Смолкают бурные порывы,

Ему не надо ничего

И голос жизни суетливый

Уже не трогает его.

Пока царит очарованье.

Как после тягостной разлуки

Дитя, раскаявшись, опять

В простертые навстречу руки

Спешит и обнимает мать,

Так песня нам звучит родная

И голос чистый и святой,

Из чуждой сферы вырывая,

Нас манит снова в край родной,

В объятья верные природы

Забыть про холод и невзгоды.

Кн. Д. Церетелев.

ДИТЯ В КОЛЫБЕЛИ.

(1795).

Крошка-счастливец! Теперь для тебя колыбель безгранична;

Мужем ты станешь - и мир целый тебя не вместит.

А. Фет.

ЗЕВЕС ГЕРКУЛЕСУ.

(1795).

Божественной силе твоей нектар наградою был.

И. Болдаков.

ОДИССЕЙ.

(1795).

Все моря переплыл Одиссей, возвращаясь в отчизну;

Слышал и Сциллы он лай, зрел и Харибды грозу,

Моря враждебного злобу и горе на суше изведал,

Даже и в темный Аид, долго блуждая, попал.

Сонного волны его принесли ко прибрежью Итаки:

Скорбный, от сна пробудясь, родины он не узнал.

М. Михайлов.

НЕИЗМЕННОЕ.

(1795).

Время летит невоздержно! Оно постоянного ищет;

Будь постоянен - и вечною цепью его окуешь.

Ф. Кони.

ПЛЯСКА.

(1795).

Плавно и мерно, как волны за парою пара кружится,

Вижу ль я тени летучия без оболочки телесной,

Или воздушной толпой эльфы сплелись в хороводы?

Как дуновение ветра по воздуху дым развевает,

Как серебристая зыбь тихо колышет ладью,--

Так мелодичный размер управляет ногой обученной,

Так рокотание струн тело, поднявши, несет.

Как бы затем, чтобы силою цепь разорвать плясовую,

Смелая пара летит прямо на сомкнутый ряд.

Сразу же путь ей проложен - и сразу же нет его снова,

Будто волшебной рукой доступ открыт и закрыт.

Пары не видишь ты больше, и вечно-подвижного царства

В диком смятеньи во прах рушится дивный чертог.

Нет, выростает опять он, ликующий: узел развязан,

Прежний порядок во всем - лишь изменилась краса.

То разрушается, то воздвигается зданье живое --

И в прихотливой игре чуется скрытый закон.

Но почему же, скажи мне, при смене картин бесконечной,

В бурном движеньи царит невозмутимый покой?

Каждый себе господин, своему только сердцу послушен,--

Хочешь ты знать? Это бог, мощный бог музыкальных созвучий: j

Он из нестройных прыжков стройную пляску творит; j

Как Немезида, он властен уздой обольстительной ритма!

Буйную радость смирить, дикое сделать ручным.

И равнодушно внимаешь ты чудной гармонии мира?

Не увлекает тебя песни великой поток,--

Такт животворный, который ты в каждом создании слышишь,--

Пляски стремительный вихрь, что в безпредельную даль

Смелым размахом уносит лучистое солнце? Ты меру

Знаешь в игре: отчего ж в деле не знаешь её?

В. С. Лихачов.

ИЗРЕЧЕНИЯ КОНФУЦИЯ.

(1795).

I.

Трояко время шлет свои дары:

Грядущий день подходит к нам несмело,--

То, чем живем, летит скорей стрелы,--

А прошлое стоит окаменело.

Когда замедлен шаг грядущих близко дней,

То время никогда не знает нетерпенья;

И не продлить его от страха и сомненья.

Ничем не замолить, нельзя заворожить

Тех неподвижных дней, что вновь не пережить!

И если хочешь ты пройдти свой жизни путь

Без горя и тоски, и мудро, и счастливо,--

Грядущему во мгле доверься прозорливо,

Судьбы не искушай, корысть одну забудь,

Не избирай в друзья летучого мгновенья

И бойся как врага в прошедшем осужденья!

II.

Пространство без границ являет нам во всем

Такия же черты для думы и сравненья:

Как в даль бежит длина, так должен человек

Стремиться к лучшему, не зная прегражденья,--

Без устали идти обязан ты вперед

На трудовом пути к пределам совершенства,

Как в ширь идет простор, так ты иди и верь,

Что расцветет в тебе мир правды и блаженства,

На глубине его провидишь Божество

Лишь твердостью одной мечта осуществится,

А где-то в бездне там лишь истина таится!

Кн. Э. Ухтомский.

ПОЧЕСТИ.

(1795).

Когда струится свет на лоно зыбких вод,

Волна как-бы огнем и дышет и сверкает --

Но быстрая река других за ней влечет,

Другая вслед за ней нам небо отражает.

Не так ли на земле, о смертный, счастья луч

Лишь временно тебя почетом облекает,--

Но стоит не дойдти сиянью из-за туч

И весь случайный блеск мгновенно исчезает.

Не сами мы, - а место, где стоим,

Нас украшает отблеском своим.

Кн. Э. Ухтомский.

ГЕРМАНИЯ И ЕЁ ГОСУДАРИ.

(1795).

Много великих монархов дала ты - и ты их достойна!

Славу монарху всегда может лишь подданный дать;

Славные славой своей, были бы больше людьми.

Ф. Миллер.

ПЕГАС В ЯРМЕ.

(1795).

На конский торг - не в Гэй-маркет-ли даже,

Где сверх того различный есть товар --

Привел поэт голодный для продажи

Коня, от музы им полученного в дар.

Он так взвивался горделиво,

Так громко ржал, что восклицали все:

-- Что говорить! Конь царский! Конь на диво!

Лишь крылья гадкия - во вред его красе,

А в цуге он пошел бы славно.

Порода их, как говорят, редка.

Но денежки терять наверняка

И в воздухе летать - кому забавно?

Однако, фермер Ганс решает так вопрос:

-- От крыльев, - говорит, - мне прибыли немного.

Связать, иль срезать их - туда им и дорога,

От фунтов двадцати авось не обеднею.--

И радуясь таким словам,

Наш продавец ударил по рукам,

И Ганс спешит домой с покупкою своею.

Пегаса запрягли, но непривычный гнет

Едва почуяв, оскорбленный,

Негодованьем гордым распаленный,

Помчался яростно вперед

И опрокинул он с разбегу

У края пропасти тяжелую телегу.

-- Постой, - решает Ганс, - нельзя скотину эту

Впрягать в возы, я к завтрашнему дню --

И этим двух коней наверно заменю --

Впрягу его в почтовую карету.

"Ретивый конь! Но может быть

С годами он и поубавит прыть.--

Казалося, все ладилось вначале.

С Пегасом во главе - карету кони мчали,

Которая неслась стрелой.

Увидел облако, скользившее в лазури,--

Конь верен лишь своей натуре,--

Свернув с пути, что раньше проторен --

По пашням и лугам, как вихрь, помчался он.

За ним - и прочие. - Ни криком, ни уздою

Коней не удержать. Карету на куски

Едва не расщепив, в которой седоки

Дрожали - бешеной испуганы ездою --

Он на гору ее примчал.

Ганс головою покачал,

Но вслед затем сообразил он что то:

-- Авось его смирят хоть голод да работа!--

Попытка сделана, - уже на третий день

Конь дивный исхудал и стал похож на тень.

Доволен Ганс: - Теперь все будет ладно,

"Я вижу, он уж не таков.

"Запречь его - что б было не повадно,

В одно ярмо с сильнейшим из быков!--

Как сказано - так сделано. Друг с другом --

Крылатый конь и бык - в одном ярме.

Но мысль одну лелеял конь в уме:

Стремясь на волю из под гнета --

Он силы напрягал для мощного полета

Напрасно! Голову склоня,

Шагает мерно бык, и Фебова коня

Неволит он идти с ним в ногу.

Тогда, усильем истощен,

Под бременем стыда и горести согбен,--

Пегас упал без силы на дорогу.

Взбесился Ганс. - Проклятие скоту!

С ним и пахать нельзя, как видно.--

И разсердись, прибегнул он к кнуту.

-- Мошенником обманут я безстыдно!--

Меж тем как в ярости слепой

Он действовал кнутом, проворною стопой

Шел мимо юноша. Как золото блистая,

Вилися волосы вокруг его 4ела,

Венчала их повязка золотая

Дивясь, воскликнул он: - куда же

Ты с этой парою невиданною, друг?

Быка и птицу впречь в один и тот, же плуг --

О том не слыхивали даже!

Доверь мне этого коня на полчаса --

И ты увидишь чудеса!--

Пегаса отпрягли, и на него с улыбкой

Вскочил ездок. Почуяв седока

С рукой привольною и гибкой --

Конь захрапел, заржал. Два пламенных зрачка,

Как молния, мгновенно заблистали.

Не тот, каким сейчас его видали --

В величьи царственном и дивной красоте,

Как дух, как божество, одним порывом бурным

Из глаз исчез он в высоте

И к небесам взвился лазурным.

О. Чюмина.

ИГРАЮЩИЙ МАЛЬЧИК.

(1795).

Острове, где не найдут тебя скорбь и заботы.

Держут над бездной тебя руки родные любовно,

В глубь ледяную могил смотришь ты, весел и мил.

Крошка невинный, играй. Ты, покуда, в Аркадии светлой.

Радость, лишь радость одна властно владеет тобой.

Силы кипучей прилив сам себе ставит пределы,

Чужды отваге слепой долг и житейская цель.

Смейся! Уж труд недалек, истощающий, тяжко гнетущий,

Долг, повелительный долг пыл и отвагу убьет.

А. М. Федоров.

ИОАННИТЫ.

(1795).

Красит вас грозный убор крестоносцев, с львиной отвагой

Родос и Аккон прибрежный твердым прикрывших щитом,

Ставших с мечем херувима у Гроба Господня,

В зное сирийской пустыни паломнику путь оградивших туда...

Всех же доспехов один окружает вас ярче сияньем:

Скромный передник прислужника тяжко больным.

Славного рода сыны, вы приносите дань милосердья

Вера Христа, только ты в свой венец из ветвей непокорных

Можешь сплетать со смиреньем и витязей гордую мощь!

Кн. Э. Ухтомский.

СЕЯТЕЛЬ.

(1795).

Полон надежды, земле ты вверяешь зерно золотое --

И ожидаешь весной радостно всхода его.

Что же боишься на поле времен свои сеять деянья?

Мудрости смелый посев тихо цветет для веков.

М. Михайлов.

ДВА ПУТИ К ДОБРОДЕТЕЛИ.

(1795).

Есть два пути, по которым идет к добродетели смертный;

Скрылся внезапно один, тотчас другой пред тобой:!

Делом её достигает счастливый, несчастный - терпеньем.

Блого тому, кого рок к ней по обоим ведет!

Ф. Миллер.

ИДЕАЛЫ.

(1795).

И все отрадные мечты,

Восторг и грусть, тоску и радость --

С собою вдаль уносишь ты!

Златое время жизни полной!

Постой, еще со мной побудь --

Вотще! твои стремятся волны

И в море вечности бегут!

Потухли ясные светила,

Пред мной блиставшия в тиши;

Мои мечты судьба разбила --

Созданья пламенной души,

И вера сладкая - далеко

В святые прежде существа,

Добыча истины жестокой

Все идеалы божества.

Как некогда в объятья камень,

Любя, Пигмалион схватил,

И чувства трепетного пламень

Холодный мрамор оживил;

Умом, душою, жизнью всей,--

Пока согрел ее, подвигнул

На пламенной груди моей.

Она любовь мою делила,

Безмолвная - язык нашла,

Мне поцелуй мой возвратила

И сердца трепет поняла.

Леса и горы стали живы,

Поток серебряный мне пел,

Отвсюду на мои призывы

Ответ желанный мне летел.

Вселенная во мне кипела,

Теснила грудь и всякий час

В звук, в образ, и в слова и в дело,

Жизнь из груди моей рвалась.

О как велик мне мир явился,

Пока скрывался он в зерне!

Но, ах! Как мало он развился,

Как беден показался мне!

Мечты надеясь досягнуть,

Еще не связанный заботой,

Пустился юноша в свой путь!

Туда невольное стремленье,

Где хор далеких звезд горел;

Нет высоты, нет отдаленья,

Куда-бы он не долетел!

Как он легко вперед стремился!

Что для счастливца тяжело?

Какой воздушный рой теснился

Вкруг светлого пути его!

Любовь с улыбкой благосклонной,

И счастье с золотым венцом,

И слава с звездною короной,

И в свете истина живом.

Но середи дороги, скоро

Все спутники разстались с ним;

Свернули в сторону от взора

Один сокрылся за другим.

Отрады знанье не нашло,

Сомненье потянулось тучей

И истину заволокло.

Горел над презренной главою

Венец и славы и добра,

И скоро скрылась за весною

Любви прекрасная пора,

Все тише, тише становилось,

Пустынней на пути моем,

Одна надежда мне светилась

Своим бледнеющим лучом.

Из шумных спутников стремленья,

Остался кто теперь со мной?

Кто подает мне утешенье,

Кто до могилы спутник мой?

Ты исцеляющая раны,

Ты, дружба, всех отрада зол,

Товарищ горестей желанный,

Тебя искал я - и нашол.

Ты, труд, души покой хранишь,

Ты никогда не изнуряешь,

Не разрушая ты творишь;--

Слепляешь среди сил природы

Песчинку за песчинкой ты,

За то минуты, дни и годы

У времени тобой взяты.

К. Аксаков.

КУПЕЦ.

(1795).

Чей несется корабль? Это сидонские люди

Держат с севера путь, олово с ними, янтарь.

Будь, Нептун, милосерд, - бережно,ветры, качайте,--

Пресноводный родник, в бухте радушной журчи!

Властны вы над купцом, боги; он ищет богатства,

Но с его кораблем связано тесно добро.

В. С. Лихачов.

ПРОЗЕЛИТИЗМУ.

(1795).

"Дайте вне шара земного мне только лишь точку опоры",

Мудрый сказал Архимед, "я его сдвину с пути".

Сделайте так, чтоб на миг я мог быть вне себя совершенно --

И в вашу веру тотчас я соглашусь перейти.

Ф. Миллер.

ВЕЧЕР.

(1795).

Бог лучезарный, спустись: - жаждут долины

Вновь освежиться росой;люди томятся;

Медлят усталые кони --

Спустись в золотой колеснице!

Кто,посмотри, там манит из светлого моря

Милой улыбкой тебя! узнало ли сердце?

Кони помчались быстрее:

Манит Фетида тебя.

Быстро в объятия к ней, возжи покинув,

Спрянул возничий; Эрот держит за узды!

Будто вкопаны кони

Пьют прохладную влагу.

Ночь по своду небес, прохладою вея,

Люди, покойтесь, любите:

Феб влюбленный почил.

А. Фет.

МЕТАФИЗИК.

(1795).

Как низко мир весь подо мной!

Едва людей внизу я различаю;

Посредством высшого искусства возлетаю

Я прямо к тверди голубой!"

Так с кровли башни недокрытой

Кричал великий малый человек,

Ганс-кровельщик.

А ты, Ганс-метафизикус, мыслитель знаменитый,

Великий малый человек,

Скажи нам: башня та, откуда ты взираешь,

На чем и из чего? Как полагаешь,

Как влез ты на нее? Затем ли тут она,

Что свысока на мир смотреть тебе нужна?

Ф. Миллер.

(1795).

Далее, смелый пловец! Пускай невежды смеются;

Пусть, утомившися, руль выпустит кормчий из рук --

Далее, далее к западу! Должен там берег явиться:

Ясно видится он мысли твоей вдалеке!

Веруй вожатаю-разуму! бодро плыви океаном!

Если земли там и нет - выйдет она из пучин.

В тесном союзе и были и будут природа и гений:

Что обещает нам он - верно исполнит она!

М. Михайлов.

ДОСТОИНСТВО ЖЕНЩИНЫ.

(1795).

Женщине - слава. Меж будничной прозы

Вьет и вплетает небесные розы

В тернии жизни вседневной она.

Ею любовная сеть сплетена;

Светлого чувства огонь затаенный

Грации нежной покровом прикрыт --

В кроткой груди неизменно горит,

Истины отвергнув власть,

Сила грубая мужчины

Устремляется в пучины,

Где царит мятежно страсть.

Сердцем век неутоленным,

Обольщаем суетой,

Он в погоне за мечтой

Рвется к звездам отдаленным.

С силой чарующей женщины взгляд

Вновь беглеца призывает назад

В мир настоящого. Скромно стыдливой

В доме родном расцветала она,

Вечным заветам природы правдивой --

Матери общей, оставшись верна.

Дух мужчины - разрушенье

Дышит силой роковой;

В необузданном стремленье

Он проносится грозой.

Разрушает он сурово

Вечно гидрой стоголовой

В нем желания растут.

Жены, довольствуясь славой спокойной,

Счастья цветок охраняют достойно;

В самой неволе свободней их ум,

В области чувства познания - шире,

Чем у живущих в таинственном мире

Чистой науки и творческих дум.

Холодна душа мужская,

И с суровой прямотой

Он не ведает, лаская,

Глубины любви святой.

Он не знает душ обмена,

Сладких слез не знает он,

Битвой жизни неизменно

Дух суровый закален.

Женския души отзывчиво юны.

Словно от ветра Эоловы струны.

Дивно трепещут. Вздымается грудь

Кроткия очи слезой состраданья --

Райской росою готовы блеснуть.

Право сильного - властитель

Там, где меч пути отверз:

Скиф над персом победитель

И томится в рабстве перс.

Страсти бешеною бурей

Разыгрались, - и царит

Всюду голос адских фурий

Вместо голоса харит.

Но женщина - властью своей неизменной --

Мольбою и лаской - царица вселенной.

Смягчая раздор, зажигающий кровь,

Она примиряет враждебные силы;

Поклявшимся в вечной вражде до могилы --

Она возвещает святую любовь.

О. Чюмина.

ПРОЩАНИЕ ПЕВЦА.

(1795).

На девственном лице её горит,

Она пришла, чтоб знать твое сужденье,

Но приговор ее не устрашит.

Ей дорого и важно одобренье

Того, чье сердце правдою горит,

Кто все прекрасное душой воспринимает,

-- Один лишь тот ее достойно увенчает.

Не будут длиться эти песнопенья,

Лишь только в сердце радость низведут,

Слетят к нему, как светлые виденья

И высшия в нем чувства создадут.

Не нужно им потомства одобренья,

На миг они родятся и умрут,

Лишь краткой радости мгновенные созданья

Они умчатся прочь, как звуки ликованья.

Пришла весна, на нивах обновленных

Трепещет жизнь и рвется на простор,

Струится пар от всходов пробужденных,

А в небесах поет веселый хор,

Спешат в леса, чтоб нежить слух и взор,

Но вот весна прошла, уж семена роняют

Поблекшие цветы - и вновь не расцветают.

Allegro.

ИДЕАЛЫ И ЖИЗНЬ.

(1795).

Вечно ясно, в счастьи бесконечном

И в спокойствии безпечном

На Олимпе жизнь богов течет.

На земле проходят поколенья;

Но без увяданья и без тленья

Юность вечных розами цветет.

Людям здесь иль чувств их услажденье,

Иль покой души в удел даны;

Оба же они в соединенье

Уранидам лишь обречены.

Если хочешь быть богам подобным,

Во владеньях смерти быть свободным --

Не срывай плодов её земных:

Знай, что скоро, скоро пресыщенье

Заменяет наслажденья миг.

Верь, преградою для Прозерпины

Был не Стикс! Нет, в Орковом саду

Сорвала она лишь плод единый --

И навек осталася в аду.

Тело лишь та сила подчиняет,

Что судьбою темной управляет;

Но - свободный от влиянья лет --

Божество среди богов блаженных,

Дух витает в сферах просветленных

И ему нигде преграды нет.

Если хочешь равным быть с богами,

Отрекись от всех земных сует --

Узких, душных - и взлети мечтами

В лучезарный идеала свет.

Жизнию земной не омраченный,

Лучезарный, вечно-совершенный,

Человечества прообраз здесь;

Перед Стиксом полные покоя

Молча бродят; так среди небес

Он витает, полный обаянья,

В первобытном блеске красоты,

И хоть в мире лишь борьба, страданье

Власть победы здесь увидишь ты.

Не затем, чтоб оживить ваш бедный

И усталый дух - венец победный

Лучезарно здесь для вас блестит.

О, хотя б вы не желали сами,

Жизнь вперед вас унесет волнами

И в безумной пляске закружит.

Но когда, борьбою утомленный,

Станет падать дух усталый твой,--

К цели новой, к цели вожделенной

Вознесен ты будешь красотой.

Если-ж вам придется за владенье

Выдержать упорное боренье,

К счастью или к славе на пути --

Пусть гром битвы бурно раздается.

Чтоб на этом поприще итти

Безопасно, чтоб достичь награды,

Надлежит отважным только быть;

Победит лишь сильный, а пощады

Могут только слабые просить.

Но, пробравшись будто сквозь теснины,

Снова тихо посреди равнины

Заструится жизненный поток,

В красоте роскошной и тенистой,

И в струе прозрачной и сребристой

Отразит и запад, и восток.

Подчинись взаимному влеченью,

Чувства слиться все тогда спешат;

Смолкнут все враждебные стремленья,

И исчезнет ненависти яд.

И когда, почуя вдохновенье

Творчества, искать соединенья

Станет гений веществом --

Пусть себе идея подчиняет

Вещество! Лишь тем, кто пред трудом

Не отступит, сил не пожалеет,

Правда лик решится свой открыть;

Лишь резец способен и умеет

Твердый мрамор оживить.

Но едва проникнитесь мышленьем

Красоты, то с восхищеньем

Вы увидите, как вдруг назад

Вещества вся тяжесть отступает,

И не плод труда уж созерцает,

А идею красоты наш взгляд.

Кончена борьба, прочь все сомненья,

И гордясь победою своей,

Мы охотно предаем забвенью

Ограниченность людей.

О, когда соблазном мы томимы,

И закон неумолимый

Вас страшит и пасть иной готов,

И пред блеском чудным идеала

Отлетит влияние грехов.

К этой цели дивной и высокой

Смертному дорога не дана:

Нет моста над пропастью глубокой,

Не достанет якорь дна.

Но, покинув бренности пределы.

Вознеситесь мыслью смело,

И исчезнет то, что вас страшит,

И не будет бездны под ногами.

К божеству взлетите лишь мечтами,--

К вам оно само когда слетит.

Да, в ком рабства дух преобладает,

Тем закон тяжеле всех оков;

С твердостию мужа исчезает

И величие богов.

О, когда томитесь вы скорбями,

С той же силой, как змеями

Сдавленный, страдал Лаокоон,

Возставайте горько на страданье,

Пусть сердца ваш раздирает стон;

Пусть природы грубые влеченья

Выступят наружу, пусть умрет

В вас в тот миг безсмертное стремленье,

Холод душу обоймет.

Но в жилищах светлых, вожделенных,

Где мы видим форм нетленных

Совершенство, там печали нет:

Там навек простимся мы с скорбями.

Позабудем горе со слезами,

Загорится в нас духовный свет.

И, как ярко радуга сияет

Рядом с тучей черной, грозовой:

Так там после скорби наступает

Мир душевный и покой.

У царя земного в подчиненьи

Геркулес томился и в сраженьи

Проводил он вечном жизнь свою;

И живой еще не побоялся

Броситься в Харонову ладью.

Всем трудам и всем земным мученьям

Был богами подвергаем он;

Но сносил покорно и с терпеньем

Все, на что был осужден.

Но настал последний час - и смело

Мощный дух покинул тело

И понесся в высь к богам святым,

Восхищаясь сам своим пареньем --

И, подобно легким сновиденьям,

Все земное сгинуло пред ним.

И, напевам горних лир внимая,

Олимпийцам полубог предстал --

И богиня юности благая

Подала ему бокал.

Ф. Миллер.

ГЕНИЙ.

(1795).

Что почитателей их сонм вслед за ними твердит,

Что лишь наука к благому покою привесть меня может

И на системе её зиждется счастие все?

Должен ли не доверять я влеченью тому, что природа

Напечатлела сама в сердце моем, как закон,

Ждать, пока мне его школа клеймом освятит своим вечным,

И необузданный мой формуле дух подчинит?

Ты мне поведай, ведь ты нисходил в глубины преисподней

И из могилы немой к нам возвратился живой?

Все уж известны тебе эти темные тайны могилы:

Будет ли радость живым там, в этом царстве теней?

Должен ли я идти темной тропой? Сознаюся, мне страшно:

Но я пройду этот путь, если он к правде ведет".

-- Слышал ты, друг, было время златое; много поэты

Повествовали о нем в сагах наивных своих;

Время, когда еще святость у нас на земле пребывала,

В девственно-чистых сердцах чувство хранилось еще;

И тот же самый закон, что на небе планетами движет

И оживляет в яйце скрытый зародыш его,

Он и в сердцах у людей кроткия волны вздымал.

Время, когда еще, будто часов неизменная стрелка,

Ум только в правде одной нам указанье давал.

О, когда не было ни посвященных, ни темных профанов:

Чем наслаждался живой, то он в гробах не искал.

Вечные правила каждому были доступны и ясны,

Но для всех был равно ключ их рожденья закрыт.

Ах, миновало счастливое время, и произволом

Дерзко нарушен теперь сладкий природы покой,

И оскверненное чувство гласом богов уж не стало,

Смолкнул оракул в сердцах, святость утративших всю.

Только глубоко внутри себя дух его изредка слышит,

Чувства священные там тайное слово хранит,

И чистый сердцем при нем добиться истины может,

И что утрачено им - мудрец ему возвратит.

Если, счастливец, тебя не покинул твой гений-хранитель,

И глас инстинкта в тебе не замолкал никогда,

Если твой взор целомудренный чистою правдой сияет

И ясно голос её слышишь в своей ты груди;

И ты уверен, что ввек их не узнаешь совсем;

Если не нужен судья для спора чувств разногласных,

Сердце твое никогда разум тебе не затмит --

О, тогда совершай путь жизни в невинности детской!

Знанья наука не даст; нет, пусть она от тебя

Учится; строгий закон, подчиняющий волю строптивых,

Не для тебя: что тебе нравится, то и закон.--

И перейдет твое слово святое по всем поколеньям:

То, что святою рукой создано, что языком

Сказано будет святым, то всесильно владеет умами.

Ты не увидишь один Бога, который в тебе;

Ты не сознаешь ту власть, что тебе все умы подчиняет;

Скромно и тихо пройдешь свой завоеванный мир.

Ф. Миллер.

ЭГОИСТУ-ФИЛОСОФУ.

(1795).

Видел ли ты, как младенец, еще нечувствительный к ласкам

Матери нежной своей, дремлет в объятьях её --

Дремлет, пока наконец он, разбуженный голосом страсти,

Видел ли мать ты, когда она, нежно заботясь о сыне,

Ночи проводит без сна, сон охраняя его?

Собственной жизнью питает она молодое растенье,

Видит отраду себе только в заботах о нем.

Ты ль порицаешь природу, которая то принимает,

Как младенец, дары, то раздает их, как мать?

Ты ль исключаешь, надменный, себя из прелестного круга

Дружбы взаимной, святой, лучшого дара земли?

Бедный! ты хочешь стоять одиноким, один сам-собою,

Там, где вечное даже обменом взаимным лишь сильно.

Ф. Миллер.

ПОКРЫТЫЙ ИСТУКАН В САИСЕ.

(1795).

Жрецами Саиса, в Египте, взят в ученье

Был пылкий юноша, алкавший просвещенья.

Могучей мыслию он быстро обнял круг

Хранимых мудростью таинственных наук;

Но смелый дух его рвался к познаньям новым.

Наставник-жрец вотще старался кротким словом

"Скажи мне, что мое, пришелец говорил:

Когда не все мое? Где знанью грань положим?

Иль самой истиной, как наслажденьем, можем

Лишь в разных степенях и порознь обладать?

Ее ль, единую, дробить и разделять?

Один лишь звук убавь в гармонии чудесной,

Один лишь цвет возьми из радуги небесной:

Что значит звук один, и что единый цвет?

Но нет гармонии - и радуги уж нет!"

Однажды, говоря о таинствах вселенной,

Наставник с юношей к ротонде отдаленной

Пришли, где полотном закрытый истукан

До свода высился, как грозный великан.

Дивяся юноша подходит к изваянью.

--"Чей образ кроется под этой плотной тканью?"

Спросил он. - "Истины под ней таится лик!"

Ответил спутник. - "Как!" воскликнул ученик:

А от меня ее сокрыли вы, святую!"

--.То воля божества!" промолвил жрец в ответ:

"Завесы не коснись - таков его завет --

Пока с себя само её не совлеку я!

Кто ж, сокровенное преступно испытуя,

Поднимет мой покров, тому присуждено..."

"Что?" - " Истину узреть". - "Значенье слов темно;

В них смысл таинственный. Запретного покрова

Не поднимал ты?" - "Нет! и искушенья злого

Не ведал ум". - Дивлюсь! О, если б, точно, я

Был им лишь отделен от цели бытия --

От истины!" - Мой сын!" прервал его сурово

Наставник: "преступить божественное слово

Не трудно. Долго ли завесу приподнять?

Но каково душе себя преступной знать?"

Из храма юноша, печальный и угрюмой,

Пришел домой. Душа одной тревожной думой

В жару метался он на ложе и стонал.

Уж было за полночь, как шаткими стопами

Пошел ко храму он. Цепляйся руками

За камни, на окно вскарабкался, с окна

Спустился в темный храм, и вот - пред ним она,

Ротонда дивная, где цель его исканья.

Повсюду мертвое, могильное молчанье;

Порой лишь смутный гул из склепов отвечал

На робкие шаги. Повсюду мрак лежал,

И только бледное, сребристое мерцанье

Лила из купола луна на изваянье,

В покров одетое... И, словно бог живой,

Казалось, истукан качает головой;

Казалось, движутся края одежды белой.

И к богу юноша приблизил шаг несмелой

И косная рука уж поднята была;

Но кровь пылала в нем и капал пот с чела

И вспять его влекла незримая десница.

"Безумец, что творишь? куда твой дух стремится?

"

Взывал глас совести: Ты хочешь приподнять

Завесу, а забыл завещанное слово:

До срока не коснись запретного покрова!"

-- "Но для чего-ж завет божественный гласит:

Кто приподнимет ткань, тот истину узрит?

О, что бы ни было, я вскрою покрывало!

Увижу!" вскрикнул он. "Увижу!" прокричало

И эхо громкое из сумрачных углов.

И дерзкою рукой он приподнял покров.

Что ж увидал он там? У ног Изиды в храме,

Поутру недвижим он поднят был жрецами.

И что он увидал? и что постигнул он?

Вопросы слышались ему со всех сторон.

Угрюмый юноша на них ответа не дал...

Но в жизни счастья он и радости не ведал:

В могилу раннюю тоска его свела,

И к людям речь его прощальная была:

"Кто к истине идет стезею преступленья,

Тому и в истине не ведать наслажденья!"

НЕМЕЦКАЯ ВЕРНОСТЬ.

(1795).

Призван был к трону Германии Людвиг Баварский и юный

Фридрих Габсбургский: война спор их должна порешить,

Хитростью воинской скоро врагам заманить удалося

Юного Фридриха в плен: пылкость его увлекла.

Он выкупает себя лишь обетом - свои притязанья

Прежния бросить и меч против друзей обнажить.

Но, что в плену обещал он, свободный не в силах исполнить --

И добровольно опять в плен он отдался врагам.

Тронутый Людвиг его обнимает. Отныне друзьями

Оба из чаши одной пьют они вместе вино,

Оба, обнявшись, на общей постели они засыпают.

Но меж народов вражда все не затихла еще --

И с ополченьями Фридриха Людвиг отправился биться;

Стражем Баварии - враг, Фридрих, остался меж-тем.

"Это действительно правда: так мне об этом писали!"

Папа воскликнул, когда весть он о том услыхал.

Ф. Миллер.

(1795).

Много ты рек перешел и морей переплыл отдаленных;

Ты чрез альпийские льды смело свой путь проложил,

Чтоб на меня посмотреть и моей красоте подивиться,

Той, о которой гремит славой всемирной молва;

Вот - ты стоишь предо мною и можешь коснуться святыни:

Ближе ли ты мне теперь? ближе ли стал я тебе?

Ф. Миллер.

ИЛИАДА.

(1795).

Рвите Гомеров венок и считайте отцов совершенной,

Вечной поэмы его! Матерь одна у нея:

Ясно и стройно на ней родные черты отразились --

Вечной природы черты в их неизменной красе.

М. Михайлов.

БЕЗСМЕРТИЕ.

(1795).

Смерть страшна для тебя? Ты хочешь быть вечно безсмертным?

В целом живи: ты умрешь, целое ж все будет жить.

ПРОГУЛКА.

(1795).

Здравствуй, гора моя, с блещущей, алой своею вершиной!

Здравствуй, о солнце, по ней теплый разлившее свет!

Здравствуй, веселое поле, ты, шелестящая липа,

Неумолкающий хор в зелени гибких ветвей!

Здравствуй и ты, синева, захватившая в мирный свой купол

Темную сторону гор, округ зеленеющий лес

И меня, который, бежав из комнаты душной

И от пошлых речей, ищет спасенья в тебе...

Свежий твой воздух меня проникает целебной струею,

И мой жаждущий взор крепнет от сильных лучей.

На цветущем лугу играют, переливаясь,

Краски, но пестротой не оскорбляется вкус.

Луг разстилает свободно свой пышный ковер предо мною,

В зелени яркой по нем змейкой тропинка бежит;

Неусыпная пчелка жужжит за работой; качаясь

На дятлине, повис слабым крылом мотылек.

Стрелы солнца пронзают меня, не шелохнется ветер,

Вот зашумело в ближайшем кусте, нагнулись верхушки

Ольх, и под ветром волной вкруг заходила трава.

Ароматная ночь объемлет меня, и в прохладу

Под роскошный навес темные буки зовут.

В тайне леса ландшафт на минуту из глаз исчезает,

А тропинка меня выше и выше ведет;

Лишь украдкою сквозь густые листвы кружева

Пробивается свет и глядит синева...

Но внезапно распался покров, и прогалина леса

Возвращает глазам ослепительный блеск.

Безконечная даль открывается взору, и в дымке

Испарений горой замыкается мир.

Глубоко, у подошвы горы, повисшей вершиной,

Катит зеленый ручей зыбкое зеркало вод.

Безпределен вокруг меня воздух: взглянешь на небо --

Помутится в глазах, взглянешь на бездну - дрогнешь.

Но меж вечной высотой и пропастью вечной

Путник спокойно идет безопасной стезей.

Улыбаясь, бегут ко мне берега, и долина

Видишь те полосы? Это межи земли селянина:

Что за дивный ковер послан Церерой на них!

Дружелюбный закон, начертанный людям в то время,

Как на крыльях любовь медный покинула век.

Но в размеренном поле, как прежде, змеится дорожка,

То скрывается в лес, то, мелькая, бежит

В гору извилистый путь, связуя разъединенных.

Вниз по гладкой реке тихо спустились плоты,

Колокольчики стад раздаются на тысячу тонов,

И пастуший напев будит эхо вдали.

Села венчают поток, то прячутся в темный кустарник,

То с откоса горы прямо над бездной глядят.

Здесь человек еще неразлучный сосед своей нивы:

Сельскую кровлю его окружают поля;

Цепкой лозой виноград бежит по низким окошкам,

И древесная ветвь бедный шатер обняла.

Сельский, счастливый народ! Без лишних забот и стремлений,

Весело с нивой своей делишь ты скромный удел;

Все желанья твои ограничены мирною жатвой,

Кто же вдруг от глаз моих отнимает прелестный

Вид? Неведомый дух веет средь чуждых полей.

Все, что прежде мешалось любя - распалось на классы.

Тополей гордых ряды в пышном порядке идут.

Всюду правильность, всюду выбор, всюду различье:

Это служителей ряд, далее - сам властелин.

Издалека вещают о нем купола золотые,

Из зародка-скалы башнями город растет.

В глушь пустыни изгнаны из лесу бедные фавны;

Но резец даровал камню лучшую жизнь.

Ближе сходится здесь человек с человеком, теснее

Окружающий мир, полнее мир внутренний в нем.

Видишь, как в огненной битве калятся железные силы,

Но чем больше их спор, тем крепче их будет союз.

Тысячу рук оживляет единый дух, и высоко

В тысяче грудей кипит, бьется сердце одно --

Бьется оно за отчизну, за обычаи предков,

Кости коих лежат в этой безценной земле.

Вот и боги сходят с небес, - водвориться в жилищах,

И с какими дарами являются боги! Церера

Первая смертным дарит обвитый колосьями плуг,

Бахус - кисть винограда, Минерва - отросток оливы,

Гермес якорь несет, Посейдон коня оседлал,

И в колеснице на львах, гражданкой въезжает Цибелла,

Мать безсмертных, в черту гостеприимных ворот.

О, благодатные камни, разсадник познаний! Отсюда

Послано семя искусств дальним морским островам;

Здесь, у этих ворот, мудрецы возвещали законы,

Храбрые в битву рвались за пенатов своих,

А толпы матерей, на персях лелея младенцев,

Взором следили со стен за уходившим отрядом,

И с молитвой потом повергалися пред алтарями:

Славы просили оне, победы, возврата мужьям...

Да! они победили, но воротилась лишь слава!

Вещий камень хранит память о славных делах:

"Путник, если будешь ты в Спарте, скажи, что нас видел:

Все мы костями легли, как повелел нам закон".

Почивайте, друзья! Напоенная вашею кровью,

Радуясь благам своим, цветет ремесло на просторе,

Из ручья в камыше синий кивает мне бог.

Свищет секира, впиваяся в дерево, стонет Дриада,

И лесной великан громом валится с горы.

Рычагом окрыленный, камень стремится с утеса;

В темные щели земли смелый нырнул рудокоп;

В мерном паденьи стучит в наковальню молот циклопов,

И под сильной рукой сыплет искрами сталь.

Пляшет веретено, тучнея льном золотистым,

Между нитей шумит быстрый челнок у ткача;

Лоцмана крик раздается на рейде; суда то отходят

К чуждым пределам, неся бремя туземных трудов,

То веселые в гавань стремятся с дарами чужбины --

И нарядный венок веет на мачте у них.

Что за вольная жизнь кипит на ликующих рынках!

Что за смесь языков, изумляющих слух!

На подмостки купец высыпает земные богатства:

Все, что почва родит под африканским лучем.

Что вскипает в Аравии, что Фуле производит --

Здесь счастье небесных детей таланту рождает,

И - любимцы богов - скоро искусства растут.

Подражательной жизнью радует взоры художник:

Оживленный резцом, камень стал говорить!

Рукотворное небо легло на стройных колоннах,

Пантеон заключил в стены свои весь Олимп.

Легка, как Ирисы полет в воздушном пространстве,

Как из лука стрела, арка летит над рекой.

И в безмолвном приюте, погрузись в размышленье,

Чертит фигуры мудрец: он изследует дух,

Силу материи, ненависть и любовь магнита,

Ловит в воздухе звук, разлагает лучи,

В ужасающем чуде случаев ищет закона

И явлений хаос к единству хочет привесть.

Телом и словом письмо облекает безгласные мысли,

Говорящий листок их относит векам,

Изумленному взору срывает туманы с неправды

И картины ночей вызывает на свет.

Рвет оковы свои человек, счастливец! Но только

Воли, простора жаждет разсудок. Желания дико,

Буйно рвутся, бегут от природы святой.

Ах! и в буре погиб хранительный якорь, державший

У прибрежья; пловца бешено волны несут

В бесконечную даль, исчезнул из виду берег --

И без мачт на горах влаги качается челн.

За покровами туч погасли Медведицы звезды,

Ничего не осталось, всюду какой-то хаос...

Правда ушла из беседы, вера и верность

Скрылись из жизни, и ложь клятвой в устах говорит.

В тесные связи сердец, в любовные тайны впускает

Жало свое Сикофант, разлучает друзей.

Пожирающий взгляд измена вперила в невинность

И преступника зуб укушеньем мертвит.

В груди растленной продажные мысли, и благородство

Чувства свободного бросила наша любовь.

Хитрый обман усвоил себе черты твои, правда!

У природы схватил лучшие все голоса.

На трибуне славится право, в хате согласье,

Много лет и много столетий мумия длилась,

Ложным ликом своим заменявшая жизнь.

Но проснулась природа, тяжкой, медяной рукою

Двинула в остов пустой нужду и время. Тогда,

Дикой тигрице подобно, которая, клетку разрушив,

Вспоминает простор нумидийских лесов,

В гневе на скопище зол встает человек, и под пеплом

Города ищет опять он природы своей.

О, разомкнитесь же, стены, дайте пленнику выход!

Он спасен и бежит в лоно покинутых нив.

Но где же я?... Не видно тропинки; ущелья, сдвигаясь

Предо мной и за мной, заслоняют мне путь.

Сзади меня остались сады, кустов вереницы.

Скрылися все следы человеческих рук.

Лишь громады базальта, в которых почиет зародыш

Жизни, дикия ждут животворной руки.

Шумно стремится поток по ребрам утесов, и после

Под корнями дерев пробивает свой путь.

Страшно, дико в этой пустыне! Лишь одинокий,

Ни один ветерок не доносит ко мне отголоска

Радостей или скорбей, наполняющих жизнь...

Но неужели один я? Нет, я с тобою, природа,

Я на сердце твоем: это был один сон,

Страхом объявший меня. С мрачною жизни картиной,

Где в долине обрыв, рухнула греза моя.

На престоле твоем очищаются все мои чувства,

И молодеет мой дух, полный веселых надежд.

Воля вечно меняет проэкты и цели, дела же --

Повторенье одно: ходят вкруг оси своей.

Но всегда молода, во всех красоты измененьях,

Целомудренно ты чтишь свой древний закон.

Что доверяет тебе младенец и отрок, всецело

В чистых и верных руках ты для мужа хранишь,

Разные возрасты жизни кормишь ты грудью одною...

Под одной синевой, все по той же траве

Бродят вместе и близкие нам и дальние роды:

Видишь, светит и нам солнце гомеровых дней.

И. Крешев.

(1795).

Видя счастливца, богов - небожителей я забываю,

Но предо мною они, когда я увижу страдальца.

Л. Мей.

РАЗДЕЛ ЗЕМЛИ.

(1795).

Возьмите мир! - сказал с высот далеких

Людям Зевес: - он должен вашим быть.

Владейте им во всех странах широких,

Но только все по-братски разделить.

И вот спешат все, кто имеет руки.

Хлопочат взять, что можно, стар и млад:

Взял землепашец пышной нивы туки,

Стрелок пошел в погоню диких стад.

Купец в амбарах счел свои итоги,

Аббаты взяли лучшее вино,

Король возвел заставы и дороги

И говорит: десятое мое.

Позднее всех из дальняго предела

Все на земле хозяина имело,

Все кончено, был совершен раздел.

О, горе мне! Я обделен судьбою

Один из всех, тогда воскликнул он,--

Твой верный сын совсем забыт Тобою,--

И ниц упал перед Зевесов трон.

-- Ты был тогда в стране своих мечтаний,

Бог возразил, когда делил Я свет,--

Ты не пришел и не взял лучшей дани.

-- Я был с Тобой, сказал ему поэт.

Прикованный к божественному лику,

Твоих небес гармонию мой слух

Ловил... прости, что созерцал Владыку

И что земным не тешился мой дух.

-- Мир роздан весь, - сказал Зевес, - пустыни,

Охота, рынок, жатва и леса.

Но ты Мой гость желаемый отныне.

Тебе всегда открыты небеса.

К. Фофанов.

(1795).

Глагол, который образ дал

Всему определенный,

Тот блок, что сам Зевес избрал

Подпорой миру, чтоб не пал

Он в бездну, раздробленный,--

Как их назвать? И гений тот,

Кто их поймет и назовет;

Названье же простое:

Шесть есть не три, а вдвое.

Огонь горит, лед холодит,

Мы все с двумя ногами,

Свод неба солнцами горит --

Кто даже логики не чтит,

Все это знают сами.

Кто ж метафизиком слывет,

Тот знает, что не греет лед,

Что светлое сияет,

Сырое ж промокает.

Герои побеждают;

Муж честный был всегда таков,

Когда еще и мудрецов

Не ведали. Все знают,

Что гений часто совершал,

Чего Декарт вперед не знал,

Хотя по совершенье

Мог дать и объясненье.

Теряет в жизни тот, кто слаб:

Им сильный помыкает;

Кто не господствует, тот раб:

Живется плохо; но когда б --

Иной так размышляет --

Пришлося мир пересоздать,

То нужно мудрых изучать,

Чтоб знать, как о морали

Они нам толковали.

Нам нужно общество людей:

Лишь с ним в соединенье

Без капель не было б морей;

Оставьте ж положенье

Волков свирепых и зверей,

В союз вступите поскорей!

Так с кафедры вещая,

Нас учит мудрых стая.

Но так как их ученье нам

Не всем узнать удастся,

Закон природы смотрит сам

За всем, и мировым связям

Не даст он разорваться.

Покуда мира строй и вид

Нам философия хранит,

Землею правит всею

Любовь и голод с нею.

Ф. Миллер.

МОЛОДОМУ ДРУГУ, ПРИСТУПАЮЩЕМУ К ФИЛОСОФИИ.

(1795).

Многим и трудным искусам юноша-грек подвергался,

Ты же готов ли, скажи, войти в тот храм заповедный,

Где подозрительный клад строго Афина хранит?

Или ты знаешь, что ждет тебя там? за что ты так платишь?

Что неизвестное ты купишь известным добром?

В силах ли в бой ты вступить, в бой из трудных труднейший.

С чувством где борется мысль, сердце враждует с умом?

Будешь ли смело душить сомненья безсмертную гидру,

И со врагом в тебе сущим вступишь ли в битву, как муж?

С оком бодрым и здравым, с сердцем невинным, сорвешь ли

Маску с обмана, когда правдой прикинется он?

Прочь же, пока не обрел ты вожатая в собственном сердце!

Дальше от берега, иль бездна поглотит тебя!

Многие к свету стремились и в горшую ночь лишь упали;

Только детство туда твердо идет на заре.

М. Достоевский.

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ.

(1795).

Так! потому что читаешь в ней то, что сам произвольно

В ней написал, что ты свел в группы явленья её,

Думаешь ты, что твой ум жалкий природу постиг?

Так астрономы фигурами свод небес наполняют,

Чтоб не терялся их взор в вечном пространстве его,

И составляют из солнцев, далеких одно от другого,

Строгого лебедя вид или бычачьи рога;

Но разве могут постигнуть они сфер движенья и тайны,

Взором объявши хоть весь полный созвездьями свод?

Ф. Миллер.

АРХИМЕД и УЧЕНИК.

(1795).

Юноша, жаждущий знаний, однажды пришел к Архимеду.

"О, посвяти меня в тайну науки божественной!" молвил.

"Той, что отчизне столь дивные службы служила

И охранила от вражьей самбуки родные твердыни!"

-- "Ты называешь науку божественной! мудрый ответил:

Да, не служа государству, была таковою наука.

Хочешь плодов от нея? но плодов и от смертной добудешь:

Хочешь богиню святую в ней видеть, жены не ищи в ней".

М. Михайлов.

(1795).

Где те певцы, что прекрасное пели? Найду-ли

Славных певцов тех, которым народы внимали.

Пели и небо, и Бога они, и песней своей возносили,

Дух возносили высоко на крылиях песни.

Ах, еще живы певцы, только подвигов нет, чтобы лиру

Радостно им пробуждать; нет и отзывного слуха.

Счастливцы, поэты счастливого мира! Из рода

В род поколений грядущих летело их слово.

Как откровение Бога, приветствовал каждый, бывало,

То, что ему говорил вдохновленным творением гений;

От пламенной песни его загоралися мысли и чувства,

Слушатель чувством своим чувства певца возбуждал.

Счастливец! С народом он чувствовал связь единенья;

Отзвук для песни его голос народа давал.

Здесь, в этой жизни, являлось блаженство поэту,

Которое новым певцам ныне доступно едва-ль.

К. Фофанов.

ЗЕНИТ и НАДИР.

Волею выспрен, велик ты, Зенитом небес досягая,

Все же Надиром своим к оси прикован земной,

Духом ли мчишься в пространстве, в лазури ли тонешь - все то же:

Около оси земной воля вертится твоя.

А. Струговщиков.

ПУТЕВОДИТЕЛИ ЖИЗНИ.

(1795).

В мире два гения есть, путеводители в жизни.

Если оба с тобой шествуют, блого тебе!

Слух игрой веселя, один тебе путь сокращает;

Легче, об-руку с ним, выполнить долг и завет;

Средь забав и бесед тебя доведет он до бездны,

Где перед вечности морем с трепетом смертный стоит.

Здесь другой тебя примет, решительный, строгий, безмолвный,

И исполинской рукой ввысь над лучиной взнесет!...

Но из них никогда никому не вверяйся всецело:

Первому - чести, счастья - второму не доверяй своего.

А. Колтоновский.

КАРФАГЕН.

Выродок матери славной, с римскою силой в союзе

Хитрость Тирийскую ты дружно в себе сочетал.

Властвовал силою тот над землей покоренной, а этот

Мудростью свет наставлял, обирая искусно его.

Что в тебе славит историк? Как римлянин, властным железом,

Ты покорял, а затем золотом правил, как Тир.

А. М. Федоров.

Примечания

ПОЭЗИЯ ЖИЗНИ.
(1795).

Этим вдохновенным "посланием в стихах" Шиллер после долгого промежутка (1789--1795) .вернулся к лирической поэзии. "Переход от одного дела к другому - писал он Гете в июне 1795 года - был всегда для меня труден, а особенно теперь, когда мне приходится перепрыгнуть от метафизики к стихотворениям. Однако я, по мере возможности, соорудил себе мост и начинаю рифмованным посланием под заглавием "Поэзия жизни", из чего вы можете усмотреть, что оно близко к предмету, оставленному мною". Стихотворение обращено против узких поборников строгой истины, отвергающих "вас возвышающий обман" поэтического мировоззрения. Поэт возражает, что такое реалистическое воззрение убивает всю прелесть жизни.

1. А. Струговщиков. (Поэзия жизни. "Стихотворения А. Струговщикова", 1845), из изд. Гербеля. Как все переводы Струговщикова, очень литературев, но не точен.

2. Голованов. Лирическия стихотворения Шиллера. М. 1899.

3. Allegro. (Поликсена Соловьева). Переведено для настоящого издания.

ВЛАСТЬ ПЕСНОПЕНИЯ.

Подобно "Поэзии жизни" принадлежит в циклу стихотворений, связанных с "Художниками", и первоначально даже составляло их вступительную часть. В. Гумбольдт, получивший стихотворение для напечатания в "Альманахе муз", пришел от него в восторг. "Идея и выполнение - писал он - созданы истинным лирическим настроением и могущество поэзии, особенно её необъяснимость, её связь с высшим естеством изображены возвышенным образом". Кернер ставил стихотворению в упрек отсутствие цельности и единства, на что Шиллер отвечал: "удивляюсь, как тебе не нравится третья строфа, несомненно, лучшая и изображающая своеобразную мощь высокой поэзии. Единство стихотворения в его идее: чудотворной и внезапно действующей силой поэт возстановляет в человеке истину ".

Строфа 2: сплетает жизни нить - в оригинале говорится о Парках (точнее передано у Гербеля: "Кто из подвластных грозным девам, прядущим жизненную нить").

Строфа 4: за исключением перевода Авдотьи Глинки, ни в одном русском переводе не сохранен смысл заключительного стиха: "в верных объятиях природы отогреться от холодных ".

1. П. Теряев. (Сила песнопения, из Шиллера). "Благонамеренный" 1819, ч. VII, No 15. Очень далекое от подлинника и растянутое (8 строф вместо 5) подражание.

2. С. Шевырев. (Сила песнопения). "Сочинения в прозе и стихах" 1824, ч. V. Первые 2 строфы и последняя представляют собою не особенно точный перевод, остальные пять состоят из собственных мыслей и настроений Шевырева и очевидно поэтому имя Шиллера в заглавии не названо.

3. П. Шкляревский. (Могущество песнопения, из Шиллера). "Стихотвор. П. Шкляревского", 1831 г. Перевод довольно точный, но очень тяжеловесный-

4. В. Романович. (Могущество песнопения, из Шиллера). "Стихотворения В. Романовича" 1832. Переведено недостаточно точно и очень тускло.

5. И. Крешев. (Сила звуков, из Шиллера). "Памятник искусства" 1862. Последняя строфа переведена очень неточно.

6. А. Глинка. (Сила пения, из Шиллера), "Москвитянин" 1844, ч. I, No 1, и в "Стихотворениях Шиллера в переводе А. Глинка", 1859. Очень тяжеловесный, но самый точный из многочисленных переводов этого стихотворения.

7. Н. Гербель. (Могущество песнопения, из Шиллера). "Современник", 1853, т. XXXVII, в сборнике стих. Гербеля "Отголоски", 1858, и в его издании Шиллера.

8. А. Струговщиков. (Сила песнопении, из Шиллера). "Шиллер в переводе русских писателей" изд. Гербеля 1857. Перевод чрезвычайно вольный, местами совершенно чуждый подлиннику.

9. Д. Павлов. Сила песнопения, из Шиллера, "Царь Колокол" 1892, 32.

10. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера, М. 1899.

11. Кн. Д. Н. Цертелев. Переведено для настоящого издания.

ДИТЯ В КОЛЫБЕЛИ.
(1795).

Стихотворение, как и другия произведения этого периода, проникнуто личными впечатлениями которым поэт стал осенью 1793 года.

1. Г. С***. (Дитя в колыбели, из Шиллера) "Венок Граций" 1829, 40.

2. И. Деларю. (Младенец в колыбели, из Шиллера). "Гирлянда" т. I, No 7, 181, и в Опытах в стихах М. Деларю. 1835, 95.

3. Каверзнев. (Разницы, подражание Шиллеру) "Московский Телеграф" 1831, ч. XXXV1I, No 3, плохое, растянутое на 10 строк подражание.

4. А. Савинский. (К кладенцу в колыбели, из Шиллера). По указанию Гербеля в "Подарке бедным" 1834, 119, и в "Подарке прекрасному полу" 1816, 45. Не удалось видеть.

"Маяк" 1841, т. VII, 14, и "Пантеон" 1854, No 2. Не удалось видеть.

6. Ф. Миллер. (Дитя в колыбели, "Москвитятин" 1842, ч. II, No 3, и в "Стихотворениях" Ф. Миллера).

7. А. Струговщинов. (Гений в колыбели, без указания, что взято у Шиллера). "Стихотворения А. Струговщикова" 1845, 177.

8. М. Михайлов. (Ребенок в колыбели, из Шиллера). "Иллюстрация", 1818, No 72, и в "Стихотворениях М. Л. Михайлова" 1862 и 1890,

9. А. Фет. (Дитя в колыбели, из Шиллера). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля и в стихотворениях Фета.

10. М. Лермонтов. (Дитя в люльке, из Шиллера; относится к 1829 г.).

11. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

ОДИССЕЙ.
(1795).

В. Гумбольдт усматривал в этом стихотворении "глубокий смысл", Гердер восхищался его "высокой простотой". "Одиссей", после долгих скитаний и борьбы не узнавший желанной и дорогой родины, служит, очевидно, образом человека который, оказавшись неожиданно обладателем того счастия, за которое много лет боролся, даже не узнает его, - потому ли, что "исполнение не имеет вида желания", как говорить пастор в Германе и Доротее, или же потому, что долгая борьба лишает нас способности наслаждаться тем. за что мы боролись.

1. К. Батюшков. (Судьба Одиссея; имя Шиллера не названо). "Опыты в стихах и прозе К. Батюшкова" 1817, и позднейшия издания. В этом распространенном переводе отчасти утрачено то, что так нравилось в "Одиссее" Гердеру - "высокая простота".

2. М. Михайлов. (Одиссей, из Шиллера)."Иллюстрация", 1848, No 42, и в "Стихотворениях", 1862 и 1890 г. Превосходно и точно переведено.

3. М. Дмитриев, (Одиссей, из Шиллера). "Лирическия стихотворения Шиллера в переводе русских поэтов" 1857, т. I, и в " Стихотворениях М. А. Дмитриева" 1865, т. II.

4. Н. Маркевич. (Одиссей). "Лирическия стихотворения Шиллера в переводе русских поэтов" 1857, т, I.

5. Б. Алмазов. (Одиссей, из Шиллера) "Русск. Вестник 1862, No 6, и в "Сочинениях", Перевод очень растянут.

6. Голованов. Лир. стихотворения Шиллера. М. 1899.

НЕИЗМЕННОЕ.
(1795).

"С. Отеч." 1887, ч. CXXXVI.

2. А. Струговщиков. (Время, без указания, что взято из Шиллера). "Стихотворения А. Струговщикова" 1845, 171.

8. А. Савинский. (Неизменчивость, из Шиллера). По указанию Гербеля в "Подарке прекрасному полу" 1846; но кажется в этом году "Подарок прекрасному полу" не выходил.

ЗЕВЕС ГЕРКУЛЕСУ.
(1795).

Отвлекаясь от мысли, что Геркулес был сыном Зевса и, стало быть, "приобщился к сонму богов" отчасти благодаря "их нектару, поэт видит в нем образ создателя своего благополучия, который достигает высшого благодаря только своей силе. Фигоф находит, что здесь дело и не в безсмертии, которое могло быть и просто даровано Геркулесу его божественным отцом: высшее блаженство, блаженство нравственного величия и его сознание, по истине приобщающее нас "к сонму богов", не может быть даровано никаким божеством и может быть добыто лишь нашей собственной силой. Иначе поэт - как это видно из стихотворения "Счастье" - смотрел на земное блаженство, которое считал случайным даром прихотливых богов.

1. А. Струговщиков. (Геркулесу; не указано что перевод из Шиллера). "Стихотворения А. Струговщикова", 1745, 176.

2. А. Савинский. (Зевес Геркулесу, из Шиллера). "Подарок прекрасному полу", 1846. Этого перевода вам не удалось видеть.

3. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

4. И. Болдаков. Переведено для настоящого издания.

ПЛЯСКА.
(1795).

Стихотворение это - одно из первых, где поэт применил размер элегического двустишия (гексаметр и пентаметр) - и уже с несравненной легкостью и благозвучием. Получив его, Гумбольдт писал: "Пляска превосходна, и, быть может, я лишь но субъективным побуждениям предпочитаю ей Власть песнопения. стихах, превосходно противопоставлены устойчивость и серьезность второй части. И все так характерно для вас! Основная идея превосходно выражает индивидуальную черту вашего духа, который всегда ищет законности в разрозненном и вновь стремится скрыть закон за видимой разрозненностью; даже образы, применяемые вами, принадлежат - сколько я могу вспомнить из наших разговоров - к наиболее подходящим для вас". В другом письме В. Гумбольдт сообщает поэту, что Пляска - любимое стихотворение Гердера, объясняя это тем, что гармония в видимом безпорядке - особенно если иметь в виду все мироздание - излюбленная идея Гердера.

Стихотворение, превосходно соединяющее глубину философской мысли с красотой поэтического изображения, действительно, весьма удачно. Оно делится на три части; стихи 1--18 представляют описание пляски; за ним (стихи 19--28) следует уяснение того правящого начала, которое поддерживает порядок и стройность в видимом безпорядке пляски; третья - заключительная часть (стихи 27--32) - обращение к читателю, увещевающее его соблюдать тот дивный порядок и гармонию, который он видит во внешнем мире, а также и в своей личной жизни.

1. П. Шкляревский. (Пляска из Шиллера). "Северные цветы" 1827, стр. 285, и в "Стихотворениях П. Шкляревского", 1831, также в "Цветнике русской литературы", 1840, 18.

2. Н. Гербель. (Пляска, из Шиллера). "Современник", 1863, т. XXXVII, также в "Отголосках" Гербел 1868, в его изд. Шиллера.

3. М. Дмитриев. (Пляска, из Шиллера). "Москвитянин" 1868, No 10, и в "Стихотворениях М. А. Дмитриева" 1866.

4. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

5. В. С. Лихачов, Переведено дли настоящого издания.

ИЗРЕЧЕНИЯ КОНФУЦИЯ.
(1796 и 1797)

Как указал Гофмейстер в характеристике Шиллера, как прозаика, противоположение, антитеза, было вообще естественным движением его мысли. Этим объясняется не только то, что многия его стихотворения представляют собой ни что иное как одну большую антитезу ("Достоинство женщины", "Идеал и жизнь" и др.), но также то, что у него особенно много параллельных, парных стихотворений; таковы pendants "Слова веры" и "Слова заблуждения", таковы, же и эти два изречения (вернее поучения), якобы принадлежащия китайскому мудрецу Конг-Фу-Тзе (661--479 г. до Р. Хр.). В первом изречении три формы времени и их различное движение (то есть различное впечатление, производимое ими на вас) служат исходной точкой поучения о том, как должно относиться к ним: считайся с будущим, не разсчитывай, что оно уже в твоей власти, не увлекайся настоящим, не делай себе врага из прошедшого. Во источником благого поучения служат три измерения пространства.

1. А. Востков. (Изречения Конфуция, из Шиллера). "Опыты стихосложение", 1817, 166. Перепеч. в "Стихотвор. А. Востокова". 1891. Перевод очень тяжеловесный.

2. А. Мейснер. (Изречение Конфуция, из Шиллера). "Стихотворения А. Мейснера", 1788. Не перевод, а плохое подражание второму изречению.

3. И. Гербель. (Притча Конфуция,.из Шиллера). Шиллер в изд. Гербеля.

4. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

5. Кн. Э. Э. Ухтомский. Переведено для настоящого издания.

ПОЧЕСТИ.
(1795).

Сильное и образное выражение мысли, что случайный носитель высокого сана, в сущности, ничем с ним не связан: ни заслугами в прошлом, ни последствиями его в будущем.

1. К. Массальский. (Почести, без указания, что перевод). "Сочинения К. Масальского", 1841, т. V, 50.

2. Н. Гербель. (Почести). Шиллер в переводе русских поэтов. изд" Гербеля.

3. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

4. Кн. Э. Э. Ухтомский. Переведено для настоящого издания. Несколько распространено против подлинника.

(1795).

Заключение несколько не точно передано в переводе Миллера; в оригинале сказано: "попробуй, Германия, сделать так, чтобы твоим повелителям было труднее быть великими государями и легче быть только людьми". Другими словами: когда народ достигает известной высоты духовной культуры, тогда государю легче сблизиться с ним и явиться пред ним только человеком; но тогда труднее действовать величием своего авторитета, труднее стать великим, ибо все великое тогда есть результат не личного величия государя, но духовного величия всего народа.

Ф. Миллер. (Германия и её государи, из Шиллера). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля, и "Стихотв." Миллера.

ПЕГАС В ЯРМЕ.
(1795).

Первоначальное заглавие в "Альманахе муз." 1796 г. было "Пегас в услужении". Получив рукопись, Гумбольдт писал: "Пегас поразил меня и божественно удался вам. Я не знал, что вы способны и на этот жанр. Разсказ идет весьма легко и занимательно, описания замечательно живы и характерны, заключение величественно и обличает с несомненностью вашу руку". Стихотворение вызвано тем же настроением, что и "поэзия жизни", "Власть песнопения" и мн. др.; это - противоположение реалистического мировоззрения поэтическому; особенно занимали многострадального Шиллера в эту эпоху возвращения к поэзии мысли об участи поэта; пережитое нашло отклик в этом стихотворении. Без личного опыта - замечает Штрейхер ("Schillers Flucht von Stuttgardt") - Шиллеру не удалось бы превосходное и правдивое изображение судьбы поэта в его ьetactb". Кернеру также нравилось стихотворение за исключением появления Аполлона; он предпочел бы, чтобы волшебный конь издох с голода. Но Шиллер отвечал. "Апполон здесь необходимая фигура, а голодная смерть - слишком избитое окончание". Первоначально стихотворение заканчивалось речью Аполлона; где высказывалась идея стихотворения; это и есть то величественное заключение", о котором говорит Гумбольдт.

1. А. Мейснер. (Пегас в ярме, из Шиллера). "Стихотворения А. Мейснера", 1836. Перевод не дурен, хотя есть неточности и архаизмы.

2. А. Глинка. (Пегас в ярме, из Шиллера). В "Москвитянине", 1841, в "Стихотворениях Шиллера в переводе А. Глинки", 1859, и в изд. Гербеля. Перевод точный.

3. А. Струговщиков. (Пегас, из Шиллера). "Стихотворения А. Струговщикова", 1845. Скорее пересказ, чем перевод, размером очень далеким от подлинника.

4. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

5. О. Н. Чюмнна. Перевод сделан для настоящого издания.

ИГРАЮЩИЙ МАЛЬЧИК.
(1795).

Трогательное изображение младенца, играющого у груди матери, связано с глубоким противоположением труда и игры, столь характерным для всей философии Шиллера (ср. "Письма о воспитании", письмо 27).

1. А. Савинский. (Играющее дитя, из Шиллера). "Подарок прекрасному полу", 1846. Не удалось нам видеть.

3. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

4. А. И. Федоров. Переведено для настоящого издания.

IОАННИТЫ.
(1796)

Стихотворение, напечатанное в "Альманахе муз" на 1796 год под заглавием "Рыцари иерусалимского госпиталя", представляет собой поэтическую обработку мысли, изложенной Шиллером в предисловии в "Histoire des Chevaliers de Rhode et aujourd'hui de Malte" Рене Обера де Верто (1726) в немецкой обработке Нитгаммера (1792). "Когда после чудес храбрости - говорится здесь - эта горсть героев возвращается домой и безропотно меняет свои воинския деяния на низкий труд сиделки, когда эти львы в сражения здесь, у постели больного, проявляют лишь терпение, самообладание, милосердие, когда та самая рука, которая несколько часов назад билась грозным мечем за христианство и вела трепещущого паломника сквозь мечи врагов, подает теперь во имя Бога пищу отвратительному больному, - кто, видя рыцарей иеруслимского госпиталя в этом виде, сможет удержаться от волнения?" Сочетание рыцарской отваги с христианским смирением вообще занимало Шиллера, который впоследствии дал этой идее еще более подробную и глубокую обработку в "Сражении со змием". Комментаторы отмечают, что в то время, когда Шиллер писал свой вдохновенный панегирик былым иоаннитам, современные ему преемники их, мальтийцы, весьма мало отличались религиозными и иными добродетелями. К этому относится замечание Гумбольдта в письме к поэту: "Рыцари стали весьма благочестивы и составляют пестрый контраст помещенным в конце альманаха эпиграммам венецианским, эпиграммам Гете, довольно легкого содержания". Аккон и Родос - см. в словаре.

1. А. Глинка. (Рыцари св. Иоанна, из Шиллера). "Киевлянин". 1810, и "Стихотворения Шиллера в переводе А. Глинки", 1859. Перевод точный, но суховатый.

2. В. Струговщиков. (Крестоносцы, из Шиллера). "Стихотворения А. Струговщикова", 1845. Перевод недостаточно точный.

3. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

4. Кн. Э. Э. Ухтомский. Переведено для настоящого издания.

СЕЯTЕЛЬ.
(1795).

Напечатано в "Альманахе муз" на 1796 г.

1. А. Савинский. (Сеятель с немецкого). "Подарок прекрасному полу", 1846. Не удалось видеть.

2. М. Михайлов. (Сеятель, из Шиллера). В "Стихотворениях М. Л. Михайлова", 1862 и 1890.

3. Н. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

"Сеятелю", из Шиллера). "Звезда", 1888, No 39.

ДВА ПУТИ К ДОБРОДЕТЕЛИ.
(1796)

Напечатано в "Альманахе муз" на 1796 г. В разсуждении Шиллера "О необходимых границах при употреблении прекрасных форм" говорится; "Справедливо говорят, что истинная нравственность дает себя знать лишь в школе невзгод и что неизменное счастье - опасная ловушка для добродетели. Счастливым я называю того, кому не приходится совершать несправедливости для того, чтобы наслаждаться, и но приходится терпеть неприятное от справедливого образа действий. Неизменно счастливый человек никогда не сталкивается с долгом лицом к лицу, потому что его правильные и упорядоченные склонности всегда предвосхищают веления разума и никакие соблазны нарушить закон не напоминают ему о законе. Наоборот, несчастный - если он в то же время и добродетелен - имеет возвышенное преимущество соприкасаться непосредственно с божественным величием закона и - так как его добродетели не помогают никакия естественные склонности - в качестве человека проявлять высшую свободу духа".

В русском переводе Ф. Миллера (стих 2) в ущерб ясности мысли прибавлены внезапно и тотчас.

1. Ф. Миллер. (Две дороги жизни). Шиллер в переводе русских поэтов. изд. Гербеля и в "Стихотворениях" Ф. Миллера.

2. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

ИДЕАЛЫ.
(1795).

Мнения друзей Шиллера разделались по поводу этого стихотворения; Гете был от него в восторге, Гумбольдт сопровождал свои высокия, хотя несколько холодные похвалы оговорками: он не чувствовал в стихотворения той "сжатой полноты, размаха и быстрого движения, одним словом того своеобразного характера", по которым он брался узнать руку Шиллера среди множества чужих, хотя-бы и образцовых произведений; ему казалось также, что сильное впечатление, производимое стихотворением, зависит не столько от поэтической формы, сколько от трогательного содержания, связанного с личностью и судьбой Шиллера.

С точки зрения Гумбольдта, это было большим недостатком, так как он - подобно самому Шиллеру - был убежден, что индивидуальные и субъективные настроения не могут быть предметом истинной поэзии, которая должна их возвысить до той всеобщности, в которой исчезла-бы и стала незаметна доля индивидуума. Поэт отвечал: "Ваше мнение, что Идеалам недостает силы и огня, совершенно справедливо; но меня удивляет, что вы ставите мне это в упрек. Стихотворная жалоба, где сжатость, в сущности, неуместна. Жалоба по природе своей многословна и всегда нечто вялое; ибо сила не жалуется. На это стихотворение вообще надо смотреть как на крик природы (как сказал-бы Гердер), естественный голос боли, безыскусственный и сравнительно безформенный. Оно слишком субъективно (индивидуально) истинно, чтобы подлежать суду в качестве настоящей поэзии, ибо здесь человек удовлетворяет свою потребность; он освобождается от тяжести вместо того, чтобы, подчиняясь творческому стремлению, удовлетворять его в произведениях другого рода. Настроение, из которого вытекло это стихотворение, сообщается читателю, а этим, по самой его сущности, ограничиваются его притязания. Я, однако, совершенно понимаю, что оно должно было произвести именно такое впечатление: ведь вы больше склонны к энергии и мысли, чем к трогательному. Не понимаю, как Кернер не сообразил, почему заключение стихотворения вяло: это верный отпечаток человеческой жизни. "С этим чувством спокойной покорности я хотел разстаться с читателем".

"Идеалы", исчезновение которых оплакивает поэт в своей элегии, надо принимать в самом ходячем смысле; это те возвышенные воззрения на мир, те смелые мечты, надежды и порывы, которые руководят нашей жизнью в молодости. Стихотворение разделяют на четыре части; во вступлении (строфы 1--2) поэт горюет об утрате идеалов, в следующей части (строфы 3--7) изображает золотое время своей юности, руководимой этими идеалами, затем (строфы 8--9) изображает их постепенное исчезновение и, наконец (строфы 10--11), пытается найти утешение в том, что ему осталось в дружбе и неустанной духовной деятельности.

Как глубоко-лирическое признание, Идеалы в высшей степени важны для характеристики мировоззрения настроения Шиллера.

"Идеалам"). "СПб--ский Вестник", 1812, ч. I, также в "Сатирах М. Милонова", 1819, и в "Сочинениях Милонова", изд. 1849. Подражание довольно отдаленное. Разработаны только некоторые мотивы.

2. П. Шапочников. (Мечтания, перевод из Шиллера). Чтения в "Беседе любителей русского слова", 1812, ч. VII. Довольно точный, но достаточно тяжеловесный перевод. Приводим последнюю строфу:

3. В. Жуковский. (Мечты) первоначально без указания на подлинник, в "Вестн. Евр.", 1813, ч. LXX, No 14. Отступая в некоторых выражениях, перевод в общем очень точен и превосходно передает подлинник. Последния 4 строки, впрочем, очень неточны (ср. перевод Авдотьи Глинки и Ромера),

"Сев. Лира" 1887 ч. Переведено литературно.

5. И. Петров. (Идеалы). "Стихотворения И. Петрова 1888. Нам не удалось видеть этот перевод.

6. К. Аксаков. (Идеалы, из Шиллера), "Москов. Наблюдатель", 1838, т. XVI.

7. А. Глинка. (Идеалы, из Шиллера). "Одесский Альманах" 1889, и в "Стихотворениях Шиллера в переводе А. Глинки" 1859. Как все переводы Авдотьи Глинки, и "Идеалы" переведены очень точно, но тяжеловато.

8. В. Лялин. (Идеалы). Шил. в переводе русских поэтов, изд. Гербеля.

9. А. Струговщиков. (Идеалы). "Стихотворения Шиллера в переводе русских поэтов", 2857, т. Переведено сильно и страстно, но, как всегда у Струговщикова, очень неточно.

10. Аноним. (Пигмалион, из "Идеалов" Шиллера). "Русский мир" 1859, No 17. 3-ья и 4-ая строфа. Ср. No 12.

11. Ф. Ремер. (Идеалы, из Шиллера). "Гражданин" 1874, No 6, и в "Стихотворениях Ф. Ромера", изд. 1898.

12. Н. Страхов. (Из "Идеалов". Шиллера. "Отеч. Записки", 1866, No 7 (строфы: 3 и 4). Это тот же самый перевод, который уже раз был помещен Страховым в "Русском Мире" 1859 года. См. предыдущую страницу No 10.

13. Царскосельский. "Мечты", из Шиллера "Развлечение" 1869, No 42.

14. Г. Бенедиктов. "Идеалы". Кажется, впервые напечатано в Вольфовском изд. "Стихотв. Бенедиктова" (Спб. 1884).

15. Орест Головнин (Проф. Ф. Брандт). Идеалы. "Переложения О. Головнина". Перевод очень точный, но шероховатый.

16. Д Павлов. Идеалы из Шиллера. "Русское Обозрение" 1891 No 4.

17. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

18. Кн. Д. Цертелев. Идеалы, из Шиллера,"Русский Вестник " 1899, 1.

КУПЕЦ.
(1795).

Основная идея этого культурно-исторического стихотворения: торговля была носителем культуры, вместе с материальными "богатствами" она несла и духовное "добро". Сидонские люди - купцы из Сидона, финикийского торгового порта. Олово добывалось в древности на севере Европы, на Британских островах, янтарь - на побережьи Немецкого моря.

1. Н. Гербель. (Купец). Шиллер в изд. Гербеля.

3. В. С. Лихачов. Переведено для настоящого издания.

ПРОЗЕЛИТИЗМУ.
(1795).

В оригинале: Делающим прозелитов, т. е. обращающим в свою веру. Для того, чтобы усвоить чужое мировоззрение, надо разстаться с своей личностью, что так же невозможно для человека, как найти точку опоры вне земли.

1. Ф. Миллер. (Прозелитам, из Шиллера). Шиллер в переводе русских поэтов изд. Гербеля. Здесь печатается с изменением неверного заглавия.

2. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

ВЕЧЕР.
(1795).

Одна из очень немногих попыток Шиллера воспользоваться классическими стихотворными формами, без рифмы, деятельно обсуждавшаяся его друзьями со стороны формы. Гумбольдту, по совету которого Шиллер избрал эту форму, нравилось и содержание,-простой и чистый тон, рельефность изображения и т. п. В оригинале стихотворение имеет подзаглавие: "По одной картине", но кажется, в действительности такой картины не было.

Фетида (Thetis) - в прежних немецких изданиях, а за ними и в переводе Фета по ошибке вместо Тефида (Tothys), нимфа, жена Океана; здесь Шиллер следовал Овидию (Met. II, 68); по мифологии-же возлюбленной Феба была не Тофида, а её дочь Климона.

1. С. Шевырев. (Вечер, из Шиллера). "Северные цветы", 1826.

2. Аноним. (Вечер, из Шиллера). "Венок Граций" 1829, перевод местами очень неточный, но вполне литературный.

3. К. Аксаков. (Вечер, из Шиллера). "Московск. Наблюдатель", 1839, т. I. Перевод очень точен.

4. А. Фет. (Вечер, из Шиллера). "Лирический Пантеон" 1810, в позднейших изд. стихотв. Фета.

5. Л. Мей. (Вечер, из Шиллера). Москвитянин" 1849, ч. III, No 11, в "Стихотворениях Мея" 1857 и позднее.

6. А. Яхонтов. (Вечер, из Шиллера). Шиллер в переводе русских поэтов, из Гербеля.

7. А. Струговщиков. (Закат). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля. Перевод очень литературный, но слишком вольный и сокращенный.

8. М. С. (Вечер, из Шиллера). "Рус. Вест." 1898, No 12.

9. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

МЕТАФИЗИК.

Направлено главным образом, по мнению Гоффмейстера, против Фихте, но, очевидно, применимо ко всем творцам трансцедентальных философских систем, которые, воздвигнув свое фантастическое сооружение, отрешенное от действительности, гордо взирали с этой поддельной высоты на действительный мир. В переводе Ф. Миллера последний стих передан по Дюнцеру: "Затем-ли тут она, чтоб свысока на мир смотреть тебе нужна"; в оригинале: "на что тебе нужны безплодные высоты твоей башни, как не на то, чтоб с них смотреть в долину?" - что совершенно меняет смысл, - "Ганс-метафизикус" - следовало-бы "Иванушка-метафизик", так как употреблено здесь по аналогия с Hans-Harr - "Иванушка-дурачек".

КОЛУМБ.
(1795).

Великолепное и могучее изображение непреодолимой силы разума, - одна из глубочайших и характернейших основ мировоззрения Шиллера. Еще в 1786 г. в философских письмах Юлия к Рафаэлю он говорил: "Веря в безошибочность своего разсчета, вступает Колумб в опасный спор с неведомым морем, чтобы присоединить новое полушарие к уже известному, чтобы найти великий остров Атлантиду, который должен заполнить пустоту на его карте. Он нашел этот остров своих чертежей, и его раасчет оказался верным. Но разве он был бы менее верен, если бы буря разбила корабли Колумба или вернула их обратно на родину?" Упоминая в своих "Воспоминаниях" о "Колумбе", В. Гумбольдт говорить: "Эта вера в силу разума, невидимую для человека, это возвышенное и глубоко верное воззрение, что между нею и другою силой, правящей и руководящей миром, есть внутренняя тайная связь, ибо всякая истина может быть лишь отблесков извечной, первичной истины - черта, весьма характерная для мировоззрения Шиллера. Ей соответствовала та настойчивость, с которой он преследовал разрешение каждой интеллектуальной задачи, до тех пор пока она не будет решена". Любопытно также замечание Шиллера (в "Осаде Антверпена") о гениальном инстинкте. С счастливой легкостью ведущем великого человека но путям, на которые малые и не вступают; этот инстинкт и возвысил герцога Пармского над всеми сомнениями, противопоставленными ему холодными, но ограниченными познаниями".

1. Г. Перетц. (Коломб). "Маяк" 1810, т.ИИИ, ч. 12, очень плохое подражание (без указания источника), совершенно искажающее бодрую веру Шиллера в силу разума

2. П. Б-ч. (Колумб, из Шиллера). "Литературная Газета" 1845, No 49, переведено довольно точно.

3. А. Струговщиков. (Колумб, из Шиллера) в "Стихотворениях А. Струговщикова" 1845; недостаточно точно переведено:

4. М. Михайлов. (Колумб, из Шиллера). "Отечеств. Записки" 1854, т. ХСИИ и в "Стихотворениях М. Л. Михайлова" 1862 и 1890.

5. Ф. Тютчев. (Колумб) "Современник" 1854, т. XLIV, и в отд. изд. стихотворений Тютчева. При стихотворении имя Шиллера не названо и, пожалуй, это правильно, потому что подражание довольно отдаленное, хотя основная мысль в конце стихотворения вполне сохранена.

6. М. Дмитриев. (Колумб, из Шиллера). "Лирическия стихотворения Шиллера в переводе русских поэтов" 1857, т. I. 285 и в "Стихотворениях М. А. Дмитриева" 1865, т. II.

7. Б. Алмазов. (Колумб, из Шиллера). "Русский Вестник" 1862, No 6, и в "С'обр. Сочинений" т. I. Очень вольный перевод, особенно в конце.

8. Н. Голованов. Лирическия стихотворения Шиллера. М. 1899.

ДОСТОИНСТВО ЖЕНЩИНЫ.

Шиллер всегда преклонился пред нравственным характером женщины. Еще в 1788 г. в письме к Лотте он говорил: "Мне вообще кажется - и это, быть может, эгоизм мужчины - мне кажется, что роль женщин в человеческой жизни есть роль милого, ласкового солнца; оне услаждают свою и нашу жизнь своими лучами. От нас -- бури и снега, дожди и ветра; их пол разсеивает тучи, которые мы собираем на земле, разогревает снега и возвращает миру молодость. Вы знаете, как я преклоняюсь пред солнцем; стало быть мое сравнение есть лучшее, что я мог сказать о вашем поле, и я сделал это на счет моего". Пять лет счастливой супружеской жизни дали возможность еще глубже вникнуть в положительные стороны женской натуры, результатом чего и был этот восторженный панегирик; разумеется - как всегда у Шиллера - лично пережитое и перечувствованное облечено у него в строго объективную форму. Русскому читателю бросается в глаза ограниченность этого старого идеала женщины, идеала, который можно назвать немецким по преимуществу. Стихотворение, пересланное Рейхардту для того, чтобы положить его на музыку, и Гумбольдту для помещения в "Альманахе муз", произвело на последняго и его жену самое приятное впечатление. "Я испытал - пишет поэту Гумбольдт - невыразимое чувство, встретив в стол превосходном и соответственном выражении мысли, которые меня так часто занимали и которые теснее связаны со всем моим существом, чем вы, быть может, заметили. То, что мы так себе думаем и излагаем в прозе,-это, ведь, одни пустые разговоры, нечто мертвое и безсильное, в лучшем случае - неопределенное и недоделанное; законченность, жизнь, самостоятельную организацию получает оно лишь и устах поэта; никогда я этого не чувствовал в такой степени, как теперь - говорить Гумбольдт, только что напечатавши в "Horen" статью "О мужской и женской форме". Г-жа Гумбольдт предложила поэту, чтобы он в заключение повторил вступительную строфу, - и мысль эта понравилась Шиллеру, но он отказался от нея, так как тогда пришлось бы повторить две строфы одинакового строения, а между тем эффект стихотворения покоится между прочим, на том, что в нем чередуются разные строфы: стремительные трохеи хорошо выражают силу мужского характера, плавные дактилическия строфы, начинающияся с слова но (подробность, утерянная во всех русских переводах), соответствуют мягкости женской натуры. Все стихотворение - черта, характерная для Щиллера - построено на противоположениях. В первоначальном виде стихотворение состояло из 17 строф, из которых впоследствии осталось всего восемь, быть может под влиянием насмешек Ф. Шлегеля, что это разсуждение, а не поэзия, и что стихотворение выиграет, если его читать по строфам с конца. Шиллер ответил в "Ксениях":

Строфа 4. Гидрой стоголовой см. в словаре. Стр. 6. Эоловы струны см. там-же. Стр. 7. Скиф над персом победитель; собственно, скифы никогда не побеждали персов, но Геродот рассказывает об одном их вторжении в Мидию. Фурии - Эрис - богиня раздора) и Хариты - см. в словаре.

1. ***.(Достоинство женщины). "Телескоп" 1831, т. II, 351. В общем, переведено довольно точно.

2. А. Струговщиков (Женщину чтите, из Шилера). "Стихотворения А. Струговщикова" 181. Вольно переведены только строфы, прославляющие женщину.

3. Аноним. Достоинство женщины. Перевод стихотворения Шиллера "Die Würde der Frauen". Спб. 1852.

5. О. Н. Чюмина.Переведено для настоящого издания

ПРОЩАНИЕ ПЕВЦА.
(1795).

В "Альманахе муз" на 1796 г. носило название "Стансы к читателю", затем "Прощание с читателем". Размер октавы выбран, быть может, под влиянием совета Гумбольдта, желавшого, чтобы Шиллер испробовал все стихотворные формы. Стихотворение должно было служить заключением альманаха, но по своей излишней скромности - совсем не годилось, по мнению комментаторов, для заключения первого собрания стихотворений самого Шиллера, всегда утверждавшого, что гений, скромный и стыдливый по своей природе, заботится очень мало о мнении публики за исключением немногих избранников.

1. Н. Гербель. (Прощание с читателем). Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

2. В. Острогорский. Прощание певца, мотив из Шиллера ("Приветь. Художественно-литературный сборник"). Спб. 1898.

3. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера.

4. Allegro. (Поликсена Соловьева). Переведено для настоящого издания.

ИДЕАЛЫ И ЖИЗНЬ.
(1795).

Какое значение придавал сам Шиллер этому замечательному стихотворению, одному из наиболее глубоких и известных и наименее ясных его произведений - видно из его письма к Гумбольдту: "Получив это письмо, любезный друг, удалите от себя все мирское и в священной тишине прочитайте это стихотворение. Прочитав его, запритесь вместе с вашей женой и прочтите его ей вслух. Мне жаль, что я не могу сделать это сам, и, если бы вы были здесь, я бы это вам не уступил. Сознаюсь, я очень доволен собой и, если я заслужил то хорошее мнение, которое вы имеете обо мне, то эта работа, действительно, даст мне право на это. Тем строже, однако, должна быть ваша критика. Против некоторых выражений можно возразить кое-что и, конечно, кто-нибудь, кроме нас с вами, мог бы пожелать большей ясности. Но я изменю лишь то, что вам покажется темным; не для ничтожных предназначен мой труд... Несомненно, определенность понятий весьма полезна для работы воображения. Если бы я не прошел тяжелого пути чрез мою эстетику, я никогда не мог бы достигнуть в обработке столь трудного предмета той ясности и легкости, какую имеет это стихотворение".

Стихотворение казалось поэту настолько ясным, что он, сам пройдя трудный путь эстетики, не считал необходимым этот путь для читателя "Идеалов и жизни", и когда Кернер выразил мнение, что для понимания этого произведения необходимо предварительное знакомство с "Письмами об эстетическом воспитании", поэт отвечал: "Не могу с тобой согласиться, будто ключом к стихотворению должна служить моя система прекрасного; оно, конечно, в связи с моими взглядами, но в общем основано на ходячих понятиях". Таковыми являлись, по мнению поэта, "понятие самодовлеющого интереса к чистому художественному образу без всякого физического или нравственного результата, понятие полного отсутствия ограничительных условий и бесконечной способности восприятия в человеке, подвергающемся действию красоты и т. п.". Однако, едва ли возможно понять глубоко-философское стихотворение, тесно связанное с целой эстетической системой без знакомства с нею. "Идеалы и жизнь" - по удачному выражению Гоффмейстера - "венец Писем об эстетическом воспитании. Эстетический мир "видимости", "игры" и "чистых форм", развернутый пред нами в конце этого сочинения, предстает здесь пред нами в полной ясности, - поскольку это вообще возможно. Человек лишь там есть вполне человек, где он играет: такова тема этого удивительного, единственного стихотворения, где каждая строка, каждый эпитет покоится на метафизической основе".

отсылаем читателя. Здесь же ограничиваемся краткими необходимыми сведениями.

Стараясь примирить нравственное и прекрасное, как бы разъединенное в философии Канта, Шиллер доказывал, что красота есть условие истинной свободы, что в так называемом эстетическом созерцании мы имеем соединение мышления и ощущения, мира разума и чувственного мира, желания и долга, формы и материи. В человеке, говорится в "Письмах об эстетическом воспитании", царят два стремления: материальное, исходящее из его чувственной природы, и формальное, исходящее из разума и производящее на человека освобождающее действие. Оба эти стремления соединяются в третьем стремлении - к игре. "Предметом стремления материального, если охватить его одним общим названием, будет жизнь в обширнейшем значении этого слова: понятие, означающее всякое-материальное бытие и всякое непосредственное ощущение. Предметом стремления формального является идея в прямом и переносном значении этого слова: понятие, охватывающее все формальные свойства явлений и все отношения их к мысли. Предметом стремления к игре является таким образом оживотворенная идея: понятие, обозначающее все эстетическия свойства явлений, одним словом, то, что можно в обширнейшем смысле назвать красотой". Этот высший идеал и является предметом стихотворения.

Первоначально (в "Horen" 1795 г.) оно было длиннее на три строфы и носило название "Царство теней", затем (в первом собрания стихотворений) "Царство форм", но так как оба эти названия вызывали недоразумения (некоторые думали, что поэт имеет в виду загробную жизнь), то оно было названо "Идеалы и жизнь".

В общем содержание его таково: жертва борьбы между удовлетворением материального стремления и исполнением долга, человек имеет лишь выбор между чувственным наслаждением и душевным покоем; то и другое было объединено лишь в греческих богах. Но (строфа 2) возможно и для человека насладиться хоть временно блаженством этой гармонии и душевной свободы; надо только отказаться от грубых наслаждений: они кончаются пресыщением и подчиняют нас внешней силе; так было с Прозерпиной, соблазнившейся запретным плодом и за то оставшейся навеки в аду. Лишь тело подчинено (строфа 8) этой власти; дух, идея, образ свободен в всем; отрекись от земного - и в царстве безтелесных форм (строфа 4) человек уже живет божественной жизнью. Но нельзя улететь мечтою в этот чудный мир навеки (строфа 5): не затем должен человек стремиться в нему, чтобы окончательно порвать с трудами земной жизни, но для того, чтобы отдыхать здесь от нея. За этим общим вступлением следуют четыре примера противоположения мира действительности и царства красоты и идеала, взятых в различных сферах человеческой лизни; каждому примеру отведено по две строфы, из которых первая начинается словом если (в переводе Миллера когда), вторая словом но. В жизни (строфа 6) царит вечная борьба; безпощадная и бесконечная борьба, мешающая насладиться добытым, есть удел всякого, кто стремятся к счастью или славе; лишь сильный покоряет судьбу, слабые падают. Не то (строфа 7) в тихой стране красоты, стране художественных образов, где не волнуют человека успокоенные порывы, где исчез его враг. "Смолкнут все враждебные стремленья" значить: здесь примирятся несогласные в жизни стремления материальное, чувственное и формальное, духовное. Следующий пример относится к области искусства. В жизни всякое творчество (строфа 8) есть тяжелая борьба художника и мыслителя с материалом; но в царстве воплощенной формы (строфа 9), то есть при созерцании готового произведения искусства, чужого (толкование Келлермана) или своего (толкование Куно Фишера) или же при свободной игре вымысла - образ легко и свободно возникает пред ищущим взором. "Кончена борьба" перевода Миллера изменяет смысл: здесь есть только победа, но не было борьбы - таково дивное свойство этого царства Идеала; и мы не "предаем забвенью ограниченность людей", но в этой победе не видим ни следа этой "ограниченности" (Bedürftigkeit) - не в смысле глупости, но подчинения связующим человека условиям. Третий пример ведет нас в область нравственности. Никакая личная мораль (строфа 10) но может устоять пред натиском соблазна, если борьба с ним ведется грубыми материальными средствами без руководства идеала. "Когда в печальной наготе вашей человеческой природы - гласит оригинал - вы стоите пред величием закона, когда и святой близок к греху, пусть побледнеет тогда ваша добродетель пред светом истины (то есть вы должны признать свою слабость и поражение), пусть бежит трусливо пред идеалом посрамленное деяние". - "Но убегите из оков чувственного в свободу мысли" - говорит 11 строфа - и страх исчез и т. д. как в переводе. "С твердостию мужа исчезает и величие богов", то есть, когда человек свободно и уверенно признает и исполняет поставленный над ним закон, внешнее величие, санкционирующее веления закона, уже не пугает его и становится не нужно. Гумбольдт несколько съуживал глубокое значение этих строф, когда толковал их: "Когда человек развитой лишь в нравственном отношении сравнивает необъятные требования закона с пределами своей ограниченной силы, он повергается в трепетное смущение. Но когда он в то же время развит эстетически, когда идея красоты преобразила его внутренний мир в нечто высшее, так что гармония уравновешивает его стремления, и то, что раньше представлялось ему долгом, становится добровольной склонностью и никакому сопротивлению нет места". Четвертый и последний пример-быть может, самый глубокий, захватывает вершины человеческого мировоззрения. Мир действительности (строфа 12) есть мир скорби и жалости: здесь, пред лицом чужих страданий -должен победить страшный голос природы, ланиты радости бледнеют, и священное сострадание должно погубить божественную природу в человеке. Но (строфа 15) в радостных пределах чистых форм уж не бушуют буря горестей; здесь скорбь не терзает души и не слезы проливают над страданием, но дух стойко борется с ним. Сладостно сверкает здесь радостная лазурь покоя сквозь темную дымку грусти, - как радуга на грозовой туче". Другими словами - словами поэта же: "в царстве идеала при взгляде на страдание (изображенное в искусстве) наша душа может-быть окутана мягкой скорбью, но сквозь это покрывало сияет веселая синева эстетической свободы духа. - как радуга, образованная каплями дождя". Стихотворение заканчивается могучим изображением возрождения и обожествления человека в лице Геркулеса. "Богиня юности благая" - Геба, разносившая олимпийцам нектар, сделавший безсмертным и просветленного Геркулеса; по Гезиоду, Геба была на Олимпе его женой.

1. Ф. Миллер. (Мечты и жизнь). Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

2. Н. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

ГЕНИЙ.
(1759).

"Гений", стоящий в заголовке этого философского стихотворения (в "Horen" 1795 г. носившого название "Природа и школа") не есть гений художественный или научный, создатель новых эстетических форм и обобщений: это - гений нравственного творчества, тот ангел-хранитель, который вещает не уму, а сердцу, и лучше руководит человеком, чем слова цеховой мудрости. Молодой друг спрашивает поэта, какую нравственную ценность имеют научные положения, должен ли он руководиться ими, если голос сердца подчас говорит ему иное. Поэт отвечает: прошло золотое время, когда достаточно было руководства естественного чувства для того, чтобы в совершенстве исполнить свое назначение; теперь пути ведут чрез напряженное размышление о тайнах бытия. Лишь тот стоит вне этого всеобщого закона, кто одарен высшим даром глубочайшого провидения, не нуждающагося в научных познаниях. Этот ответ казался Гумбольдту слишком простым и неясным. "Вероятно, это но входило в ваши намерения - писал он Шиллеру - не то, я желал бы, чтобы вы развили основную идею поподробнее и остановились на вопросе, вероятна или только возможна продолжительность такого естественного состояния безусловной невинности, чем она обезпечена, каково, собственно, назначение человека, как такового?" Шиллер отвечал: "То, что вы считаете не досказанным в этом стихотворении, было-бы, конечно, интересно для философа, но нарушило бы простоту его формы и его поэтический характер. Решение должно быть добыто не умом, а сердцем; соображение, что человек вынужден разстаться с природой, не мешает скорбеть о потере этой первобытной чистоты, а поэт этого и добивается". Но мыслитель не оставил вопроса, предложенного Гумбольдтом, без ответа; в статье "Нечто о первом человеческом обществе" Шиллер показал, что считает этот разрыв человека с инстинктом - разрыв, внесший в мироздание первое нравственное зло, но лишь для того, чтобы водворить в нем нравственное добро - счастливейшим и величайшим событием человеческой истории. Поэт - говорит он - прав, называя это, ибо человек сделался из невинного создания греховным, из совершенного дитяти природы несовершенным нравственным существом, из счастливого орудия несчастным творцом; но философ прав, видя в этом гигантский шаг человечества вперед; ибо человек вместе с тем из раба инстинкта сделался свободным созданием, из автомата нравственным существом; этот шаг был первой ступенью на лестнице, которая чрез много тысячелетий приведет его к господству над собой.

1. Ф. Миллер. (Гений). Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

2. Н. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

ЭГОИСТУ-ФИЛОСОФУ.
(1793).

Стихотворение счастливого отца-поэта имеет в виду тех последователей Канта, которые в полном отрешении от всяких человеческих привязанностей видели высшую ступень нравственности. Резко противопоставив два руководящих начала, под воздействием которых находится человек, нравственное учение Канта узаконило некоторый своеобразный эгоизм. Оно учило, что природные склонности и естественные побуждения суть вечные внутренние враги нравственности, захватывающие волю, и таким образом набросило тень на ощущения и чувства, в которых спокойно может признаться благороднейший человек; оно побудило многих, вместо стремления примирить эти противуположные начала, искать торжество божественной природы человека в подавлении его естественных чувств и в возможном ослаблении уз, связующих его с природой. Шиллер был горячим противником таких выводов из критической философии. "Никогда разум не может отвергнуть, как недостойные себя, чувства, радостно признаваемые сердцем. Если бы чувство было в области морали всегда подавляемой, а не равноправной стороной, то как могло бы оно участвовать со всем пылом в торжестве победы над собой", говорится в статье о "Прелости и достоинстве". Стихотворение переносит спор на другую почву: вместо доводов поэт прямо дает чудный образ материнской любви и самопожертвования, а затем указывает, что такою же цепью взаимной необходимости связано все мироздание, из которого не может вырвать себя отдельное существо.

1. Ф. Миллер. (Эгоисту-философу, из Шиллера). "Москвитянин". 1812, ч. II, No 3, и в "Стихотворениях Ф. Миллера".

2. Н. Голованов. Лирич. стихотв. Шиллера. М. 1899.

ПОКРЫТЫЙ ИСТУКАН В САИСЕ.

Основная мысль этого известного стихотворения, обыкновенно толкуемого но так, как оно задумано Шиллером, выражена вполне ясно в последних двух стихах: "Горе тому, кто идет к истине путем преступления: она никогда не будет ему радостью". "Как бы ни манила нас истина, мы должны стремиться к ней с нравственным самоопределением, и не пытаясь вырвать ее преждевременно, особенно если мы таким образом можем впасть в конфликт с законом нравственности, - говорит Фигоф: - кто неотступно, но скромно стремится к познанию, тому божество откроет всю истину, когда придет время; но кто пытается удовлетворить свое любопытство насильно и с попранием высшого долга, того знание сделает таким же несчастным, как Кассандру её пророческий дар. В основу стихотворения Шиллера таким образом положена та же идея, которую воплотило народное мировоззрение в предании о докторе Фаусте и Библия в рассказе о древе познания добра и зла". Источником послужило для поэта, вероятно, следующее сообщение в книге "Древнейшия еврейския мистерии" Бр. Дециуса (1790), которой он пользовался в своей статье "Послание Моисея". "На одном древнем изваянии Изиды - говорится здесь - были вырезаны слова: Я то, что есть, а на одной пирамиде в Саисе нашли такую замечательную надпись: "Я есмь все, что есть, что было и что будет; ни один смертный не подымал моего покрывала" и затем далее: "Внутри храма посвящаемый видел пред собой различные священные сосуды, выражавшие данный смысл. Среди них находился священный ларец, который называли гробом бога Серациса и который, сообразно своему происхождению, быть может, должен был служить символом тайной истины... Носить этот ларец было правом жрецов или особого класса служителей святилища, которых называли поэтому кистофорами (ящиконосцами) Никто кроме гиерофанта не смел открывать этот ларец или даже прикоснуться к нему. Об одном дерзновенном, позволившем себе это преступление, рассказывали, что он внезапно лишился разсудка". Называли даже имя этого несчастного; это был некий Эврипид. Можно разно относиться к основной мысли стихотворения, но, во всяком случае, нельзя не ценить в нем удивительную силу поэтического изображения, изображения, особенно в мрачной сцене "преступления". Перевод М. Михайлова - один из лучших русских переводов Шиллера удачно передает его несравненные красоты.

1. П***. (Закрытый истукан, из Шиллера). "Московский Телеграф", 1826, ч. X. Переведено гекзаметром довольно точно, но чрезвычайно прозаично.

2. Э. Губер. (Закрытый истукан в Саисе,из Шиллера). "Библиотека для чтения" 1844, т. LXIII, и в (Сочинениях Э. Губера" 1859, т. I, 218. Переведено гекзаметром, совсем не подходящим к страстному тону стихотворения.

3. М. Михайлов. "Истукан в Саисе". Перевод имел две редакции: "первый из: них", говорит Гербель в примечаниях к своему изд. Шиллера, был напечатан во 2-м томе первого издания стр. 114". Впоследствии, переводчик, не будучи доволен своим переложением, сделанным им в раннюю пору своей литературной деятельности, перевел балладу вновь. Последний из них напечатан в " Стихотворениях М. Л. Михайлова" 1862 г.

Мы поместили перевод в последней редакции. В некоторый упрек этому превосходнейшему переводу можно поставить только рифму, которой нет в подлиннике. Но это только упрек по отношению к точности, в литературном отношении стихотворение только выиграло.

4. А. Яхонтов. ("Статуя под покрывалом в Саисе", из Шиллера). "Лирическия стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов" 1856, т. II, и в "Стихотворениях" Яхонтова. Спб. 1881.

5. Голованов. Лирич, стих. Шиллера. М. 1899.

НЕМЕЦКАЯ ВЕРНОСТЬ.
(1795).

Центр тяжести стихотворения лежит в заключительном восклицании папы, исторически достоверном. В "Geschichte der Deutschen" Шмидта, откуда Шиллер почерпнул сюжет,после рассказа о примирении Фридриха (Фридриха Красивого, 1236--1330, сына короля Альбрэхта I) с Людвигом (1287--1347, императором был под именем Людвига IV с 1314 г.), целиком воспроизведенного в стихотворения, говорится: "Непривыкший к немецким нравам папа Иоанн (XXII), пораженный этим остатком старо-немецкой честности и верности, писал королю французскому Карлу, что сам получил из Германия письмо об этой невероятной доверчивости и дружбе". В переводе Миллера неясно: "Призван был к трону Людвиг и Фридрих". К оригинале: "За скипетр Германии боролся Людвиг с Фридрихом". - прибавлено переводчиком: Фридрих был просто взят в плен в битве при Мюльдорфе (1322).

1. Ф. Миллер. (Немецкая верность). Шиллер в переводе русских поэтов изд. Гербеля.

2. Голованов. Лирич. стихотвор. Шиллера. М. 1899.

АНТИЧНОЕ - СЕВЕРНОМУ СТРАННИКУ.

Стихотворение обращено к тем питомцам северной культуры, которые остаются чуждыми искусству классической древности, несмотря на непосредственное знакомство с ним. Как показывает стихотворение "Греческий гений", поэт видел и исключения из этого безотрадного обобщения. Характерно и любопытно также следующее место из письма Шиллера к Гете: "Так как ваш греческий дух был ввергнуть в это северное мироздание, то вам оставался только выбор - или самому сделаться северным художником, или помощью ума заменить в вашем воображении то, в чем отказала ему действительность, то ост создать изнутри и рациональным построением свою Грецию".

1. Ф. Миллер. (Антики - северному страннику). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля и в "Стихотворениях О. Миллера".

2. И. Голованов. Лирич. стихотворении Шиллера. М. 1899.

ИЛИАДА.

По поводу знаменитого исследования профессора Фр. Анг. Вольфа "Prolegomena ad Homerum" (1795), где доказывалось, что поэмы Гомера не могли быть произведением одного человека, но составляли разрозненные песни, сложенные различными "рапсодами" и лишь впоследствии объединенные в одно целое, Шиллер, вообще не сочувствовавший взгляду Польфа, хотя и не имевший доводов против него, не представляет таких доводов и в этом стихотворении, но лишь указывает на внутреннее единство поэмы, связанной общим духом правды и естественности. Ср. стихотворение "Гомериды" (стр. 88).

1. А. Струговщиков. (Илиада, подражание Шиллера). "Стихотворения А. Струговщикова", 1815, 94. Струговщиковь соединял это стихотворение в одно с "Гомеридами" (первые 2 строки)

"Литературная Газета", 1848, 19 и в стихотворениях М. Л. Михайлова", 1862 и 1890.

3. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

БЕЗСМЕРТИЕ.
(1795).

Заключение вступительной лекции Шиллера в университете (1789) гласит: "В нас должно воспылать благородное стремление... связать наше неустойчивое существование с этой непреходящей цепью, проходящей чрез все поколения... Каждой заслуге открыт путь к безсмертию, к тому истинному безсмертию, при котором живет и развивается человека, хотя бы имя создателя и отстало от него".

1. Ф. Миллер. (Безсмертие). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Герболя.

2. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

ПРОГУЛКА.

Одно из величайших созданий философской лирики, стихотворение это принадлежит к самым выдающимся, хотя и менее известным произведениям; на друзей поэта оно произвело самое глубокое и отрадное впечатление. Гердер говорил, что повесит его на стену, как географическую карту, охватывающую все положения мировой жизни. Восторг Гумбольдта не имел границ Стихотворение, по его мнению, сопоставляет колеблющияся стремления человечества с твердой устойчивостью природы, даст надлежащую точку зрения на то и другое, и. таким образом, представляет высший образец человеческого мышления. Все содержание всемирной истории, весь ход и развитие всех человеческих замыслов и усилий, их успехи, законы и цели - все заключено здесь в немногих, ясных, истинных и исчерпывающих образах. Превосходными нашел он разнообразие и расположение картин: в начале и конце чистая и великая природа, по средине - искусство человеческое, сперва под руководством природы, затем освобожденное от сторонней власти. Душа проходить чрез все настроения, на которые она способна. Светлая жизнерадостность вступления захватывает воображение и дает ему легкое, приятное занятие; мрачный характер следующей картины подготовляет к большей серьезности; с человеком является размышление, сперва не глубокое и не сложное. Но первое простодушие сменяется культурой, и внимание разсеивается по всему разнообразию человеческой производительности. Взгляд на конечную цель человека - нравственность - вновь объединяет разсеянный дух; при мысли о вторичном одичании человека дух возвращается к себе и ищет в одной идее разрешения противоречия, которое он видит пред собой. Восторженный отзыв Гумбольдта кончается горячими похвалами форме. Также понравилось стихотворение Кернеру и Шлегелю. Был им доволен и сам поэт, писавший Кернеру: "Элегия (так называлось первоначально, в "Horen" 1795 г., стихотворение) доставляет мне большое удовольствие. Среди всех моих произведений в ней, по моему, больше всего поэтического движения, ". Гумбольдту он писал: "Думается мне, что вернейшим эмпирическим критерием истинного поэтического достоинства произведения может служить то, что оно не ждет настроения, в котором оно может понравиться, но само создает его и, таким образом, производит приятное впечатление во всяком настроении. И этого я не испытывал ни с одним моим произведением. Часто мне приходится гнать от себя мысль о Царстве теней (Идеалы и жизнь), Богах Греции и т. п. - об я вспоминаю всегда с удовольствием, и не праздным, а поистине творческим". Другим доказательством достоинства стихотворения он считает хорошее впечатление, произведенное им почти на всех и даже на натуры прямо противоположные; он выражает убеждение, что в этом произведении его дарование расширилось; ни в одном до сих пор основная мысль не была так поэтична, ни в одном дух поэта не проявил себя с такой цельностью.

Первоначальное название стихотворения Элегия, имевшее связь с его размером, так наз. элегическим (гексаметр - пентаметр), указывает также на то, что и в нем Шиллер продолжал выполнять свое намерение: дать образцы всех поэтических форм; известно, что он около этого времени задумал и Из философских сочинений Шиллера в наиболее тесной связи с Прогулкой находится разсуждение О наивной и сентиментальной поэзии. Садовом календаре, которую читатель найдет ниже среди прозаических произведений Шиллера, мы встречаем первый набросок идей, лежащих в основе Прогулки. "Дорога из Штутгардта в Гогенгейм - говорится здесь, - есть в известной степени воплощенная история садового искусства. Поля, виноградники и плодовые сады вдоль дороги дают зрителю примеры первичного садового искусства, чуждого всяких эстетических прикрас. Но вот в длинной и прямой тополевой аллее, соединяющей окрестности с городом Гогенгеймомь и уж своим художественным видом возбуждающей ожидание, его с величавой важностью встречает французское садовое искусство. Это торжественное впечатление доходит чуть не до болезненного напряжения, когда походишь по чертогам герцогского замка. Блеск, ослепляющий взоры со всех сторон, доводит жажду простоты до крайней степени и подготовляет громовый триумф мирной деревенской природе, сразу охватывающей путешественника в так называемой английской деревне. Но природа, которую мы здесь находим, уж не та, из которой мы вышли. Это одухотворенная и приподнятая искусством природа, умиротворяющая не только простого, во и тронутого культурой человека". Тот же ход мыслей мы находим и в стихотворении. Но здесь в этих переходах от природы к её извращению в культуре и от культуры к правде природы мы находим символ всей человеческой истории. Достигнув вершин культуры, человек теряет все преимущества естественности; разложение нравственности ведет за собой падение государственного и общественного строя, от зол которого человек спасается лишь на лоне неизменно чистой природы. Таков был взгляд XVIII века, и Шиллер шел за своим веком. Но, верный своей жажде антитезы, он создал в параллель Прогулке, намечающую иные оттенки мысли.

1. И. Крешев. (Прогулка, по Шиллеру). "Библ. д. чт." 1860, т. CXXXII и в "Переводах и Подржаниях" И. П. Крешева (1862).

ТЕОФАНИЯ.
(1795).

Теофания буквально значить по-гречески "Неизменно счастливый человек - говорится в заключении статьи "О необходимых границах и т. д." - никогда не сталкивается с долгом лицом к лицу, потому что, не подвергаясь искушению нарушить закон, он и не вспоминает о законе; наоборот, несчастный - если он также и добродетелен, имеет возвышенное преимущество вступать в непосредственное общение с божественным величием закона и, так как его добродетель не находить поддержки ни в какой склонности - сохранять свободу духа в качестве человека".

1. Ф. Кони. (Доля и боги, из Шиллера). "Сын Отечества" 1837, CLXXXVI, отд. I, 148.

2 А. Струговщиксв. (Полифония; не указано, что взято у Шиллера). "Стихотворения А. Струговщикова" 1845.

"Стихотворения Мея", 1857 и позд. годов.

4. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

РАЗДЕЛ ЗЕМЛИ.
(1795).

"Посылаю вам несколько моих пустячков - писал Шиллер Гете. - следовало-бы вам прочитать вслух из окна на Цейле (главная улица) во Франкфурте: вот настоящее место для этого". Гете, всегда удручаемый меркантильными интересами, царившими вокруг него в родном городе, конечно, пришел в восторг от стихотворения, которое показалось ему "премилым", правдивым, метким и утешительным. Содержание стихотворения ясно: идеальные стремления поэта отвлекают его мысль от земных благ; это может подчас быть очень тягостно для него, но в наслаждениях творчества он находить утешение и иное, высшее блого.

1. В. Жуковский. Очень вольны! перевод. Размер мало подходит в настроению стихотворения. Перевод первоначально появился в "Вест. Евр." 1813 г.

"Стихотворения А. Мейснера" 1836. Плохой и очень неточный перевод.

3. А. Струговщиков. (Раздел, из Шиллера). "Русская Беседа" 1841, т. II, и "Стихотворение Струговщикова" 1845. Перевод не точный и не полный.

"Маяк" 1842, т. III, No 6 и "Переводы и подражания И. П. Крошева", 1862.

5. Н. Гербель. (Из Шиллера). "Современник" 1854, и в соч. Шиллера, изд. Гербеля.

6. В. Зотов. (Без заглавия, из Шиллера). "Пантеон" 1854, No 5. Перевод вялый и прозаический.

"Развлечение" 1859, No 8 и в "Сочинениях" Алмазова. Вольный, но все-же лучший и наиболее известный из всех переводов этого стихотворения.

8. Всеволод Соловьев. (Раздел земли, из Шиллера). "В. Е." 1874, No 10.

9. К. Тимофеев. (Раздел земли, из Шиллера). Перевел К. Тимофеев. Спб. 1875.

10. Н. Б--кий. (Дележ земли, из Шиллера). "Колосья" 1892, No 11.

12 К. Фофанов. Переведено для настоящого издания.

МУДРЕЦЫ.
(1795).

"Я хотел здесь посмеяться над законом противоречия" - писал Шиллер, посылая это стихотворение вместе с предыдущим Гете: "философия всегда смешна, когда старается своими средствами, не сознаваясь в своей зависимости от опыта, расширить знания и давать законы мирозданию". Стихотворение могло быть удачным сатирическим изображением безсодержательных умствований голой метафизики, но оно направлено против Фихте. Закон противоречия, над которым смеется поэт (строфа 1), есть логическая аксиома, гласящая, что ничто не может быть тожественно с своим отрицанием: никакое А не может быть в то же время не А.

(строфа 8) - знаменитый французский философ (1596--1650): в оригинале на ряду с ним назван еще Локк, английский философ (1682--1704). Мудры" стоя (строфа 5), в оригинале: Пуффендорф и немецкие ученые, первый (1682--1694) один из выдающихся провозвестников идеи мирного международного общения

1. Ф. Меллер (Метафизик и мудрец). Шиллер в переводе русских поэтов. Изд. Гербеля.

2. М. Голованов. Лирич. стих. Шиллера М. 1899.

МОЛОДОМУ ДРУГУ, ПРИСТУПАЮЩЕМУ К ФИЛОСОФИИ.

Как и в "Гении", поэт указывает на высокия требования, которые должен предъявить к себе всякий приступающий к изучению философии, в виду опасностей, представляемых высшим научным познанием; в противном случае, то есть не почувствовав "вожатого в собственном сердце". Лучше разсчитывать на инстинктивное познание, Дом елевзинский храм Цереры в Элевзине (см. в словаре); прежде чем быть посвященным в таинства, совершаемые в храме, посвящаемый подвергался долгим и страшным испытаниям: его пугали изображениями призраков, ада и т. п. Подозрительный клад Известным добром - ясностью детского мировоззрения, не смущаемого сомнениями. На заре -- в оригинале:

1. М. Достоевский. ("Молодому другу, приступающему к философии", из Шиллера). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля.

2. Н. Голованов. Лирич. стих. Шиллера. М. 1899.

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ.
(1795).

"Это обнаженный, резкий, холодный разсудок, одержимый безстыдным желанием размерять неисповедимую и бесконечную природу и с непонятной дерзостью делающий её масштабом свои формулы, которые часто представляют собой пустые слова и всегда узкия понятия". Этот отзыв о таком могучем естествоиспытателе, как А. Гумбольдт, во всяком случае свидетельствует, что Шиллер в стихотворении имел в виду не только преувеличенное воззрение на свои силы самомнительной цеховой науки, но и действительные вершины научного познания. Возражать против такого взгляда, сопоставляющого открытия Ньютона с фигурами зодиака, не приходится; достаточно указать, что даже те астрономическия познания, которые видны в этом стихотворении, - напр., что в созвездия Лебеда или Быка входят светила, далекия одно от другого, - сообщены поэту не кем иным, как научной астрономией.

1. Ф. Миллер. (Человеческое знание). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля.

2. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

АРХИМЕД И УЧЕНИК.
(1795).

древности (287--212 г. до Р. Хр.), удачно применявшого свои познания в защите родного города Сиракуз. Плутарх сообщает, что, несмотря на это вынужденное занятие техникой, Архимед "считал механику и вообще всякое искусство, имеющее в виду практическия цели, низкими и неблагородными о направлял все свои усилия на те, области знания, где высокое и прекрасное не смешивается с мыслью о пользе". Самбука - осадное оружие римлян, уничтоженное Архимедом.

1. М. Михайлов. (Архимед и ученик). "Стихотворения М. Л. Михайлова", 1862 и 1890.

2. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

(1795).

Прежнее заглавие (в "Horen" 1795 г., XII) "Певцы древняго и нового мира" определеннее указывало на содержание стихотворения элегической жалобы о том, что современный("сантиментальный") поэт не имеет ни столь достойного поэзии предмета, ни столь пылких слушателей, как древний ("наивный") поэт, окруженный более поэтической действительностью.

1. В. Печорин. (Певцы древняго мира). "Сын Отечества" 1831, No 15, 58.

"Одесский Альманах" 1840 и "Стихотворения Шиллера в переводе А. Глинки" 1859. Перевод очень точный.

3. Н. Гербель. (Певец минувшого времени, из Шиллера). "Современник", 1853, т. XLII и Шиллер в изд. Гербеля.

4. Кн. Д. Цертелев. (Из Шиллера). "Стихотворения" Кн. Д. Цертелева. Спб. 1883.

5. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

ЗЕНИТ И НАДИР.
(1795).

Напечатано лишь в собрании стихотворении 1803 г. Перевод Струговщикова неточен. Оригинал гласит:"Где бы ты ни скитался в пространстве, твои зенит и надир связывают тебя с небом и с осью земной. Как бы ты ни действовал, пусть твоя воля касается неба, а направление деятельности проходит вокруг земной оси". Наша воля должна связывать нас с небом, с идеалом, наша деятельность должна быть реальна, считаться с условиями действительной земной жизни. Эта идея соединения в личности идеализма и реализма развита подробно в статье "О наивной и сантиментальной поэзии".

1. А. Струговщиков. (Зенит и Надир, без указания, что взято из Шиллера) "Стихотворения А. Струговщикова" 1845, 170.

ПУТЕВОДИТЕЛИ ЖИЗНИ.
(1795).

Первоначальное заглавие - Прекрасное и возвышенное О возвышенном,написанной лишь пять лет спустя. "Два гения - говорится здесь - даны нам природой в спутники жизни. Один, приветливый и милый, сокращает нам своей веселой игрой томительный путь, облегчает нам узы необходимости и среди радости и шутки ведет нас к опаснейшим местам, где мы проявляем свою чистую духовность и должны скинуть с себя все телесное - ведет вплоть до познания истины и исполнения долга. Здесь он покидает нас; ибо владения его - лишь мир чувств, за пределы этого мира не возносит его земное крыло. Но тогда другой сменяет его, важный и молчаливый, и могучей рукой несет нас над бездонными глубинами. Первый из этих руководителей - чувство прекрасною, второй - чувство ".

1. Н. Гербель. (Путеводители жизни). Шиллер в переводе русских поэтов, изд. Гербеля.

2. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

3. А. Колтоновский. Переведено для настоящого издания.

КАРФАГЕН.

1. Гербель. (Карфаген). "Пантеон" 1855 и Шиллер в изд. Гербеля.

2. Н. Голованов. Лирич. стихотворения Шиллера. М. 1899.

3. А. М. Федоров. Переведено для настоящого издания.