Кесарь.
Часть вторая.
Глава третья.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Кесарь. Часть вторая. Глава третья. (старая орфография)

Глава третья.

Антиной между тем бродил в многолюдной толпе, разыскивая своего повелителя.

Заметив где-либо две особенно высокия мужския фигуры, он немедленно следовал за ними, но каждый раз скоро убеждался в своей ошибке.

Серьезное и продолжительное напряжение сил было несвойственно его натуре. Почувствовав утомление, он бросил поэтому поиски и присел на каменной скамейке в саду Панеума.

Два философа-циника с растрепанными волосами, всклокоченною бородой и изодранными плащами, едва прикрывавшими их грязные, прозябшие члены, поместились рядом с ним. Мудрецы эти громко насмехались над поклонением внешности и грубым удовольствиям, проявлявшимся повсюду в этот праздничный день, и безпощадно бичевали жалких рабов чувственности, которые видели, по их мнению, конечную цель бытия не в добродетели, а в материальных наслаждениях и призрачном блеске.

Чтоб этот разговор был слышен окружающим, собеседники все более и более возвышали голос, причем старший из них сильно потрясал своей суковатою дубинкой, словно защищаясь от нападающого врага.

Отталкивающий вид, грубое обращение и крикливые голоса этих людей оскорбляли изящную натуру Антиноя.

Заметив, что разглагольствования циников преимущественно относились к нему, юноша поднялся, чтоб уйдти; в след ему раздались насмешки над его женственной осанкой и тщательно умащенными волосами.

Вифинянин не счел нужным отвечать на эти бранные речи, как оне его ни возмущали; он подумал, что общество таких философов не мало позабавило бы императора.

Безцельно и лениво побрел он дальше.

Улица, открывавшаяся перед ним, направлялась к морскому берегу, а оттуда уже невозможно было, думалось ему, не найти дороги на Лохию.

Едва смерклось, он действительно стоял у порога привратницкой. Здесь добродушная Дорида сообщила ему, что римлянин и Поллукс еще не возвращались.

"Что же, - подумал юноша, - стану я делать один в огромном пустом дворце? Сегодня даже рабы освобождены от всяких обязанностей. Почему же бы и мне, хотя однажды, не насладиться жизнию, не стесняясь чужим произволом?"

Он снова вышел на улицу. Отрадно было для него сознание, что теперь он сам себе господин и может держать путь, куда сам вздумает. Проходя мимо лавки торговца букетами, в таком приятном настроении духа, он снова принялся мечтать о Селене и букете, который, без сомнения, давно уже должен был находиться в её руках.

Сегодня поутру слышал он от Поллукса, что дочь управителя находится на попечении христиан в саду вдовы Пудента, близ морского берега. Он запомнил каждое слово оживленного рассказа ваятеля о том, как ему случилось увидать Селену, заглянув из сада в освещенное окно. "Как прекрасна была она! - воскликнул при этом Поллукс. - Никогда не казалась мне эта девушка так дивно-хороша, как в этот раз, покоющаяся на постели".

Слова эти припомнились теперь Антиною и в нем зажглось желание попытаться еще раз увидать ту девушку, образ которой завладел его сердцем и умом.

Уже стемнело и тот самый свет, который однажды дозволил ваятелю взглянуть на Селену, мог оказать ту же услугу и ему.

Это отрадное соображение исполнило решимости мечтательного юношу и, возбужденный страстным желанием, он нанял первые попавшияся носилки.

Как неповоротливы казались ему черные носильщики! Более чем недельный их заработок перебросал он им во время пути, чтобы побудить их двигаться скорее! Наконец-то цель была достигнута.

У входа в узкий, темный переулок, который, направляясь в морю, ограничивал владения вдовы Пудента с восточной стороны, Антиной сошел с носилок и приказал рабам дожидаться на этом месте.

Перед калиткой попались ему еще две белые фигуры и один из тех циников, с которыми уже пришлось ему посидеть рядом на скамье, в саду Панеума.

Он стал нетерпеливо ходить взад и вперед в ожидании ухода этих людей и при этом не раз вступал в полосу света факелов, укрепленных у входа.

Ничто не могло ускользнуть от взгляда выпученных глаз костлявого циника.

- Вот он! - воскликнул этот мудрец, простирая по направлению к вифинянину тощую руку с вытянутым перстом. - Я знаю этого молодца!

Неизвестно, к кому обращено было это восклицание, к озадаченному ли юноше, или в присутствовавшим христианам.

- Чего ему здесь надо, этой нарядной кукле? - продолжал назойливый орататор. - С этой гладкой рожицей и с серебряным колчаном за плечами он, кажется, хочет изображать воплощенную любовь... Ну-ка, голубчик, убирайся отсюда подобру-поздорову! Здесь твое дело не выгорит, - здешния женщины и девушки не обезумеют, любуясь на твои розовые тряпки. Прочь, говорю я, или ты познакомишься с рабами и собаками благородной Паулины! Гей, привратник, займись-ка этим малым!

Ничего не возразив на эти задорные слова, Антиной неспешно возвратился к своим носилкам.

"Что же? - завтра, если сегодня нельзя", подумал он; ему и в голову не пришло искать иных средств для достижения той цели, к которой он так горячо стремился.

Препятствие, встречавшееся ему на пути, переставало быть препятствием, как скоро он от него уходил; бороться с ним было ему несвойственно.

Носилок не оказалось там, где оставил их юноша; черные слуги позволили себе продвинуться далее в темный переулок, ведущий к морю; в этом переулке был со стороны сада всего один домик, где жена рыбыка производила распивочную торговлю плохеньким пивом.

Антиной направился к крытой аллее из фиговых шпалер, в которой при свете лампы отдыхали чернокожие носильщики.

В переулке было темно, но в перспективе блистало море, облитое лунным светом. Привлеченный плеском волн, юноша добрел до скалистого берега и заметил здесь лодку, колыхавшуюся между двумя столбами; ему пришло на ум, что дом, где лежала Селена, мог быть виден со стороны моря.

Развязать веревки, удерживавшия лодку, было не трудно. Исполнив это, он прыгнул в челнок, положил подле себа серебряные колчан и лук и оттолкнулся от берега. Мерные удары весел понесли его по направлению к длинной полосе света, которую луна оставляла, словно волнующееся серебряное кружево, на вершинах волн.

Там был сад вдовы Пудента.

Там, в этом белом домике, вероятно, покоилась прекрасная, бледная Селена. Но как ни поворачивал он свою лодку, ему не удалось увидать окна, о котором рассказывал Поллукс.

"Нельзя ли, - подумал он, - найти место, где бы причалить и откуда можно бы пробраться в сад?"

У берега виднелись две лодки, но вмещавший их, вымощенный камнем, канал был заперт железною решеткой.

Рядом выдавалась в море, окруженная изящною колоннадой, платформа, но высокия стены её, отвесно спускаясь в воду, не дозволяли думать о высадке.

Не лестница ли это из светлого мрамора, ведущая в море?

Антиной погрузил в волны правое весло, намереваясь привычною рукой дать лодке новое направление, и, уменьшив угол согнутой руки, потянул к себе рукоятку. Но он не довел этого движения до конца и даже уничтожил действие его направленным в противоположную сторону ударом.

Поразительное явление внезапно приковало к себе его внимание.

На ярко освещенной лучами месяца платформе показалась одетая в белое фигура с развевавшимися волосами.

Как странны были её движения!

Она то качалась из стороны в сторону, то останавливалась и поднимала руки к голове.

Антиной вздрогнул, невольно припомнив демонов, о которых часто говорил император. Это, по рассказам, были существа, занимавшия средину между богами и людьми и изредка являвшияся смертным.

Или, может-быть, не умерла ли Селена и эта белая фигура не её ли блуждающая тень?

Юноша крепко сжал в руках рукоятки поднятых теперь над водою весел и, наклонившись всем туловищем вперед, тяжело дыша, стал всматриваться в привидение. Таинственная женщина достигла между тем колоннады, окружавшей платформу; он ясно видел, как она закрыла здесь лицо руками, потом перевесилась через перила и наконец...

Как скатывается в светлые ночи с неба звезда, как осенью падает с дерева созревший плод, так белая женская фигура рухнула с высокой платформы. Громкий, отчаянный крик пронесся среди безмолвной тишины, одевшей мир своим покровом, ночи, почти в то же мгновенье зашумела, застонала, разступилась под своею жертвой влажная стихия и в тысячах взлетевших к небу брызг отразились холодные и блестящие, как всегда, лучи месяца.

Куда девалась сонливая мечтательность Антиноя?

В мгновение ока погрузил он свои весла в воду, с силою потянул их к себе и, быстро разсекая волны, устремился к тому месту, где еще виднелись расходившиеся все шире и шире круги. Фигура утопавшей через несколько секунд после её падения вынырнула подле самой его лодки. Юноша бросил мешавшия ему весла.

Перевесившись через борт челнока, он схватился за платье утопавшей и потянул ее к себе. Это была несчастная женщина, а не какой-либо демон или тень.

Ему удалось удержать ее на поверхности воды; но когда он попытался поднять ее выше, чтобы переложить к себе в лодку, тяжесть, сосредоточенная на одной стороне последней, сделалась слишком велика, челнок опрокинулся и Антиной свалился в море.

Вслед за ним упали туда же серебряные колчан и лук.

Вифинянин был хорошим пловцом.

Не дав белой фигуре погрузиться снова, он обхватил ее правою рукой и поплыл, стараясь, чтобы голова несчастной не погружалась более в воду, по направлению к замеченной им прежде лестнице.

Радостный крик вырвался из уст его, когда он очутился перед мраморными ступенями.

Взобраться на них и взять спасенную им на обе руки было делом минуты. Достигнув быстрыми шагами платформы, юноша сложил свою мокрую, безжизненную ношу на первую попавшуюся ему здесь скамейку. У женщины вырвался слабый,

Он осторожно положил руку между жесткою поверхностью мраморной скамьи и головой утопленицы.

Густые волосы мокрыми прядями, как разорванное покрывало из плотной ткани, спускались ей на лицо.

Он стал медленно откладывать их сперва на правую, потом на левую сторону, и вдруг... вдруг опустился на колени, словно пораженный внезапно прорезавшею безоблачное небо молнией. Перед ним, облитая ярким светом луны, лежала Селена; это были её черты. Это бледное создание, которое он спас, была она, - она, которую он так любил.

Вне себя, дрожа с головы до ног, Антиной привлек ее к себе, чтобы приблизить ухо к её устам, чтоб убедиться, не ошибся ли он, не сделалась ли она все-таки жертвою безпощадного моря, чтобы почувствовать теплое дыхание, проходившее через её холодные, побелевшия, неподвижные губы.

О, да, она дышала, она еще была жива!

В благодарном восторге он прижался щекою к её щеке.

Она была холодна, как лед.

Светочь её жизни догорал, но он не хотел, он не мог, он не должен был дать ему угаснуть. Обдуманно, быстро и решительно, как самый энергичный из людей, он снова поднял ее, положил, как ребенка, себе на руки и понес к домику, стены которого белелись из-за кустарника позади платформы.

Лампочка в комнате Ганны все еще горела; перед окном, из которого тусклый свет её, борясь с лучами месяца, вырывался наружу, все еще лежали подле разбитой кружки цветы, производившие ароматом своим такое ужасное действие на бедную больную.

Был ли то его букет, присланный им поутру?

Пожалуй.

Освещенная комната, куда взгляд его мог проникнуть через окно, была несомненно та, о которой говорил ему ваятель.

Толкнув дверь ногою, он вошел в дом и положил Селену на пустую, еще со двора замеченную им, кровать.

Как мертвая, лежала она теперь перед ним. При виде её спокойных черт, освещенных волнением перенесенных страданий, сердцем юноши овладели, еще никогда не изведанные им так глубоко, сострадание и скорбь. Как брат над своей заснувшею сестрой, нагнулся он над Селеной и поцеловал ее в лоб.

Девушка сделала движение; глаза её открылись и уставились на Антиноя, но взгляд их при этом был так полон ужаса, такой безумный, стеклянный и неприязненный, что он, содрогнувшись, отступил назад и поднял руки к небу.

- О, Селена, Селена, неужели ты не узнаешь меня? - едва проговорил он.

Озабоченно посмотрел он еще раз ей в лицо. Она, казалось, не слыхала его слов, - ни одна черта не двинулась в ней, кроме глаз, медленно следовавших за каждым его движением.

- Селена! - воскликнул он вновь и, схватив её безжизненно свесившуюся с постели руку, страстно прижал к своим губам.

она также испуганно вскрикнула.

Юноша растерялся; как вор, пойманный на месте преступления, бросился он мимо христианки на двор, бегом миновал сад и, не встретив препятствия, добрался до выхода на улицу.

Здесь привратник загородил ему дорогу, но он с силой оттолкнул его и отпер ворота. Старик уцепился за мокрый хитон юноши, но Антиной потащил его за собой и огромными прыжками, точно на ристалище, пустился вдоль улицы, пока не заметил наконец, что сторож, в руках которого остался клок его одежды, отказался от своего преследования.

Крик привратника разстроил благочестивое пение собравшихся в доме Паулины христиан и некоторые из них выбежали, чтобы задержать нарушителя спокойствия.

Но молодой вифинянин бежал быстрее их и скоро оказался вне всякой опасности, замешавшись в ряды праздничной процессии. Полу-добровольно, полу-вынужденно последовал он за пьяною ватагой, направлявшеюся от центра города к морю, чтобы в уединенной береговой местности, на восток от Никополиса, совершать свои ночные мистерии.

одежде, забрызганный грязью и утомленный до изнеможения, мог наконец появиться на глаза своему повелителю.