Паутина жизни.
Глава XXXII

XXXII

Когда Эмма с матерью приехали в Неаполь, сэр Уильям принял их как соотечественниц и дам из высшего общества. Им были отведены лучшие комнаты в палаццо Сиесса, где помещалось английское посольство, а потом он отвез их на маленькую виллу в Позилиппо, где они и должны были жить.

В первые моменты Эмма была очень довольна возможностью жить в уединении, но теперь она должна была добиться возвращения в здание посольства. И она избрала особую тактику.

Сэр Уильям ежедневно приезжал на виллу в Позилиппо, но в последнее время он никак не мог застать Эмму: то она была больна, то занималась туалетом, то была в отсутствии, причем никто не знал, где именно. Вообще в последнее время она была какая-то странная и, видимо, замышляла что-то, чего не доверяла даже матери.

Так с искренним сокрушением докладывала мать Эммы сэру Уильяму. В первый раз, не застав Эммы, Гамильтон остался спокоен, во второй - рассердился, в третий - встревожился, а чем дальше, тем все более волновался.

Однажды, идя по улице, Эмма заметила, что за ней следит какой-то субъект. Она знала, что посольство содержит несколько шпионов, собиравших нужные для министерства иностранных дел сведения. Не поручил ли сэр Уильям одному из них выслеживать ее?

Эмма медленно двинулась вперед, зашла в несколько магазинов, купила кое-какие мелочи и наконец вошла в судовую контору, где продавались билеты во Францию. Здесь она приобрела себе билет на имя мисс Харт, но затем, краснея, поправилась: на имя миссис Томсон.

Затем Эмма продолжила свой путь. На ближайшем перекрестке она обернулась: подозрительный субъект не следовал более за нею.

Дома мать сообщила ей, что сэр Уильям опять был у них и очень тревожился. Он не мог понять, чего не хватает Эмме, и не верил, что мать ничего не знает. В конце концов он ушел, оставив два билета на этот вечер в оперу.

Эмма отказалась ехать, сославшись на усталость и нездоровье, и предложила матери поехать в театр и взять лакея и горничную. Билет Эммы можно будет обменять на два дешевых места, и это доставит людям удовольствие.

Оставшись одна, Эмма ушла в спальню. Дверь в коридор она не заперла, а только прикрыла, зато дверь на балкон широко распахнула. Затем она медленно разделась, прислушиваясь к каждому шороху. Джульетта ожидала своего Ромео...

Ей вспомнился вечер у мисс Келли. Тогда она отвергла искания юного, цветущего принца, а теперь... ожидала рыцаря Гамильтона, старика, который маскировал морщины пудрой и белилами, а дрожание рук - оживленными жестами...

Вдруг она насторожилась. На улице послышался шум колес; вот он замер перед виллой... Тихо открылась дверь, кто-то стал красться по лестнице... нащупал дверь, приоткрыл ее...

Эмма лежала, раскинувшись на кровати. Казалось, будто ее застиг сон. В правой руке она держала гребень, которым на ночь расчесывала волосы, левая рука была опущена. Свет свечи падал на обнаженные ноги, покоившиеся на табуретке.

Сэр Уильям остановился посередине комнаты, жадным взором впиваясь в спящую, и сделал движение, как бы собираясь броситься на нее, но затем повернулся, подошел к двери и запер ее на замок.

Последний слабо щелкнул. Тогда Эмма сделала движение и как бы случайно опрокинула табуретку, которая с шумом упала на пол. Эмма вскочила, из ее руки выпал гребень. Словно опьяненная сном, она медленно обвела взором комнату, пока не заметила сэра Уильяма.

Пронзительно вскрикнув, она протянула к нему руки, как бы защищаясь, и бросилась через открытую дверь на балкон, где перегнулась через мраморные перила.

-- Оставайтесь на месте! - крикнула она. - Если вы сделаете ко мне хоть один шаг, я брошусь вниз!

Гамильтон схватил свечу и высоко поднял ее. Свет ярко освещал его испуганное лицо.

-- Но, мисс Эмма, умоляю вас! - пробормотал он. - Я не подозревал, что вы спите! Я нашел дверь открытой и хотел поговорить с вами... Бога ради, отойдите от перил!.. Вдруг они упадут?..

-- О, сколько красоты и прелести!..

Его губы задрожали, он не смог договорить начатой любезности.

-- Хорошо, ваше превосходительство, - холодно сказала Эмма, - я сделаю то, что вы желаете. Но сначала поставьте свечу на стол, затем сядьте на стул у той стены и оставайтесь там, пока я не позволю вам встать. Иначе я сочту, что ваше превосходительство желает напасть на меня, и покончу с собой.

Он скорбно посмотрел на нее:

-- Напасть на вас? Да ведь я - ваш лучший друг.

-- Ах так? Ну тогда вашему превосходительству будет не трудно исполнить мое желание!

Гамильтон молча поставил свечу на стол, отправился к противоположной стене и сел там.

Медленно отошла Эмма от перил, но из предосторожности остановилась на пороге балкона.

-- Прошу вас, ваше превосходительство. Чем я обязана чести вашего посещения?

-- Почему вы вдруг стали называть меня "превосходительством"? Вам угодно издеваться надо мной?

Эмма холодно повела плечами:

-- Не имею ни малейшего желания! Просто все наши былые отношения порваны письмом вашего племянника!

-- Порваны! - растерянно повторил Гамильтон. - Я не понимаю! Что же написал вам Гренвилль?

-- Он дал мне дружеский совет стать любовницей вашего превосходительства. Или вы ничего не знаете об этом?

Лицо сэра Уильяма стало багрово-красным.

-- Это правда, мисс Эмма, я люблю вас, но ничего не сделал такого, чтобы разлучить вас с Гренвиллем. Он сам предложил мне это. Уж не должен ли я был отказаться? Именно потому, что я люблю вас, я согласился.

-- Согласились на торг? На позорный, мерзкий торг?

-- Не осуждайте Гренвилля так строго, мисс Эмма! Он видел, что не может при своих стесненных обстоятельствах окружить свои отношения с вами надлежащим образом, и старался позаботиться о вашей судьбе...

Эмма иронически рассмеялась:

он ищет ее, не правда ли?

-- В качестве младшего сына...

-- Да, да, я знаю вашу семейную мораль! Кто же эта счастливица? Опять Мидльтон?

-- Откуда вы знаете? Ну да, младшая дочь лорда...

-- Маленькая Генриетта? Уступаю ей Гренвилля, авось хоть на сей раз из этого что-нибудь выйдет... чтобы у Мидльтонов не вывелось все благоприличие, если леди Джейн задохнется в один прекрасный день от надменности!

Ее охватило бесконечное отвращение, которое сделало ее спокойной и холодной.

-- Теперь я знаю все! - сказала она. - Благодарю вас, ваше превосходительство, за ваши объяснения; теперь вы можете оставить ваше место и уйти.

-- Но... я надеялся... я хотел попросить вас...

Он стал дрожащим голосом молить ее остаться у него в Неаполе, сказал, что она сделает его крайне несчастным, если исполнит свое намерение и уедет...

Откуда он знает это? Ведь она не говорила ни одному человеку на свете о своих планах! Значит, он приказал выслеживать ее? Приставил к ней шпионов? Но ей нечего скрывать, у нее нет оснований лгать. Она уже составила свой план и приведет его в исполнение. Она уедет из Неаполя с первым французским кораблем. Как только ей удастся получить во Франции занятие, она пошлет матери деньги на проезд, а до тех пор, наверное, он, сэр Уильям, не откажется поддержать старушку. Мать будет очень признательна ему, если он даст ей маленькое место у себя в доме. Ведь он знает, что она великолепная хозяйка.

Почему она уезжает из Неаполя? Но она не может жить здесь! Что она сделала, что с ней так обращаются? В Неаполе люди еще церемоннее, чем в Англии. Когда она жила в Эдгвер-роу, друзья и родственники Гренвилля поддерживали с нею отношения, а тут на нее смотрят, словно на какую-то обесчещенную! Всего несколько мужчин осмеливаются заговаривать с ней, а дамы умышленно игнорируют ее. И все это из-за того, что сэр Уильям держит ее в Позилиппо, в отдалении, словно стыдясь ее. Конечно, она не упрекает в этом сэра Уильяма, но жить под гнетом незаслуженного презрения она тоже не может!

Видно было, что Гамильтон чувствовал себя очень скверно. Он согласился с тем, что поставил ее в двусмысленное положение, но это случилось по необдуманности, а не по злой воле. Но он знает способ исправить содеянное зло. Если Эмма открыто вернется в посольский дом и будет принята там с полным почетом, то ее реноме будет восстановлено. Но это должно быть сделано на законном основании. В данный момент дом вела племянница сэра Уильяма, мисс Дикенсон, но он откажет ей от места и пошлет в Англию, щедро вознаградив. На ее место в дом войдет Эмма с матерью. Ну, согласна она с этим? Останется она?

Но Эмма все еще не могла согласиться. Она боялась Гамильтона. Она была очень расположена к нему, но не чувствовала любви, а без любви она не в состоянии отдаться. Может быть, потом, когда воспоминания о предательстве Гренвилля потеряют свою остроту, но пока что сэр Уильям должен был предоставить ей свободу и поклясться, что она будет в полной безопасности.

Гамильтон поклялся ей во всем, чего она хотела, лишь бы она оставалась с ним, не лишала его блеска своей красоты. Он был так кроток, что не осмелился даже подойти к Эмме и тогда, когда она согласилась остаться. Не вставая со стула, он обратился с робкой просьбой разрешить ему поцеловать ей руку. Она позволила ему это, но затем сейчас же погнала прочь. Ей нужен покой, кроме того, с минуты на минуту могут вернуться мать и горничная. Не хочет ли он скомпрометировать ее перед прислугой так же, как уже скомпрометировал в глазах неаполитанского общества?

Гамильтон смиренно встал и направился к двери, но никак не мог открыть ее. Смущенно тряс он дверь, совершенно забыв, что, войдя сюда, сам запер ее. Беспомощно посмотрел он на Эмму.

Она и бровью не повела.

-- Отоприте замок, ваше превосходительство. Когда вы, ваше превосходительство, изволили сюда войти, замок заперся. Случайно, должно быть!

-- Покойной ночи, мисс Эмма!

-- Покойной ночи, ваше превосходительство!

Теперь он ушел... полишинель, герой неаполитанского балагана!